Моё присутствуе поможет тебе?

Portished - Undenied Я держал телефон, проверяя каждое написанное слово. «Я не смогу вернуться, прости. Все изменилось, и я остаюсь в Нью-Йорке. Поправляйся». Так холодно, что до озноба. Это – самая безразличная смска из всех, что я набирал. Отправить. Отчет о доставке. Звонок, сброс. Я не могу разговаривать физически. Пересохший язык не повернется даже для одного алло, и уж тем более не способен на объяснения. Звонок – сброс. Смс. «Что с тобой? Ты в порядке? Что случилось? Не молчи, прошу… Возьми трубку.» Звонок – сброс. «Я встретил женщину, и женюсь на ней. Прости, что не сказал раньше. Я сам не знал, насколько все серьезно. Я не могу говорить с тобой». Молчание. Тини молчит целых четыре минуты и двадцать три секунды, но отвечает. «Тогда мои поздравления. Это здорово, и я искренне желаю тебе счастья. Мы же можем остаться добрыми знакомыми? Ты еще не сделал мне всех журавликов». Я знаю, что ей больно, и она не может дышать, сжимая в руках старый Самсунг, но желает мне счастья. Самый добрый, самый милый и дорогой человек на земле сейчас задается вопросом, за что ей все это, и не находит ответа. А я спокойно откладываю телефон на стол и иду на кухню. Открываю бутылку очередного «Cap'n Morgan» и обжигаю горло. А теперь - я не помню. Я понятия не имею, как прошел мой вчерашний день, как он перешел в сегодняшний, и что я буду помнить завтра. Дни просто вытекают в организм через горлышко очередной бутылки, добивая сожженный пищевод, смешиваясь с кровью, заставляя забывать все. Я пытаюсь стереть из памяти абсолютно все, что происходило со мной, начиная с 4 июля. Ведь именно тогда началось это все. Тогда началась Линз, наша дочка, Мартина… Я снова заскулил, согнувшись пополам, ударяясь головой о стол. Снова и снова стукаясь лбом о лакированную поверхность, не чувствуя боли, я кричал ее имя. Я не произносил его вслух с тех самых пор, когда позвонил ей, сообщая, что добрался до Нью-Йорка, и уже дома, что все хорошо. Все хорошо. Мне просто необходимо, чтобы мне сказали эту фразу, даже если это будет самой великой ложью. Открываю ноутбук, пытаюсь вспомнить пароль для Скайпа. Опухшие пальцы промазывают, но правильная комбинация найдена. Едва список контактов загрузился, я уже бешено кликал на зеленый значок с именем моего брата. Он всегда был за меня, даже когда я был не прав, даже тогда, когда после этого мы оба размазывали кровь из разбитых носов. Мартина – моя первая тайна от него. Я не нашел способа рассказать правду ни при одной из личных встреч, зато сейчас отчаяние повернет пьяный язык, чтобы произнести эти слова. - Майки, я…. - Черт, Хорхе…. – он придвинулся ближе к монитору, часто моргая, пытаясь отогнать жалкое зрелище. – Ты там… пьешь?! - Я не пью, я бухаю. А еще баба, которая меня трахнула на корпоративе, беременна, и я женюсь на ней, и не знаю, как сказать об этом своей девушке. Майк молчал. Он смотрел в монитор, обгрызая ногти, и шевелил губами, не произнося ни слова. Хмурился, сопел, мотал головой, все так же молча. Меня снова начало разрывать удушающими приступами рыданий, и я сполз на стуле, чтобы снова не согнуться на столе. - То есть… Ты станешь отцом. И при этом ты влюблен в другую девушку… - наконец, выдавил он. - В Мартину, – очередная порция алкоголя прошла через глотку, уже не обжигая. - Угу. Я понял, – он откинул волосы назад, глубоко вдыхая и медленно выдыхая. – Да как это, черт побери, возможно?! Я плакал. Я рыдал ему в микрофон, хрипя несвязные слова, давясь всхлипами, чувствуя, как начинает колоть сердце. - Хор… Господи, Хорхе Бланко Гуэрэнья!!! Посмотри на меня! Посмотри на меня сейчас же! Я поднял голову, смотря то на Майки, то на маленький прямоугольник с моим лицом. Майки держал руки у лица, то нервно гладя себя по щекам, то