Операция "Каталмач"

      Тюрьма Лускана представляла собой огромный подземный комплекс на руинах древнего Иллуска. На поверхности виднелось одно-единственное не слишком большое здание, отличающееся от прочих лишь наличием довольно обширной площади перед ним. Выглядел данный район, мягко говоря, неприглядно, от него разило нищетой. Те, кто побогаче, предпочитали селиться в более безопасном районе города. - Ну и трущобы, - поморщилась Кара. - И это столица. Тьфу!       Эллис грустно улыбнулась - не была она в Западной Гавани. Правда, родная деревня бывшей Калак-Ча даже теперь, восстанавливаясь из руин после нашествия Короля Теней, пережив смерть и тьму, выглядела аккуратней, чем эти бедняцкие кварталы. - Но это люди. И им тоже нужны хлеб и зрелища, - ответила она. - И мы их дадим. С одной стороны, пусть порадуются, с другой... не всё ли нам равно? Это последнее представление Огненной Птицы. Потом нам придётся либо уходить с победой, либо менять маски... - ...либо погибнуть, - докончил Ганн. - Послушай, Эллис, я всё равно буду с тобой до конца. А Элани - с нами обоими. - И я тоже, - сказал Келгар. - И я, - сказала Нишка. - А так же я и этот мелкий любитель крупных механизмов, - добавила Кара. - Мы все полюбили тебя, да и Каса, что греха таить. Он удивительно неконфликтный человек, рядом с ним никогда не бывает страшно, и почти всегда - светло.       Эллис кивнула. Сколько раз она пряталась от своих страхов на широкой груди паладина, и всякий раз ей становилось легко и спокойно, словно всё позади и они уже победили...       Все молча встали в круг и переплели руки. Этот молчаливый обмен энергией продолжался не более минуты, потом круг распался. - Пора. Пошли сцену делать. Вон, народ уже появился, - шепнул Гробнар.       Безрадостно быть бедным человеком в Лускане.       Серая, унылая и тяжёлая работа разбавляется серыми, унылыми и скучными вечерами, когда усталый люд сидит и глушит плохое вино в дешёвых забегаловках. Вечный страх - нечаянно нарушить неписанные законы Лускана и угодить в темницу или в ров. Вечная бесприютность - кто вступится за бедного? Вечные соблазны - обидно, когда дядька с толстым кошельком на поясе ничуть не лучше вас, а как несправедливо!!!       Вот и плодит Лускан воров и убийц, а правители города закрывают на это глаза, ибо сами такие же воры и убийцы в прошлом. Редко-редко нормальные люди в этом городе становятся вождями, и почти никогда - надолго...       Но сегодня в город прибывает Огненная Птица. Она появилась недавно, а слава её уже облетела всё Побережье меча. Она, как искра, подожгла вечное уныние лусканских окрестностей, а теперь этот весёлый огненный клубок катится в сам Лускан. И неважно, что для выступления ей отвели всего лишь тюремную площадь. Пусть! Тем радостнее городской бедноте, честным людям, слишком честным, чтобы добиться чего-то в этом проклятом городе. А богачи пусть кусают локти.       Первыми, как обычно и бывает, прибежали мальчишки. Увидели, как уже накрашенные, но ещё не переодетые артисты вытаскивают свой реквизит, как упражняется в сторонке рыжая волшебница с сединой в волосах, сидящая в кресле на колёсиках, жонглируя в воздухе разноцветными огоньками, как проверяет гибкость железного прута бородатый гном, как кувыркаются акробаты, ругаясь друг на друга после неудачных кульбитов... И побежали разносить радостную новость по городу.       В итоге не слишком большая площадь была забита до отказа. Еле-еле удалось отгородить площадку - достаточно большую, чтобы там мог танцевать тролль.       