***
Джарет критически смотрел на себя в зеркало. Видок ещё тот: глубокие тени под глазами, измученный вид, кожа, и без того бледная, похожа цветом на больничную простыню. И неудивительно. Немного распахнув рубашку, он перевёл взгляд на левое плечо — огромное тёмно-пурпурного цвета пятно едва затягивающейся раны растекалось по коже от ключицы до центра грудины, а по краям сиренево-серые бледные разводы. Впечатляюще. И так каждый год открывается это безобразие со всеми сопутствующими радостями. Он посмотрел на оконную раму. Что, если оставить на несколько дней Анору на попечение Дрего, а самому забиться куда-нибудь в щель и отлежаться в одиночестве? Не выйдет. Не то что перекинуться, даже окно нет сил открыть. Руки дрожали, он с трудом застегнул пуговицы рубашки и снова надел колет. Примерил фальшиво-сладкую улыбку под названием «всё в порядке». Интересно, получится её обмануть или нет? Обычно это не требовалось — он просто смывался из Замка в День Рождения, будь он неладен, и пережидал где-нибудь, пока рана снова не затянется и обжигающая боль не превратится в локальный ледник в плече. Обманывать подданных смысла не было — это их не касалось. Но именно по этой причине, им не известной, его День Рождения никогда не отмечался вовремя, а настроение Его Величества всегда оставляло желать лучшего. Наивные гоблины всё относили на свой счёт и из сил выбивались, стараясь, чтобы каждый следующий праздник вышел лучше прежнего, не зная, что это не в их власти. Теперь дело иное. Эрин рядом. Удастся ли скрыть такое от эльфа? И как надолго? — …говорят, что мифические Каледонские рощи давно уже ушли в область легенд. А может, это было всего лишь вымыслом. Ты уверен, что они и впрямь существуют? Эрин вошла в гардеробную и встала прямо перед ним. Чудо номеров класса «люкс» — гардеробные, где с удобством можно разместить одежду и чемоданы и не заботиться о складках на платье. А ещё можно повертеться часа два перед огромным напольным зеркалом в резной раме. — Зачем бы я тебя привез сюда, если бы их не было? Король придал своему лицу невозмутимо-беззаботное выражение, — врать таким образом ему было не впервые, — изо всех сил удерживая мелкую дрожь. Его невозможно знобило, и слабость наваливалась с каждой минутой всё сильнее, стоять стало тяжело. Закутаться бы во что-нибудь да чего принять покрепче… Так ведь и заснуть, скорее всего, не удастся! Анора ответила странным долгим оценивающим взглядом. Как будто слушала тишину и слышала что-то там, в воздухе, чего он не слышал. — Что с тобой? Вот и проверили. — Всё нормально. — Ничего не нормально. Тебе больно. Я же чувствую. — Вот ещё глупости! — Джарет сжал зубы и попытался обойти её, направляясь к выходу. Клык пропорол тонкую кожу губ, и он ощутил во рту вкус собственной крови. — Знаешь, что? Ты почувствовал, когда лгала я. А теперь я чувствую твою ложь. Воздух буквально пахнет болью. И я хочу знать, что происходит. Нечего делать вид, будто всё в норме. Король долго смотрел ей в глаза. Он хотел сказать, что ей тут не на что глядеть. Что ему не хочется, чтобы она видела его раненым и измученным. Что это его дело, а её — быть беззаботно чирикающей птичкой. Что он сам обо всём подумает и сам всё сделает. Но внезапно понял: не прокатит. И, махнув рукой, открыл истинное положение дел. Эрин постояла с остолбенелым выражением лица, а потом бросилась укладывать его на диван, устраивая поудобнее среди мягких подушек. Джарету хотелось привычно заупрямиться, но она так посмотрела на него (дескать, какого лешего, ломаться ещё будешь!), что он только обречённо вздохнул и отдался её заботам. Первым делом, она выставила набившихся в королевские апартаменты любопытных грейвелинов. Нечего тут мешаться, ничего не стряслось! Потом отправила одного коридорного за кипятком, а другого — в ближайшую травяную аптеку. Лучше бы самой сходить да покопаться там как следует. Недотёпа-человек купит ещё что не то. Да и аптечные травы — не совсем то, что собранные самолично, да ещё в нужное время. Но что поделаешь, когда обстоятельства не благоприятствуют? Вербена, корень граната, ива белая, трава пустырника и зверобоя, душицы, мелиссы… Король со страхом разглядывал сушёные препараты и колдующую над ними эльфийку. Наконец он не выдержал: — Не трудись. Придворные лекари бьются уже не одну тысячу лет над этой раной. И всё без толку. Ты только потеряешь время и силы. — Не одну тысячу лет? — Эрин даже остановила на минутку бег по гостиной. — Откуда у тебя эта рана? Джарет ответил не сразу, глубже кутаясь в тёплый плед и с трудом удерживая зубовный стук. Ему было одновременно жарко, как в печи, и до жути холодно. — Первое знакомство с Чёрными лучниками… Мне было тогда чуть больше пятисот… — Ого! Кому-то ты уже тогда дорогу перешёл. Но как тебе удалось