Великий Лангедокский Хромой

      — Ты что, не шутишь?       Маркиз Бернар д’Андижос поднес ко рту бокал с вином.       Жоффрей сделал глоток из своего бокала, уже раскаиваясь в том, что рассказал приятелю всю эту историю. Хотя какая, в сущности, разница? Все равно вопрос о женитьбе решен. Рано или поздно и Андижос, и вся Тулуза, так или иначе узнают.       — Итак, контракт подписан. Весной будущего года я женюсь на дочери барона де Сансе.       Бернар изумленно присвистнул и стукнул бокалом о стол. Это был невысокий крепыш с честным, румяным лицом.       — Клянусь Святым Севереном! Ты все-таки решился! Жена! Это значит, что я проспорил Сербало двести ливров. Был уверен, что ты не пойдешь на это, что это только сплетни. — Бернар наклонился вперед и вытер мокрые губы ладонью. — Ну и какова она, малютка невеста? Какая-нибудь старая перечница с бородавкой на носу?       Жоффрей загадочно улыбнулся и сделал еще глоток вина.       — Нет, она юная, золотоволосая, зеленоглазая – со слов Молина. Имя — Анжелика.       Бернар озадаченно прищурился. Они дружили уже несколько лет. Славный малый, но слишком уж много пьет. И, к сожалению, чересчур хорошо знает его, Пейрака…       — Так-так, — ухмыльнулся Андижос, не поверив, что граф не знаком с этой юной де Сансе. — По-моему, ты в нее втрескался. Сколько ей лет?       — Семнадцать, — граф был уже не рад, что затеял этот разговор.       — И хорошенькая?       Жоффрей нахмурился.       — Молин говорит - хорошенькая. Но если ты будешь пялить на нее глаза, я познакомлю тебя со своей шпагой.       Маркиз громко захохотал, хлопнув ладонью по столу.       —Ты даже ни разу не видел ее? Никогда не поверю! На тебя это не похоже!       Жоффрей де Пейрак прищурился.       — И она согласилась за тебя выйти? Мне не терпится познакомиться с этой образцовой девицей!       — Ты отправишься за ней, как только закончатся приготовления к свадьбе. Я вызвал из Парижа Марго – она будет приглядывать за юной графиней. Бернар поднял брови.       — Ты доверяешь мне свою невесту?       Жоффрей погрузился в задумчивость и закурил.       - А как же быть с Карменситой? И остальными?..

***

      – Муж вызывает меня в Париж.       – В Париж? – голос Пейрака звучал почти равнодушно.       – Да, мессир. Господин герцог хочет, чтобы я была рядом с ним. – Кармен опустила глаза, полные отчаяния.– Так мне сказал посланник от герцога. Но я не могу уехать и попрощаться с лицом, дороже которого для меня нет.       Откровенно говоря, чрезмерные изъявления любви со стороны Карменситы становились слишком назойливыми, и Жоффрей не расстроился бы, покинь она Тулузу, поскольку то, что началось как приятное отдохновение, теперь становилось мучительно однообразным и тягостным.       Кармен с ужасом и болью поняла, что Пейрак не возражает против ее отъезда и расставание с ней ничуть не печалит его. В уединении своей комнаты она пролила горькие слезы, думая о неблагодарности мужчин и о необходимости расставания с ним – чудесным волшебником, чье присутствие так необходимо для ее счастья.

***

      Когда Кармен приехала в Париж, над городом висели тучи, стоял холод. Для южанина это была картина края света. Она скорбела, переживая трагедию своей ссылки, а теперь, глядя на темные воды Сены, с тоской думала о далекой Аквитании и волшебнике-графе… Карменсита была одержима Пейраком.

***

      – Принимает ли, мадам, граф иных дам в своем доме, кроме вас? – напористо спросил герцог, пристально глядя на жену. Она изменилась с тех пор, как он оставил ее в Тулузе. В ее взгляде появился дерзкий огонь.       – Да, вы знаете что, его дворец – это академия великой культуры, – ответила Кармен.       – Но вам он уделял особое внимание? – продолжал Жиль.       – О да, граф была необыкновенно добр ко мне.       – Что значит «добр»? До меня дошли неприятные слухи о вас. Теперь я хочу знать правду! – Лицо герцога побагровело от ярости, в голосе зазвучали угрожающие нотки.       Карменсита испугалась при виде столь явного гнева. Теперь только ей стал ясен весь ужас происходящего, и она поняла, зачем муж вызвал ее в столицу.       - Эти стихи, – сказал он, протягивая ей лист пергамента, извлеченный из кармана камзола. – Они говорят о любви.       – О безответной любви, – ответила Кармен, но тут же замолчала. О чем она говорит? Этот человек, что стоял перед ней, похоже, все знал о ее приключении. Поэтому герцогиня поспешила объясниться, сама поражаясь тому, как легко дается ей ложь: – Вы же знаете, что в Лангедоке, скромному менестрелю разрешается писать стихи даме, в которую он влюблен, пусть она и замужем. Поэт может ее любить, но ему редко отвечают взаимностью. Я принимала ухаживания графа, которого, кстати, вы привели в наш дом, и не отрицаю этого, но у меня и в мыслях не было давать ему надежду на ответное чувство. Я довольствуюсь тем, что он восхищается мною издали, но не более того, заверяю вас.       – Ты смеешь стоять передо мной, Кармен, и нагло говорить мне, что кто-то влюблен в тебя, мою жену?! – Жиль раскалился от бешенства.       – Мне невыносима ваша грубость и гнусные обвинения! Прошу вас, отпустите меня в Тулузу, где я смогу быть в обществе галантных кавалеров и дам! – гордо вскинула голову Кармен.       – Нет! – пролаял в ответ Жиль. – Ты останешься здесь! Хотя бы ради моей репутации. И больше не проси, потому что ответ будет таким же. После коронации я представлю тебя ко двору Ее величества королевы-матери. А если ты не оставишь своих фантазий, я запру тебя в монастырь!       - Ах, ради вашей репутации! Монастырь! Ну что ж, посмотрим!..- Карменсита гневно развернулась к выходу.       - Кармен!       Но за ней, громко хлопнув, уже закрылась дверь.