Песни и сказки о Героях Галактики

— Спит Гавана, спят Афины, спят осенние цветы, — хрипловато и, наверно, очень фальшиво напевала Эмилия Лоэнграмм. — В Черном море спят дельфины, в Белом море спят киты… Она так и не удосужилась поинтересоваться, сколько лет существует на свете эта старинная колыбельная, сочиненная, судя по тексту, каким-то свихнувшимся наркоманом с декадентскими наклонностями. Должно быть, ее написали еще на старой Земле, в давние-предавние времена, когда люди не знали космоса и других планет, когда существовало множество государств, наций и языков, когда звезды казались лишь крохотными лампочками на темном бархате ночного неба, когда мир был совсем другим… Когда люди были такими же. Когда такими же были радость, любовь, страх и печаль. Когда такой же была смерть. Недрогнувшим голосом она приказала всем лишним удалиться. А сама, оставшись, все смотрела и смотрела на жутко-бледное, лишенное всякого живого выражения лицо, одновременно узнавая и не узнавая в лежащем на столе недвижном теле того, кого помнила непоседливым, нахальным и дерзким, щедрым на улыбку и чересчур даже незлопамятным… Не решалась дотронуться, боясь ощутить неживой холод вместо родного тепла. Не хотела знать, как выглядит сквозная рана, оставленная металлом искореженного автомобиля, а теперь скрытая простыней и, наверно, уже зашитая. Он любил эту странную песенку — пусть хоть так услышит ее в последний раз. Симпатичное лицо, при жизни смуглое, теперь казалось желтовато-серым, как будто принадлежало не человеку, а странной, искусно сделанной кукле, чей создатель промахнулся лишь с оттенком кожи своего творения. Осторожно протянув руку (только бы не вздрогнуть, только бы не задеть эту неживую кожу, которая, наверно, уже такая холодная), Эмилия коснулась коротких черных волос, с внезапным удивлением узнавая, что волосы-то не кукольные, такие, как были… Поправила знакомый завиток, даже сейчас вылезавший на лоб. «Райнхард, Райнхард… За что же так? Почему?» Райнхард Лоэнграмм. Ее внук. Последний, единственный из шестерых доживший до взрослых лет. Может быть, поэтому более всех любимый царственной бабушкой. Наследник. Продолжатель великой династии Лоэнграммов. Был. Названный в честь Райнхарда Первого, ничуть не схожий с ним внешностью и нравом, но словно притянувший к себе его несчастливую судьбу. Райнхард Первый жил на свете двадцать пять лет. Райнхард, так и не получивший никакого номера — столько же. Отчаянно сравнивая мертвого с памятью о живом, Эмилия дернула с шеи медальон, едва не сломав застежку, открыла вещицу невольно задрожавшими пальцами, словно боялась, что там, под изящной металлической крышечкой, увидит сейчас то же неживое, пустое лицо… Но с крохотного фото глядел на нее веселыми темно-карими глазами совершенно живой Райнхард, на том снимке — десятилетний. Темноволосый, смуглый — как и его покойный отец, как и еще живая бабушка, как и почти все их дальние и ближние предки. Удивились бы, должно быть, основатели династии, увидев таких потомков, но увы, прекрасно-золотоволосыми в роду Лоэнграммов были только первые двое — Райнхард Первый и его сын, Александр-Зигфрид, не оставивший прямых наследников и передавший престол своему двоюродному брату. Если б кто-нибудь знал, предвидел тогда… Предвидел. Мысль зацепилась, не желая убегать из головы, дергалась, пробуждая в памяти все новые образы и слова, нагоняя непрошеный мутный страх. Он предвидел это. С невольной дрожью Эмилия вспомнила, как еще юной девушкой, едва достигнув совершеннолетия, по приказу отца знакомилась с главной тайной рода Лоэнграммов. Как разглядывала несколько больших белых то ли шкафов, то ли ящиков, размещенных в одном из помещений в подземной части Ноэ-Сан-Суси, осторожно переступала через многочисленные трубки и кабели, прислушивалась к тиканью и попискиванию загадочных приборов… Как рассматривала через маленькие стеклянные окошечки содержимое этих ящиков, особое внимание уделив самому крайнему, с номером «0». Тогда она не предполагала, что именно ее обстоятельства вынудят это содержимое применить. Но сейчас, глядя на мертвое лицо внука, Эмилия поняла, что именно ей, если боги будут милостивы, представится шанс изменить к лучшему хотя бы одну несчастливую судьбу в этом жестоком мире. И тогда — при самой большой удаче, конечно же — звание последней из Лоэнграммов не достанется ей, и еще