Моё присутствуе поможет тебе?

Arctic Monkeys - 505 Душные пробки снова не хотели выпускать меня из объятий сверкающего рождественскими елками и вывесками о распродажах города. Это место просто сходило с ума перед новым годом, затягивая в себя всех желающих закупиться подарками из каждого соседнего штата. Они тратят деньги на бензин, чтобы получить скидку в магазине и, в итоге, спустить больше, чем могли бы в торговом центре рядом с домом. Оправдание, что в Нью-Йорке больше выбор, не подходит. Потому что все то же самое можно купить и там, где они живут. Люди всегда берут то, что первое приходит в голову или лежит ближе на полке. Даже отправляясь на поиски оригинального или, не дай Боже, эксклюзивного подарка, они все равно возвращаются домой с гелями для душа, мягкими игрушками и милыми безделушками, оправдывая себя тем, что дорог не подарок, а внимание. Я не знал, что подарить Мартине. Если бы я мог, я подарил бы ей свое время. Я поехал сразу в госпиталь. Нет смысла сидеть у двери, зная, где она, и зная, насколько плохо ей будет после процедуры. Запах дезинфекторов и медикаментов, поначалу казавшийся мне чистым и приятным, сейчас стал резким и тошнотворным. Но я любил все эти таблетки и инъекции, потому что они спасали её. Я не хотел думать о том, что, помимо онкологии, эти лекарства убивали и все остальное, начиная с иммунитета и заканчивая печенью. Я просто отказывался вести дальнейший внутренний монолог о состоянии девушки за дверью. Я достал скетчбук и карандаш, чтобы занять время ожидания. В голову не приходило ничего, кроме монстров. Ужасных чудовищ, живущих у меня в подкорке и сжирающих мое сердце каждый день. Они всегда были там, что бы я ни делал. Они носят имена тех подростков, которые купали мою голову в унитазе школьного туалета. Они так плотно обосновались во мне, что я не видел способа их прогнать. Пока не встретил Тини. Ты ни на что не способен. Ты недостаточно добр. Ты слишком сконцентрирован на своих ощущениях. Ты никогда не будешь достаточно хорош. Ни в чем. Ты никогда не будешь любим. Ти встретилась с каждым из них лицом к лицу, с улыбкой указывая на то, что видела сама, даже когда я принимал сторону своих монстров, нежно ненавидимых и жестоко оберегаемых. Она указывала нашей армии на то, что мы не видели. И я верил ей, каждому слову, каждому нежному взгляду. На бумаге появлялись тонкие линии нового рисунка. Шлем с витиеватой гравюрой, поднятое забрало и полные решительной силы глаза. Она смотрел на меня с рисунка, и мне становилось все больней. Этот взгляд не осуждал, не укорял. Только решительность, сила и одиночество. Я смотрел на неё, а она – на меня. - Пока ты проигрываешь рисунку в гляделки, твоего отважного рыцаря увезут на карете в замок. - Привет, - я вздрогнул, когда реплика выдернула меня из размышлений. Боже, у нее даже голос рыжий! – Она не тут? - Нет, неделю назад перевели в лежачую процедурную, пойдем. Едва я поднялся, как получил затрещину маленькой, но сильной женской рукой. - Хейли! - Хорхе! – передразнила она меня. – Ты просто бросил её одну! В такой период! Ты – козел, Хорхе Бланко! Ты самый большой козел в этом городе! - Козел снова в деле! Веди меня, пастушка! Она фыркнула, скрывая улыбку, и мы пошли дальше по коридору, сворачивая направо. Она остановилась перед дверью. - Она сама тебе скажет, но все же. Ей увеличили дозу, и готовят к операции. Метастазы ведут себя положительно, поэтому её шанс увеличился до шестидесяти трех процентов. Я кивнул, не зная, как реагировать. Шестьдесят три. Это так мало, так ничтожно по сравнению с ее большим желанием жить, но это число превышает половину желания болезни погубить ее. Это ведь почти две трети победы. Но так страшно, что есть еще треть, готовая ударить, окончательно ломая ее сердцебиение. - И эй, Хор, - девушка взяла меня за запястье, смотря прямо в глаза, - я рада, что ты приехал. Ты