Придя к убеждению, что «в мире нет ничего, что было бы достойно ее!», мужчина предлагает себя. Спенсер Трейси
Вернувшись к себе, Джарет долго раздумывал над словами Джина. Вестник явно появился здесь не по своей воле. Видимо, он рассчитывал на помощь Короля гоблинов. Но Джарет не мог оказать такой помощи. Иначе Вестнику не пришлось бы об этом просить. Она позовет… «Попрощаться?» — горько усмехнулся Джарет. С неё станется. Смерть превыше бесчестие, или как там оно? Король предлагает свое сердце и душу простолюдинке — вот где бесчестие, черт возьми. Ни одна дама из числа его придворных не раздумывала бы! Ну нет, он не позволит ей умереть! Есть правило: нельзя задерживать в теле душу, чей срок пришёл покинуть этот мир. Но он, Джарет, может это сделать. Это нарушит Миропорядок. Но должна же быть и польза от столь высокого положения! Он чувствовал, что вся эта задача ему уже не по силам. Ему нужен советник. Ему нужны свежие мысли и умное слово. Он знал, кто может помочь. Мюла была уже в годах, ещё когда он сам только ходить учился. Ни одно её слово не было сказано зря. — А вы бы снова напомнили ей о себе, Ваше Величество! — мягко предложила старушка-гоблинша. — Напоминал уже, — буркнул в ответ Джарет. — Вы дали ей знать о том, что не забыли о ней. Напомните теперь о том, о чем забыла она. Джарет выпрямился в своем кресле. Мысль эта была дельной, но смысл её ещё не дошел до него. — Воскресите её самое любимое воспоминание. — Какое? — Джарет напряжённо смотрел в её глаза. — Я давно не заглядывал в её мысли. Мюла рассмеялась надтреснутым старческим голоском. Как же мало мужчины понимают в женской психологии! Удивительно, как эти два пола вообще находят общий язык. Мужчины-гоблины смыслят и того меньше, и это как раз немудрено: настоящее чувство приходит только к одному из двадцати, наверное. Мюла помнила родителей Джарета. О, это была прелюбопытная семейка! Папенька — игрок и великий артист, считал, что день прожит зря, если он кого-нибудь не разыграет или не надует. Его любимым занятием были всякие магические фокусы, шутки и разные аферы. Маменька была подарком иного рода — из тех, что постоянно ворчат, таким никогда не угодишь. При всей кажущейся несовместимости супруги были необычайно счастливы: да, ругались по сто раз в день, бывало, даже дрались. Но они любили друг друга и склонны были прощать мелкие недостатки своих половин. Так они и жили, пока в один прекрасный день не исчезли из замка. Никто их больше не видел. Джарет унаследовал отцовскую любовь к разным штучкам и приемчикам. Ещё в детстве этот пострелёнок далеко обошел отца: так и жди от него подвоха, да не зевай, а то с носом останешься! Но маменькина ворчливость удачно обошла его стороной. Он-то как раз прекрасно знал, чего хочет от жизни. Оставшись в пятисотлетнем возрасте «за старшего», он буквально из руин поднял свою страну. Почти из ничего он сделал Хиллгрэм процветающей страной, заставив бездельников-гоблинов приняться за работу. Бывало, на досуге поминали они добрым словом старых короля с королевой и своё беззаботное существования. Но молодой король крепко держал бразды правления в руках и за неподчинение наказывал порой весьма сурово. Хотя, надо сказать, что злым он не был и часто прощал то, что иные правители не простили бы. Могильщиков он держал на коротком поводке, теперь свою работу им приходилось выполнять без халтуры и точно в заданное время. Да, Жнецов они по-прежнему терпеть не могли, зато теперь боялись мешать и пакостить им. Так что отныне дело Смерти пошло по хорошо накатанным рельсам. Владыки мира никогда не воспринимали всерьез старого короля, им он казался нисколько не заслуживающим опасения. Джарет же, в короткие сроки создавший хорошо обученную армию грейвелинов, мыслил широко и дальновидно. Кроме того, и сам он обладал огромными силами. Объединив в своём лице всё это, он быстро заставил уважать себя. Теперь уже на Совете без него не выносили ни одного решения, не принимая в расчёт его мнения. Мюла считала его великим королем. А великим прощается многое. Она знала, что в психологии дам-гоблинов он разбирается очень даже неплохо. По крайней мере, знает, за какую ниточку дёрнуть и какую струнку заставить петь. Но мало кто из гоблинов хорошо понимал девушек-эльфов, разность менталитетов и извечная вражда практически