И как-то никто не заметил, как одна из акробаток проскользнула тенью в толпе, разведывая путь к заветной двери... как ловко отомкнула её... Никто, даже охрана тюрьмы.       Тюремщики ведь тоже люди, и они любят праздники.       Нишка вернулась вовремя, и клоунский выход удался на славу. Низенький, бородатый и самый неуклюжий из них вечно попадал в глупые положение: то воду в дырявом ведре попытается донести, и всё разольёт, то из под него кресло вытащат, то подсадят на слишком высокое сидение и уйдут, а он пытается слезть... Впрочем, его обидчики не отставали. Весёлая тифлингесса с длинным хвостом и печальная полуэльфийка разыгрывали друг друга напропалую, и неизвестно было, кто из них более изощрён в шутках.       Затем клоуны убежали, и появился парень в блестящей одежде, с серебряными прядями в пепельных волосах и странным сиреневым оттенком кожи. Он жонглировал кинжалами, и всякий раз замирали сердца зрителей, когда он, якобы неосторожно, ронял один из них. И вдруг он кинул их в толпу! Но кинжалы тут же оказались в руках у преобразившихся тифлингессы и полуэльфийки, и полетели обратно. Вскоре над троими образовались три сверкающих дуги. Пока все зачарованно смотрели на это дивное зрелище, на импровизированной арене появился карлик. Буль лусканцы внимательнее, они узнали бы в нём Гробнара Гноморука, но... В общем, три дуги превратились в четыре, пять, шесть - малыш вертелся, как волчок и умудрялся ловить все кинжалы, и отсылать их обратно. И вдруг... кинжалы кончились. Все они оказались в руках у карлика. Тот с поклоном запустил их по очереди в какую-то корзину, а взамен ему из фургона кинули блестящие ленты, через которые акробаты тут же принялись прыгать, при этом всё более усложняя прыжки: на одной ноге, на корточках, с переворотом... И вдруг седой подхватил полуэльфийку и подбросил в воздух! Та умудрилась сгруппироваться и перекувырнуться, после чего встала руками ему на руки. Потом он то же самое проделал с карликом. Куда делась тифлингесса, никто не заметил, да и тяжеловата она была для изящного парня... Нишка, завёрнутая в чёрный плащ, кралась по руинам Иллуска, вернее, по относительно безопасной его части. При этом она старалась не шарахаться от каждого подозрительного шума. Легенды об этих местах рассказывали самые жуткие. Но не станут же держать важных заключённых там, где их могут сожрать или ещё что похуже! А то, что Касавира держат в плену не просто так, сказал накануне Ганн. Этот шаман был чересчур мудр для своего возраста. И чересчур подкован в политике для "дитя природы" (та же Элани, как ни старалась, не смогла бы озвучить схожие мысли, бродившие в её голове). - Мне кажется, это ловушка. Для вашего Нашера. Он потому и трусит. Попадись лусканцам наша Эллис, они бы посадили в тюрьму её, и тогда Нашер вынужден был бы начать войну. Ибо предать Эллис, после всего, что она сделала, было бы с его стороны свинством. А Касавир, вроде бы, не так важен. Его захватили, как запасной вариант. - Получается, осколок в груди меня спас? - ошеломлённо спросила Эллис. - Получается, что так... Ведь мать Сафии украла тебя именно из-за этого осколка...       Вот и кралась теперь Нишка по руинам Иллуска, избегая контакта с немногочисленной оставшейся здесь и откровенно скучающей стражей. Ей везло, или сказывался наработанный за долгое время навык - не ясно.       Дорогу она знала прекрасно. Её сокамерник обладал памятью скульптора и запомнил мельчайшие выбоинки в камне, количество факелов на стенах, где какого цвета мох вырос, не говоря уж о том, сколько поворотов, дверей и лестниц придётся пройти тифлингессе, чтобы достичь цели.       