нужен ей сейчас. - Она боится? Я не уточнял, чего именно. Операции или неудачного лечения – неважно. Важен сам факт. - Уже нет. Доходя до этой стадии лечения, почти никто не боится. Посмотри в их глаза, и поймешь, что они готовы. Готовы бороться столько, сколько придется, готовы жить дальше. И готовы уйти, потому что приняли факт того, что сейчас живут на полную катушку. И знаешь, - она отвела глаза, быстро моргая, пытаясь совладать с надломившимся голосом. - Многие благодарят. Даже не за то, что мы хотя бы пытались их спасти, а за то, что дали им время сделать все то, что они хотели сделать всегда, но не решались. И их осунувшиеся, бледные лица в этот момент такие… такие счастливые. И эти благодарные глаза без ресниц… Прости. Хейли отвернулась, собираясь открыть дверь, чтобы пропустить к Тини, но я остановил ее, разворачивая к себе. - Ты героиня, Хэйл. Я восхищаюсь тем, как ты борешься за жизнь всех этих незнакомых тебе людей, и как ты искренне сопереживаешь каждому. У тебя потрясающее сердце. Если я когда-нибудь смогу отблагодарить тебя, просто скажи. Помочь в чем-то, или просто поговорить – я есть в друзьях у Майки, просто напиши мне. Она не ответила на мои слова, только коротко кивнула, отпирая дверь, сразу же почти убегая по коридору. В палате было всего двое. Женщина лет тридцати пяти и Тини. Она лежала в кровати у окна, рассматривая уже темнеющее небо, не поворачивая головы на шаги. Ее кожа казалась настолько тонкой, что коснешься – и порвешь. Бледная, серо–желтая, без единого намека на румянец, который изредка появлялся еще две недели назад. Я подошел к кровати и тихо позвал. Она повернула голову настолько резко, что на секунду я забыл, как дышать, смотря в огромные глаза, будто вбитые в исхудалое лицо. Она ничего не говорит, только облизывает белые губы, покрытые сухой коркой. - Прости меня, Тини… Встаю на колени, не решаясь сесть на кровать, и прижимаюсь губами к ее ладони, чувствуя дрожь тонких пальцев. - Посмотри на меня, - просит она. А я не могу поднять глаз. Я боюсь встретить в ее взгляде заслуженное осуждение, боюсь услышать, как ее губы на выдохе произносят «уходи». - Посмотри мне в глаза, - еще мягче, тише, чем в первый раз. Поднимаю глаза, встречаясь с ее взглядом. Взглядом, полным нежности и тихой радости. Теплый оттенок глянцево блестит от влаги. – Я скучала по тебе. - У меня нет оправдания своим поступкам, и я не знаю, что должен сказать, чтобы ты простила меня… - Я простила, - шепчет она, с трудом поднимая руку с вогнанной под кожу до самого основания иглой, гладя меня по голове. - Еще когда получила ту смс. Я всегда прощу тебя, что бы ты ни сделал. Сядь на кровать, холодно. Я слышу слова, и повинуюсь, почти не понимая смысла сказанного. Она сказала, что простила. Она сказала, что холодно. Он сказала – всегда. - Но дома ты расскажешь мне все, да? - Расскажу, - не знаю, сказал ли я это вслух, или только подумал, но Мартина кивнула в ответ, снова отворачиваясь к окну. В палату заходит врач, и снимает с капельницы первую пациентку. Та благодарит, и выходит молча, не прощаясь. - Твоя очередь, Марти, - он вынимает иглу из вены, тут же прикладывая ватный диск. – А ведь это твое доверенное лицо нарисовалось? Он оглядывает меня острым, пронизывающим взглядом. Не тем, как в прошлый раз. - Да сэр, - отвечаю я, стараясь боковым зрением прочитать имя на нагрудном бейдже. - Очень хорошо, что вы здесь. Мартине без вас тяжело было добираться домой. Я могу поговорить с вами, пока Марти одевается и выходит? - Да, конечно, - я поднялся с кровати, следуя за доктором в коридор. - Завтра у нее только таблетки, и она примет их дома. А послезавтра мы кладем ее для последней химии, и делаем операцию. Мистер Бланко, вы должны настраивать ее на лучшее. Шанс два к трем, что все пройдет удачно и без осложнений. Ее организм очень хорошо реагировал на лечение, но последние пару недель