массируя виски. Он сжал зубы так сильно, что скулы на и без того худом лице выделялись еще четче. - Хор, давай, смотри на меня. Соберись. Твои рыдания не помогут тебе ничем, поэтому давай мыслить рационально. Расскажи мне все, не срываясь на слезы. Майк всегда умел размышлять логически. Какой бы критической ни была ситуация, он всегда был тем, кто сохранял холодный ум и не поддавался эмоциям. Сейчас мы смотрели друг на друга, и я верил в то, что он найдет решение, единственно возможное и верное. - Линз беременна от меня, и я женюсь на ней. Она рожает в марте. И я до сих пор не могу привыкнуть к мысли, что я буду отцом, – пока я смотрел в его лицо, я знал, что я могу говорить и мыслить. - Даже не знаю, поздравлять тебя или пособолезновать… Ребенок это… - Это замечательно. Ребенок - это здорово. Малышка не виновата в том, что ее родители были слишком пьяны и не любили друг друга. Я дам ей все, что должен дать отец. Как ты думаешь, я смогу стать хорошим отцом? - Тебя это сейчас правда волнует? Это, а не Тини? Ты разговаривал с ней с приезда? - Нет, не разговаривал. Я сказал, что доехал и все хорошо, и на следующий день узнал новости… и… и написал ей, что не вернусь… - То есть ты хочешь сказать, что не говорил с ней десять дней? – Майк аж привстал на стуле. - Десять дней… - повторил я вслух. Я уже десять дней живу на том, что готовит Линз, когда приходит, и на алкоголе. И я десять дней живу без ее голоса, без холодных рук и теплого дыхания. Это кажется ночным кошмаром, от которого невозможно проснуться. - Я съезжу завтра к ней. Но ты должен позвонить ей, хотя бы ради приличия. - Я не могу, – к горлу снова подступали рыдания. – Я не должен с ней больше общаться. Это убьет ее в прямом смысле слова, понимаешь? Ей только стало лучше, она даже выглядеть стала чуть здоровей. Я не могу… - Рано или поздно ты должен будешь это сделать, Хор. Просто узнать, как она. Ты козел, ты невероятный козел!!! – он так хлопнул кулаком по столу, что изображение дрогнуло. –Как ты вообще можешь так наплевательски относиться к ней, а? Ты просто кинул умирающую, которая полагается на тебя! Слезы покатились по опухшим щекам. Я сделал еще один большой глоток чего-то очень крепкого, пытаясь убрать ком в горле. - Я знаю… Но я не могу больше…. - Хотя бы напиши смс. Долбаная СМС от проклятого труса Хорхе Бланко, который сбежал, – Майки сердился. Нет, он был в бешенстве. - Я не могу, Майк. Мне легче сдохнуть прямо сейчас, чем сделать ей больно своим очередным появлением. Я хотел быть хоть чем-то хорошим в ее жизни, потому что она не заслужила всего того, что происходит сейчас, но сделал только хуже… Только хуже… - Ты не хотел, и сейчас должен найти в себе силы собраться и найти решение, компромисс – называй, как хочешь. Но не смей, и я говорю совершенно серьезно, не смей ее бросать. - Я уже оставил ее, и любое мое появление причинит боль. - Ей или тебе? А, Бланко? Ты ведь и сейчас думаешь не только о ней. Ты знаешь, как будет больно тебе снова говорить с ней, верно? Думай. И когда я позвоню тебе в следующий раз, я знаю, что услышу, как ты трезвым голосом рассказываешь мне о верно принятом решении. А сейчас я пойду к Алисии, и завтра мы навестим твою Ти. Он отключился, а я продолжал смотреть в экран. Через десять минут энергосберегающий режим выключил монитор, и я увидел себя. О, если вы, видя свое отражение, ненавидите его, то знаете не понаслышке, что значит быть мной. Опухшее, одутловатое лицо, синяки под глазами, неряшливые волосы. Что она увидела во мне, почему именно я стал так дорог светлой, искренней Тини? Что она нашла в этом тщедушном теле и слабой душе, что притянуло ее? Как Стоессель может хотеть продолжать общаться, когда я сам у себя не вызываю ничего, кроме отвращения и ненависти? Она идеальная, а я