Где любят нас — лишь там очаг родимый. Джордж Ноэл Гордон Байрон
Его Величество где-то отсутствовал целую ночь. Эрин уснула, так и не дождавшись королевского благословения. Видимо, сказалось гоблинское лечение: кошмары перестали мучить её. А может быть, так подействовал тот напиток, которым Джарет напоил её однажды. Всё бы хорошо, да только она с трудом теперь выносила разлуку. Много раз его имя уже почти срывалось с её губ, но она буквально силой удерживала себя, чтобы дать ему возможность заняться своими делами. Ведь и так он почти всё время с ней. Король вернулся лишь под утро. Обнаружив свою любимую ещё спящей, он довольно улыбнулся: возможно, она не заметила, что его долго не было. Зато результатами своего ночного бдения он был доволен — всё готово к их отъезду. Всё было бы проще, согласись Эрин переместиться в назначенное место магическим путем. Но ей хотелось путешествовать обычным, человеческим способом, чтобы не терять ни одной минуты вдвоем, ни одного впечатления, ни одного воспоминания. Пришлось улаживать кучу формальностей: паспорта, авиабилеты, визы, бронь в отелях, транспорт… Вот морока, в самом деле… Навыдумывали люди себе столько сложностей! И эльфы туда же! Хорошо, что на него работают сотни помощников по всему миру. Вы как хотите, а и гоблинам надо как-то жить в людском мире, благо последние совершенно не задумываются над тем, кто трудится с ними бок о бок в офисах и банках, на стоянках и в доках, в зоопарках и на фабриках. В любом случае, подумал он, осторожно пристраиваясь рядом с ней, никому не удастся помешать ему увезти её отсюда. Никому не удастся помешать ему максимально крепко привязать её к себе. Даже Эриану. Кстати… а почему Эриан всё ещё повелевает ею? Эта мысль его удивила и озадачила. У эльфийского короля больше прав на неё, чем у него. Что бы Эрин ни чувствовала к Королю гоблинов, её повелителем всё равно остается Эриан, и его приказы в первую очередь она будет исполнять. Но ведь это глупо! Её сердце принадлежит ему, Джарету! Так почему не вся она принадлежит ему?! По кускам разделили, как-то горько усмехнулся он своим мыслям: голова там, а сердце здесь. И Эриан может воспользоваться этим своим правом. Вот только как переманить её на свою сторону? Как заставить её признать его, Короля гоблинов, своим Владыкой? Джарет раздумывал над этим целый день. Эту проблему следовало решить за время пребывания Эрин в его Замке. Но решения-то как раз и не находилось, и Его Величество решил действовать по обстоятельствам, а пока просто наслаждаться обществом любимой девушки. Особенно этому общению способствовало временное опустение Замка. Почти все гоблины отправились украшать свои жилища и готовиться к ночному празднеству. Так что в коридорах теперь было тихо и пустынно. Оба они совершенно не подозревали, что такими вещами, как поцелуи, можно заниматься невообразимо долго. Тронный зал был пуст, и никто сегодня им не мешал. На королевском троне вполне удобно было вдвоем. Отбросив лишние церемонии (во-первых, здесь никого нет, а во-вторых, разве он не Король и его желания — не закон для всех?), Джарет свободно развалился и заставил Эрин сесть рядом с ним, благо сиденье было довольно широким. Прижавшись бездумно спиной к его груди, она нашла, что это, пожалуй, самое уютное место в Замке. Но даже теперь, когда он обнимал её, когда его удивительные глаза были совсем близко, когда она ощущала его тепло и запах, ей всё время казалось, что одновременно он где-то далеко, что всё это не может быть правдой. Должно быть, это иллюзия. Как тогда — в зеркалах. Он слишком красив и могуществен, чтобы быть настоящим. Таких не бывает. И да, он непредсказуем и опасен в гневе, даже для неё. Нельзя об этом забывать. Но разве эта опасность не делает его ещё более привлекательным? Забавно, что в это время Король раздумывал примерно о том же: она рядом и счастлива, но всё же она чужая собственность. (Владыка гоблинов как-то не задумывался над тем, что королевская власть в Итиль Имрат строится не на «вещном» праве и не на страхе, а на почтении, верности из уважения к своему повелителю и врождённом чувстве долга.) Собственность, которую нужно как можно скорее прибрать к рукам. Вдобавок сама Эрин чрезвычайно упряма, и кажущаяся податливость её ничего не значит. Кроме того, его, гоблина до мозга костей, необычайно удивляло и настораживало её бескорыстие. Однажды он обещал ей в награду за её любовь исполнять все её желания и прихоти, чего бы она ни попросила. Джарет помнил своё обещание и не собирался его нарушать. Но она не ждала от него ничего. И это ставило его в тупик. В понимании гоблинов не существовало безусловной любви. Любить, значит, использовать, таков был здесь девиз. И исполнение желаний своей подруги для Его Величества было своеобразной платой за её взаимность — нечто непостижимое для эльфа. — Почему ты ничего не просишь для себя? — как-то внезапно спросил он и получил уверенный ответ: — У меня всё есть. — Разве? — Да. Всё, что мне действительно необходимо. — Сомневаюсь, — холодновато произнес Король. Такое положение дел его не устраивало, ибо ограничивало его желание и возможность сделать для своей подруги что-то значительное. — Почему же? — удивилась