выжить? И почему никак не выздоровеешь? — Яд троллей не лечится, — вздохнул Король, отвечая на последний вопрос. — Не знала, что тролли ядовиты, — буркнула Эрин. — Да не сами тролли. Они делают яд из каких-то секретных компонентов, рецепт и под пытками не выведать. Кто только не обломал об них зубы. Но противоядие от него ещё не найдено. Рана открывается всего раз в год на несколько дней. Обычно её не видно, но место, где она скрыта, не согреть ничем. Что-то вроде полюса холода. Персональный айсберг. Так что едва ли ты преуспеешь больше моих лекарей. — Твои лекари ни к чёрту не годятся. Гони их вон! А теперь слушай меня, детская страшилка! Уймись и перестань мешать мне тебя лечить! — Я спускаю тебе слишком многое, — с кривой улыбкой пробормотал он, закрывая глаза и отдаваясь во власть её целебных рук. Тёплый кровоостанавливающий, обезболивающий компресс из листьев кипрея, котовника, погремка и кровохлёбки. Жаропонижающий отвар из вербены лекарственной и листьев брусники. Успокаивающий настой из чабреца, лаванды, боярышника и ромашки с мёдом. По крайней мере, озноб перестал трясти его. И боль чуточку отступила. Но особых улучшений пока что он не ощутил. — А теперь поспи немного, — Эрин наклонилась над пациентом, отводя ладонью волосы с его мокрого от пота лба и ласково целуя. — Благодарю тебя, Господи! — Джарет закрыл глаза, чувствуя, что готов задремать. Сейчас это казалось самым желанным на свете. — Эти эльфы с их травами просто невыносимы!***
Лилит сидела на троне в тёмном зале своего замка. Зажигать свет нужды не было — она отлично видела всё и без освещения. К тому же лучи дневного света протянулись через всё пространство зала, и тем ослепительнее они казались, чем гуще скапливалась темнота в углах. Её сосредоточенное лицо оставалось в непроглядной тени, а один из лучей согревал подлокотники трона. Она задумчиво любовалось сверканием камней перстня на указательном пальце. Она знала, что Джарет распорядился разыскать бывшего супруга своей ненаглядной. Дин действовал грубо и порядком намозолил глаза могущественному сопернику, весьма внимательному к мелочам. И она понимала, что будет, если Король гоблинов до него доберётся. Дин не еретик, хоть и вампир, а сил противостоять Владыке Смерти у него нет никаких. А Джарет мастер выжимать сведения из кого угодно. Лилит вздрогнула, всего на секунду представив себя на месте незадачливого помощничка. Впервые она поняла, что Король не польстится на её красоту и вампирское обаяние, обладай она нужными ему сведениями. Да и вообще, похоже, не польстится. Хозяину она не нужна, а значит, и защиты от него никакой не будет, коли узнает, что она против его воли пошла. Скорее даже, именно его, Хозяина, и стоит бояться. Если Джарет доберётся до Дина… А его расторопные помощники ему помогут, в этом можно не сомневаться. Ей бы таких! В общем, жаль, конечно, но этот козырь не настолько ценен, чтобы им дорожить. А стало быть, в расход, пока противник не вытащил его первым. Ормал, вампир, занявший место Эйдана и высокими моральными принципами не отличавшийся, понятливо кивнул и вышел.***
— Джарет, может, мы могли бы… — Нет, не могли бы! — категорично отрезал Верховный гоблин. — Но, может… — Не может! — А вдруг будет… — Не будет!!! — Но мне душно! Малюсенький ветерок тебя не убьёт, поверь мне! Остро сверкнули глаза. Или остроту маленьких черных зрачков, похожих на бусинки, подчёркивали разноцветные радужки, тонкие, резкие, как будто колющие черты лица и светлые волосы? — Пойди погуляй, — разрешил он. — Только, бога ради, не смей ничего покупать со скидкой и на распродажах! Не позорь моё тёмное имя. Гоблин недовольно отвернулся. Полдня терпеть мерзкие на ощупь примочки и глотать отвратительную траву, чтобы она наконец-то признала, что теми методами, которые ей известны, она не может его вылечить! Не стоило и пытаться. А теперь вот выдумала — окно открыть! Да, может, это и смешно, когда в его Тронном зале никаких стекол в окнах нет. Озноб только отпустил. А плечо свербит так, что повеситься хочется. Вот это уже не ха-ха. Краем глаза он видел, как она неодобрительно покачала головой. Потом снова напоила его какой-то гадостью, надела шапку, пальто, перчатки и ушла. Дрего выждал минутку и, осторожно обходя диван с засыпающим Владыкой, двинулся за ней. Как-то он выпустил момент, когда длинные пальцы загребли его воротник в ладонь и притянули его морду к самому лицу Короля. Дрего прекрасно понял, что этим собирается сказать Джарет. — Да, Повелитель! Глаз не спускать. Головой отвечаю! А если опарафинюсь… — он развёл руками, послушно тараторя вызубренный урок. — Правильно. И напоминаю ещё раз: если не хочешь умереть молодым, найди мне этого прохвоста. Живым. Дрего кивнул и устремился к двери. Знамо дело, не хочет. Ни в каком возрасте. Но Джарет прав — если тот нелюдь, бывший суженный будущей королевы, работает на кого-то, то неровен час, пристукнет его наниматель за какую-нибудь провинность, а призраков допрашивать трудно — уж больно прыткие. Эрин он нашёл уже на первом этаже. Она не спеша шагала по коридору. Без пальто и шапочки — она оставила вещи в гардеробе.***
