Великий Лангедокский Хромой

      Когда барон подъехал к конюшням замка, ему навстречу выбежал крестьянин, криком призывая господина барона. Арман, увидев людей, несущих что-то тяжелое, ахнул и попятился. Он узнал жену, лежащую без чувств на руках работников. Фантина метнулась из дома, и ее отчаянные вопли огласили окрестности. Крестьяне, тащившие баронессу на руках, внесли ее в дом. Побелевшая Пюльшери и маленькая Мари-Аньес шли рядом с ними, девочка держала мать за руку.       — Отправляйся за лекарем, — приказал барон Гийому, — если таковой есть поблизости. А вы несите баронессу наверх.       Мужчины уложили баронессу на постель. Мари-Аньес и Альбер разразились горькими слезами при виде матери.       — Не плачьте, деточки. Слезами горю не поможешь! — утешала их Пюльшери. — Помогите мне раздеть ее, Фантина, возьмите ночную сорочку мадам. — И, наклонившись над баронессой, пролепетала:— Сейчас, дорогая, все будет хорошо.       Служанка принесла чашу с вином, и Пюльшери, подложив под спину баронессы подушки, принялась ее поить. Женщина пила крошечными глотками.       Вдвоем женщины сумели переодеть ее и укрыть одеялом. Баронесса слабо сжала руку мужа, стоявшего тут же.       — Я… умираю, — выдохнула она. — Священника…       — Я поеду, — поспешно вызвался мальчишка-слуга.       Барону было страшно признаться даже себе, что жена права. Она действительно умирает. Мальчишка выбежал из комнаты, бросился в конюшню и, оседлав лошадь, погнал ее галопом по дороге в Монтелу.       Отец Рене молился в деревенской церкви.       Мальчишка, задыхаясь, сообщил:       — Наша госпожа, баронесса де Сансе, умирает. Святой отец, она молит вас приехать к ней. Возьмите мою лошадь.       С этими словами он выбежал из церкви и направился прямо в замок.       — Она еще жива? — первым делом осведомился отец Рене.       — Жива, отец мой. С ней барон и дети, — пробормотала Фантина, ожидавшая его у дверей.       — Вам известно, что случилось?       — По словам крестьян, баронесса как всегда была в огороде, как вдруг схватилась за грудь. Лицо исказилось судорогой, и она с громким криком повалилась на землю, да так и не смогла встать.       Баронесса неподвижно лежала в полутемной спальне, освещенной всего двумя свечами. Рядом бормотала молитвы Пюльшери. По другую сторону сидел барон Арман с окаменевшим лицом, на котором жили лишь глаза. Мари-Аньес и Альбер изо всех сил сдерживали рыдания. У Пюльшери на коленях сидел двухлетний Жан-Мари. Он был не по-детски серьезен, словно понимал, что происходит нечто ужасное.       Отец Рене ободряюще сжал плечо барона. Тот поднял голову и слабо улыбнулся.       — Не понимаю, — выдавил он. — Этого не должно было случиться, святой отец. Как такое может быть?       — Не знаю, сын мой, — вздохнул он, садясь в придвинутое кресло.       Они долго молчали, прислушиваясь к затрудненному дыханию умирающей. Барон с трепетом наблюдал, как лицо жены словно расплывается, тает под его взглядом. Нет, это просто дурной сон! Он нещадно щипал себя в надежде проснуться и увидеть, что все осталось как прежде, как вчера.       Они были так счастливы. У них есть дети! Она не может умереть! Не может! У нее есть ради чего жить!       Он вздрогнул, ощутив прикосновение холодных пальцев жены.       — Дорогой, — шепнула она. Голос казался на удивление сильным. Но барон, не в силах вымолвить ни слова, только смотрел на нее.       Баронесса нежно улыбнулась и из последних сил стиснула руку мужа.       — Я любила вас, Арман… и наших детей, — сказала она. —Анжелика… Позаботьтесь о ней…       Глаза ее закатились, и с последним вздохом жизнь покинула ее.       Пюльшери зажала рот, чтобы заглушить тоскливый вопль. Священник встал и, перекрестив усопшую, закрыл ей глаза. Фантина с неожиданной заботой взяла сонного Жана-Мари и подталкивая детей поспешила в детскую. Только когда дверь за ними закрылась, барон безутешно зарыдал. Пюльшери и отец Рене растерянно взирали на него, не зная, как помочь.       — Она умерла, причастившись и получив отпущение грехов, — попытался утешить скорбящих отец Рене.       — Она умерла, не увидев своих детей счастливыми и так скоропостижно! — воскликнула Пюльшери.       — Что это за Бог, который допускает подобную несправедливость? Отвечайте, святой отец, что это за Бог, отнимающий мать у детей, у семьи в расцвете сил?!- вдруг произнес барон.       — Мне трудно ответить на это, господин барон, но знаю, что у Господа на все есть причины, даже если мы в своем невежестве не видим и не понимаем их.       — Скажите это осиротевшим детям! — с горечью бросил барон де Сансе и вышел из спальни баронессы.