Эрин. — Даже у меня нет всего. Эрин не хотелось именно сейчас выяснять отношения. Острых углов у них и так будет предостаточно: в том, что рано или поздно скажется разность менталитетов, она не сомневалась. С другой стороны, в эти минуты ей было так хорошо, что хотелось смеяться и шутить. Так почему бы и не разыграть его немножко? Не зря говорят: у эльфа и ветра совета не спрашивай! — Ну… кое-что мне в самом деле нужно. Король приподнял бровь: наконец-то! — И что же это? — Ты. Владыка гоблинов онемел от неожиданности и изумления. Он ожидал какого угодно ответа, но только не этого. Нет, он счастлив, слов нет. Знать, что твоя девушка любит не титул и казну, а то, что есть в тебе самом, — это ли не доказательство искренности её чувств? И тем не менее… В его представлении пора бы ей уже и засверкать: ездить на самой дорогой машине, быть осыпанной с головы до ног бриллиантами и зябко кутаться в меха и шёлк… А она продолжала вести образ жизни обычной женщины, словно и он был обычным… человеком, вроде того клерка-чистоплюя, до свадьбы с показной удалью швыряющим официантам чаевые, а после экономящим на любимой жене каждый цент. — И это всё? — усмехнулся он. — А что может быть дороже? Её слова снова озадачили Короля. Ну как, скажите на милость, обеспечивать её, баловать и лелеять, когда ей ничего не нужно? — Ни один из моих придворных не упустил бы шанса получить подарок. — А я и так его получила — в моей жизни появился ты. Но ведь могла бы и не получить… Вдруг это всего лишь случайность? Что, если бы я тебя не позвала тогда? Сама удивляюсь, как могла ляпнуть такое! Ведь, когда произносила те слова, не верила, что ты в самом деле… придёшь. Она хотела было сказать, что не верила, будто он существует, и запнулась. Но Джарет отлично понял эту недосказанность и с подозрением сузил глаза: ну-ну, договаривай! И она поспешила закончить фразу менее опасным выражением. Его Величество с сожалением вздохнул: вон как дело обстоит! Что ж, должно быть, пришла пора для нового урока. — Я покажу тебе кое-что.***
Где находилось это место, сказать наверняка было бы сложно. В клубах молочно-белого тумана стен, если они и были, не было видно совсем. На мраморном полу стоял высокий постамент, на котором лежал огромный, раскрытый посередине фолиант с пожелтевшими пергаментными страницами, исписанными изящным каллиграфическим почерком. Первые заглавные буквы каждого абзаца по старинному обычаю были украшены затейливым орнаментом. В двух шагах от постамента стояла обыкновенная деревенская прялка, на которой вместо кудели сверкали чудные серебряные нити. А невдалеке на невидимой стене висело большое овальное зеркало в серебряной раме. Здесь было тихо, лишь плеск воды доносился откуда-то со стороны. Всё выглядело так, как будто хозяйка только что на минутку покинула залу. Эрин потрясённо разглядывала всё это. В таком месте она не бывала ни разу в жизни и догадывалась, что простым смертным и не очень смертным сюда не попасть, что лишь волею Короля гоблинов она очутилась в этом неземном чертоге. Король стоял прямо у неё за спиной, не торопясь пояснять что-то. Он любовался её смятением. Имея силу и власть в руках, можно делать почти всё, что хочется. Скоро она поймёт это, поймёт, как много он может сделать для неё и каково его превосходство над обыкновенными существами. — Вайрэ — Ткачиха судеб, — прошептала она, — она сплетает нити путей всех жизней Арды! Это Великая Книга Предсказаний… Её затрясло от страха. Это место не для таких, как она. Словно услышав её шёпот, Книга зашелестела страницами. Король мягко подтолкнул её к фолианту. Эрин едва осмелилась сделать первый шаг, но всё же заставила себя подойти к постаменту. Будь здесь опасно для неё, Джарет ни за что не привел бы её сюда. Их имена, выведенные на пергаменте, были соединены причудливым сияющим узором, а портреты казались совсем живыми. Внизу страницы был приведен текст легенды, записанный на странном, незнакомом языке, о короле гоблинов и девушке, которая сможет изменить его и весь его мир, высказав однажды желание добровольно попасть в его чертоги. Не дав спутнице задержаться около заинтересовавшего её фолианта, Король подвел её к зеркалу. Когда-то Эрин слышала о том, что существует Зеркало Прошлого, которому можно задать любой вопрос и получить правдивый ответ. Поверхность Зеркала на несколько мгновений затуманилось, но затем проступили какие-то разноцветные пятна, эти пятна обрели резкость, и вот уже можно было различить лица людей. В овале Зеркала возникла комната с высоким лепным потолком, мягко освещённая лучами восходящего солнца. У массивной двери из темного дуба стоял мальчишка с длинными светлыми волосами и разноцветными глазами. На вид ему было не больше десяти лет. Он, выразительно прищурившись, смотрел на потолок, явно что-то соображая. Потом решительно полез по стремянке вверх. Мальчишка уже находился на приличной высоте от пола, когда из-за двери донесся резковатый пронзительный голос: — Джарет! Не считая нужным что-либо отвечать, парнишка коварно улыбнулся и невозмутимо продолжил свой путь. — Ваше Высочество, где Вы? В голосе слышалось нетерпение. Затем в комнату вошла дама, в которой Эринбез труда узнала мать Его