В Кофейном зале царил полумрак. Стоял пасмурный январский день, переваливший уже за три часа, а света не зажигали. Эрин устроилась за столиком в «фонаре», отсюда хорошо был виден камин, в котором горел настоящий торф, источая запах мха. Вдоль стен стояли невысокие круглые столики, накрытые большой скатертью, ложившейся складками на пол, а рядом с каждым располагались два удобных глубоких кресла с мягкой уютной обивкой. Здесь можно было заказать канапе, бисквиты и кексы, оладьи, а также традиционную английскую овсянку с ягодами голубики, ежевики, малины, клубники, или с кусочками банана, ананаса, апельсин… Некоторые постояльцы потягивали мартини из бокала матового белого полупрозрачного стекла, в котором плавали листик мяты или оливка. Некоторые мужчины, сидя в одиночестве за своим столиком, читали газеты. Те люди, что пришли вдвоём или втроём, негромко разговаривали. На столиках стояли металлические подставки под тарелочки с пирожными. Кулинарные шедевры смотрелись ужас как соблазнительно. И только надоедливые воспоминания о фигуре, которую должно сохранять в форме, удерживали руку на полпути. Она заказала мягкие вафли, политые ягодным сиропом, и травяной чай. Официант сам наливал чай из заварочного чайника прозрачного стекла. Там видны все ингредиенты, зрелище это уже само по себе произведение искусства. «Живут же люди!» — думала она, неторопливо поднося к губам чашку. Собственно, она и сама могла бы себе позволить пожить здесь недельку. Не в королевском, конечно, номере. Находиться здесь, в многотысячной столице Великобритании, в чудном отеле, в «The Village House» (с англ. — «Деревенский дом»), интерьер которого честнейшим образом оправдывает называние… Отсыпаться на широченной кровати в одноместном дивном номере, вставать, когда заблагорассудится, гулять по Лондону, составляя компанию самой себе, забредать во всяческие магазинчики и кофейни… И никто не знает тебя, и никто не знает, где ты… Предоставлена сама себе. О, ей очень бы этого хотелось. Но теперь уже вряд ли это осуществимо. Джарет не спускает с неё глаз, и личное время у неё появилось лишь потому, что он плохо себя чувствует. А с ним мир видится всё равно совсем другим. Дрего удобно развалился под столом, и ему тоже кое-что перепало. Слыша хруст и довольное чавканье, Эрин порадовалась про себя, что не стеснена в средствах. И ей не было дела до косых поглядываний тех, кто решил, что у неё, похоже, аппетит бегемота. Официант, нашедший в её лице внимательного слушателя, тем временем изъявлял сожаление, что её не было здесь к Рождеству. Должно быть, постоялица заметила, что на входной двери каждого номера из тёмного дуба с наружной стороны — маленькая ручка. Как объяснил собеседник, отель делает гостям подарки к праздникам, и их развешивают на этих ручках. Особенно популярны рождественские подарки в ярко-красных носках — шоколадные конфеты, дорогие сорта чая или кофе, приятные мелочи… На стол к чаю подают пряничные домики с сахарной пряной пастой, камины и уличную изгородь украшают еловыми ветвями… А как роскошны украшения и рождественское дерево в холле! А маленькие ёлочки в каждом номере!.. А частушки, и фейерверки, и Санта-Клаус, специально приглашаемый для детишек!.. Эрин только завистливо вздохнула. Когда она покинула Кофейный зал и вышла на крыльцо отеля, на ходу поправляя шарф и надевая перчатки, сумерки ещё сохраняли свою прозрачность, но уже обрели удивительное сочетание серого, синего, голубого и почти чёрного цветов, столь характерное для холодного периода года. Эрин понимала, что толком не видела, что это за место. Они приехали только вчера вечером, а наутро Джарета свалила эта ужасная хворь. Она слишком уважала его, чтобы жалеть. Но ощущала сожаление по поводу того, что её сил и знаний оказалось недостаточно, чтобы сотворить чудо. Она постояла на крыльце, разглядывая кованый подвесной фонарь, приветливо освещавший ступени и массивную входную дверь. Британский флаг лениво развевался на холодном ветру.Вокруг отеля располагался газон, очевидно, идеально ровно подстригаемый летом, и черная кованая ограда с кирпичными столбиками. Эльфийка двинулась вдоль здания отеля в намерении обойти его кругом.