Размолвки — необходимая принадлежность любви; они очищают любовь и придают ей новую силу, точно гроза, которая освежает душевную атмосферу июльского дня. Артур Конан Дойль
Нобл пробирался по узкому коридору в Тронный зал, чтобы подбросить дров в камин, те, что были, уже прогорали. Погода стояла прекрасная, но в зале было сыровато и по-настоящему холодно. Девчонка-эльфийка поёжилась, замерзла она, видите ли, и Джарет немедленно приказал развести огонь пожарче. Когда гоблин вернулся, девчонка стояла возле камина, Короля в зале не было. Видно, неотложные дела заставили его на минуту оторваться от своей «бесценности». Нобл склонился над углями, готовясь подкинуть новую охапку. К несчастью, какой-то легкомысленный уголёк выпрыгнул из рядов своих собратьев и попал Ноблу прямо на ногу. Старый гоблин громко взвыл, непроизвольно подбросив все дрова, что держал в руках, чуть ли не к потолку. Одно из поленьев ударило его по голове, другое садануло Эрин по плечу. Оба удара были весьма болезненны. Нобл рассвирепел. Мало того, что Джарет, прежде относившийся к эльфам с превеликим презрением, теперь окружает вниманием эту девку без роду и племени, так ещё и все другие его подданные с удовольствием спешат в зал, когда она там появляется, и выставить их оттуда нет никакой возможности. Смех, шутки, веселые игры, танцы, песни у ярко пылающего камина — вот так проходят вечера в компании Эрин. Только Нобл не изменил своему мнению об этих «премудрых». — Ты, отродье фей! — в бешенстве заорал он. — Что ты путаешься под ногами! — Смотри куда идёшь, грязнуля! — не осталась в долгу эльфийка, награждая гоблина прозвищем, данным его собратьям эльфами. — Выскочка! Зазнайка! — скрипел Нобл, не зная, как ещё выместить на ней свою злобу. Он надеялся, что Король ещё какое-то время будет отсутствовать и не увидит всего этого, а Эрин, как он знал, ябедничать не станет. Его надежды не оправдались. Впрочем, он был в такой ярости, что не слишком-то опасался гнева Короля. — Тихо, Нобл! — прогремел голос Джарета откуда-то сзади. Проклятье! Как это он не подумал о всевидящих глазах Джарета! Король материализовался откуда-то прямо из воздуха и, полулёжа на своём троне в свободной позе, наблюдал за всей этой безобразной сценой. — Я не стану кланяться тем, для кого друзья существуют только в зеркале! — А те, чьи понятия о гигиене ограничиваются редким пребыванием под дождём, мне тоже не указ! — в запале крикнула Эрин. — Эльфийский змеёныш! Джарет терял терпение. Мало того, что наглец не слушается, так ещё и продолжает разрушать его хрупкий мир с девушкой, которую ему с таким трудом удалось завоевать! — Заткнись, Нобл! — раздраженно осадил Король зарвавшегося гоблина. Дориан, спрятавшийся за троном, стал вторым свидетелем этой сцены. Он собирался улизнуть отсюда ещё до возвращения Джарета, но теперь решил остаться и посмотреть, что станет с неповиновавшимся приказу Короля. Эрин повернулась, чтобы выйти из зала. Она почувствовала, что больше не может находиться здесь. Ей тут не место. Земля под ногами, на которой, как она считала, она твердо стояла до сих пор, вдруг дрогнула и стала такой ненадежной! Вот, значит, что о ней думают! И, видимо, не только Нобл! Джарет вырос прямо перед ней, загораживая рукой проход. — Успокойся. Нобл мило шутит. Нобл решил идти до конца. Когда Король прозреет, он будет благодарен своему слуге за то, что он один не купился на сладкую красоту и ханжество этой особы и не потерял ясность мышления. — Нет, я не шучу! Ваше Величество, она просыпала мне на ногу угли! И она сделала это нарочно! Это было уже слишком. Во-первых, не поверил Джарет, и это было