нынешнего Величества. — Джарет, сын мой! Ваше поведение ни на что не похоже. Почему Вы не отвечаете? — Что Вам угодно? — не слишком-то вежливо ответил со ступенек искомый субъект. — Отец желает Вас видеть! Немедленно спускайтесь! — приказала Королева, увидев сына где-то под потолком в весьма шатком положении. — Если Вы опять задумали какую-то каверзу, будьте добры отложить её до обеда. Ступайте к Королю! Парнишка недовольно сверкнул глазами, дернул бровью и исчез из виду. — Несносный ребёнок! — проворчала мать. — Совсем от рук отбился! Эрин расхохоталась. Вот же постреленок! А ведь так посмотреть, он всё такой же… Вечно что-нибудь затевает и проказничает. Интересно, чего он хотел там, под потолком? Она оглянулась. Король стоял за её плечом, закусив губу, чтобы не рассмеяться. Впрочем, его-то рассмешило другое. Теперь в зеркале мелькали уже иные образы: Эрин узнала дом своего детства. Приглядевшись, она увидела милую малышку с темными волнистыми волосами до талии, осторожно оглядывающуюся и сажающую какое-то насекомое в коробку для ниток. Увидела испуг старой женщины и услышала неровный стук сердца с перебоями… Забытое воспоминание. Теперь это не казалось ей смешным. Это было жестоко — так подшучивать над бабушкой, которая, хоть и не понимала её, но всегда любила. Любила не меньше, чем родных своих внучек. А стекло тем временем показывало другие фрагменты из жизни каждого из них. Юность… Эрин подумалось, что она и тогда бы безоглядно влюбилась в высокого юношу лет восемнадцати на вид, с большими грустноватыми глазами и извечной ироничной улыбкой на немного тонких, выразительно очерченных губах. Увидела она и себя со стороны — маленькую, темноволосую, живую и чертовски упрямую. Она даже удивилась: это так я выгляжу? Странно, мне казалось, что я другая… Первый поцелуй. Эрин чуть не засмеялась, вспомнив того, кому она отдала его. Один из лучших людей, с кем сводила её жизнь. Один из лучших её друзей. Там, в Тринити-колледже они всегда держались все вместе, называя себя «великой шестеркой»: Даниэль, Надежда и Эрин, Билл, Колин и Джастин. И сейчас её сердце замерло при виде друзей. Нет, их пути так и не соединились. Билл встретил свою любовь. Но первое юношеское чувство обоими было бережно хранимо в памяти. И каждый раз при встрече он всегда целовал её в губы — это была негласная традиция, и она никого из них шестерых не удивляла. Зато Джарет нахмурился, увидев это. Затем Зеркало показало ей ещё одного человека. И это воспоминание не было приятным. Оно причиняло боль — всё ещё. Боль, горечь, досада, обида… Не надо, мысленно обратилась она к Зеркалу. Не надо показывать это. Вряд ли Джарет знал о том эпизоде её жизни, иначе бы непременно расспросил её об этом. Вероятно, он был занят чем-то другим в то время. Стекло послушно высветило Его Величество уже заметно возмужавшим. Церемония коронации. Вон она, та самая тонкая улыбка превосходства! Так официально он выглядел в королевской короне, примявшей его взъерошенные, словно ветром наполненные волосы. Приветственные возгласы подданных, кокетливые поклоны и призывные взгляды придворных красавиц… Встречи и прощания. Как правило, быстрые. Эрин ни к кому не привязывалась. Ей никто не казался близок и дорог, как никто и не мог до конца понять её, понять и принять все, что в ней есть. Первые свидания, они же чаще всего и последние. Как с Марком Рикманом. Фаворитки Короля — бесконечная череда развлечений юности. Иллион. Эрин почувствовала впервые за последние полгода, как сильно стосковалась по родственному духу. Так давно она не ощущала потребности воссоединиться с сородичами! Теперь ей казалось это жизненно необходимым, и она пообещала своему растревоженному сознанию, что сделает это сразу же после Рождества. А может быть, даже в Сочельник. Снова она увидела Джарета. Он слушал страстные речи какой-то умопомрачительно красивой блондинки, не скрывая брезгливо-презрительной улыбки и выражения явной скуки. Девушки сменяли одна другую, их слова были полны нежности и пыла, но улыбка не менялась. Потом в Зеркале появилась какая-то темноволосая девушка-подросток с яркими зелеными глазами, и кое-что изменилось. «Сара, я был терпелив с тобой, но я могу быть и жестоким!» — говорил он ей. Сара, едва успела подумать Эрин. Внезапно на неё накатила тяжелая удушливая слабость, в ушах зазвенело так, словно рядом звонили колокола. В глазах начало темнеть. Она собрала все силы, чтобы не упасть в обморок, опасаясь, что Джарет заметит это, снова запихнет её в постель от греха подальше и будет ходить за ней как заботливая нянька. Это он-то, привыкший лишь к удовлетворению своих собственных прихотей! Девушка в Зеркале что-то ответила, Эрин видела, как шевелились её губы, но звон в ушах не дал возможности услышать её слова. Потом она увидела, что комната, находившаяся, очевидно, где-то в Замке, пропала и Сара оказалась стоящей в холле какого-то дома, а Король обернулся совой и улетел прочь. Эрин хотела было спросить, что всё это значит, но почувствовала, что как только откроет рот, то потратит на это последние силы. И она просто продолжила смотреть в туманную глубину источника памяти, ощущая, как звон в голове медленно затихает. Снова Джарет. Он