полностью исключали какое бы то ни было взаимодействие этих двух народов. Хотя, в конечном итоге, всем им, девушкам, ведь нужно одно и то же: не только быть, но и чувствовать себя любимыми. Джарет умница и с воображением у него всё в порядке, думала она, только напрасно отчаялся, надо было продолжать борьбу! Уже давно бы эльфийка сдалась, и всего этого можно было бы избежать. — Ни одна девушка не забыла бы о бале, тем более о бале, который устроили в её честь. Уверена, что об этом она вспомнит весьма охотно. По губам Короля скользнула тонкая улыбка. Ну конечно! Эрин не могла забыть о том, что происходило между ними на этом балу. Он мог бы поклясться, что, если бы не проклятые часы, она бы уступила зову своего сердца и осталась бы с ним. Как это он не подумал спрятать их подальше! Впрочем, теперь уже это было неважно…***
День в магазине прошёл очень удачно. Бэт с удовольствием отчитывалась сестре о том, сколько дорогих вещей ей удалось продать сегодня. Время перед Рождеством для торговли как раз и хорошо тем, что люди скупают всё без разбору. Именно в эти дни у их друзей, родных и знакомых появляется масса всякого хлама, совершенно никому не нужного, но подаренного от чистого сердца. Сегодня в магазин заходили клиенты побогаче. Они покупали дорогие старинные вещицы, даже не торгуясь. Разумеется, сестрам было интересно, для кого такие подарки предназначены, но они умели не болтать лишнего. К вечеру в кассе лежала столь приличная сумма, что Эрин даже пришлось съездить в банк и положить деньги на счет магазина, она не рискнула оставить в кассе столько наличных. Она была довольна. Первый день в магазине после продолжительного её отсутствия, и такой удачный! Но день, так счастливо начавшийся, закончился мерзкой сценой вечером в «Старой мельнице». Собственно, это была даже не ссора. Просто Джо в очередной раз испортил ей настроение, заметив, что с каждым днем она выглядит всё хуже и не справляется с работой Жнеца по-прежнему. На сей раз эльфийка не сдержалась и объявила патрону, что такого зануды и бестактного нахала свет не видывал. И тут босс сказал то, что буквально наотмашь ударило её по лицу: от тебя одни проблемы! После этого она встала и молча вышла из кафе. Ей больше не хотелось ничего слышать и видеть кого-то — тоже. Эрин вернулась домой, поднялась в свою комнату и прикрыла за собой дверь. Джо прав: от неё одни только проблемы! Что же это за проклятие! Вдобавок к постоянной физической боли её мучили ночные кошмары. Никакие заклинания и зелья, которыми сестры пытались вернуть утраченный покой, не помогали. Даже целебные руки Джина были бессильны. Жизненные силы покидали её. Такова страшная цена за незавершившееся пророчество. Господи, как же всё это мешает жить! Почему её жизнь перевернулась с ног на голову! Джарет был прав: мир не оценил её жертвы. Мир вообще жертвы не ценит. Разве Джо хотя бы словом выразил ей благодарность за то, что она возвратилась? Ведь она могла бы остаться. Попроси она Короля гоблинов освободить её от этой миссии, он бы уладил это. Сестры… Они, конечно, счастливы. Только в последние полгода беспокойство их одолевает. Всё по углам перешёптываются. Она бесконечно задавала себе один и тот же вопрос: гоблину может понравиться эльф, а может ли эльф любить гоблина? Это противоречит всяческому здравому смыслу. Но разве любовь может унизить и опозорить? Истинная любовь способна поднять, возвысить до небес, до самых звезд и любимого, и любящего! Если тёмная сущность любима Светом, значит, она не такая уж тёмная. Значит, она уже оправдана. Только в эти минуты ей вдруг пришло в голову, что она стала пешкой в чужой игре. Всем было выгодно, чтобы она по-прежнему была Жнецом и сестрой, чтобы помогала чужим. Но себе она помочь почему-то не имеет права. А ведь она всего-то и хочет быть любимой тем, кого сама выбрала. И не её вина, что Джарет — один из Владык мира. Разумеется, любить короля всегда приятнее, чем чернороба. Но почему же при всей кажущейся свободе так трудно королю быть по-настоящему счастливым? Занятая своими мыслями, она не заметила, как в её комнате появился Джин. Некоторое время он задумчиво смотрел на неё. — Долго ты так не протянешь, — сочувственно сказал он. — Тебе нужно принять решение и последовать ему. — Что же делать, Джин? Джо говорит, что уже ничего