Чем глубже, тем страшнее становилось рогатой девушке. Даром что она сама наполовину демон, но и у неё от близости подземной тьмы шевелились кудряшки на голове и холодело в груди. И факелы уже еле мерцали, только тифлинговское зрение не подводило - она видела в этом полумраке не хуже кошки.       А это что за тёмный силуэт неверной походкой идёт навстречу? На стражника непохож, на нежить тоже. К тому же у Нишки очень знакомо начало покалывать кожу. Знакомо, и в то же время привычно.       Мужчина, идущий навстречу, вдруг схватил одной рукой висящий на поясе кинжал, другой покрепче перехватил болтающуюся цепь с куском железа, и воровка его узнала. - Касавир, это я, Нишка! - страшным шёпотом позвала она. - Не бей меня!       Касавир дрогнул и чуть не выронил цепь. - Тихо, сейчас я тебя освобожу.Ты только следи, чтобы кто-нибудь на нас не наскочил!       ...Через пару минут паладин освободился от своих оков. При нём остался только кусок цепи - в качестве не то щита, не то оружия...       А представление продолжалось... Отыграли своё клоуны - полуэльфийка, гном и заменивший тифлингессу карлик, и вдруг гном остался один. Сорвал с себя шутовской наряд, парик... остался в простых штанах и рубахе. И со страшным рычанием изогнул в руке подкову.       И неважно, что подкова не из стали, а из простого железа, неважно, что пруток тонковат... Натаскал Гробнар артистов, и теперь всем кажется: неимоверную силу вкладывает гном в эти куски железа, а они сопротивляются, как сильные враги, но всё же гном их побеждает... И вот последний прут изогнут, завязан в узел, гном с хохотом вручает его какой-то восторженной зрительнице той же расы, а потом вдруг влезает на козлы фургончика. Ничего, очередную смену костюма можно произвести и на улице, под плащом, это тоже отработано. - Кони пугаются, надо отогнать, а то взбесятся, - объясняет Келгар, и толпа людей, знающая, на каких руинах живут, безропотно пропускает гнома. Только гонит он прочь из города, к побережью, и холст с огненной птицей уже сорван и засунут внутрь, и лицо оттёрто от грима, а на поясе уже подвешен верный топор - на тот случай, если стражники всё же погонятся. Но погони нет, даже оставленный на воротах солдат провожает его взглядом как-то лениво. - Накидывай плащ на голову, - скомандовала Нишка. - Идея, конечно, сумасшедшая, но другой нет. В этой тюрьме, как и в любой другой, есть уборщики. Они убирают грязь, кровь, трупы, дерь... ну ты понял. И среди них есть одна колоритная старушенция. Большая, прямо как ты. - И я буду этой старухой? - недоумённо спросил Касавир. - Мы будем. Тебе, главное, правильно шевелить булками и не сбиться с моего шага. Так... стой... - пальцем, выпачканным в копоти, она поправила на его лице рисунок, имитирующий морщины. - Ага, всё в порядке. Значит, ты будешь лицом и телом старухи, а я её голосом и сись... выдающимся бюстом. - А если настоящая старуха придёт? - Не придёт. Её, как я успела выяснить, утром скрутила подагра, но об этом знает только начальство. А оно не охраняет подземелья, а сидит где-нибудь в уютном кабинетике.       Через некоторое время Касавира одолел хохот. Он изо всех сил старался сдерживаться, но его плечи тряслись, и Нишка это почувствовала. - Тихо ты! Что ржёшь? - Не думал, что я... паладин... буду столь близок с дем... ой... - Я тоже не думала, что буду прижиматься к паладину, - хрюкнула Нишка, ей тоже было смешно. - А твоя аура, между прочим, колется. Так что идём тихо!       Кара подбрасывает в небо разноцветные огоньки. Они меняют цвет, форму, рассыпаются радугой, но никому не вредят.       