стоял прямо здесь, у Книги Судеб. Она перевела взгляд на открытую страницу и увидела, что на том месте, где сейчас красовался её портрет, было написано лишь одно: Запад. Потом откуда-то извне донесся удивительно знакомый голос: «Ах ты негодная! Веретено несносное! Да чтоб Король гоблинов тебя забрал!». И Король улыбнулся, насмешливо и одновременно довольно. Нет, он не забрал её. Но он полетел на этот голос, и вот Эрин увидела его часами наблюдающим за нею, маленькой девочкой, затем за девушкой… Всё ещё глядя в это окно в прошлое, она на ощупь нашла его руку. Ей хотелось сказать ему, что он ей бесконечно дорог. Что без него мир безвозвратно опустел бы. Что он есть причина и следствие всего в её жизни. Но в этот миг она увидела, как всю её там, в Зеркале, окутал золотистый туман, а когда он рассеялся, Джарета уже не было рядом с нею. И сама она изменилась. Теперь она стала той, какой была в момент встречи с Королём гоблинов. Услышала свой призыв и увидела его. Снова — и во второй первый раз. И снова он казался ей удивительным, неземным, нечеловечески прекрасным. Впрочем, что тут дивиться, ведь он и так не человек. Опять замелькали воспоминания её первого путешествия. Туда и обратно. Совсем как хоббит Бильбо Бэггинс из Шира. Знакомство с Дорианом. Почти смертоносная встреча с Джаретом в Подземелье. Бешеные Огневухи. А это что? Что это там говорит Джарет маленькому Дориану? — На какой-то миг я подумал, что ты бежишь к ней, потому что она зовет тебя!.. Моё терпение не вечно. И однажды я потеряю к тебе всякое сочувствие. В его ладони появился знакомый флакончик с красной жидкостью. — Отдай ей это! Всего лишь маленький подарок. — Я не смогу причинить ей боль! — покачал головой Дориан. — Выпив этого вина, она найдёт ответ на все свои вопросы… Ты правда веришь ей? На твоем месте я бы сто раз подумал… — Но она говорила, что мы… — Друзья? Девицы часто бросаются такими словами, не придавая значения их смыслу. Передашь ей это, или я брошу тебя в Вечную Бездну, и пискнуть не успеешь! Лучше меня не зли!.. И если ты допустишь, чтобы она когда-нибудь поцеловала тебя… я сделаю тебя Властелином всей Вечной Бездны! Там царит такая тьма, что никто никогда тебя не найдёт! Там пропадает даже голос. Тебе понравятся твои новые владения! Эрин даже рот открыла от изумления. Она повернулась к Королю, собираясь… собственно, она и сама не знала, что собиралась сделать. Но он продолжал смотреть в Зеркало, хмуря брови. Она быстро взглянула туда, однако на сей раз стеклянная поверхность была пуста и неподвижна, и она догадалась, что он видит что-то иное. Потом Зеркало снова ожило. Свидание у реки — как давно это было! Словно сто лет назад. Вот он говорит с ней — серьёзно, почти нежно. Поправляет её волосы… А это что за новый поворот? — Можешь бросить её одну или пойти за ней. Но помни: если она останется здесь, с нами, я, так и быть, забуду твоё наглое враньё и непослушание. Может быть, я даже награжу тебя. Но если ей удастся вернуться обратно, туда, откуда она пришла, — ты знаешь, что тебя ждёт! И проследи, чтобы она выпила вино. Головой за это отвечаешь! Эрин покачала головой. Вот коварный! За её спиной такие козни! Впрочем, нельзя сказать, чтобы ей это в нем не нравилось! — Верни нашу сестру! Где она? — услышала она требовательный голос Белинды. Эрин в изумлении обнаружила своих сестёр, зятя и Его Величество на знакомом до боли чердаке. — И… зачем же она вам? В вашей семье она — третья лишняя. Она никогда не была одной из вас и понимала это. Эрин там, где её будут любить и ценить по достоинству. Этот мирок не для неё. — Это не тебе решать! — И не тебе. Это её судьба. Она останется с нами. Но даже если она сможет вернуться, она станет уже совсем другой. Не обольщайтесь. После того, что я предложу, ваш мир покажется ей ничтожным, не стоящим внимания… Я откликнулся на ваш зов лишь потому, что мне было любопытно, что вы станете делать. Больше не смейте отвлекать меня! И снова этот фрагмент памяти озадачил её. Сестры никогда не рассказывали ей о том, как им удалось познакомиться с Королем гоблинов. И Джарет тоже молчал. Его мотивы было просто понять: слишком незначительным казался ему этот разговор. Ещё многое показало ей Зеркало памяти. Путешествие в прошлое взволновало Эрин. Из глубин памяти возникли видения бала и любимых прекрасных глаз, затем время, которое она провела в Дарлионе, в Замке Короля гоблинов, последний разговор с ним. Всё это казалось таким далеким, словно с той поры прошло не меньше сотни лет. Горячие слезы побежали из-под ресниц. Снова она боролась с ним, с собой, с искушением остаться в его мире навсегда. И снова чувствовала, что обязана поступить правильно. И это противоречие раздирало изнутри, душа опять начинала кричать от боли и страха. Она не винила его в кознях и хитростях, которыми он планомерно удерживал её здесь. В прошлый раз она ушла, повинуясь чувству долга, — долга подданной, сестры, воина Света. Но разве ей не хотелось, чтобы он не оставил ей выхода, чтобы он всё решил за неё, и ей оставалось бы только повиноваться и смириться? Хотелось. И ведь так и получилось: он добился своего. И теперь она чувствовала только облегчение. Зеркало снова засветилось, но Эрин так устала от этих воспоминаний и переживаний, которые они в ней вызвали, что предпочла отойти от источника памяти. Да, теперь она знала, что не просто так Король появился в её жизни. Чем больше она углублялась в видения прошлого, тем сильнее понимала, что им уже не расстаться — слишком крепко они связаны. Вопросов оставалось ещё много. И она пообещала себе, что однажды опять вернётся сюда, чтобы получить на них ответы.***