сдал, видимо, терапия убивает ее ресурсы. Пожалуйста, проконтролируйте, чтобы она завтра приняла таблетки ровно в два дня и в восемь вечера. У нее еще есть витамины, они во время обеда. Остальное она сделает без напоминания. Я кивал, зная, что каждое слово отпечаталось в моей памяти, и я не пропущу ничего из того, что может помочь. Врач пожал мне руку, сказав ждать Тини тут. И я ждал. Она вышла, держась за стенку. Я тут же подхватил ее за пояс, перекинув руку через свое плечо, на что она поморщилась. - Не все так плохо, не напрягайся. Я полез в карман за сотовым. Стоессель пыталась сфокусировать взгляд на моих действиях. - Кому ты звонишь? - В такси. Я без машины. - Меня встречают, пойдем, - она изо всех сил старалась не заваливаться на меня, но слабые ноги подгибались слишком сильно. Мы вышли на стоянку и, услышав сигнал, Ти свернула к машине, мигнувшей фарами. Я сел на заднее сидение рядом с Мартиной, все еще удивленно смотря на водителя. - У меня грязь на лице, Хорхе? Что ты так смотришь? - Майк. Как ты здесь оказался? – я действительно не понимал, почему мой брат подвозит девушку, которую видел раз в жизни. - А ты думал, я просто так сказал, что навещу твою подругу, пока ты решаешь свои проблемы? – он усмехнулся, поправляя зеркало заднего вида. - Спасибо тебе, - ответил я. - Сначала заедем к нам, и ты заберешь свою «Субару», хорошо? Я не готов подрабатывать у вас таксистом на полставки, но я починил твою машину, чтобы ты сам мог ездить. Я переводил взгляд с довольно хихикающего брата на слабо улыбающуюся Тини. Эти двое явно хорошо поладили. Счастливо улыбнувшись, я откинулся на сидении, взяв хрупкую руку Стоессель, согревая ее обеими ладонями. Never got enough Sleeperstar – I Was Wrong Мартина буквально упала на кровать, когда мы ввалились в ее комнату. Двенадцать ступенек до ее комнаты вызвали на лбу испарину, она тяжело дышала, пытаясь выровнять вдохи и выдохи. Я сам снял с нее ботинки, все еще чувствуя неловкость. Привычно касаясь ее, снимая футболку и джинсы, чтобы уложить под одеяло, я чувствовал, что она вздрагивает от каждого моего прикосновения. Это чертовски логично. Она принимает сейчас мою помощь лишь потому, что слишком слаба, чтобы делать что-то самой. Будь она здоров, я не имел бы и шанса быть рядом с ней - и уж тем более прикасаться к ней. Я знал, что так будет, и не смел даже надеяться на другой прием. Я сделал ей слишком больно, чтобы снова быть принятым с распростертыми объятиями. - Ты когда-нибудь сможешь простить меня? – эти слова некстати вырвались прежде, чем я смог понять, что сейчас не время доставать ее. - Я простила тебя, все в порядке. Если бы ты подал мне воды… - Да, конечно. - Я наклонился, чтобы поднять с пола пластиковую бутылку, наполовину пустую. Откручиваю крышку и наливаю воду в стакан. Принюхавшись, подношу стакан к носу и понимаю, что эта жидкость слишком давно стояла в пластике, и пить ее уже нельзя. – Я схожу за новой бутылкой, хорошо? Я почти слетел по ступенькам вниз, запутываясь в ватных ногах, спотыкаясь о свои же тапки. В холодильнике ничего, кроме минералки и уже засыхающей виноградной ветки. Выкинув сморщенные ягоды в мусорное ведро, так же бегом вверх по лестнице - как раз вовремя, чтобы застать Тини вытирающую губы. В нос ударил слегка кисловатый запах. - Где ведро? – Я налил воду в стакан, осторожно садясь на кровать и приподнимая голову Стоессель, чтобы она могла попить. - Я сама… Я отдохну и уберу. Не надо. Она пыталась остановить меня, слабо цепляясь за толстовку, но я все равно лезу под кровать, чтобы извлечь оттуда ведро с рвотой. Отвратительное месиво заполнило пространство своим запахом, стоило только достать его. - Ты думала, я позволю тебе это нюхать? Она не отвечает, и я оказываюсь рядом вовремя, чтобы снова подставить ей ведро. Ее выворачивает наизнанку желчью и кровью. Меня мутит, но я вытираю ее губы