Колдунья спокойна. Это её последний фокус. А самое последнее чародейство ждёт её в подземелье. Об этом знает только Нишка, но и она не верит. Ну и пусть себе. По другому сгореть и не погубить окружающих не получится.Её дракон набрал силу и вот-вот вырвется на свободу. Каким он будет? Красным? Золотым? Судя по ярости, в прошлом так часто одолевавшей девушку, скорее всего - красным. В небо взлетают иллюзорные голуби, разноцветные кольца, всё это вертится над головами людей, но на землю не падает. И лишь когда Кара, созорничав, создаёт над площадью маленького красного дракона, он медленно облетает толпу и собирает прочие картинки себе на шею или в пасть, при этом увеличиваясь в размерах, а потом вдруг рассыпается солнечными лучами, толпа разражается аплодисментами.       Кресло колдуньи откатили ко входу в тюрьму. Это, по словам Элани, был самый короткий путь к выходу. А на самом деле, ей предстояло дождаться Элани с её чутким волчьим носом.       "Старуха" миновала камеру пыток (тут Нишка ощутила, как накаляется воздух вокруг паладина). - Тебя сюда водили? - спросила она. - Да. Два раза... - Касавир скрипнул зубами. - Палач... мёртв? - догадалась воровка. - Ага...       Дальше шли молча, и лишь выше этажом Касавира отпустило. - Что там... с Эллис? - задал он мучавший его вопрос. - Жива твоя Эллис. Правда, как узнала, что ты здесь, её три дня Ганн травками отпаивал, а так ничего. - Ох, как бы глупостей не наделала... - Уже наделала. - ??? - Ведь я здесь. И скоро другие подтянутся. А сама Эллис на площади танцевать будет. До победного конца. - Что? - Это она нас сюда привела. Тебя спасать. Ты иди и не разговаривай, стража близко...       Седоволосый красавчик в блестящем костюме положил голову в пасть ужасной медведице. Толпа хором ахнула. Но косолапая сидела тихо и даже не дрогнула.       На протяжении двадцати минут она вытворяла такие штуки, каких не ожидаешь от столь большого и неуклюжего зверя. Кувыркалась, отплясывала, возила укротителя на спине и даже прыгала через горящий костёр (не нашлось такого большого обруча, да и не прыгают медведи так ловко, как какие-нибудь тигры). И никто не замечал, как ласково поглаживает медведицу по спине парень, не слышал, какие слова ей шепчет в мохнатое ухо, и что бич раз за разом промахивается, тоже никто не замечал. - Потерпи, моя хорошая, скоро всё закончится, и мы пойдём с тобой в твои болота. А может, я увезу тебя в Рашемен... И ты забудешь свои кошмары, уж я постараюсь...       Толпа не заметила, как на месте живой медведицы возник телтор. А после исчез. Ганн сумел сделать выступление ярким и запоминающимся, да и Элани не подкачала. Теперь она в облике волчицы бежала к тюремной двери. Через некоторое время их догнал Ганн, перестав раскланиваться, а на площади звучала песня, и все постепенно погружались в неё, не замечая ничего вокруг.       Ганн взгромоздил Кару на спину ужасной волчице-Элани, напоил обоих зельями-невидимками, а сам замер у входа...       Почуяв неладное, охранники с трудом отвели взгляды от творящегося на импровизированной арене. Они стремглав кинулись ко входу, но резко затормозили - так что каблуки их высекли искры. Перед входом возник волкодав. Огромная псина с одним ухом, куцым хвостом и дырой от копья в боку. К нему со всех сторон подходили другие псы - большие, мелкие, все весьма потрёпанные, израненные, страшные...       Охрана бежала, сверкая пятками. Люди ругались, когда их отталкивали с пути, и не понимали, что происходит. Ведь они не участвовали в той облаве на бродячих псов, случившейся примерно месяц назад, и телторы преследовали не их. И уж тем более они не могли услышать недобрый смех и заметить серебряный отблеск на фоне тюремной двери.       