***
Долго смотрит в зарешеченное оконце теснющей камеры узник - неделю, почитай. За это время, по его собственным ощущениям, он прожил больше, чем за всю прошедшую пятнадцатилетнюю жизнь. Ничто, никакой труд в поте лица не заменит невыносимых условий тюрьмы. Так неприятно, что из-за тебя теперь могут убить и всю твою семью - не надо забывать, кто в Испании хозяин. Столько раз объяснялся он перед отцом и матерью у себя в голове! Они прощали его, корили, умоляли, карали. Обвиняли, когда им уже удалось тебя простить. А страх за свою жизнь манит, уводит в сторону, отвлекает от подлинных забот. И все-таки жажда жизни теплится в тебе - и заставляет малодушно спрятаться в темный угол, когда дверь открывается - и входят стражники - с готовым мешком. В последний момент ты перестаешь ребячиться - и сам ползешь к ним навстречу.***
У Хишама-аль-Хакама - Кордобского эмира - в отличие от покойного пращура, не было времени на завоевательные походы, поскольку больше всего его волновала личная власть. Усматривавший заговоры, он был более всего склонен выискивать и искоренять любые признаки инакомыслия. Семнадцать лет назад он приказал обезглавить лидеров муладов Толедо – мусульман иберийского происхождения, которые осмелились проявить недовольство. Еще восемь лет спустя, когда аль-Хакам узнал о заговоре с целью посадить на престол его двоюродного брата, он распорядился казнить жителей пригорода Кордобы - городскую знать, преимущественно. А чуть менее года назад факихи снова подняли мятеж, заставив эмира держать оборону в его собственном дворце. Битва была достаточно упорной. Но части, верные престолу, взяли верх. Когда наступила пора расправы над зачинщиками, властитель и хотел бы наказать всех, кто принимал в этом участие - но положение его - положение диктатора, зависящего от личной охраны - и без того оставалось шатким. Поэтому пришлось довольствоваться малым. После подавления мятежа три сотни зачинщиков были казнены. Остальных, кто принимал участие, монарх простил - но распорядился, чтобы они навсегда покинули пределы Испании - в результате чего пятнадцать тысяч кордобцев переселились в Египет, и восемь тысяч - в Марокко. Недовольство, пусть и подавленное, было достаточно сильно - а недостаток средств в казне, в отсутствие внешнеполитических успехов - восполнялся тяжким бременем налогов. Аль-Хакаму ничего не стоило подавить зарождающийся мятеж в зародыше - но существовали обстоятельства, перед которыми и ему пришлось спасовать. Выражалось это в том, что многие из участников заговора, отделавшись изгнанием, были, по сути, прощены. Такова большая политика. И последствия этого жеста доброй воли отрикошетили, проникли солнечным лучиком - и сумели облегчить жизнь одному юноше из крестьянской семьи. Когда Рикардо вели с мешком на голове на казнь, он уже готов был смириться с тем, что все кончено - и его ждет старуха с косой. Только обещал себе, что умрет с достоинством - не произнося ни звука. Он шел, мерно перебирая ногами, и настраивал себя. Как вдруг шествие остановилось, и мешок был стянут с головы. Поначалу было даже досадно. Продолжая держать за плечи, с глаз сдернули повязку, и парень увидел по бокам двоих мужчин - свирепого вида. Обычных тюремщиков. Но тот, что стоял спереди - седой, в нарядной, расшитой узорами, одежде - по всей видимости, был представителем знати. - Ну что, парень - ты родился под счастливой звездой. Было неясно - что же дальше. Тем временем мужчина, глумливо наклонясь, продолжил: - Твою семью уже отправили в мир иной. Но ты помилован. А Рикардо и слова вымолвить не может - от страха. - Как? К...кем? - заставил он себя говорить, все же испугавшись, что его сейчас уведут. - Один видный представитель знати внес за тебя выкуп. Отчего-то подкосились колени. Благообразного вида мужчина подошел вплотную, заинтересованно на парня глядя. - Чей ты, интересно, отпрыск - на самом деле? - оскалился он, продемонстрировав гнилые зубы. Руки стали развязывать. Рикардо все еще боялся, что это - какой-то жестокий розыгрыш, но нет. - Тебя ждут снаружи.***
Плохие времена, приветливое лицо. Он был склонен испугаться того, что последует далее. Жизнь его менялась в кошмарном темпе - крутилась, как мамина прялка. Наверняка бы такой выдержанностью возгордился отец. И как вести себя человеку, у которого не осталось никаких эмоций? Навсегда пропадет его пылкость, вот как. Внешний мир на время перестал производить звуки. Ничего не замечалось снаружи - кроме черно-коричневого фона на выходе из здания тюрьмы. В центре сузившегося мира ждал тот самый странный человек - мудрец или блаженный ,одетый на удивление нарядно - Джейкоб. Голубоглазый колдун обрадовался отроку. - Ты постарел за эти дни, - объявил он. - Прости, я не смог сберечь и твою семью. Даже тот, кому ведомы все ответы, не сладит с земными законами. Знай - мне очень жаль. У тебя еще будет возможность проститься с ними - со всеми. - Но куда... идти? - выдавил из себя юнец, выпучивая глаза. - Разве что... с тобой... Снисходительная улыбка всезнающего. - На остров - о котором я тебе говорил.