неправильный, плохой. Но она выбрала меня, доверилась… Хрупкая, сильная и выносливая. Собственный крик смешивался с ее веселым смехом в ушах. Он звучал так ясно, будто Тини в полуметре от меня. Она радовалась чему-то, чего я не мог видеть, и не мог вспомнить, откуда это воспоминание. Но оно было таким явным, что волоски на руках поднялись. Я бы все отдал сейчас, чтобы услышать этот смех еще раз. Но в квартире через четыре остановки метро уже лежат два кольца, и женщина ждет, когда я надену на ее тонкий пальчик этот символ обещания «в горе и в радости». Но и Мартине я обещал… Не оставлять ее, пока она дышит. Я клялся в этом, оставляя следы на ее тонкой коже, скрепляя обещание поцелуем в губы. И это обещание было добровольным и искренним, в отличие от холодного, как золото, которое я надену на палец Линз. И я снова держал в руках телефон, проверяя каждое написанное слово. Часть 2 "Реальность гораздо проще" Shinedown - Call Me Линз пришла на следующий день, с порога унюхав многодневный перегар. Даже если бы она не обратила внимания на запах, угадать мое состояние и занятия последней недели было бы не трудно. Я не удосужился убрать ни бутылки, ни закуску, ни грязные вещи, разбросанные по углам и без того неряшливой квартиры. Я никогда не был чистюлей, и беспорядок не смущал, а скорее способствовал творчеству, но то, что представляла из себя квартира сейчас, вызывало отвращение даже у меня. Она оглядела хаос, переступая через валяющиеся вещи, и тяжело опустилась на кресло в гостиной, придерживая увеличивающийся живот. Она пахла свежими, чуть сладковатыми духами, напоминавшими запах яблок в карамели, и ноты мужского парфюма, которые явно не входили в состав аромата, который она наносила на себя перед выходом. Дешевый, но приятный запах смешивался с вонью, и она поморщилась, вдохнув слишком глубоко. - Ты тут хорошо… отдыхаешь. Часто у тебя такой творческий отпуск? - Извини, мне было лень прибираться. Я хочу с тобой поговорить. – к горлу подступала тошнота от самого себя. - Я это поняла из СМС. Давай, говори, что ты хотел, меня мутит от здешнего запаха. Беременные более чувствительные к запахам, ты знал? - Нет, не знал, - я растерялся от внезапного наезда, не ожидая ничего подобного. Совесть снова поскребла коготком по осознанию, что эта женщина напротив носит моего ребенка, и, даже если мне все равно на нее саму, то дочку я беречь обязан. – Но и я к запахам чувствителен. И на тебе сейчас не только твой парфюм. - Я знаю. И что? Мы еще не женаты, раз. Второе, мы не любим друг друга, и вместе только потому, что должны. Не это ли были твои условия, дорогой? – она заерзала, удобнее устраиваясь в проваленном кресле, снова морщась, и на этот раз от боли. Я встал, чтобы подать ей под спину подушку. Маленькую и примятую, но, возможно, она сможет добавить хоть немного комфорта. - Хорхе, – она смотрела на меня испытующе, чуть наклонив голову. – Прежде чем мы поговорим, объясни мне, что с тобой происходит. Пусть мы и не влюблены, но я все же не монстр, и мы можем хотя бы попытаться стать друзьями, раз будем жить под одной крышей. Родители, грызущиеся, как кошка с собакой, не принесут пользы ребенку. - Это как раз связано… пойми меня сразу правильно, я не собираюсь тебя бросать. Я не имею на этого морального права, но… у меня есть подруга. Очень близкая подруга, которая нуждается в моей помощи. И я не могу бросить ее сейчас, потому что она на меня полагается. И мне нужно уехать, – я стоял около нее, не зная, куда деть руки и куда смотреть. - И надолго? - без интонации. Равнодушно настолько, будто говорит о погоде на другом конце материка. - Пока там все не разрешится. Я буду приезжать к тебе и дочке, но там я нужен не меньше. - Я могу узнать, что это за подруга, и почему у нее такая острая необходимость