Волчица едва не сбила "старуху" с ног. - Элани, твою... дубраву! - прошипела Нишка. - Потише можно? Мы от второго патрульного еле ушли, он нас чуть не раскусил. Хочешь, чтоб вся стража сюда сбежалась? - Не бранись, лучше помоги её с меня снять, она тяжёлая! - в ответ простонала волчица. Тоже, разумеется, шёпотом.       Касавир и Нишка кое-как сняли волшебницу с волчицы, и тут до них дошло, что они делают что-то не то. - Элани, чеши отсюда, живо, - приказала Кара, и та, что удивительно, послушалась. - Так надо. Ребята, прислоните меня к стене, я сейчас всё объясню... - Вот мы и остались втроём, - шепчет Гробнар. - Ты, я да Тилли-Вилли. Ну, вперёд. Дадим время друзьям.       И Огненная Птица запела. Звуки её голоса поплыли над площадью, подняли и закружили души тех, у кого они были. Она пела, вкладывая в мелодию всю свою душу, и чудилось: это живое пламя спустилось с небес, или вырвалось из вулкана, или выросло из костра, и оплетает весь город, заставляя его смеяться и плакать.       Пой же, пой, Огненная Птица, дай время остальным, ибо сердце твоё будет живо, если выживут они... особенно один... тот, ради кого ты прилетела в этот город. - Я умираю, - сказала колдунья, и паладин и воровка увидели, насколько осунулась её лицо. - Пламя пожирает меня изнутри, и никакая наука не поможет. Но я хочу умереть с пользой. Пусть они думают, что Каталмач сгорел, и больше не преследуют никого из нас. - Но ты же меньше меня, - паладин не хотел верить в то, что сейчас произойдёт. - И ты женщина. - Насколько я знаю всех стражников, большинство из них - лентяи и циники. Они даже не станут пытаться отличить меня от тебя. Просто чтобы не бить ноги лишний раз. А если кто и попытается... то это будут очень фанатичные люди. Таких немного. И от них вы как-нибудь отобьётесь. А помогать им никто не будет. - Кара... ведь Элани же обещала... - почти взмолился Касавир. - Элани смирилась. И ты смирись. Подумай: вдруг я перерожусь паладином, а? - и она улыбнулась. Той бесшабашной улыбкой, на которую была способна только она. Чмокнула мужчину в подставленную щёку, погладила по руке Нишку и откинулась на стену.       Такой её и запомнили Касавир и Нишка, когда в последний раз оглянулись назад. По щекам тифлингессы текли слёзы, и паладин тоже едва сдерживался.       Волчья стая неслась к лесу, впереди огромный серый зверь с колючим хребтом, на нём верхом тонкокостный парень с длинными волосами, завязанными в хвост, чтоб не путались. Только когда городские стены скрылись за деревьями, он выдохнул и скатился со спины волчицы, превратившейся тут же в маленькую хрупкую лесную эльфийку. - Всё, - сказала она. - Теперь дождёмся наших... - Ждать как раз не надо. Наоборот, нам к побережью, там должен ждать Келгар. - Пойдём? - Пойдём, но позже... - глаза Ганна-из-грёз вдруг подёрнулись поволокой, и Элани поняла: вот оно, и не отвертишься, да и не хочется, честно говоря...       То ли опасность подхлестнула их желание, то ли просто слишком долго они его скрывали за умными разговорами и недомолвками, но как-то вдруг внезапно они оказались очень... очень близки. Вплоть до полного слияния душ и тел. И потерялся где-то целый час, и солнце переползло ближе к западу, а они всё не могли остановиться, и единственными словами их стали...       Правильно. "Я", "тебя" и "люблю".       И в путь Элани тронется на спине у телтора, если у Ганна вдруг не хватит сил её нести самому.       