Он был похож на средневековый замок строгих, сдержанных очертаний, без вычурностей. Визуально он казался разделённым на три части. Последний этаж каждой части размещался под покатой крышей «горкой», именно там находились королевские номера. Эрин находила, что скошенные потолки придают комнатам какой-то особый уют. Ей нравилось, что подо всеми окнами первого этажа установлены узкие ящики с вьющимися и цветущими в тёплые месяцы растениями. Что вокруг второго этажа тянется балкон, решётку которого весной и летом увивают красные и белые цветы, пахнущие мёдом. Что кирпичные стены и белоснежные рамы создают неповторимый контраст классики и модерна. Что вокруг отеля стоят настоящие масляные фонари - в этом она находила необыкновенное своеобразие старины, не утратившей своей прелести в череде веков. Окна апартаментов уже кое-где светились тёплым, каким-то домашним светом. Помимо портьер оконные рамы на высоту среднего человеческого роста занавешивались ещё и белыми шторками, чтобы можно было задёрнуть их, пока вечер ещё не наступил окончательно. Эрин повернула за угол, и Дрего, вырванный из сладкой полудрёмы у камина, поплёлся за ней.***
Эйдан холодно смотрел на Бэт. В последнее время её слишком сильно занимали вопросы бессмертия. Настолько сильно, что как-то ей в голову пришла мысль стать такой же, как он сам. Даже изменила цвет волос с тёмно-русого на светлые и золотистые, как спелая пшеница. Из-за этого временами ему казалось, что это не она, а кто-то другой. Пастельные тона легко струящейся ткани ей шли куда больше, но она предпочла стиль, похожий на его собственный. Насыщенные тёмные цвета одежды, обтягивающей фигуру, кожа, ботфорты, брюки… Контраст был слишком неожиданным. Да в ней и самой появилось что-то нечеловеческое. Вкрадчивые вампирские повадки. Этого он не хотел. Такая бесконечность ему была не нужна. А кроме того, всё это было бы здорово на руку Лилит. Разве не такое задание она дала ему? О, она бы порадовалась, узнай только, как успешно он справился с поручением. Но уж об этом Эйдан не собирался ей докладывать. Он смотрел на Бэт и не узнавал её. Исчезла чистота помыслов, угас непорочный взгляд прозрачных глаз. Ему казалось, что душу её поразила какая-то ржавчина, червоточина. Возможно, всё это происходило постепенно. Однако он отсутствовал больше двух недель, вынужденный отправиться в поездку по своим собственным делам. По возвращении он увидел все эти перемены и ужаснулся. Естественно, он отказался завершить этот процесс и сделать её подобной ему. Росла и её мощь. Она хорошо уже слышала речь земли. Знала, когда и где происходят землетрясения, обвалы, оползни. Могла и сама их вызывать. Когда он отказался обратить её, дом затрясся, как будто в лихорадке. Зазвенели люстры и посуда. А она смотрела на него с вызовом и угрозой. Но это на него не подействовало. Во всяком случае,он не подал вида, потому что прекрасно знал - нельзя: поддашься страху один раз, шантаж будет преследовать всю жизнь. — Я хочу быть с тобой! — в её голосе зазвучали одновременно возмущение отказом и отчаянная мольба. — Мы и так вместе. Разве тебе мало? — Слишком мало. Я скоро умру. Что для вампира пятьдесят лет? Миг. И в этот миг пролетит вся моя жизнь. Я стану немощной и уродливой, и ты не сможешь смотреть на меня без жалости! — Я люблю в тебе человека. Люблю те перемены, которые могут произойти и произойдут в тебе. А во мне — никогда. Я люблю в тебе жизнь, потому что её нет у меня. И я никогда не заберу её у тебя, не проси. — Я уйду, а ты останешься. Без меня. — Это я сумею пережить. Мне легче похоронить тебя, такую, какая ты есть, и сохранить воспоминания о тебе, чем видеть, во что ты превратишься и сколько крови будет на твоих руках, и знать, что это сделал я. — Мне всё равно. — А мне нет. Довольно уже крови пролито. Ты собираешься стать кровожадным чудовищем без единой капли жалости к чужим страданиям? Собираешься пополнить армаду Лилит? Там и без тебя извергов достаточно. — Ради тебя я заплачу такую цену. - Глупая! Что ты знаешь о цене! Сейчас ты ещё можешь остановиться. Потом пути назад не будет. И всю вечность, которой ты так жаждешь, ты будешь сожалеть о том, что сделала. Не сразу, но эта тоска будет сжигать тебя день за днем, и ты ни о чем не сможешь думать, как об очередной порции крови, которой никогда для тебя не будет достаточно, и о том, что лучше бы тебе позволили умереть, когда ты была ещё жива. В тебе будет гореть лишь желание вырезать целые города ради лишней капли того, что тебе не принадлежит. — Пусть… — еле слышно пролепетала Бэт, напуганная не словами, а скорее его презрительным и полным отвращения к ней тоном. — Нет! — Но моей сестре никто в этом не отказывает. -—Твоей сестре даруют иное бессмертие. В ней не будет сумасшедшей жажды крови, которую придётся веками учиться укрощать, чтобы слышать хоть что-то ещё, кроме сводящего ума журчания крови в чужих венах. У неё не появится инстинкт убийцы и инквизитора. Её никто не будет обращать в гоблина или грейвелина. Она