Праздник Ночных Фонарей оказался невероятно красочным и веселым. Когда совсем стемнело, на улицы повалили целые толпы гоблинов. Весь город высыпал из домов, внутри никого не осталось. Шум стоял невозможный, ведь каждый старался, чтобы слышали его одного. Сказать им особенно было нечего, но сказать хоть что-то хотелось всем. Вечер этот посвящался одному особенному мероприятию. К этому событию готовились задолго и с трепетом предвкушали целый год. Празднование начиналось торжественным салютом. Ровно в одиннадцать часов по дворцовому времени (то есть по тому самому циферблату, что исправно дважды в сутки показывал тринадцать часов) все уличные фонари погасли и придворный мастер начал запускать свои фейерверки. Ах, какие чудесные огни освещали небо: золотые, красные, сиреневые, зелёные… Драконы, бабочки, русалки, цветы… Дети каждый раз возбужденно взвизгивали, когда искры шипели очень уж громко. Далее по программе следовало торжественное открытие большой зимней ярмарки, начинавшейся каждый год ровно 13 декабря (по гоблинскому времени, разумеется). Здесь можно было купить всё, что душе угодно: горшки любых размеров, валенки, хомуты, пряники, гвозди, губные гармошки, корзины, стулья, ковры и многие другие вещи, необходимые в хозяйстве. Гоблины разбрелись по всей рыночной площади. Мелкие, как обычно, столпились у столов с игрушками, женщины выбирали из предметов обихода то, что было нужнее. Не забывали они и задержаться у палаток с нарядами и украшениями. Мужчины яростно спорили у прилавков с топорами и пилами. Словом, ни дать ни взять людской рынок. Ведь какой бы ни была природа живых существ, людей ли, представителей иных рас, обиход-то был, по сути, одинаков. Многие забредали в многочисленные пабы поболтать за кружечкой эля у жарко потрескивающего поленьями очага. А кое-кто зашел к друзьям «по дороге». Но никто не торопился лечь спать. Сердца жителей Хиллгрэма замирали в предвкушении главного события этой ночи. Король почтил подданных своим присутствием, без него праздник бы не состоялся, ибо и он принимал участие в торжестве. Он и его гостья устроились на балконе Тронного зала, с которого отлично видна была вся площадь и добрая половина города. Вскоре гоблины вновь вернулись на улицу. На этот раз на площадь никто не спешил, каждый стоял возле своего собственного дома. На раскрытых ладонях все, от мала до велика, держали какие-то прямоугольные пакетики. Едва часы начали отбивать тринадцать ударов, седой гоблин подошел к стенам дворца и, остановившись под балконом, негромко сказал: — Ваше Величество, мы готовы. Можно начинать. Король кивнул. Жители города, затаив дыхание, ждали чего-то. Эрин во все глаза смотрела то на гоблинов, то на их Владыку, боясь упустить малейшее движение. Внезапно в бумажных пакетиках взметнулись язычки пламени — это разом зажглись сотни маленьких свечей. В почти полной темноте это выглядело удивительно. Как будто каждый держал в руке янтарно-жёлтого светлячка. Малыши радостно вскрикивали. Но это было ещё не всё. Джарет наклонился к Эрин и негромко сказал: — Загадай желание! В этот момент бумажные конверты дружно, плавно и бесшумно взлетели в воздух. Словно поставленные на невидимую столешницу, все разом они медленно поднимались в темное небо. Вначале гоблины молчали, наблюдая за тем, как фонарики скрываются в ночной вышине и, видимо, следуя традиции загадывать желания. Затем все загалдели, поздравляя друг друга с наступлением зимы. Прямо на улицах зазвучала музыка — это музыканты взялись за свирели, барабаны, бубны и рога. Начались танцы. — Разве у вас зима наступает 13 декабря? — удивилась эльфийка. — Да, сегодня первый день зимы, — кивнул Король. — А снег где же? Джарет снисходительно улыбнулся. — Будет тебе и снег.***
Празднество продолжалось. Улицы опустели, но одиноко не казалось никому: из пабов доносились веселые крики, звон кружек и тосты. Пили в основном за здоровье Его Величества. Но несколько тостов прозвучало и в адрес Эрин, в благодарность за восстановление душевного равновесия Владыки Хиллгрэма, а следственно, и климата в гоблинском государстве. В личном Тронном зале Короля стало весьма уютно. В огромном камине жарко горел огонь, сухие сосновые поленья громко трещали, а смола, тая в пламени, издавала упоительный аромат. К этому аромату прибавился и другой, не менее соблазнительный, — жарился здоровенный кабан на вертеле, который во все стороны поворачивал рогатый чумазый гоблин. В зале царило оживление: вокруг трона суетилось около десятка домовых. Одни подносили дров для камина, другие разливали вино по кружкам, а третьи были заняты тем, что беспрестанно пререкались друг с другом. За окнами слышалась музыка: оркестр наигрывал какую-то грустноватую мелодию. На фоне свирелей, бубна и валторн