видно по его лицу. Во-вторых, Дориан решил вмешаться. — Это неправда, — тихо сказал он. — Она и пальцем тебя не тронула. Уголь сам выпал из камина. Эрин сделала новую попытку уйти, бросив на прощание: — Ты не только грязнуля, ты ещё и лжец! В другое время Джарет и внимания бы не обратил на её слова, но это прозвище «грязнуля» задело его. — Значит, такого ты о нас мнения? — осведомился он, наклонившись к ней так, что смог заглянуть ей в глаза. Эрин не стала отводить взгляд. — Не сомневаюсь, что и ты столь же лестного мнения обо мне и моих сородичах. Народ, как правило, повторяет то, что говорит его король. С этими словами эльфийка отвела его руку и вышла. В комнате зале воцарилось молчание. Нобл вдруг подумал, что зря так вспылил. Девчонка и правда не могла бросить уголь на его ногу, не настолько её магия сильна. Ссора вышла безобразной. Теперь всё станет только хуже. Он помнил, какие морозы и снегопады обрушились на Хиллгрэм, когда Эрин покинула Лабиринт в первый раз. Король гневался. Что будет теперь, и вовсе предсказать сложно. Задумчиво глядя на дверной проем и коридор, ведущий из зала, он не заметил, что Короля там уже нет. Вздохнув, Нобл повернулся к камину, чтобы аккуратно сложить как попало разбросанные дрова, и неожиданно увидел Джарета прямо позади себя. Он почти опустился на колено и его глаза находились вровень с глазами самого Нобла. Чуть опираясь подбородком на ладонь правой руки, Джарет молчал, внимательно разглядывая своего подданного, и его это напугало. — Нобл, — обратился к нему Джарет. От такого демократичного обращения у гоблина закружилась голова, ибо Король отродясь не утруждал себя запоминанием имён своих подданных, и гоблин внутренне напрягся. — Вероятно, ты забыл или, может быть, даже не знал, какую бездну усилий я потратил, чтобы вернуть доверие и привязанность этой девушки. Потому что, если мне покажется, что это не так, вряд ли я смогу найти хоть самое слабое оправдание твоей гнусной выходке… — Ваше Величество! Но она же эльф… — запротестовал Нобл. — Какая разница? Меня не волнует, к какому народу она принадлежит. А ты только что подложил мне гигантскую свинью! — Ваше Величество… — И что мне с тобой сделать за это? — насмешливо поинтересовался Джарет. — Помнится, я собирался отправить тебя в Вечную Бездну. Нобл с перепугу попятился. Король не раз угрожал ему такой расправой, но ему всегда удавалось выкрутиться. Он уже и досадовал на свою несдержанность. Но куда теперь деваться? — Ваше Величество, могу я как-то загладить свою вину? Джарет на несколько секунд задумался. — Можешь, — ответил он наконец. — Если тебе удастся сделать так, чтобы она забыла об этом разговоре и твоих мерзких наветах. Всего миг понадобился Ноблу, чтобы разобраться в своих чувствах. — Лучше в Бездну! Джарет сделал вид, что раздумывает. Но это была лишь видимость. Легкое движение пальцами, и Нобл пропал из вида. — Как пожелаешь!***
Давно гоблины не видели своего Повелителя в таком диком гневе. Джарет был взбешён. Пометавшись с полчаса по коридорам в поисках выхода для ярости, он, наконец, воцарился на своем троне, а перед ним, понурив головы, стояли все, кто был в Замке в этот день. Весть о выходке Нобла успела уже разлететься не то что по залам дворца, а и по самому Дарлиону. Собравшиеся в тронном зале гоблины и домовые боязливо переглядывались. Даже грейвелины, обычно пользовавшиеся симпатией и особым расположением Короля, испуганно притихли, ибо и у них было «рыльце в пушку»: как-никак гостья Его Величества была Жницей Смерти, а до дружбы со Жнецами грейвелины никогда не снисходили. Но вдруг и среди них кто-то проштрафился? В зале