не вернуть и наш союз более невозможен. Джарет меня предупреждал, что будет поздно. Но я не послушалась его, — Эрин тяжело опустилась на край кровати. — Нам с Бэл тоже запрещено было быть вместе. Одно скажу тебе: не сдавайся! Поправимо всё, кроме смерти. Пророчество ещё не свершилось, вот это между небом и землей подвешенное состояние и вытягивает из тебя саму жизнь. У тебя ещё есть шанс всё исправить! — Думаешь, он простит меня когда-нибудь? — без особой надежды спросила она. — Конечно, — ободрил её Джин. — Уверен, ему сейчас так же плохо, как и тебе. Боль души вытерпеть очень тяжело. Но тёмные сущности она всё же не убивает, в отличие от существ Света. Не теряй времени. И веры. — Но он же Тьма! И Зло… Разве я могу быть с тем, кто несет Зло всему живому? — запротестовала Эрин. Доводы рассудка, черт возьми… — Тьма да, но не Зло, — неожиданно ответил Джин. — Гоблины просто проказники и хулиганы, как и их Король. Домовые могут здорово напакостить тем, в чьих домах живут. Но ведь они же берегут тех хозяек, которые к ним добры и любят их. Сколько известно случаев, когда домовые хранят своих подопечных и заботятся о них! Вспомни нашего Милтона. Всё дело в отношении к ним. А грейвелины всего лишь выполняют свою работу, как и Жнецы… — Джин помолчал. — Тьма и Зло не одно и то же. Ты ведь не считаешь ночь Злом лишь потому, что темное время суток сменяет светлое? А наши тени — тоже Зло? В мире существует равновесие, баланс сил, и Тьма нужна ему так же, как и Свет. Эрин с удивлением слушала его. Внезапно ей пришло в голову, что она до сих пор была слишком занята разграничением всего сущего на хорошее и плохое и даже не давала себе труда задуматься, для чего это и хорошее, и плохое нужно миру. Она и не заметила, как машинально взяла в руки перо Совы. Она крутила его в пальцах, размышляя над словами Джина. Но зять не был поглощён этими переживаниями. — Что это? — он глазами указал на большое белое перо, которым девушка в раздумье касалась щеки. — Он обронил на днях, — ответила Эрин, мельком взглянув на него. — Обронил, говоришь? — усмехнулся Джин. — Ну да. Он собирался взлететь, и перо выпало у него из крыла. Я сохранила… на всякий случай… — Эрин хотела сказать «на память», но не рискнула. — У нас перья сами не падают, — терпеливо пояснил он. — Он подарил его тебе. Так где же тут гнев и обида? Ей захотелось остаться одной, чтобы обдумать всё сказанное зятем, но он задал новый вопрос и опять отвлек её. — А это что за перо? — спросил он, беря в руки другое, что лежало на столе. — Не знаю, — пожала она плечами. — Оно у меня с самого детства… Джин взял оба перышка и приладил их друг к другу. Перья были очень похожи, только на первом черный кончик был чуть длиннее. — Это перья из одного крыла, — наконец выдал он.***
Видя час от часу всё более ухудшающееся настроение средней сестры, хотя оно и так было отнюдь не блестящим, Бэт решила хотя бы немного развеселить её. Главное, мотивация, думала она. До Рождества осталась всего пара недель. Она в жизни не помнила, чтобы Эрин так равнодушно относилась к своему самому любимому празднику. Поэтому с утра пораньше она пристала к Эрин с вопросами. Почему до сих пор их дом не украшен к празднику? Обычно она раньше других украшала свою комнату еловыми ветками, красными бантами, золотыми и синими шарами, гирляндами… Она наполняла свою обитель ароматами ванили, хвои и мандарина. Она любовно создавала атмосферу таинства. В её комнате все любили собираться, ведь там жило чудо. Что случилось теперь? Поначалу, как обычно, Эрин начала брыкаться. Ей совершенно ничего не хотелось, вернее, она хотела только одного: чтобы все оставили её в покое. Весь мир. Но выходило так, что до неё дело было всему миру. От Бэт было не отвязаться. Такой она была с детства — упрямством ничуть ей не уступала. Для начала она на всю громкость включила диск с рождественскими частушками. Потом заставила Эрин петь вместе с ней. Эрин всё это казалось глупостью. Но ведь частушки — вещь заразная. Скоро они так засели у неё в голове, что, даже сама того не желая, она тихонько напевала их. Следующим пунктом стратегического плана Бэт было украшение комнаты Эрин. Вооружившись коробками с елочной мишурой, Бэт буквально насильно потащила сестру наверх. Эльфийка, покачав головой, поплелась за ней: Бэт всё равно