А ты пляши, пляши, Огненная птица, бейся пламенем на земле, на руках у тролля, на его голове под бешеную свирель Гробнара, под его рваный ритм, отстукиваемый ногами на барабане. Пляши и не думай о тех, кто уже вырвался в лес, о тех, кто ещё в подземелье, ибо всё, что ты можешь, это плясать. И никто не должен знать о твоей нарастающей тревоге, от которой слабеют ноги и трясутся руки. Пляши! - Ребятки, вы тут зря, - широко улыбнулась Кара двум стражникам, выполняющим обход. - Ты кто такая? - удивился тот, что помоложе. - Я? Каталмач, - девица продолжала улыбаться. - Каталмач в камере, а ты кто? - Говорю вам, я Каталмач. А вы что, не знали, что я маг? - Каталмач - паладин, и он заперт внизу! - Пойдём в камеру, покажем этой чокнутой Каталмача, - решил тот, что постарше. - А я ходить не могу, мне ваш палач хребет сломал, - по прежнему улыбаясь, сообщила колдунья. - Чёрт... Сажай её мне на спину, - ругнулся старший.       Так, пыхтя под довольно увесистой тушкой Кары, они и добрались до камеры. Только ссадили колдунью на землю, как вдруг... - А где Каталмач? И почему тут палач? Ой, да он же мёртвый! - заорал младший. - А теперь тут будут ещё три трупа, - и Кара улыбнулась такой улыбкой, что младший подхватил ноги в руки и рванул с места со спринтерской скоростью. А старший не успел. Его размазало о стену напротив и сожгло одежду. - Ходют, ходют, а ничего не замечают! - заверещала старуха-уборщица, сверкая голубыми глазами на тёмном лице. - Только я до выхода дошла, а в подземелье как бахнет! А там ваш палач! И Каталмач! Чую, жареным запахло и думаю: а если бы я там задержалась хоть на немного? Был бы старой кляче конец! - Что, что? - не поверил начальник тюремной охраны. - А ну, повтори?       Выслушав тётку, он стремглав рванулся в подземелье, забыв про достоинство. И только стоя над обугленными скелетами, оплавленной цепью и стонущим полуживым патрульным, он вдруг вспомнил, что глаза у туповатой бабки не голубые, а мутно-серые, что рот у неё открывался не синхронно словам, что двигалась она как-то неуклюже и вообще второй день мается дома подагрой...       Тролль быстренько загородил собой площадку, по которой двигалась огромная несуразная бабища. Та проскочила за его спиной и растворилась в толпе. - Закругляемся, - шепнул Гробнар. И последний аккорд, последнее па вышли такими впечатляющими, что зрители долго не могли опомниться и хлопали как безумные, провожая три фигуры, уходящие в закат.       Эти трое вышли из города открыто и смело, ничего не боясь. И никто не знал, чего стоит Огненной Птице держать себя в руках. До тех пор, пока она не увидела за поворотом лесной дороги двоих, прикрытых сверху тряпьём. Касавир и Нишка настолько обессилели от пережитого, что уснули прямо под кустом.       Тут бы Эллис пасть со слезами на грудь любимому, да не время: город близко. Растолкала она их, и они побежали через лес, по волчьим тропкам к берегу, где стоял фургончик. И дожидался Келгар. - Идиоты! - распекал тюремный надзиратель своих подчинённых. - Упустили! Теперь все планы магов коту под хвост. Вы хоть знаете, кто сгорел вместо Каталмача? Охранники угрюмо молчали. - Только что на площади танцевала никто иная, как Калак-Ча! Она как-то выжила, ускользнула от нас и вернулась, чтобы спасти нашего пленника. Ни одна, а с друзьями! И одна из них, иллюзионистка - Кара. Именно её скелет вы пытались выдать за Каталмача. Хоть бы палача тогда уж за него выдали, он мужик... был. - Разрешите снарядить погоню? - рявкнул молодой, который чудом спасся от пламени. - Сиди уж... десятник. Пойми, эта девка полна сюрпризов. Каталмач