долго висело мрачное напряженное молчание. Никто не рискнул бы нарушить тишину, ибо, по обычаю, первым полагалось говорить Королю, а он не спешил этого делать. Неторопливо обводя притихших подданных взглядом, Джарет криво усмехался, опасаясь расплескать хоть каплю моря ярости, бушевавшего в нем. — Едва ли кто-либо из вас осознает, насколько опозорен сегодня оказался Хиллгрэм, — медленно проговорил Владыка, скользя взглядом по лицам присутствующих. — В моем доме оскорбили мою гостью. Не просто гостью — возможно, вашу будущую Королеву! Гоблины испуганно переглянулись: ещё не легче — настроить против себя будущую повелительницу! На вид-то она совсем не злая. Но ведь поди разбери этих эльфов. Об их злопамятности легенды ходят, а уж как меч в руках умеют держать — так и вовсе слов нет. Наверняка девчонка запомнит это на всю жизнь и при каждой возможности станет припоминать эту дурацкую случайность! — И никто этому не помешал, — негромко добавил Король. Дориан, до сих пор отсиживавшийся за его троном, только теперь понял свою оплошность. Конечно, следовало встать на защиту Эрин куда более активно: так поступил бы настоящий друг. Но ведь даже Король промолчал тогда! Впрочем, это очень слабое оправдание для того, кого она считала достойным её доверия. Гоблины протестующее зашумели: за злой язык Нобла они не в ответе. Да и никого не было в тот момент здесь. Впрочем, хоть бы кто и был: у гоблинов в мыслях не бывало защищать друг друга. Каждый сам за себя, особенно «на ковре» у Владыки — вот первый закон Хиллгрэма. Никогда раньше Джарету и в голову бы не пришло упрекать подданных в отсутствии подобной сознательности. Прежде это было ему только на руку: разобщенными гоблинами легче управлять. Но это — не тот случай. Вина одного позором ложится на голову каждого. И прежде всех опозорен сам Король, ибо его будущая невеста — не из гоблинов, она представитель иного государства, она — подданная эльфийского короля, это уже, как ни крути, международные дипломатические отношения. Государственная свадьба — дело не только Короля. Это забота каждого жителя даже самого отдаленного уголка страны — не ударить лицом в грязь. А вместо этого… — Кто ж знал, что намечается свадьба, Ваше Величество! — попробовала урезонить Повелителя Мюла. — Ты! — загремел Король. — Ты — мой советник и в курсе многих моих дел. И как же получилось, — в его голосе зазвучали бархатные зловещие интонации, — что ты допустила это? Мюла попятилась. Разумеется, преклонный возраст и слишком давний срок службы королевской семье (Его Величество она ещё в колыбели видала!) давали ей многие привилегии и права, но гнева государя и она несколько опасалась. — Милорд, Замок слишком большой! Я не могу уследить за всем происходящим, — с тихим укором произнесла она. — Скажи мне, как много женщин, настолько значимых для меня, ты знаешь? — насмешливо поинтересовался Джарет. Мюла промолчала. Действительно, Владыка удивил всех. Фаворитки-то, конечно, были, но давным-давно. За последнюю пару тысяч лет, она не помнила, чтобы Джарет допускал к себе хоть одну даму ближе, чем на расстояние вытянутой руки. А уж назвать кого бы то ни было будущей Королевой — и вовсе дело неслыханное. Тут попахивало династическим браком. Трудная любовь Короля уже давно перестала быть новостью для неё, ибо Король давно проклял тот день, когда впервые услышал о девчонке-гордячке. Мюла почувствовала, что на этот раз здорово сплоховала. Куда больше, чем остальные. — Что мне следует делать? — спросила она, по опыту зная, в какое русло лучше направить недовольство Повелителя. — Уделять внимание! Оказывать почет! — рявкнул с трона