в тебе? – холодный, с нотками раздражения вопрос. - Она больна лейкемией. И еще до того, как я ушел в отпуск, я обещал, что буду рядом пока она не умрет или не вылечится, – я обещал это. Себе. Не ей. Эти слова никогда не слетали с моих губ, но это молчаливое обещание легло печатью на мое сердце. - Ох… Это явно не то, что я ожидала услышать. Я смотрел на нее, разрываясь внутри. Что бы я ни сделал, что бы ни сказал – все равно больно будет всем. И ей, и Ти. И мне. Что бы я ни предпринял – это не может быть верным, потому что неправильно изначально. Этот тест без правильного варианта, и проигрыш предопределен, несмотря на все усилия обойти острые углы. Просто невозможно ничего сделать, чтобы уладить ситуацию без потерь. И все это – я. Ходячая катастрофа. - Я понимаю. Как и я не ожидал этого ребенка. Ты обещала, что последствий не будет, и я поверил. Но, раз уж так получилось, я хочу взять на себя ответственность за свой поступок. Я не сбегаю от вас, я просто нужен в другом месте. Она молчала, потирая виски средними пальцами. Вздохнула, будто собираясь что-то сказать, но проглотила слова. Осторожно поднялась с кресла, проигнорировав мою руку, и просто стояла, смотря на меня. - Послушай. Я пыталась тебе намекнуть, но… Ты чертов упрямец, ты знаешь? Ты просто отказывался услышать меня, вбив себе в голову то, что я не говорила. Почему, по-твоему, я сказала, что не имею к тебе претензий по поводу дочки? – она слабо улыбалась. - Потому что не хотела связывать жизнь с человеком, которого не любишь. Не хотела обременять меня. Или просто женская гордость, говорящая, что ты можешь воспитать ребенка сама, – вопрос почти застал меня врасплох. Я не думал об этом, и выпалил то, что первым пришло в отходящую от хмеля голову. - Потому что у тебя и не должно быть ответственности за этого ребенка, он не твой. Ты сам придумал, что я беременна именно от тебя, даже не спросив об этом. Ты даже не спросил, какого числа я рожаю! И поверь, ответ прояснил бы все. Срок не в первых числах марта, а в последнюю неделю месяца! Понимаешь? Не ты отец. Из меня выбили весь воздух, выкачали кровь и заполнили оголенными проводами под напряжением. Отец – не я. Все это я сам придумал. Я оперся о стену, чтобы не упасть во вращающейся комнате. - Не я… Я смеялся. Я задыхался от смеха, как сумасшедший, воя и роняя слезы на опухшие щеки. Это сон, чертов сон, и я проснулся, с размаху врезаясь в разбитую теперь реальность. Мелкие осколки, пробивая мою плоть, разлетелись на два штата, вонзаясь в душу моей нежной Тини. Невероятное облегчение, смешанное с дикой болью. Я не обязан этой женщине ничем. Но я так свыкся с мыслью о том, что этот ребенок – мой, что он – часть меня, и теперь ощущение, что эту часть от меня оторвали наживую. Будто этот ребенок умер для меня… а он был моим. Я считал его своим. Мне хотелось обнять Линз, благодарить за освобождение, и кричать на нее, обвиняя в обмане и ложных надеждах. По сути, обмана не было. Я не спрашивал, просто она не говорила. Но из-за этого я едва не лишился самого дорогого, что имею… - Значит, я свободен? – выдавил я сквозь смех, обнаруживая себя на полу. - Конечно, свободен. Я тебе столько раз говорила, что ты ничем мне не обязан, но ты же упрямился. - Я не понимал, почему ты это говоришь… значит, я могу ехать? И ты… не против? – Я задыхался от шока, слез, восторга, от всей лавины чувств, выдавленных из меня. Невероятно. - Бланко, ты мне всегда казался умным мальчиком. Что с тобой не так? Она говорила еще что-то, но я был уже в другой комнате, запихивая в дорожную сумку скомканные, помятые вещи. Без разницы, как я буду выглядеть, когда приеду к ней. И плевать, если она и на порог меня не пустит – весьма заслуженно. Я буду сидеть на крыльце, просто зная, что она в порядке. Я еду домой.