полотенцем, и снова даю пить, придерживая голову под затылок. - Ты пока потерпишь, я пойду, вылью? Тини даже не кивает, она просто медленно моргает, и я выхожу из комнаты. И только сейчас замечаю, как сильно дрожат руки. Смывая рвоту в унитаз, едва удерживаю свой желудок от спазма, и на глаза наворачиваются слезы. Нельзя, только не сейчас, не при ней. В комнате быстро темнеет, и я зажигаю настольную лампу, когда возвращаюсь. На часах половина шестого вечера. Он дышит настолько тихо, что кажется, будто может прекратить в любой момент. Я осторожно сажусь на кровать, и она протягивает руку. - Ты посидишь со мной, пока я не засну? - Если ты хочешь меня видеть. – Я гладил ее пальцы, ладонь, запястья. – Я буду рядом, пока ты этого хочешь. - Я отвратительна, Хор… Посмотри на меня. Я скелет, обтянутый кожей, без волос и температуры тела. Еще немного, и я растворюсь в этих химикатах. А ты вернулся, и рядом… Я думала… я был уверена, что я противна тебе, и ты ушел… - В уголке его глаз появились маленькие капельки и, сорвавшись с ресниц, потекли по щекам. – Я уродлива. - Ти, посмотри на меня. - Я лег рядом с ним, чтобы говорить, глядя в глаза. – Ты прекрасна, хоть с волосами, хоть без них. И ты никогда не будешь мне противна, потому что это ты. И мне ужасно стыдно, что я… Так поступил с тобой. Эта девушка… Мы переспали с ней в тот день, когда… когда я услышал о тебе. Потом она уволилась, и я встретил ее в баре, беременную. Я был шокирован настолько, что даже не спросил, мой ли это ребенок, узнал только месяц рождения. Он совпал, и я сделал ей предложение. А потом Майк, ты знаешь, он великолепен, он просто наорал на меня, сказав, чтобы я не смел бросать тебя. И я стал просить Линз отпустить меня к тебе хотя бы на время, а она сказала, что ребенок не мой, и она меня не держит вообще… И я сразу к тебе… Прости меня за все. За каждый день, когда меня не было рядом. Она уткнулась мне в грудь и просто лежала, не говоря ни слова и обнимая меня за талию. Я гладил её по голове, ощущая под пальцами только кожу. Она была такой маленькой, хрупкой, и дрожала, но не от холода. - Все будет хорошо, Мартина… Все будет замечательно, просто потерпи… Она поднимает голову, и мой нос почти касается ее щеки. - Ты можешь меня поцеловать? – Она смотрит мне в глаза. Смотрит с такой отчаянной надеждой, будто увидел в них на дне панацею. - Я хочу тебя поцеловать, но сейчас не время, ты слаба… Видя, как угасает взгляд, подаюсь вперед, накрывая ее губы своими. Она замирает, будто наслаждаясь ощущением прикосновения, и раскрывается, пропуская мой язык. Я целую ее нежно, осторожно, достаточно мягко, чтобы не причинить нечаянной боли. - Меня никогда не любили достаточно, я никогда не была хороша для любви. Просто дай мне кусочек себя, хотя бы создай видимость… - безумный, сбивчивый шепот, переходящий во всхлипы. - Я весь твой, Тини, я никуда не денусь, и ты достаточно хороша, чтобы получить все то, что я могу тебе дать. - Прижимаю ее к себе, чувствуя крупный озноб. - Я рядом, я с тобой. Она не отвечает, продолжая дрожать в моих руках. Я шепчу что-то еще, такое же сбивчивое, будто забыл, как строить фразы. Я держу его, пока не понимаю, что Мартина спит так крепко, как можно спать при смертельной усталости. Наверняка она уже пошел в ночь, и я могу уйти. Осторожно расцепив объятия, встаю с постели и, написав на журавлике записку, что скоро приду - просто на случай, если она проснется, - выхожу из дома. Сначала – парикмахерская. Та же девушка, которая сделала меня с короткими волосами, теперь сбрила мою шевелюру под двенадцать миллиметров. Дальше – магазин. Самая мягкая и безопасная еда – хлеб, овсянка, бананы. Мягкие, но полезные. И еще десять литров воды для детского питания. Лучше, чем та, которая у неё сейчас. Во всяком случае, я не знаю, что она в состоянии переварить, а что – нет. Когда я вернулся домой, она все еще спала.