Джарет. — Она должна чувствовать себя здесь любимой, нужной и желанной! Замок должен стать её первым Домом! И это всех касается! — он обвел взглядом затаивших дыхание домовых и гоблинов, кучей столпившихся перед троном. — Она посвящает вам вечера. А вы, подлецы, не удосужились ни слова сказать в её защиту, ни уделить минутки внимания! За всех вас мне придётся извиняться перед ней! В Болото захотели?! Ну, так это не проблема — места всем хватит! — Только не туда! — в ужасе завопили те, у кого нервы были послабее. Несмотря на то, что это было традиционное окончание злобных отповедей Короля, к этому было не привыкнуть. Грейвелины забились по углам, наступая лапами друг другу на головы и попадая то и дело соседям хвостами прямо в пасть. Увы, углов было мало, да и зал, прямо скажем, достаточного количества мест укрытия от королевского гнева не содержал, и бессмертные могильщики чувствовали себя на редкость несчастными, образуя в углах копошащиеся и трясущиеся зеленовато-серые кучи. — Ты! — Джарет вперил взгляд красивых глаз, сверкавших злым блеском, в свою престарелую, но сохранившую ясность ума советницу. — Если не справляешься с работой, возьми столько помощников, сколько требуется. Но девушке чтоб ни в чем отказу не было! За её настроение отвечаешь ты, поняла?! Мюла поняла. Если хочешь жить долго и счастливо, лучше делать так, как велит её венценосный любимец. Иначе он и ангела в состоянии довести до остервенения. Разумеется, её сердце эльфийка не заставляла наполняться любовью, в отличие от сердца Короля, но… Мюла вздохнула и отправилась проведать «яблоко раздора».***
Вымещая злобу на нерадивой дворне, Джарет орал, нимало не стесняясь. Но к результатам это приводило совсем иным. Вместо того чтобы получить желаемую разрядку и наконец успокоиться, он распалялся всё больше. Выместив дурное настроение на всех, кто только попался под руку, включая Дориана (Банду за ногу, друг называется — только и хорош, что под троном отсиживаться!), Джарет заметил, что прошло уже чуть ли не три часа, и, не успев остыть хорошенько, собрался с духом и отправился к своей бесценной исправлять ситуацию и налаживать мосты. К несчастью, Эрин за это время накрутила себя почти до той же кондиции. Поэтому вместо примирения грянул взрыв. — Оооо, Его Величество снизошел до общения с «отродьем»! И чем же «змееныш» может служить великому Королю гоблинов? — Глупая девчонка! Ты разве не понимаешь, что я тебя люблю?! — заорал с порога Король с перекошенным от гнева лицом. Час от часу не легче, ещё от этой выслушивать! — Всё, что я делаю для тебя, всё противоречит гоблинской природе! — Что ж, мне жаль, что гоблинам не свойственно проявлять заботу о любимых ими существах! — Тебе не понять, что свойственно гоблинам! — Равно как и тебе не понять нас. — Из-за тебя я балансирую на грани. Мой народ не понимает, почему я оказываю тебе такие милости и почему вообще чувствую к тебе что-то, отличное от презрения. — Ну, надо же! — сорвалась на крик Эрин. — А что, по-твоему, должны думать обо мне мои сородичи?! Для одних я ненормальная, а для других, включая моего короля, предательница! Уж и не знаю, что тут приятнее! — О, видимо, и для тебя чувства ко мне — сумасшествие или предательство?! — Сказать тебе правду или соврать?! — Говори уж на чистоту! — Я позвала тебя однажды и позвала снова, хотя могла и не звать. Разве я не всё этим сказала? — Ты могла просто тихо умереть. Вот и всё, что ты могла. — А ты мог и не приходить, если для тебя забота обо мне в тягость. А вообще я ни о чем тебя никогда не просила. Или я не права? — Права. Я мог и не отвечать на твой зов. Но смотреть на то, как