неожиданно и сиротливо звучала скрипка. — Как тебе наш новый скрипач, моя госпожа? — поинтересовался Милтон, сидя по обыкновению у ног Короля. — Не Рафтери, конечно, но вполне приличный, — ответила Эрин. По случаю «многолюдства» она перебралась на свой стул, придвинутый предприимчивыми гоблинами к самому королевскому трону. — Что такое Рафтери? — недоуменно поинтересовался рогатый гоблин повыше. — Место? — Еда какая-то? — Нет, наверное, это река… Догадки и предположения сыпались как горох в ведерко. Гоблины старались изо всех сил, как будто играя в игру, и чем больше осечек было, тем чаще высказывались идеи. А чем более нелепыми и дикими становились их выдумки, тем горячее они спорили друг с другом, и кто-то кого-то уже схватил за грудки. Его Величество молчал, загадочно посверкивая глазами и сдерживая улыбку. Наконец фантазия у гоблинов иссякла и они попросту потребовали, чтобы эльфийка разрешила спор. — Так и быть… Расскажу я вам одну из легенд той страны, где я родилась. На тот момент в зале находилось не более десятка хвостатых, рогатых и мохнатых. Домовые и гоблины в предвкушении интересного рассказа уселись прямо на полу, окружив рассказчицу. Кто-то было решил предварить её речь парой острот, но на него цыкнули соседи, и «шутник» постарался затеряться среди сородичей. — История эта про знаменитого Рафтери, одного из достославных бродячих артистов Коннахта, по праву считавшегося самым удивительным шанахи во всем Кривине, в чем мне самому удалось убедиться. Только, чур, перескажу я вам эту историю, как моей душе угодно. Слушатели согласно закивали головой. - Так вот… Рафтери был не только скрипачом — он был человеком. Первейшим человеком и лучшим скрипачом, какой когда-либо ступал по земле в кожаных башмаках. Свет не знал сердца более щедрого, чем у него. <i>В его скрипке слышались и завывание ветра, и дыхание моря, и шепот банши под ивами, и жалоба бекаса на вересковой топи. В ней звучали одинокость болот и красота небес, свист черного дрозда и песня жаворонка, легкая поступь тысяч и тысяч фей, топот их маленьких ножек в ночной пляске до самой зари. Его напев, подобно ветру средь камышей, то падал, то убегал, увлекая за собой слушателей, которые всегда окружали его. И самая черная душа светлела, гордость уступала кротости, а суровость таяла как снег в мае. Со всех концов Ирландии стекались люди, чтобы послушать его. Каждая пядь земли между четырьмя морями ведала о его славе. Люди забывали голод и жажду, жару и холод, оказавшись во власти его музыки. Звуки его скрипки отдавались в каждом уголке человеческого сердца. И хотя он легко мог бы сделаться самым богатым в своем краю, лучшей его одеждой так и оставалась потрепанная куртка. Деньги он презирал. Любовь! Только любовь — единственное, что он знал и чему поклонялся. Для него она была всем на свете… — Нашел, что презирать! — встрял пожилой рогатый гоблин в шлеме и латах — военачальник затесался сюда ради охраны порядка, однако решил послушать эльфийские сказания, ведь эльфы слыли лучшими рассказчиками, каких только знает мир. Сосед справа бесцеремонно ткнул его локтем в ребра, и воевода зажал себе рот руками. — …Только любовь — услада его сердца — могла вывести его из могилы и привести на свадьбу Динни Макдермота и Мэри. И только любовь, одна лишь любовь, была их богатством — отважного Динни и красотки Мэри в ту ночь, когда они поженились. В четыре пустые стены вернулись они из церкви: холодная вода да ночной мрак за окном — вот и все. Но что им было за дело до этого, раз поженились они по любви? Мэри отказала самому скряге Макгленахи из Хилхеда со всеми его коровами, пастбищами и рыбалками. А Динни смело отвернулся от Нэнси Мур из Мервах с ее ста фунтами, семью телятами и двумя сундуками с приданым из чистого льна, которое он получил бы, — помани только пальцем. Но он взял в жены Мэри. И вот они оказались одни-одинешеньки в своей жалкой лачужке в свадебную ночь, вместо того чтоб пировать, как это обычно полагается. Одни-одинешеньки — да, да! Ведь все рассудительные люди просто возмутились, что оба упустили случай разбогатеть и поправить свои дела — случай, посланный самим небом, — эти телята и денежки Нэнси Мур; рыбалки, пастбища да еще двадцать коров того скряги в придачу. А? Упустить такие прекрасные предложения, как будто это так, пустяки! И пожениться сломя голову, как дурачки какие-нибудь, не имея за душой ни полушки. Но всем этим умникам было не понять — куда им! — что Динни и Мэри просто бежали от искушения поддаться всеобщему благоразумию и обвенчаться с золотом, — вот они и поженились по любви. Ну, и конечно, все почтенные люди отвернулись от них и оставили влюбленную парочку одну, в полном одиночестве, но зато полную любви друг к другу в эту первую ночь после их свадьбы… — Неудивительно! — снова высказался кто-то, не в силах усидеть молча хотя бы пару минут. — Тихо! — негромко прикрикнул Король. Повествование заинтересовало его. Во-первых, такой легенды он ни разу не слышал. Во-вторых, рассказ обещал быть интересным, а ведь ему было доподлинно известно, что эльфы — чудные сказители. А в-третьих, рассказ вела сама Эрин, и следовало проявить к ней хоть немного уважения, иначе нечего было и