останется собой. А ты – нет. Бэт вздохнула и пошла ва-банк. Однажды он будет благодарен ей за её решимость. — Это твоё последнее слово? — Да. — И ты не передумаешь? — Нет. — Я могу обратиться к кому-нибудь другому… — Сделай это, — и ты никогда меня больше не увидишь. Вот цена за твоё бессмертие. Готова заплатить её? Эйдан вышел, не дождавшись ответа. Бэт остолбенело смотрела вслед, не зная, как отнестись к этой ледяной ярости — как к первой размолвке или как к концу отношений. Белинда колдовала на кухне над картофельно-рыбным английским пирогом и не сразу заметила, что кроме неё и Джина, позади неё появился ещё кто-то. Только ощутив спиной, как кольнул взгляд, она выпрямилась и обернулась. — Как вы допустили это? Оборотень оторвал глаза от газеты, а Белинда непонимающе уставилась на гостя: — Допустили что? — Бэт. — А что с ней не так? Всего-то имидж поменяла. Если ты против её цвета волос, сказал бы ей сам… — Понятно, — криво усмехнулся он. — Ничего не заметили. И это ты-то, который всегда всё знает! Он ушёл, хлопнув дверью так, что треснул косяк. Эйдану хотелось выместить на ком-то весь невероятный гнев, бурливший в нём бешеным потоком. Но времени на это не было. Кто может образумить эту ненормальную, кроме собственной сестры и её могущественного Владыки? Не того, которому плевать на неё, а того, кто трясётся над своей святыней день и ночь и потому разорвёт голыми руками в клочья любого, кто к ней прикоснётся. Ведь и ему приходится платить дорогую цену за любовь, а потому его поступкам стоит доверять. Достучаться до Джарета мысленным воззванием не получилось. Эйдан списал это на свою неопытность — никогда прежде ему не приходилось вызывать Короля гоблинов. Ни по своей инициативе, ни по чужой. Нечего и удивляться, что не вышло. От Милтона он тоже ничего не добился. Домовёнок, шмыгая грязным носом, сказал, что, по слухам, Его Величество видеть никого не желают. Плевать, мысленно ответил Эйдан и бросился в аэропорт. Вплавь ему, конечно, было бы куда быстрее добраться до Англии, но всё же следует явиться к Джарету в благопристойном виде. Тот и себе такого не позволит, и с других три шкуры спустит за грязь и неопрятность на людях. Хоть Эйдан сам по себе, а выволочку за недогляд получит немалую. Зачем усугублять?***
Дело было вечером, а выпить было нечего… Дрего промёрз до костей, пробираясь за эльфийкой по тёмным улицам. Он никак не мог понять, куда она так торопится. Сорвалась с места так, словно услышала чей-то беззвучный призыв. Не шла, а бежала. Грейвелин побаивался, что Джарет проснётся и потребует объяснений, почему его старший страж не останавливает её, спешащую невесть куда в почти чёрных сумерках. А там мало ли кто прячется? Довольно уже покушений было. Неужто ей не страшно? Ведь не главным проспектами идёт, а всё подворотнями да закоулками… Он, разумеется, не знал, что Эрин и впрямь слышала зов. И на зов этот она и шла. Голос не принадлежал человеку или эльфу. Она вообще не была уверена, что это голос. Образы. Как будто кто-то подсказывал ей, куда идти, в какой проулок свернуть и какую дорогу пересечь. Очень настойчиво. Кто-то торопил её. И она следовала этому зову, повинуясь внутреннему чувству. В тот момент, когда ноги начали уставать, она поняла, что попала, куда нужно. Вокруг неё был какой-то глухой угол то ли парка, то ли сквера. Несколько довольно тусклых фонарей стояли в значительном отдалении друг от друга, создавая атмосферу большой спальни, освещаемой одним лишь ночником. Эрин оглядывалась, не понимая, что ей здесь понадобилось и почему она остановилась именно в этом месте, ведь есть зелёные насаждения куда приятнее. А спустя мгновение поняла. Зима, казалось, не тронула этого уголка. Под ногами оглушительно шуршала сухая рыжая листва, а ветки некоторых кустов ещё были зелёными. Как будто на час октябрь поменялся местами с январём. Вдоль тропки стояли в два ряда деревья, достаточно ещё молодые. Но в ряду одно из них, судя по всему, не одного веку от роду, выглядело больным и усталым. — Это ты меня звал? — Эрин, прислонившись спиной к его коре, задала вопрос скорее себе самой, совершенно не рассчитывая на ответ любимца Йаванны*. — Да, я ждал тебя. Слова прозвучали у неё в голове, и она не очень-то удивилась. Ей показалось,что ствол дерева излучает тепло, так что ясно было, что происходит самое настоящее общение двух наделённых разумом существ. Так ли уж важно, у кого тут корни, а у кого просто ноги! — Чем я могу тебе помочь? — спросила она так же мысленно, ибо Дрего с некоторой тревогой поглядывал на неё, и она вполне допускала, что тревога эта вызвана её не совсем благоразумным поведением. — Ты можешь исцелить меня… Вот тут она оробела. Даже коленки дрогнули. Шутка ли, когда такой гигант просит о помощи её, слабое человекоподобное