долго ты умираешь, ещё несноснее, чем ругаться с тобой! — Что ж, в следующий раз постараюсь загнуться побыстрее! — Только посмей!!! Только посмей!!! Невыносимое, невозможное создание! — Ну, раз так… Если я настолько невыносима, то, возможно, лучше вернуть меня домой? Не хочу портить настроение Вашему Величеству! — она отвернулась к окну. — Не понимаю, почему ты всё ещё любишь меня. Когда я ушла и оставила тебя одного, ты запросто мог всё забыть. — Забыть?! То, что ты со мной сделала, нельзя вот так просто забыть. И ты за это заплатишь, я обещаю! — Ты злопамятный! — О, будь я действительно столь злопамятным, я бы рассчитался с тобой как следует за то, как ты обошлась со мной в свой первый визит сюда. Но я решил дать тебе ещё один шанс заполучить меня. Не упусти его! — Видать, исключительно по доброте душевной… — с горькой иронией заметила она. — А ты что, думала, у меня в жилах течёт ледяная вода, а вместо сердца клубок интриг? — Да, если честно. — Спасибо и на этом! — Я хочу домой! — Я не собираюсь тебя отпускать, Эрин. Ты будешь со мной, пока я сам не захочу вернуть тебя обратно. А я этого не захочу, и не надейся!***
Прошло не меньше трех часов, прежде чем Мюла наконец добралась до комнаты гостьи своего Владыки. Не то чтобы она не торопилась исполнить его приказ, но в Замке за всё хозяйство отвечала она, и сейчас, по крайней мере, помощников, на которых действительно можно было бы положиться, у неё не было. Да и из каких их и выбирать-то, когда пошлешь одного в кладовую за сыром, так он съест половину по дороге. Другой по пути в погреб заснет где-нибудь в более или менее подходящем для сна месте. И жди его потом полдня, покуда у самой терпение не лопнет. За всем нужен пригляд, везде женская рука требуется: чтобы пыли нигде не было, чтобы паркеты были тщательно натерты воском, а ковры чистыми и мягкими, чтобы на кухне ничего не пригорело, чтобы поварята друг с другом не дрались и горничные сплетни по городу не разносили… На шеф-повара да на главного садовника всех забот ведь не переложишь! Спохватилась она только, услышав бой часов. И то, к слову сказать, где только она ни побывала: и на кухню заглянула узнать, когда ужин готов будет, и в караульную — справиться, не дрыхнет ли стража; служанкам заказала цветы в вазах сменить на свежие да окна вымыть, а то уж неловко как-то; у рыбаков приняла только что выловленную рыбу; шкафы проверила — не завелась ли в них моль… И лишь когда часы пробили восемь часов вечера, она, всплеснув руками, поспешила в комнату девушки, на ходу ворча обо всяких глупостях, какими забиты головы её вздорного Короля и его не менее, как оказывается, вздорной возлюбленной. В самом деле, тут забот столько, а они навыдумывали себе пустяков и дуются друг на друга. О том, что случилось утром, и вспоминать-то не следовало. А они уж целую ссору раздули! Эрин она нашла крайне разозлённой. Разумеется, пробегав несколько часов по Замку, Мюла не могла знать о том, что Его Величество сам только что нанес визит своей гостье. А уж о результатах этого визита она и вовсе догадалась, лишь увидев горящие злобой глаза эльфийки. Тем не менее, Мюла предпочла сразу не вступать в разговор с девушкой. Только спросила, готова ли гостья к ужину. Но та покачала головой: ей не хочется есть, лучше она посидит у себя. И то дело, кивнула старушка. Они оба сейчас как лесной пожар. А чуть встретятся — неизвестно, чем это обернётся для них самих и для всего Замка. То есть известно чем — ничем хорошим. Эрин только взглядом провожала двигающуюся по комнате с размеренной грацией советницу Короля. Для начала та наполнила ванну горячей водой, которую