Лабиринт. Книга Вайрэ

— Убить Время! Разве такое ему может понравиться! Если б ты с ним не ссорилась, могла бы просить у него все, что хочешь. Л. Кэролл. Алиса в Стране Чудес

      — А что теперь? — спросила Эрин, не чувствуя под собой ног от усталости.       — Теперь — домой, — твёрдо произнёс Джарет, и в десятую долю секунды потолок упал под ноги, пол перевернулся — и они очутились в маленьком Тронном зале королевского Замка.       Она замерла. Смотрела в пустоту и молчала, словно прислушивалась к чему-то. Джарет помахал рукой перед её глазами, проверяя, не случилось ли чего. А то мало ли. Эрин медленно перевела взгляд на него.       — Кажется, я всё поняла.       — Что ты поняла? — снисходительно улыбнулся Король.       — Что я невероятно глупа.       — Ого! Кажется, чудеса ещё не кончились. И что подвигло тебя к этому?       — Слышишь? — тихо спросила она, и Джарет прислушался. — Замок поёт. Он поёт собственную песню. Но эта песня — наша. Твоя и моя. Эта музыка звучала в ту ночь, когда я впервые танцевала с тобой.       Музыка, едва слышная, словно не стихшие ещё отзвуки только что закончившегося мотива, — зыбкая, очаровывающая, пульсирующая, усыпляющая, околдовывающая, сладкая… Будто тёплые морские волны на закате подхватили и укачивают в своих объятиях.       — Это Замок говорит со мной.       — Правда? И что он сказал?       — Словами этого не передать. Но я попробую сказать о том, что теперь ясно вижу, — она немного помолчала. — Ты превратил мою жизнь в сказку. А я не поняла этого. Ведь я всё ещё бегу по лабиринту. Помнишь, ты сказал, что я уже никогда не буду прежней? Я прошла твоё испытание. Тогда мне нужно было добраться до тебя и выйти наружу. Но этого показалось мне мало: я построила свой собственный лабиринт — и на сей раз бегу по нему от тебя! Я так привыкла бежать, что совсем забыла о своём желании остановиться и насладиться мгновениями, побыть с тобой, не оглядываясь на циферблат. Ты обещал мне прекрасную любовь, а я отложила её на недостижимое «потом». Ты столько сделал для меня, а всегда недовольна. Я только и делаю, что испытываю твоё терпение. Даже свою смерть я использовала как попытку к бегству. И главное, я не знаю, зачем всё это творю. А ведь от добра добра не ищут. Может, я схожу с ума?       Джарет терпеливо выслушал. По секундному взлёту бровей, по лёгкому движению головы она поняла, что он оценил справедливость её самокритики.       — Может быть, тебе не хватило испытания. Ты уже задавала эти вопросы, но выводов из этого не сделала.       — Как же мне быть?       — Хочешь моего совета?       — Да.       — А ценен ли он для тебя?       — Да.       — В таком случае, доверься мне и перестань напрасно тревожиться.       — Довериться тебе… Джарет, ты всё решаешь без меня и за меня. Я чувствую себя вещью, предметом. Куклой, с которой играют, но сама она ничего сделать не может, потому что ничего из себя не представляет. И потому вместо любви, восхищения, признательности меня наполняют гнев, горечь и разочарование.       Джарет взошёл по ступеням и опустился на трон. В отсутствие своего господина гоблины наконец заменили линялую накидку на бархатную, похожую на тёмное ночное небо в разводах розовых туч и со звёздами в промежутках.       — Хочешь откровенного разговора? — наклонившись вперёд, он протянул руку и, когда она приняла её, усадил рядом с собой. Хорошо, поговорим. В отношениях всегда бывает кто-то ведомым, а кто-то — ведущим. Один — хозяин, другой — слуга. Равнозначность между любящими — сказки, миф, россказни кумушек. Такого не бывает. Я сильнее тебя во всём, и потому я отвечаю за тебя. А кроме того, король не обязан отчитываться ни перед кем. Ты хочешь самостоятельности. Отлично. Ты свободна в действиях. Но к чему ты пришла? К истерии. Всё ещё хочешь добиваться всего с боями, но сама? Хм. Я не бог весть какой знаток эльфов. Но, думается мне, ты ведёшь себя по-людски в безумной попытке всё контролировать. Почему ты не можешь принять жизнь, как она есть? И меня — я такой, каким меня создала природа. Насколько я знаю, эльфы доверяют своему Создателю.       — Мне кажется, Единый отступился от меня, — тихо призналась Эрин. — Это ощущение затягивает в беспросветное чувство вины и одиночества.       — Ты ошибаешься. Тот, кто отступается от своих творений потому, что они поступают по-своему, а не согласно вышнему замыслу, не может называться творцом. Похоже на то, что ты сама от него отвернулась.       — Наверное, ты прав. Это я ввергла себя в омут сомнений и беспокойства.       — Умница. Полегчало?       Эрин выдохнула. Эмоции, обуревавшие её до сих пор, казалось, кислотой разъедали изнутри, оставляя незаживающую язву. Вполне вероятно, в конце концов, она сожрала бы себя заживо.       — Да.       Джарет смотрел на неё с любопытством:       — Почему бы тебе не прекратить бессмысленное самоедство? Просто будь. Я не могу сделать тебя счастливой, пока ты себе этого не позволишь.       Эрин кивнула. Такие, казалось бы, простые слова. В другое время они вряд ли подействовали бы. «Почему я раньше не поговорила с ним? Ведь он куда мудрее меня. Разве можно вступать в брак, если не можешь открыть любимому существу свои страхи?».       — Я тебя люблю, — ни с того ни с сего призналась она.       — Давненько я этого не слышал, — ухмыльнулся Верховный гоблин.       — И, кажется, ни разу не говорила, что ты прекрасен.       — Это должен был сказать я.       — Да, я тебя опередила! — похвасталась эльфийка.       — Бросишь свою лачугу? — слегка вызывающим тоном поинтересовался Джарет.       Она поняла, что не знает, чему удивиться: тому ли, что он в курсе, или тому, что заговорил об этом именно сейчас, когда дипломатические отношения восстановлены.       — Нет. Там моё личное пространство, и там никого не ждут. Но Король может посетить меня, когда ему будет угодно, — стоит лишь взмахнуть крылом.       Согласно людской истории рекордов, самый долгий поцелуй длился семнадцать дней и десять с половиной часов. Едва ли физическое и нервное истощение могут принести удовольствие. Куда приятнее, когда поцелуев много, а спешить некуда.       — Кстати, ты, кажется, чувствуешь себя у нас одиноко как вид? — тягучим тоном заметил Джарет, и у Эрин на миг появилось какое-то нехорошее предчувствие.       — Бывает иногда, — осторожно ответила эльфийка. — А что?       — Так вот. В Малерне, в городе Мирт, живут эльфы.        Эрин подскочила на месте.       — Как эльфы? Здесь?! Бок о бок с гоблинами?!       -А что? — обиделся Джарет. — Я, что, тиран, что ли, по-твоему?       — Нет… — неуверенно ответила она, всё ещё ошарашенная этой новостью.       — Я не мешаюсь в дела своих подданных. Коли эльфы предпочитают жить в моей стране, а живут они тут уже пару тысяч лет (при папаше моём они сюда, знамо дело, носа не казали), так и пусть живут.       — Да, но… Почему они живут не в своей стране?       — Ну, кажется, одних изгнали, как тебя. Другие пришли сюда со своими родичами. Замок мой ведь эльфы украшали.       — Точно! Я ещё в первый раз подумала, что балюстрада на входном ансамбле — эльфийской работы. Нолдор, должно быть.       — Так и есть. С тех пор и живут. И не только в Мирте. Но суть в том, что они все собрались почему-то в Малерне. Наши их не обижают. И они тоже стараются. В общем, мир и любовь, — со странной усмешкой закончил Джарет.       — Я слышу нотки сарказма?       — Раньше мы бы от них мокрого места не оставили.       — И от меня.       — И от тебя. Но теперь это строжайше запрещено — и нам, и вам.       Мог бы и не говорить про мокрое место, буркнула про себя Эрин. Тактичности у него иногда как у асфальтового катка. Впрочем, чего я хочу от гоблина?       Когда наступило, наконец, утро, вернее, вполне приличное для визитов время, Эрин решила вернуться домой. Джарет не возражал, правда, нельзя было сказать, что он в восторге оттого, что невеста снова сбегает, да ещё и наутро после помолвки. Она обещала вернуться, как только наговорится вволю с сородичами.       — Почему бы тебе не приехать ко мне в гости? — неожиданно пришло ей в голову. — Официально.       — В гости?       — Ну конечно. Как Повелитель ты всюду у себя, но теперь, я думаю, нам уже пора перестать прятаться по углам. Тем более, ты сам подарил мне Малерн и можешь оказать честь своим посещением. Разве нет?       — Пожалуй. Рано или поздно всё равно тебе придётся выдержать визит короля и его свиты. Но есть одно «но».       — Какое?       — Ты должна выехать мне навстречу. Со своей свитой.       — А у меня её нет.       — А слуги-то твои на что? ***       Она побывала дома только затем, чтобы переодеться в менее торжественное платье. Туалет выбирала долго. Коричневый шёлк не подошёл из-за золочёных кружев, зелёный атлас из-за слишком широких фижм. Зачем они только здесь, когда весь цивилизованный мир давно уж не носит даже кринолин! Наконец, нашла платье на чехле из голубого атласа с юбкой из голубого же тюля, украшенного маленькими серебряными бантиками. Неброско и одновременно нарядно. Тёплый плащ с капюшоном — зима всё-таки!       Медальон перенёс её на какую-то тихую, безлюдную, мощёную булыжником улочку столицы Малерна. Вполне вероятно, что жители Мирта ещё только завтракали. А возможно, уже и разошлись по делам. На какой-то башне (должно быть, в центральной части города) часы прозвонили десять.       Эрин постояла в нерешительности. Собственно, торопиться было некуда. Она прошла по улочке до самого верха и попала на рынок. Там продавцы уже вовсю хлопотали возле своих прилавков. Женщины в чистых передниках и мужчины в зелёных колпаках и лучшем платье. Цветочницы наполняли вёдра свежими букетами и ставили в свободных промежутках между вёдрами цветы в горшках. Где только они выращивают цветы зимой! Должно быть, в каких-нибудь теплицах. Она мельком углядела несколько необычных фиалок.       Дальше шёл лоток со всякими сладостями, которые не только аппетитно выглядели, но и восхитительно пахли. И, конечно, вокруг него толпились, смущённо хихикая, гоблинята. Рядом примостился прилавок с тканями. Эрин заметила себе, что эти ткани следовало бы осмотреть получше. Как-нибудь потом она специально прилетит сюда, чтобы как следует познакомиться с городом. Следующей шла лавка скобяных изделий, потом мастера-поделочники выставляли на всеобщее любование свои шедевры… Да тут всё было! Но всё такое не тронутое людской цивилизацией и потому чистое, непорочное.       Эрин давно уже не считала гоблинов извергами. То, что произошло в прошлом в Ирландии, было, по её мнению, исключением. Здесь, под крылом Джарета, гоблины выказывали себя почтенными тружениками. Ни одного бездельника и пьяницы она не видела, и, вероятно, не увидит. Согласно королевскому указу, с дармоедов и дебоширов брали огромный налог, и вести праздный образ жизни было крайне невыгодно. Эх, вот бы в человеческом мире было так!       Ей оказывали почтение — делали книксены, кланялись и приподнимали колпаки и шапки. Без подобострастия, с уважением. Не лебезили. И занимались своими делами дальше. Не приставали с расспросами. Всё это ей очень нравилось.       Эльфов она нашла сама — оглядевшись, заметила взглядом большую фигурную вывеску на здании в три этажа. «Серебряный лебедь». Только эльф мог дать такое название. Притом в воображении возникал не жареный лебедь, а ладьи в Альквалонде, белоснежные корабли Тэлери.       Над крыльцом в стену была вделана деревянная, тщательно вырезанная, голова лошади. Это означало, что здесь есть конюшня. Эрин уже знала, что гоблины лошадей обычно не держат и недолюбливают, но они нужны для монарших и дворянских выездов. Наверное, и в её имениях есть лошади. Кажется, Мима упоминала, что в Мирте и других городах есть у неё свои дома. О, здорово, надо будет въехать в здешний дом.       В передней гостиницы никого не было, кроме высокой девушки в велюровом платье цвета корицы. Её тёмные волосы были украшены маленькими жемчужинами. Она ставила в вазу на стойке регистрации (во всяком случае, Эрин решила, что это ресепшн) небольшой букет свежих цветов, очевидно, только что купленный на рынке.       Стойка была резной и выкрашенной в серо-голубой цвет. Позади неё имелся открытый буфет, на полках которого были выставлены несколько кувшинов, тарелок и блюд в той же цветовой гамме. Стойка и буфет левым боком, если смотреть со стороны посетителей, были повёрнуты к высокому окну. А ещё тут были несколько удобных стульев и камин, который в этот час, конечно, ещё не разжигали.       — Доброе утро, госпожа. Рада, что ты нашла время для сородичей, — девушка говорила спокойным голосом и с маленькой улыбкой на губах. А ещё у неё были светло-серые яркие глаза.       — Я пришла сразу же, как узнала, что эльфы живут в королевстве гоблинов, — взволнованно и словно оправдываясь, ответила Эрин.       — Верю тебе.       — Как вам живётся здесь? — она задала этот вопрос, как будто это было самое главное, самое важное, что ей хотелось знать.       — Хорошо. С тех пор как объявлен мир и гоблины перестали быть нашими врагами, мы поняли, что можем быть даже соседями.       — А Тар-Эриан знает?..       — Думаю, да. От его взгляда мало что укрывается.       — И он не против?       — Возможно, что и против. Но где жить тем, кого он изгнал? Это уже дело и забота самих изгнанников. И те, кто ушёл добровольно, тоже решают это сами. Ведь мы свободны в своём выборе.       — Я была изгнана именно за свой выбор. И, наверное, сородичи…       — …должны презирать и осуждать тебя? За что же? Поверь мне, мало кто действительно осуждает тебя. Уж не мы, во всяком случае.       У Эрин отлегло от сердца. Она и забыла, что эльфы понимают друг друга с полуслова. Вот здесь и сейчас эта незнакомая девушка высказала то, что тяготило её с того самого момента, когда она признала и приняла свою любовь к Владыке гоблинов. То, что висело камнем на шее, не давало дышать полной грудью.       — Меня зовут Лия, — представилась девушка. — Я хозяйка этой гостиницы, так что ты можешь останавливаться здесь всегда, как захочешь побывать в городе или поговорить.       — Спасибо, Лия. Ты не в силах представить, насколько это для меня важно.       — Думаю, что в силах, — Лия понимающе улыбнулась. — Мы образовали здесь маленькую общину и стараемся поддержать и ободрить друг друга. И то, что хозяйкой здешних мест стала именно ты, наверняка, не случайно.       — Как не случайно и то, что для жительства вы выбрали герцогство, в котором нет хозяина? — лукаво улыбнулась Эрин.       — Именно так, — ответила многозначительной улыбкой Лия. ***       Потекли дни и месяцы в трудах и заботах. Эрин вернулась в свой домик в лесу. Он по-прежнему стоял одинокий и всеми забытый, тихо поскрипывая дверью и ставней. Крыж был страшно рад её возвращению. Он постарался на славу — вымел всю набившуюся ветром листву из комнат, прочистил печь и дымоход, поднял и расставил по местам опрокинутую мебель.       Эрин отправила сюда десяток плотников с наказом навесить заново дверь и ставни, поправить крышу, укрепить пол и крыльцо, поставить забор метра в три в высоту. Забор надёжно обхватил почти всю поляну, и внутри оказались и дом, и куст бузины, и пара сосен, и пруд с камышами и лягушками, и даже маленький родничок. Сама она руководила работами и заботилась о том, чтобы работнички не голодали и не холодали, — из большого дома сама хозяйка переносила для них котлы с горячей едой и чаем. Крыж целыми днями шастал по лесу — таскал валежник. Она велела нескольким гоблинам разрубить вывороченные бурями и лежащие на земле деревья и сушняк, и так они запаслись дровами. Плотники сделали ещё и навес для дров и несколько кормушек для оленей и косуль.       В доме появились стёкла, ветер перестал гулять по комнатам, и печь, наконец, наполнила воздух в доме теплом. Обходя комнату за комнатой в своём поместье, Эрин потихоньку наполняла дом мебелью и вещами. Брала только самые простые предметы обстановки, самые дешёвые — большой шкаф, обычный буфет, пару деревянных кресел, пару диванчиков, этажерку, скамеечки, большое зеркало, посуды набрала, зеркало захватила, несколько ламп, половички, коврики и много чего другого. После долгой и тщательной уборки домишко ожил, душа его — и это явственно ощущалось — возрадовалась новому обществу. Правда, топить пришлось часа два — так сильно он промёрз долгую зиму.       — Дом тёплый, — поспешил успокоить Крыж. — На совесть построен. Да прежные хозява… так ведь его и бросили, даже дверей не закрыли.       — А отчего такая поспешность? Что с ними приключилось?       — Так волки ж. Всё вокруг шастали. Как лесник помер, лесничиха с дочкой перепугались до смерти. Кажную ночь зубами стучали. Да ведь волки в дом не проберутся ж, я им говорил. Ну вот, в один день осенью достали подводу откуда-то, погрузились и поминай как звали. Остался только я один.       — Бедняга, — искренне посочувствовала Эрин. — Они, что, под домом сторожат ночами?       — Теперь-то нет. Но, бывает, забегают проверить, не вернулся ль кто. Кошку однажды чуть не споймали. Так она таперь на балке, под потолком, ночует.       — Волков я отважу, пусть только сунутся, — решительно заявила Эрин. — Хотя, если они не научились перемахивать через трёхметровые заборы, то вряд ли тут ещё появятся. А за забором пусть воют, сколько хотят.       — Дело говоришь! — обрадовался домовой.       Постепенно домик снова стал жилым и уютным. На окнах появились занавески, в горшках — цветы. Перестало пахнуть пылью. Весело свистел носиком кофейник, в котелке варилась похлёбка из вылезшей на весеннем солнцепёке молодой крапивы. Текли неторопливые дни и вечера. Здесь, в стране гоблинов, ничего дурного с Эрин не случалось — некому было причинять ей вред.       Повадились к ней Огневухи. Добро бы калиткой пользовались — так нет, лазили через забор и кое-где его расшатали. Они, кружась в безумных пируэтах, вытаптывами только что посаженные в садике лесные цветы, взбирались на крышу и — не нарочно, конечно, — проломили её в одном месте, так что пришлось снова звать отряд плотников. Разбили мячом окошко. Всячески мешались и кидались под ноги. И без конца зазывали «сыгрануть ещё разок».       Эрин потеряла терпение.       — Поиграть хотите? Отлично! — в её ладони вспыхнул огненный шар, и она подбросила его в воздух несколько раз, как мяч. — Лови!       Шар на свою беду поймала крайняя белка и, взвизгнув от боли, принялась прыгать по поляне, как бешеный метеор, прижимая к животу обожжённые лапы.       Потрясённые Огневухи остановились в сторонке, не решаясь подойти ближе, и Эрин беспрепятственно удалилась, сохраняя своё герцогское величие. Хорошо, когда не приходится спасаться бегством. Прав Джарет, когда говорит, что иной раз стоит и припугнуть их!        «Больше они никогда не позовут меня играть, — несколько уныло заметила какая-то её часть, а другая без тени сожаления добавила: — Да ну и пусть!».       Белки молча проводили глазами скрывшуюся в кустарнике эльфийку. Потом один из крупных самцов озадаченно произнёс, почёсывая в макушке:       — Кого-то она мне напоминает.       Однажды в гости наведался сам Король. Она поняла, что явился незваный гость по тому, как кошка соскочила с её колен и метнулась в дверь на улицу. Эрин через окно видела, как Кошка, взлетев в воздух грациозным прыжком, поймала и пригвоздила к земле большую сову. Она прижимала распластанные по земле крылья и, кажется, даже вонзила в них когти.       — Пошла вон! — услыхала Эрин знакомый шип.       — Чтоб я тебя тут больше не видела!       — Останешься без глаз!       — Задушу! — пригрозила Кошка.       Сова была больше её и, наконец, сумела сбросить с себя хищницу. Приняв обычный облик, Джарет пинком отшвырнул зверька.       — Не делай так! — возмутилась Эрин, подхватывая любимицу на руки. — Она защищает меня!       — От меня? — высокомерно поднял бровь Король.       — Ото всех.       — Нашла врага!       Пять лет протекли незаметно, как месяц. Пять студёных зим с метелями, пять звенящих юностью вёсен, пять осеней с хрустальными вечерами и яблочными шарлотками. Эрин казалось, что так будет всегда. Королю неожиданно пришлось по душе это местечко, и почти каждый вечер он проводил здесь. Забегали в гости и другие гоблины и домовые.       Частенько заглядывал Милтон, приносил новости из дома. Близнецы — Чарльз и Шарлотта (Бет хотела назвать девочку Эрин, но Белинда испугалась повторения судьбы сестры) — росли и удивляли домашних своими магическими силами. Джарет по-прежнему навещал эту семью, но об Эрин никогда сам не говорил и разговоров о ней не поддерживал, считая, что сестра должна быть оплакана и отпущена в «лучший мир», как говорят люди.       В маленьком домике лесника жизнь текла тихо и неспешно. Теперь лесником была сама Эрин. Недовольны были только двое — Корим, поскольку, по его мнению, такое поведение его госпожи было совершенно неподобающим её положению, и Мима, которой уже не за кем было ухаживать, но зато её положение в замке оставалось прежним.       И когда, наконец, прошёл заветный октябрь и незаметно подкрался Самайн, Эрин встрепенулась.