силён, но прямодушен, хотя, не будь он столь беспомощен, вряд ли так легко нам достался. А Калак-Ча хитрее во сто крат. Теперь же эти двое вместе. Вся их проклятая команда вместе, по крайней мере её ядро. Сожрут тебя, дурака, и не подавятся. А не сожрут, быть нам битыми в войне, потому что после этого Невервинтер соберёт все силы. Лично мне хватило той, давней войны. Не хочу. - И что делать? - спросил кто-то из стражников. - Теперь уж похороним эту... Кару... с почестями, как паладина. С отпеванием в храме Тюра. Вот будет ему сюрприз, - захохотал он. - И обо всём случившемся - молчок. Сгорел, и ладно.       Все с умным видом покивали. И только молодой угрюмо насупился. У него возникла безумная мысль, и если она обретёт воплощение (и если он при этом выживет), то он сделает гигантский карьерный скачок...       Кара стояла в белом зале с прямыми стройными, светящимися колоннами. Между ними голубели небеса. Всё было празднично, торжественно, но...       Это было не её посмертие. Она молилась богу огня, и в её раю (или аду) должно быть пламя и ничего кроме пламени. - Приветствую, дитя огня.       Колдунья подняла голову. Перед ней стоял гигант: молодой, светловолосый, с сияющим голубым глазом. Второй был скрыт повязкой. Одна рука тоже отсутствовала, на её месте болтался зашитый рукав.       Тюр, бог чести и справедливости. Бог паладинов. Бог Касавира. - П-привет, - растерянно произнесла она. - А что я тут делаю? - Я забрал тебя в свой рай. Ты спасла жизнь моему воину, пожертвовав собой. Одному из тех, кто сомневается, но идёт моей дорогой и не сворачивает, ведомый только сердцем. Касавир мне нужен на земле, его свет и тепло спасут многих. - Но ведь это Эллис вела меня на помощь Касавиру. Это её заслуга. А я просто попыталась умереть с пользой. - А умерла с честью. Как паладин. А может, и впрямь - переродишься паладином, а? - по мальчишески улыбнулся бог. - Из тебя может получиться неплохой воин Тюра. - Я подумаю, - улыбнулась Кара.       Она знала: бог не станет её торопить. У него впереди вечность. Как и у неё. - Прощай, Огненная Птица, - прошептала Эллис. - И прощай, Кара. - И она запела погребальную песнь. Над её головой кружил дракончик. Золотистый. Это частичка души колдуньи обрела свободу и прилетела проститься.       Закончив петь, Эллис погладила полотнище с рисунком огнепёрой птицы, распятое на стене небольшой пещерки, и заплакала.       Касавир прижал её к своей груди и принялся гладить по волосам. Ему тоже было тяжело, вдобавок, на него снова накинулась слабость, перед глазами мелькали чёрные мушки, сердце сбоило, и он боялся упасть. Но выдержал. Как всегда. Словно Эллис каким-то образом придала ему сил.       Прочие тоже молчали. Гробнар, стоявший рядом с големом в изодранной шкуре тролля, сквозь которую просвечивал металл. Элани и Ганн, держащиеся за руки - в последние дни они совсем сблизились. Нишка, впервые абсолютно серьёзная, даже печальная. Келгар, впервые растерянный и мягкий, даже смерть Шандры не выбивала его из колеи так, как смерть Кары. - Ну что, друзья, в путь? - наконец промолвил Келгар. - В путь, - вразнобой откликнулись все, кроме Гробнара. - А мне придётся вас покинуть, - вздохнул он. - Тролль, или голем - слишком заметен, а я не могу его бросить. Пристрою его где-нибудь, а потом соберусь и навещу Крепость-На-Перекрёстке. - Береги себя, - пожелали ему друзья. - Вы тоже берегите себя, - и Гробнар Гноморук смахнул слезинку, вскарабкался на плечо голему, и они отправились по тропе в лес.       А фургончик, запряжённый пегими лошадками, тронулся вдоль побережья на юг.