Не говори люблю.

После ухода маркиза Татьяна почувствовала некую обиду: её чувства были задеты... Хотя из-за чего? Он всего лишь поцеловал ее руку! Но нет, подобное, как казалось девушке, было просто недопустимым. Как он посмел на глазах у стольких людей ее поцеловать, да еще и что-то прошептать на ухо, словно она ему кем-то приходится! И себя, и её этим унизил… Тяжело дыша, Таня поднималась к себе в комнату, раздумывая о прошедшем дне. Сегодняшний вечер явно изменил ее мнение о графе Пупере и его друге. Во-первых, сам граф предстал перед девушкой как слабохарактерный мужчина, неспособный защитить даму, попавшую в опасность. Во-вторых, он, несомненно, был небезразличен к ней самой, вот только это никак не проявлялось, а точнее проявлялось, но в виде глупой, никому не нужной ревности, что, безусловно, раздражало. В отличие от маркиза, проявлявшего активность, где надо и где нет. Он не предстал сегодня защитником, нет, но… что-то в нем было такое, что заставляло смотреть на месье Бейбарсова по-другому. Как и раньше, Глеб безумно раздражал своей самоуверенностью, наглостью, но тем не менее - те жесты внимания, оказанные в течение дня, речи, волнующие, почти невесомые прикосновения заставляли невообразимо хотеть побыть с молодым человеком чуть подольше, чем принято. Он ей нравился, несомненно, но признаваться она не собиралась. В конце концов, правила есть правила. Никогда девушка не могла признаться в любви первой, тем более - едва знакомому мужчине… Ягге застала юную леди в своей комнате, та задумчиво водила пальцами правой руки по покрывалу, в то время как левая теребила маленькую подвеску в виде цветочка на шее, подаренную когда-то очередным ухажером. Весь ее вид показывал рассеянность. — Батюшки, что же с Вами творится, девочка моя? Приболела, что ли, али влюбилась? — старушка засуетилась вокруг Тани, то прикладывала руку ко лбу девушки, то внимательно вглядывалась в глаза. В итоге решив, что ей все-таки нездоровится, заставила лечь в постель, предварительно пробормотав, что в ближайшие дни от поездок верхом на лошади и от прогулок лучше воздержаться, а то иммунитет слабенький, мало ли какую заразу подцепит. К слову, Ягге некогда была знахаркой, пока ее дорогой внучок сильно не заболел и чуть не умер, на лечение нужны были деньги, и женщина, нередко приходившая в дом графа Гроттера лечить членов семьи, подалась в няньки маленькой на тот момент дочери Леопольда. Нянек в доме было не так уж и много, всего пять, да и те работали посменно, одна лишь Ягге находилась подле малышки практически все время. К тому времени, как в доме появились учителя, Татьяна подружилась с внуком старушки Ягуном, да и освоила некоторые знахарские причуды, такие как заговоры от всяких болезней, царапин и тому подобное. — Ягге, со мной все в порядке! Я просто очень устала. — Вот упрямая, я ей помочь хочу, а она… — договорить ей не дали теплые объятия со стороны девушки. — Спасибо, но со мной и вправду все хорошо…

***

Утро началось слишком неожиданно. Кто-то с диким криком вбежал в комнату и стал трясти Татьяну за плечи. Как оказалось, это была Пенелопа, что-то громко причитавшая на ломанном русском про графа Пупера и его намерения. -…да как вообще ты посмела… я столько его… Ведь мы хотели… — Пипа все еще сильно трясла девушку за плечи, забывая о всяких правилах и приличиях. То, что Татьяна была выше по положению, ее нисколечко не смущало, и в какой-то момент Гроттер почувствовала, что ей перестало хватать воздуха. Руки сестрицы добрались до ее шеи, и сейчас девушка тонула в подушках, прижатая сверху далеко не легкой сестрой. Наконец, мучения Тани прекратились, а юную девицу оттащили от нее. Натянув на себя одеяло, и при этом стараясь поправить лезшие в глаз волосы, девушка пыталась понять, что от нее хотят тетушка с сестрицей. Нинель, державшая за руки дочь, что-то упорно пыталась ей вдолбить в голову, на что Пипа только сильнее закатывала истерику. Ее глаза покраснели от слез, да и сама она вся тряслась от негодования и ненависти к своей родственнице. — Да как она посмела?! Я так старалась, а она ничего не делала, а он… — Пенелопа, доченька… — Может мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? И по какому праву вы вторглись в мою комнату?! — подобная наглость со стороны Гроттер-младшей ввела герцогиню в бешенство, и она, покраснев как помидор, закричала не своим голосом: — Да как ты смеешь девчонка?! Ты находишься в моем доме! Не смей разговаривать со мной в подобном тоне! Ты, ты… да ты здесь никто и зовут тебя никак, не смей повышать голос! Я вообще не понимаю, что в тебе нашел граф Пупер!.. — причем здесь был граф было непонятно, да и, к тому же, Ягге, безумно встревоженная происходящем, заставляла Таню надеть платье, что-то бормоча о том же Гурии. Татьяна под крики родственниц, наконец, надев платье и дождавшись, когда ей заплетут хотя бы косу, быстро спускалась вниз по лестнице, поняв, что именно творится сейчас в поместье. В гостиной ее ожидал молодой граф, выглядевший озабоченным. Его вечно приглаженные волосы сейчас были растрепанны, а рубашка, почему-то помятая, выглядывала из-под пиджака. Молодой человек вздрогнул, когда что-то упало на пол этажом выше. Крики все еще доносились, но уже со стороны лестницы, пугая всех в доме. Через некоторое время все стихло, и напряжение между графом и юной леди стало ощутимее. — Татьяна, я так рад вас видеть. Простите за столь ранний визит, но мне не терпелось вас поскорее увидеть и… — Не беспокойтесь. Я вас тоже рада видеть… ой, простите, я вас перебила, вы что-то хотели сказать, — немного подойдя ближе, девушка с беспокойством оглянулась на дверь, услышав шорохи, но ничего не увидела. Тут молодой человек взял ее за руку, привлекая внимание. Его глаза немного блестели от волнения, и он судорожно вдохнул. Происходящее очень сильно настораживало девушку, но, стараясь выглядеть как можно естественнее, она лишь вежливо улыбнулась и в ожидании немного приподняла брови. — Татьяна, я хотел спросить у Вас, — немного неуклюже он опустился на одно колено, с надеждой смотря в глаза девушки, и неуверенно улыбнулся, — Вы станете моей женой?..