надеяться на её расположение. Кроме того, он заметил в полутьме блеск янтарно-желтых глаз — любопытная старушка Мюла тоже пришла послушать удивительную историю. — …Но вот поднялась щеколда, и к ним в дом вошел сгорбленный старичок со скрипкой под уже почерневшей зеленой курткой. Он пожелал доброго вечера и присел на стул, который Динни придвинул для него поближе к огню. — Ну и длинный путь я проделал, — сказал скрипач. — И голоден же я! Если б, добрые люди, вы дали мне чего-нибудь к ужину, я бы спасибо сказал вам. — Ха! Ха! Ха! — рассмеялись оба дружно. — Ужинать? Так знайте, хотя мы только сегодня сыграли свадьбу, на ужин у нас ничего, кроме любви. Право же! Будь у нас хоть что-нибудь, чем можно было бы набить желудок, мы с радостью и от чистого сердца отдали бы большую долю вам или какому-нибудь другому гостю. — Как! — воскликнул гость. — Вы поженились только по любви? И у вас нечего даже бросить в горшок? — Конечно! — ответили оба. — Ха! Ха! Ха! И теперь мы за все это расплачиваемся. — И это не такая уж дорогая цена, — говорит Мэри. — Совсем недорогая! — говорит Динни. — Да благословит вас господь! — промолвил скрипач, который все это время наблюдал за ними исподлобья. — Коли так, вы не останетесь внакладе. — И спрашивает: — Доводилось вам слышать историю про Рафтери? — Рафтери? Еще бы! Или ты смеешься над нами? Только глухие или мертвые не слышали про великого Рафтери. Тут старый скрипач кладет скрипку и смычок к себе на колени и говорит: — А ну, пошлите-ка весточку соседям, чтобы приходили да приносили свадебные подарки. И не какие-нибудь, а самые лучшие, мол, на свадьбе будет играть сам Рафтери. — Рафтери? — воскликнули оба, когда речь вернулась к ним. — Ну да, Рафтери — это я, — говорит скрипач, снова беря свою скрипку. Так и подпрыгнуло сердце у обоих от радости, и все мирские заботы рассеялись, как туман с гор… На огонек заглянули Рыжие из Банды Огневух, устав шататься без дела по пустым улицам. Увидев старую знакомую, они радостно завизжали и собрались было бросить ей голову, приглашая на игру, но сидевшие на полу маленькие домовые довольно беспардонно усадили новоприбывших в кружок. — …Новость, подобно лесному пожару, облетела всю округу: сам Рафтери, великий Рафтери, о котором наслышано даже дитя в колыбели, но кого редким счастливцам удалось видеть, будет играть на свадьбе у Динни Макдермота! Все словно голову потеряли, побросали работу и, позабыв про жадность, похватали лучшие подарки для новобрачных и поспешили к их дому. Барни Броган принес копченую свиную грудинку, а Джимми Макдой баранью ногу. Эамон Ог пришел, согнувшись в три погибели под тяжестью целого мешка картошки, а миссис Макколин, как гора, — полные руки постельного белья. С полотном, которое принесла Молли Макардл могла соперничать лишь фланель Сорхт Руа. Но им не уступали и бочонок масла Пэдди, прозванного Привидением, да и овсяные лепешки Рой-син Хилфтери, которые могли пригодиться и впрок. Даже Баках Боог притащил свой подарочек: сахар и чай. К всеобщему изумлению, появился и знаменитый скряга Матта Мак-а-Нирн, еле волоча корзину с крякающими утками и гогочущими гусями. О, большущий сарай потребовался бы, чтобы схоронить все богатство, какое привалило в эту ночь Динни и Мэри, — целые груды добра и всякой всячины, эти их свадебные подарки. И Рафтери простым кивком головы благодарил за них каждого мужчину и каждую женщину. Они думали про себя: будь они хоть трижды богаты, все равно оставаться им в неоплатном долгу перед Рафтери. Они боялись даже громко чавкать на этом свадебном пиру, — а пир получился и впрямь на славу, лучший пир во всей округе, так уж все тогда и решили, — чтоб не пропустить хоть словечко или шутку, которые Рафтери то и дело отпускал со своего почетного места за столом. Его шуточки кололи и жалили, и уязвляли, и все же они заставляли смеяться даже тех, кому он прямо-таки наступал на любимую мозоль. Эрин остановилась перевести дыхание. В зале было тихо, как в замке спящей красавицы. Десятки пар глаз были прикованы к ней одной — гоблины слушали, затаив дыхание. Но — хорошего помаленьку, решила она. Остальное завтра. Однако едва она объявила об этом, как вокруг поднялась волна страшно шумного протеста. Более того, хитрецы обратились прямо к своему Владыке, требуя продолжения истории. И Джарет, которому был не менее интересен конец легенды, поддержал своих подданных: — Тебе придется закончить рассказ! — властно и внушительно произнес он, глядя в самые глаза эльфийки. Быстро опустив ресницы, чтобы не поддаться гоблинскому очарованию Его непредсказуемого Величества (и без того она чувствовала слабость в его присутствии), Эрин вздохнула поглубже и продолжила: — …Ну и гордилась наша парочка, Динни и Мэри, своим свадебным ужином, самым лучшим, самым богатым, самым веселым-развеселым, какие только видели зеленые горы Ирландии! Да им и было чем гордиться. Больше того, каждый ребенок тех гостей, которые побывали у них в ту ночь, рассказывал детям своих детей, кто украшал почетное место за столом на свадьбе у Динни Макдермота в ту ночь. А когда пиршество закончилось и все прибрали, Рафтери поставил свой стул прямо на стол, в углу, сел, вскинул на плечо скрипку и провел