не унять. Впрочем, Бэт не смогла реализовать до конца свой великий план. Открыв дверь в спальню Эрин, она остановилась на пороге так резко, что шедшая следом сестра невольно налетела на неё. Бэт чудом удержалась на ногах, памятуя о хрупком грузе в коробках. Эрин уже собралась возмутиться, но, заглянув в свою комнату, точно так же замерла от неожиданности. У окна стоял прелестной работы гипсовый манекен в виде очаровательной девушки, а на девушке было… — Где ты купила такое потрясающее платье?! — Бэт быстро поставила коробки на кровать и закрутилась вокруг гипсовой модели. Платье… платье из золотистой парчи и шифона, похожее на цветок лилии… Эрин провела рукой по белым кружевам с золотым краем, которыми был отделан лиф. Бельгийские кружева… Когда-то они стоили невероятно дорого. Их и теперь можно найти только у коллекционеров. — В нём я танцевала на балу с Джаретом, — тихо ответила она. Как можно было забыть об этом! Удивительный бальный зал, волшебная музыка и его слова… Такое бывает лишь во сне. — О! — завистливо застонала Бэт, открыв строгий черного бархата футляр. В нем лежало самое изысканное и роскошное ожерелье, какое она могла бы себе вообразить. В другом футляре поместилась диадема, сверкнувшая тысячами искр. Бэт примерила колье, думая при этом, что, возможно, не так уж и плох Джарет, раз делает такие подарки. Да, короля любить, безусловно, приятнее, чем бродягу. — Наденешь платье? Эрин покачала головой: — Оно мне теперь размеров на пять велико. Болтаться будет, как на вешалке. Она грустно посмотрела на себя в зеркало: а она кто? Вешалка и есть. Что с нею стало…***
Эрин долго раздумывала, запершись в своей комнате и забившись в угол. Мысли оглушали. Обилие новой информации создавало ощущение хаоса. В комнате было тихо, а в углу вообще хорошо думается. Этот новый знак внимания смутил её. Безусловно, это была весточка от него. И ещё какая! С замиранием сердца она вспоминала те неповторимые минуты, которые провела с ним там, в бальной зале. Тогда она не бежала от него. Она позволяла ему вести её в танце, и ей казалось, что она лишь плывет по течению, и это течение направляет её туда, где ей нужно быть. И что больше ей не придется ни о чем заботиться и волноваться. Он обещал, что отныне каждый её день станет похожим на праздник, и она верила ему… «Доверься мне, и ты поймёшь, что моя любовь так же велика и необъятна, как Вселенная. Останется лишь море нашей любви…». Так он говорил ей. И она снова и снова вспоминала его слова. Вернее, она слышала его голос, словно он был совсем рядом. «Я предлагаю тебе весь мир и… своё сердце!.. Я прошу так мало! Твоя преданность, твоя вера, твой страх и трепет, твоя покорность и твоя любовь — только это мне нужно! Взамен ты получишь всё, о чем мечтала когда-либо. И меня самого…». Кто это говорит? Её воображение или сам Джарет? «Я покажу тебе мир, каким ты его ещё никогда не видела. И этот мир будет только для нас, только нашим…». — Хватит! Прекрати! — она застонала, всё глубже забиваясь в самый дальний угол комнаты, её лицо заливали слезы, и в них она захлебывалась, инстинктивно сжимаясь в комок, силясь не сломаться под грузом обрушившихся на неё эмоций. «Эрин, я был терпелив с тобой и выполнял все твои прихоти, все твои желания. Но я могу быть и жестоким!». — Разве не жестоко то, что ты сейчас делаешь со мной? «Я не могу жить без тебя! Моя любовь…». — Я не могу тебя любить! Нам нельзя быть вместе, разве ты не понимаешь:?! Мы слишком разные! Нам не позволят!.. «Тебя слишком волнует мнение окружающих. Думай о нас…» — О Эру! Куда же мне деться от своих чувств! Есть ли в мире такое место, где я смогу забыть о нем навеки?! «Я сделал всё, что ты хотела. Всё! Ты хотела уйти и больше никогда не вернуться. И я позволил тебе придти сюда. Ты боялась меня, и я старался не разочаровывать тебя! Я повернул время вспять. Ты хотела, чтобы я любил тебя, и ты стала смыслом моей бесконечности. Я умножил мир многократно. И всё это я сделал ради тебя!..»***