***

      - Господин барон, я пришел, чтобы выразить вам мои соболезнования в горе, которое постигло вашу семью,- сняв шляпу и склонив голову, приветствовал барона де Сансе Молин, входя в большой зал замка, где в этот час были только барон и Фантина.- Я никогда бы не посмел нарушить покой этого дома, зная набожность госпожи баронессы, и вызвать ее неудовольствие. Но мне показалось, что как добрый сосед и управляющий вашего кузена, я не могу проявить равнодушие…       - Благодарю вас, Молин, - проговорил барон Арман.- Прошу, пройдите. Мой кабинет к вашим услугам. Могу предложить вам сидра.       - Я предпочел бы говорить в более спокойном месте, где нас не побеспокоят. Мы могли бы прогуляться до конюшен, господин барон?       Барон понял, что не только сочувствие соседа привело управляющего Плесси-Бельер в Монтелу.       Какое-то время они шли в полном молчании.       Лилово-розовый зимний туман окутывал оголенные деревья.       - Господин барон, я не буду долго ходить вокруг да около. Скажите, вы не думали об устройстве будущего ваших детей.       - Я не совсем понимаю вас, Молин…       - Ваша дочь, мадемуазель Анжелика, уже взрослая барышня. Не думали вы об устройстве ее судьбы?       - Да, Анжелика… Ей недавно исполнилось семнадцать. Конечно, я иногда подумываю о том, чтобы подыскать ей мужа, но, Молин, кто проявит интерес к девице без приданого. Разве кто-нибудь вроде мужа моей Ортанс. Но не о такой партии я мечтал для малышки Анжелики. Не скрою от вас, она всегда была моей любимицей.       Молин улыбнулся.       - Я знаю это, мессир барон. Потому и пришел к вам с этим разговором. Мне пришла в голову одна мысль. Прежде, чем возражать, выслушайте меня. Помните вы нашу беседу о том, что его сиятельство граф Жоффрей де Пейрак де Моренс д’Ирристрю пожелал приобрести ваш рудник Аржантьер в собственность?       - Да, но…       - Дайте мне закончить, господин барон… Господин граф – прямой потомок графов Тулузских, королей Юга, самый влиятельный и богатый человек в Лангедоке. Как бы вы посмотрели, пожелай он жениться на Анжелике.       - Он хочет жениться на моей дочери? Но откуда…       - Мы рассуждаем гипотетически, сударь. Что вы на это скажете? Такой союз был бы благоприятным во всех отношениях – он обеспечит будущее вашей любимицы и даст невесте знатный титул.       - На каких условиях, Молин?       - Конечно в обмен на рудник, господин барон. Будем считать его… приданым мадемуазель Анжелики.       - Приданым? Эта мысль не приходила мне в голову. а ведь и правда…       Барон мечтательно вздохнул.       - Порой я с трудом постигаю ваши замыслы, Молин. Однако, все, что вы делаете для моего семейства… Пожалуй, выдать дочь замуж за человека, как вы говорите, весьма родовитого и богатого – я согласен, ведь так мы сохраним наши земли, которые только перейдут в новую ветвь рода.       - Вот и отлично, мессир. Я могу сообщить его сиятельству о вашем решении?       - Да… Думаю, мой ответ – да.