в вёдрах внесли в комнату четыре не вполне умытые девушки. Налив в воду какой-то душистой жидкости, Мюла хорошенько размешала её, и вскоре ванну наполнила воздушная, белоснежная, похожая на тончайшее кружево, пена. Когда старушка жестом пригласила девушку опуститься в горячую воду, Эрин хотела было отказаться. Ей теперь было решительно не до мытья. Однако, поразмыслив как следует и представив, как чудесно будет полежать в этой ароматной сказке, она решила, что переживания можно отложить на потом. С тем же успехом продолжить злиться можно и в чистой постели. Погрузившись в пену, она продолжала хмуро следить за Мюлой. Напряжение понемногу ослабевало, раздражение и обида незаметно уступали место размышлениям. Впервые за этот день она успокоилась настолько, что в голове начало проясняться. Только вдохнув это душистое волшебство, Эрин вдруг поняла, что всё это время мышцы её тела были напряжены, как перед прыжком. Словно вся она сжалась в комок. Теперь же все части тела понемногу расслаблялись, и, наконец, слезы брызнули светлыми щекочущими струйками. В голове теснились мириады мыслей. Гнев всё ещё напоминал о том, что сегодня её оскорбили и унизили, оскорбили самую её суть. Боль обиды обжигала: вместо того, чтобы прийти на помощь, Джарет практически поддержал Нобла, выставив её истеричкой, придающей скандальное значение всяческим пустякам. Вместо того чтобы утешить. И после обидел как мог. А как он мог! Значит, вся его любовь поверхностна, её саму он не понимает и не принимает. Как же можно любить чуждое тебе существо, обходя вниманием его происхождение и мировосприятие?! Надолго ли такое чувство! Оно ведь как костер: горит-горит да и погаснет, когда питаться пламени станет нечем. Но вслед за горькими мыслями пришло отрезвление. Она неправа. Король попытался утихомирить своего зарвавшегося подданного, на свой, правда, лад, и тем не менее. Скорее всего, тот уже наказан. Зная жесткий и порой жестокий характер своего любимого, она понимала, что с расправой он тянуть не будет. Но ведь эта ситуация озадачила и его. Наверное, впервые за всё время их знакомства он вспомнил о том, что она — не гоблин, а представитель чуждого и враждебного им народа. Наивно думать, что он любит в ней то, чем она является. И, хотя любовь его выходит какой-то однобокой, всё-таки это любовь. Пожалуй, с его стороны это было просто замешательством, а вовсе не желанием обидеть её. А разве сама она не старается забыть, что он — гоблин, ненавистная всякому эльфу сущность? И кабы всё равно ему было до её чувств, так и не пришел бы он к ней снова. И чем же встретила его она? Истерикой. Снова ссору раздула, как в прошлый раз. Ну, и куда это годится! Занятая собственным раскаянием, Эрин вдруг ощутила волну осуждения. Исходила она прямёхонько от советницы Короля. Мысли гоблина обычно довольно просты, и прочесть их совсем несложно, однако эльфийка так приспособилась закрываться от внешнего мира, что сквозь щит редко что улавливала. Чаще всего это бывало спасением — невозможно всё время без ущерба собственному здоровью улавливать эмоции и мысли окружающих. Но сейчас осуждение было столь сильным, что не почувствовать его было невозможно. Оно и понятно. Мюла действительно крайне не одобряла поведение своего Владыки. Вместо того чтобы поцеловать ручку да пригласить прогуляться по дворцовому парку, он, видите ли, задал такой вопрос, который только усилил гнев эльфийки. За что и получил сполна, да ещё как получил! Судя по плохому настроению своей подруги. А девица-то тоже хороша. Видать, здорово взыграла эльфийская спесь. Будь у неё под руками лук и стрела, кто знает, что помешало