существо. — Как? До сих пор мне удавалось вылечить только комнатные растения. Да и то не сразу. Сколько я намучилась с ними, пока что-то начало получаться! У меня ещё такая слабая магия… — В твоих руках огромная сила, — медленно проговорил Дуб. — Ты вряд ли догадываешься о том, что именно тебе даровано. — Так расскажи мне! — Ооооо! Ты способна исцелить всё, к чему прикоснёшься. Всё, что захочешь. Но для этого ты должна захотеть. И не бояться того, что незнакомо и неведомо пока. — Всё, что захочу? — Эрин растерялась. А что всё-то? Камни, реки, полевые травы, ежей… Этого «всего» оказалось неожиданно много. Весь мир. — Но что, если все начнут приходить ко мне с просьбами? Когда же жить? — Слушай наши голоса. Ты должна научиться видеть, кому действительно необходима помощь, а кто просто страдает самолюбованием и честолюбием. — Разве среди вас такие бывают? — удивилась эльфийка. Дуб засмеялся неторопливо, со вкусом. Тембр у него был густой, низкий и чрезвычайно приятный. — Да, бывают. Особенно по весне, когда всё напоено желанием любить и быть любимым. Когда кажется, что невозможно перестараться, чтобы стать ещё более красивым и желанным. Но не торопись осудить за это… — Осудить? Этого хотят все. И это так понятно! — Если поймёшь, что проситель в помощи не нуждается, найди слова, чтобы успокоить, ободрить и окрылить. Этого никогда мало не бывает — заботы и ласки. — Да уж. Но тебе, как я вижу, помощь нужна на самом деле, — Эрин бережно погладила жёсткую сухую кору. — Что мне сделать для тебя? — Устал я… С трудом отыскивают мои корни влагу и пищу в почве. Двести осеней миновало, как пророс я из своего жёлудя, двести вёсен, как пустил первый слабенький корешок в тёмную мягкую землю и как зашумела моя юная листва под ласковым касанием тёплого майского ветерка… Видно, время моё уж пришло, последний год остался. Подари ты мне силу, чтобы окинуть цветущий мир прощальным взглядом и без сожалений отправиться туда, где нам всем суждено собраться вместе и вести нескончаемый хоровод... — Но я не умею… — Умеешь. Ты знаешь сама. Доверься голосу сострадания. И тогда откроется тебе великое знание. Эльфийка медленно обошла ствол по кругу, разглядывая дерево. На ощупь кора была как камень. Казалось, что жизни в ней почти нет. Редкие сучья раскинуты в стороны, будто руки отчаявшегося, напрасно вопрошающего небо. Будто просит он помощи, а ответа всё нет… Сзади кто-то снял кору почти до самой развилки. Жестоко, неумело. Оставленные следы похожи на следы когтей. И сам дуб, хоть и в несколько обхватов, а словно бы съёжился от холода ли или от отверженности и бесприютности… Бедняга! Эрин хотелось заплакать от жалости. Если бы то был человек, она обняла бы его в утешение. Но ведь с деревьями тоже можно обниматься. Это так приятно! Куда приятнее даже, чем с людьми, — эльфы не в счёт, тут дело особое. Она и прижалась к нему. С той стороны, где была содрана кора. Ствол был таким холодным, хотя здесь, в парке, было не по-зимнему тепло. Она нежно гладила ствол, как маленького ребёнка гладят по голове. Сейчас она не думала о том, чем и как будет лечить его. И как-то она упустила из виду тот момент, когда из-под ладоней вырвалось исцеляющее сияние. И сразу же улыбнулась сквозь слёзы, продолжая гладить царапающую кожу ладоней поверхность ствола. Свет сам делал привычное дело. Первым делом потеплела кора. Налилась каким-то подкожным золотом, засияла торжествующим, едва заметным блеском, стала шелковистой и невыразимо приятной под ладонями. Раскинулись во все стороны света ветви – могучие, бесстрашные, как будто желающие обнять весь мир. А на ветках… сперва проклюнулись почки. Как весной. А потом принялись из них развёртываться тугие, словно восковые, листья. И Дуб засмеялся: — Эх, хорошо! Солнышка бы — спинку погреть… — Над Солнцем, прости, я не властна… — опустив голову, загрустила эльфийка. — Да и не надо. Не время теперь, — строго и мудро ответило дерево, старательно пряча листья обратно в почки. Эрин глядела на это действо во все глаза, такой обратный процесс ей видеть ещё не доводилось. Собственно, она и весну «проскакивала», вечно занятая своими делами. До почек ли, когда в магазине срочно требуется обновить ассортимент, связаться с поставщиками, проследить за качеством перевозки, за соблюдением надлежащих формальностей, за своевременностью оплаты, за перечислением налогов в бюджет… А тут — такое чудо! Она и забыла, что не меньшее чудо только что совершила сама. — Спасибо тебе, Древень**! — ласково сказала она. — Древень? — засмеялся Дуб. — А почитай что и так. — Береги себя! — А вот и друг мой пришёл! — сообщим Дуб, указывая веткой в сторону другого дерева. Там, у корней, сидел, обернув тёмные ножки пушистым хвостом, лис. Настоящий лис! С острой мордочкой и