один из семьи встретит трехсотлетие династии, которое наступит через год. А к двадцати пяти годам прибавится… сколько? Глупо загадывать сейчас. Столько, сколько боги позволят. Он предвидел это. Человек, живший так давно и сделавший так много для династии Лоэнграммов. Словно пронзал своим легендарным электронным взглядом тьму еще не наступивших столетий и, сквозь эту тьму видя грядущие опасности, позаботился, как мог, чтоб уберечь императорский род от гибели. — Эрик, — выдохнула Эмилия, вызвав нужного человека через переговорное устройство, вделанное в часы. — Начинаем «План Оберштайна». Все инструкции найдешь на объекте, персонал должен знать, что делать. — И, не собираясь слушать возражения, даже самые логичные, прервала вызов. Крайние меры были приняты, и Эмилия не собиралась отступать, что бы ни говорили другие люди. Противоестественно? Возможно. Не по-людски? Ну уж нет! Грех? Но при сложившихся обстоятельствах она пошла бы на любой грех. Ради блага государства. Ради спасения династии. *** — Да, хорош, — вынесла Эмилия свой вердикт, рассматривая лежащее на каталке неподвижное тело. — Какие прогнозы? — обратилась она к Эрику — своему личному врачу и по совместительству человеку для особых поручений. — Жить будет, как ни странно, — ответил врач, не имевший привычки в приватных разговорах злоупотреблять этикетом. — Организм молодой, восстановится, все-таки тогдашние врачи знали, что делали. Хотя столько лет… Я, если честно, до сих пор не очень верю. — А его мозг? — перебила Эмилия, зная, в какие дебри отвлеченных рассуждений может унести Эрика, если его не одернуть вовремя. — В порядке, по крайней мере, пока, — спохватился врач. — Придет в себя, проспится — тогда можно будет делать прогнозы. — Тогда реабилитируйте его, — кивнула Эмилия. — И остригите поприличнее эту шевелюру, — не сдержавшись, фыркнула она, указывая на волосы обсуждаемого человека. — Это, конечно, красиво, но нам нужен мужчина, спаситель династии… а не гимназистка! — Не возлагайте на него слишком много, фрау, — напомнил Эрик. — В любом случае, его хватит самое большее лет на пять, хотя скорее всего протянет меньше. Все-таки настолько долгое ожидание, да и исходное состояние было не самое лучшее… — Хотя бы год или два! — твердо сказала Эмилия. — Вы делайте все, что в ваших силах, а я добьюсь, чего смогу, за это время. Итак, всего год или два, на большее лучше пока не загадывать. Так мало времени будет у нее — нет, у Райнхарда! — на то, чтобы род Лоэнграммов не прервался, просуществовав всего лишь три столетия. *** — Итак, вот ты и здесь… — скрывая тревогу и нерешительность из-за отсутствия хоть сколько-нибудь внятной реакции на свои слова, продолжала Эмилия, нервно прохаживаясь туда-сюда по кабинету. Райнхард, устроившийся в большом мягком кресле, внимательно следил за ней взглядом, однако пока что не сказал ни слова, хотя, по утверждениям врачей, вполне понимал все, что ему говорили, и вообще адекватно воспринимал окружающую действительность. — Если этого не сделаешь ты, то не сделает уже никто. Я вряд ли проживу еще долго, а без правителя империя начнет разваливаться на части. И сейчас я не знаю никого, кто мог бы им стать, кроме тебя и твоих будущих детей. — У меня был ребенок, — словно еще пребывая в своем невероятном сне, тихо произнес Райнхард, уставившись на Эмилию чудесными светло-голубыми глазами. — Мой сын… он умер, да? — Конечно, он умер! — начиная раздражаться, ответила Эмилия. — Поэтому в твоих интересах побыстрее проснуться, прийти в норму и заделать нового. Я подыскала для тебя просто идеальную невесту… И не смотри на меня так возмущенно, мальчик! — она едва сдержалась, чтобы не отвесить юнцу крепкую воспитательную оплеуху. — Ты что, не слушал меня? Все твои близкие, все твои товарищи умерли давным-давно, стали только картинками в учебниках истории, либо вообще забыты. У тебя здесь никого нет, кроме меня, ты больше никому не нужен! Так что будь добр не дурить и слушаться, я все же дольше тебя на свете жила и страной правила, плохого не посоветую. — Зачем я вам так нужен? — вздохнул первый Лоэнграмм, нежданно-негаданно ставший последним — разумеется, лишь пока что последним. Эмилия едва сдержалась, чтоб не пошутить вслух про умственные способности всяких красоток-блондинок. — Я же уже говорила, — со вздохом повторила она. — Ради блага государства. Ради спасения династии.