бы ей использовать их против Короля. Должно быть, ей кажется, что перед ней здесь недостаточно расшаркиваются. А виновата во всем дворня! Когда принятие ванны было закончено, Мюла, распахнув платяной шкаф, поинтересовалась, что девушка намерена надеть. Кутаясь в большое полотенце, Эрин долго рассматривала его содержимое. — Это не мои вещи, — выдала она наконец. Это была чистая правда. Пространство шкафа было заполнено дорогими туалетами. Дивных тонов шелка и атлас, строгий бархат, серебряное и золотое шитьё, воздушный шифон, легчайшая органза, белопенная волна кружев… И её собственные джинсы и несколько кофточек показались ей чересчур скромными, даже бедными, и это огорчило её. — Его Величество позаботился, чтобы вы ни в чем не знали нужды и отказа, — строго произнесла гоблинша. Эрин кивнула. Ей чисто по-женски захотелось рассмотреть все это великолепие, но сделать это она предпочла бы в одиночестве. В итоге она надела всё равно своё родное — джинсы и футболку, ибо оставшийся вечер намеревалась провести у себя в комнате. С тем Мюла и оставила её одну.***
Солнце давно уже опустилось за линию горизонта, и Дарлион окутало покрывало ночи. На темный небосвод взошла луна, озарившая мирным светом огромную страну гоблинов. Та самая луна, что, по неведомому замыслу, должна была сиять для двоих. Король полулежал на роскошном диване в полутьме рабочего кабинета, небрежно поставив сапог на дорогой бархат. До бархатов ли, когда душа снова вдребезги! Луна осветила лицо Владыки гоблинов, и на нем появилось выражение глубокого разочарования и растерянности. Она здесь, её сердце бьётся где-то рядом, но между ними снова глухая стена. Случайная ссора должна была закончиться трепетным примирением и горячим желанием обоих скорее забыть о случившемся. Но нет, всё пошло не так. Её обида и неуступчивость разозлили его. И он в гневе сказал то, о чем сейчас, пожалуй, сожалел: «В прошлый раз найти выход было несложно. Теперь же тебе придется сильно постараться, чтобы отыскать его снова!». Сказав это, Повелитель гоблинов не покривил душой. Тем выходом в мир людей, что находился возле его трона, он сам почти никогда не пользовался, предпочитая прямую телепортацию из любой точки мира какому-то определенному телепорту. Теперь же он и вовсе закрыл этот проход. Как возвращаться домой самостоятельно, он ещё не успел показать Эрин, отложив этот момент до последнего дня её пребывания в Замке, теперь же он счел это благом. Пожалуй, он оставит за собой право перемещать её обратно. Так она останется в его воле. Король поднял бокал и посмотрел сквозь него на лунную дорожку, почти добравшуюся до дивана. Крепкое старое вино не одной сотни лет выдержки, на просвет оно казалось кроваво-красным. Он почувствовал дикую, неизлечимую усталость. Молодой, по меркам гоблинских королевских семей (у людей этот возраст приравнивается примерно к сорока годам), Джарет многое повидал в жизни и был ею доволен, пока не повстречал эльфийку. Подумать только, меньше чем за год ей удалось так утомить его, что он этой жизни был уже и не рад! Неужели от одного её расположения зависит отныне его счастье и хорошее настроение! С каких это пор они зависят вообще от кого бы то ни было! Джарет невесело усмехнулся и одним глотком осушил почти половину бокала, готовясь провести безрадостную ночь с неожиданным другом в лице заплесневелой тяжелой бутыли, какими бы ни были поутру «последствия» этой ночной «дружбы», когда услышал тихий призыв: — Я тебя жду… Сердце неловко и больно перевернулось в груди, пропуская удар. Разом исчезли гнев, тоска и отчаяние. В полночной тиши вспыхнула искра новой надежды. ©