Слезы не принесли облегчения, потому что проблемы не решали. Усилием воли велев себе успокоиться, Эрин снова и снова возвращалась к мыслям о нем. Теперь она понимала, что Вселенная звонит во все колокола, заставляя её принять единственное решение, которое устроило бы всех. Всех, кроме Тар-Эриана. Даже её саму. Он гоблин? Ну и пусть! «Я не хочу быть одна в Рождество. Я больше не хочу мучиться. Это несправедливо», — говорила себе Эрин, глядя на мерцающую разноцветными огнями ёлку в окне второго этажа дома на другой стороне улицы. Видимо, это детская. Детская… Как хорошо быть ребёнком и не знать всех этих мучений, не стоять перед извечной проблемой выбора! Первый снег повалил огромными пушистыми хлопьями, обещая новую жизнь всем в этот вечер, и неожиданно за окном стало непривычно бело. Сквозь оконный проём в комнату хлынули синие сумерки. Сейчас бы поехать по магазинам за рождественскими подарками. Всей семьей. По пути заехать в кофейню, выпить горячего кофе со сливками, корицей и ванилью… А кругом смех, рождественские песни, звон колокольчиков, запах печенья, хвои и мандарин… Блеск ёлочной мишуры, веселые призывы Санта-Клаусов… Как так получилось, что их дом до сих пор не украшен к празднику и ей нет никакого дела до самого любимого дня в году? Но без него это всё равно что незаконченная картина. Какой может быть праздник, когда душа стонет и болит! А ей вдруг страстно, невыносимо захотелось быть счастливой. Вопреки всему! Ведь могут же другие себе это позволить и причем безо всякого зазрения совести! Вообще Бэт права: Эриану наплевать на неё, он думает лишь о собственных интересах. И все думают. Только она разрывается на части, пытаясь угодить всему свету в ущерб себе самой. Прав и Джарет. Она слишком переживает о том, кто и что о ней подумает. А он свободен — мнение окружающих его ни капли не волнует. Разве не этой свободы она хотела? Разве не этому она позавидовала тогда, в подземелье? И всё это ещё может сбыться… А, была не была! Вот будут бить, тогда будем или плакать, или ноги уносить. Унести-то их как раз есть куда — в Лабиринт. А он надёжно охраняется. Она долго заботилась о своём мире. Так пусть теперь и мир позаботится о ней! Возмущение её всей сложившейся ситуацией росло, и тем крепче становилось желание сделать наконец собственный выбор! — Ладно, вы победили! — сказала она куда-то в пустоту, и эти слова показались ей самыми правильными в жизни. Этим же вечером она объяснится с Джаретом. Сколько можно скрывать свои чувства! От себя самой всё равно не убежать. Если и он к ней по-прежнему неравнодушен, то… Кроме того, она помнила его обещание научить её управлять своей магией. Дар её всё так же не поддавался контролю. Пожар то и дело вспыхивал то дома, то в магазине, вообще там, куда она приходила, в любой момент могли появиться языки пламени, и это грозило большой бедой. Силы сестер проявлялись не столь агрессивно. Если Белинде случалось всплакнуть, начинали течь краны. Когда у Бэт иссякало терпение, дом слегка потряхивало, как при микроземлетрясении. Обычно дело заканчивалось парой разбитых чашек и испуганно забившимся под диван котом. Джин уже понемногу осваивал свои новые способности. Ему было проще: десятилетиями он чувствовал ветер под крылом, его мощь, направление и скорость. Ворон умел дружить с ним. Поэтому торнадо в доме больше не появлялось. Именно сила Эрин, вызываемая к жизни бесконтрольно, в десятки раз усиленная чувствами и эмоциями, угрожала большой бедой и дому, и всей улице. Наконец-то она сможет обуздать свой дикий дар! Итак, она позовет его сегодня вечером. Сердце заколотилось о грудную клетку как сумасшедшее, а в животе что-то заныло. То ли от нетерпения, то ли из боязни снова потерять контроль над собой и попасть под гоблинский гипноз. Кроме того, она побаивалась и его самого. Он был в сотни, в тысячи раз сильнее её. И он умел пользоваться своей силой, не то что она… Как-то он отреагирует на её зов? Вдруг уже слишком поздно? Вдруг это был прощальный подарок? Эрин перевела взгляд с улицы на стену своей комнаты, где в резной посеребрённой раме светилось большое зеркало. Ну и страшилище! Разве можно позвать Короля, когда ты в таком виде! В жутком свитере, волосы как попало собраны в нелепый узел, лицо бледное, вокруг красных глаз коричневые круги, всюду выпирают кости… Да, собственное отражение порой здорово отрезвляет. Не напрасно родные бьют тревогу: она умудрилась довести себя до состояния, что называется, «краше в гроб кладут». Уж постаралась от души! Что ж, на свидание надо идти в лучшем виде. Принять ванну, сделать макияж, приодеться…. Это всё, что она может сейчас. ©