выразительными глазами цвета янтаря! Подходить он не спешил, увидев чужую двуногую особь. Но и не убегал, видимо, решил, что сделать это всегда успеет, ведь ружья-то в руках у неё нет. Эрин захотелось пообщаться и с лисом, хоть окончательно окоченевший и приплясывавший на месте Дрего уже не раз пытался привлечь её внимание: мол, поздно уже, домой пора. Она медленно приближалась к животному. Лис слегка заволновался, пару раз «кашлянул», глаза беспокойно забегали. Он встал, готовый в случае чего спасаться бегством. Но женщина подошла уже так близко и пока что никакой агрессии не проявляла. Она опустилась на корточки, протянула руку и осторожно погладила твердую лисью голову. Уши настороженно прижались к затылку, в глазах мелькнули нерешительность и страх. Он всё равно не уходил. — Пожалуйста, не сообщай Его Величеству, чем я тут занималась, — попросила она, наклонившись к могильщику. — У него сейчас и так забот хватает. Дрего понял, что имеет шанс оказать личную услугу будущей государыне, и услужливо поклонился. Когда ему было нужно, у него находились и хорошие манеры, и вкрадчивый голос, и редкое обаяние. В этом он весьма походил на своего Властелина. А потом случилась беда. Сначала что-то оглушительно затрещало. Треск этот сам по себе был нежданным, ведь всё-таки вечер да спокойное местечко. Но… потом земля содрогнулась. Несильно, но эту дрожь ощутили все, кто был здесь. Треск был такой, как будто что-то рвалось. Эрин поначалу с трудом удавалось устоять на ногах, но каким-то удивительным образом она оказалась отброшенной шагов на десять от того места, где сидел лис. Должно быть, на минутку от удара она потеряла сознание, потому что когда открыла глаза, не сразу поняла, где находится. Над ней простёрлось иссиня-чёрное небо с одинокой звездой, почти потерявшейся в бездонных просторах. Она лежала на скрипучем снегу, а подле неё сидел Дрего, лапами массируя острый кончик хвоста. Подняв голову, эльфийка осмотрелась. Невдалеке от неё лежало вывороченное с корнями огромное дерево. Магия осени пропала, и парк безмолвствовал. Древень стоял неподвижно, лис исчез. — Пора домой, Ваша Светлость, — слегка ворчливо произнес могильщик. — Чувствую, Его Величество вот-вот пробудится. — Расскажешь ему про это? — Эрин с тихим стоном села. Тело ныло от принудительного лежания на слишком ровной поверхности. — Придётся. — А что случилось? — она с недоумением посмотрела на вековое дерево. Такое человек двадцать корчевать и выворачивать с неделю будет. А тут вдруг само рухнуло! — Домой пора, — нажал голосом Дрего, и она, пожав плечами, повернула в сторону отеля.***
К моменту их возвращения Джарет уже не спал. Вставать ему совершенно не хотелось, да и торопиться было некуда. Сон освежил его, но многовековая усталость всё равно никуда не делась. И рана продолжала болеть. Видать, трех часов отдыха недостаточно. Однако снова заснуть ему не удалось. И он уже собрался распытать Дрего, куда он дел его невесту, когда дверь в номер открылась и осторожно, крадучись, вошли искомые субъекты. Движением королевской руки Дрего был отпущен и с радостью убрался греться, есть, пить и спать. Джарет был малость разочарован: он ожидал увидеть бездну покупок, услышать рассказ о бутиках, какие попались ей на встречу, или о походе в салон красоты или в картинную галерею, на худой конец. Но невеста вернулась с пустыми руками, и ничего в ней, кажется, не изменилось, кроме, разве, того, что выглядит очень уж уставшей. — Что поймала? — небрежно спросил он. — Тебя! — Эрин бережно обхватила его сзади за плечи, стараясь не прикасаться к больному месту. — И только-то! — Джарет рассмеялся. Таким неожиданным и забавным показался её ответ. — А по-моему, не так уж мало. Целый король! — Эрин перебралась на диван и устроилась на нём почти по-кошачьи, поджав ноги под себя. — Не такой уж и целый… — О целостности мы ещё поговорим. Когда я тебя на ноги поставлю. — Чтооооо?!! Опять?! — Джарет вскочил бы на ноги, да проклятая слабость мешала. — А ты против? — Девочка моя, есть выражение «залечить до смерти». Если ты этого добиваешься, то всё делаешь правильно. — Успокойся, — Эрин мягко отогнула ворот его рубашки и с сожалением посмотрела на неприглядное место, — есть одно средство. Наверняка поможет. — Брось. Только зря время потеряешь, — досадливо поморщился Король. Эрин изумилась. — По-твоему, проводя время с тобой, я зря его теряю?! Ну и ну! А ведь мы ещё не успели пожениться. Что же будет, когда я стану твоей женой? — Наверное, не такое это и счастье — быть моей женой. Такой задумчивой горечи она никогда раньше не ощущала в его голосе. На миг извечный шарм пропал, и она увидела, что просто он уже не может жить дальше. Неужели это всё так больно? Но нет, этого не может быть. Для неё он был средоточием силы, власти, магии и уверенности в себе. Что будет с ней, если этот источник иссякнет? Сможет ли она обойтись без его поддержки и заботы? Вряд ли. А посему следует немедленно прекратить такие тлетворные разговорчики. — Не хандри, — ласково сказала она. — Сейчас всё пройдёт. Руки её были теплыми, а середину ладоней слегка покалывало. Так бывало всегда, когда приходила пора кого-то лечить, а энергии становилось слишком много и нужно было кому-то отдать её. Эрин прекрасно понимала, что этот новый эксперимент может закончиться неудачей. Раньше она такого никогда не делала. Удивительной неожиданностью явилась для неё возможность исцелять комнатные растения. Сегодня её энергии хватило на то, чтобы придать жизненных сил огромному дубу. Но доросла ли она до того, чтобы лечить людей и даже, более того, магические существа? Тем более такие, как Властелины мира? Может быть, она слишком самонадеянна? Однако Древень, наверное, не зря говорил, что её прикосновение способно исцелить абсолютно всё. «Доверься голосу сострадания. И тогда откроется тебе великое знание». Из-под её ладоней сегодня снова вырывался Свет. Но что есть Свет, как не любовь? Да, вот что такое тот Свет, куда уходят души, — это сама Любовь. Их там ждут с лаской и заботой, а не с осуждением. И что есть Судный день как не суд собственной совести? Вот что не позволяет усопшим перейти в лучший мир. Вот их ад — муки сомнений и страха. Она не знала, достаточно ли передала энергии Королю гоблинов. По крайней мере, рана перестала кровоточить и снова затянулась кожей, хотя безобразное пятно всё ещё было слишком хорошо заметно. Но сияние продолжало струиться, и вот уже пятно побледнело, контуры размывались понемногу. Силы подходили к концу, Эрин чувствовала, что уже черпает ложкой по дну. Вскоре Свет померк самостоятельно, и она опустила руку. С трудом дойдя до окна, она оперлась спиной о стену. Джарет в изумлении ощупывал плечо. Ни следа не осталось, ни шрама. Тысячелетний холод исчез, изнутри согревало лёгкое невыразимо удивительное тепло. Он чувствовал себя настолько здоровым, что как пёрышко вскочил на ноги. В этот момент что-то изменилось. Освещение погасло. Эрин заподозрила, что оно погасло во всём отеле, но при этом не было слышно ни возгласов, ни телефонных звонков, ни стука дверей, ни торопливых шагов коридорных… Ничего. Как будто в вакууме. Словно они остались вдвоём посреди вечной пустоты. Изменился и облик Короля. С ног до головы он был одет в чёрное, так, что буквально растворялся в ночи. Только пряди его волосы были похожими на завитки тумана в лунную ночь. Волосы и белая кожа – вот единственное, что можно было разглядеть в вечернем мраке. — Ты понимаешь, что только что сделала? — негромко спросил он, разглядывая её испытующе и одновременно недоверчиво. — Ты спасла Повелителя Тьмы. Ты, Воин Света! — Полагаю, ты бы этого не сделал? — еле выдохнула Эрин. — Если бы не был связан с тобой словом и сердцем? Нет, не сделал бы. — Да, мы разные. Я и не отрицаю. — Теперь понимаешь, почему нас так тянет друг к другу? Почему нас соединили? Мы созданы идти рука об руку, — в его словах была прежняя насмешка. Как тогда, в первые часы в Лабиринте, когда она ещё не знала себя и не знала о предсказании. В нём снова била тугим ключом энергия жизни. — Созданы… Интересно, кто создал Тьму? — задумчиво проговорила она. Эрин прекрасно понимала, что направляет разговор совсем не в то русло, в какое следовало бы. Что в руках Джарета все тузы, а у неё ни одного козыря, кроме собственной веры. Но слова как-то сами вырвались, и отступать было уже поздно. Джарет рассмеялся: — Да, кто же её создал? Не тот ли, кто заставил и Свет воссиять, чтобы миру было на что поглядеть? — Неправда, — попятилась Эрин. Эти слова её изрядно смутили и напугали, ибо напоминали об истинной природе любимого ею существа. — Вначале была Тьма, Эрин. И только потом зажёгся Свет. Вот правда. — Без Света не было бы жизни. — А без Мрака ты ослепла бы от Вышнего Сияния. — Возможно. — Смотри, я снова всевластен. Благодарю тебя. Есть аксиома, что две параллельные прямые никогда не пересекаются. Но эти два вектора встречаются слишком часто. И один не может без другого. — Если верить пророчеству… — Оставим Оракулов в покое. Если бы не это, что чувствовала бы ты ко мне? Смогла бы ты полюбить меня не по принуждению, а добровольно? Эрин ощущала такое опустошение, что колени подгибались и хотелось закричать в голос. Но он смотрел в её глаза, как будто отчаянно ища в них невысказанный ответ. — Ты сверкаешь, как бриллиант в ясный день. Твой блеск ярче и чище Вышнего светила. И нет светоча ослепительнее тебя, — наконец призналась эльфийка. — Он лишает зрения и одновременно возвращает его. Только… Виданное ли дело, чтобы Тьма сияла так ярко? Король промолчал.