по ней смычком. Все, кто были там, затаили дыхание: им послышалось в скрипке завывание ветра, и дыхание моря, шепот банши под ивами, и жалоба бекаса на вересковой топи. Красота небес и одинокость болот звучали в ней, и свист черного дрозда, и песня жаворонка, и легкая поступь тысяч и тысяч фей, топот их маленьких ножек в ночной пляске до самой зари… — Феи… Тьфу, гадость! — плюнул с досадой Дориан. Гоблины согласно зашумели, кивая головами. Фей в Хиллгрэме не терпели, их здесь считали чем-то вроде зловредных насекомых. И в самом деле, крылатая мелюзга отчаянно кусалась. Гоблины объявили на них охоту, и вскоре между ними разгорелась настоящая война. Но, как бы там ни было, терпению Верховного гоблина пришел конец. — Заткнитесь! — с досадой рявкнул он. — Иначе все отправитесь праздновать прямо в Болото. Уж сегодня я вам доставлю это удовольствие! Гоблины с перепугу замерли, зная, что слова Короля — не пустые угрозы. Все помнили недавние репрессии, а многие так и действительно побывали в этом заветном местечке и ни за какую благодать не решились бы отправиться туда снова. В воцарившемся молчании Джарет сделал знак Эрин, и повествование снова потекло дальше. — …Подобно ветру средь камышей, его напев то падал, то убегал, увлекая за собой затаивших дыхание слушателей. И самая черная душа светлела, гордость уступала кротости, а суровость таяла как снег в мае. И не было никого среди них, кто, хоть раз услышав его музыку и подпав под ее сладостные чары, не пожелал бы навсегда остаться в их власти. Но вот настала минута платить скрипачу за услуги, и тут Рафтери взял свою шапку и прошелся с нею по кругу, — ни один скрипач не делал этого прежде. И что же, кто, покоренный его игрой, поклялся себе дать шестипенсовик, подавал шиллинг, а кто решился дать шиллинг, расщедрился на целую крону. И когда Рафтери обошел всех в доме, шапка оказалась полным-полнехонька, даже с верхом. А после все до одного, — конечно, то еще действовали волшебные чары музыки, — трясли Динни руку, целовали Мэри в губки, просили Господа Бога благословить их брак и убирались восвояси. А за ними и Рафтери сунул свою скрипку под старую, уже почерневшую зеленую куртку, пожал руку оторопевшему Динни, расцеловал Мэри и, поручив Богу беречь их счастье, двинулся в путь. Оба лишь рты разинули, вытаращили глаза и не могли вымолвить ни словечка. И только шапка старика, доверху набитая серебром, которая так и осталась на столе, вернула Мэри дар речи. — Он забыл свою шапку с деньгами! — закричала она. — Погоди, я сейчас его окликну! — сказал Динни, бросаясь к дверям. Но не успел он там очутиться, как дверь раскрылась, и в дом вошел Пэт-коробейник со словами: — Бог в помощь! — Бросай свой мешок, Пэт, — кричит ему Динни, — скорей верни этого старика со скрипкой, которого ты только что встретил! — Какого черта еще? — спрашивает Пэт. — Да Рафтери! Рафтери! Ты сейчас встретил самого великого Рафтери! Он играл на нашей свадьбе и забыл свою шапку с деньгами. Беги за ним! — Рафтери, — повторяет Пэт. — Ты что, спятил? Да его, Рафтери, могилу я помогал закапывать еще три недели назад, в графстве Голуэйском. Бедный скиталец! — Да, Рафтери… — повторяет он про себя, печально качая головой, пока Динни и Мэри как громом пораженные застыли посреди комнаты. — Рафтери, нищий богач, который мог бы умереть богачом, а ушел на тот свет с тремя полупенсовиками в кармане, без целой рубахи на плечах. Рафтери! Тьфу, пропасть! Что и говорить, Рафтери был не только скрипачом, — он был человеком, лучшим из лучших! Человеком и скрипачом. Никто, равный ему, не ступал еще по земле в кожаных башмаках, не было еще на свете сердца более щедрого, чем у него. О! в его скрипке слышались завывание ветра, и дыхание моря, и шепот банши под ивами, и жалоба бекаса на вересковой топи. В ней звучали одинокость болот, и красота небес, и песня жаворонка, и легкая поступь тысяч и тысяч фей, топот их маленьких ножек в ночной пляске до самой зари. Подобно ветру средь камышей, его напев то падал, то убегал, увлекая за собой слушателей. И самая черная душа светлела, гордость сникала, а самое жесткое сердце становилось мягким, как воск. Со всех концов Ирландии стекались люди, чтобы услышать его скрипку, — слава его облетела каждую пядь земли между четырьмя морями. Люди забывали голод и жажду, жару и холод, пока звучала его чарующая музыка. В каждом уголке человеческого сердца отдавались звуки его скрипки. И хотя он легко мог бы сделаться самым богатым в своем краю, лучшей его одеждой так и оставалась потрепанная куртка. Деньги он презирал. Только любовь. Любовь — единственное, что он знал и чему поклонялся. Для него она была всем на свете. Музыка, Красота и Любовь — вот его богатство, которое он оставил, уходя в могилу. Да, с тремя полупенсовиками в кармане, в драной рубашке на плечах, он умер богачом, наш Рафтери… В старину говорили: восхвалять Бога достойно, но мудрый не станет клясть и дьявола. Отзвучали последние слова рассказчицы и умолкли где-то в темных сводах потолка. Слушатели молчали, захваченные глубиной повествования. Такого здесь никогда не бывало — никто не знал интересных историй, никто не устраивал таких вот посиделок. Повелителю и в голову не приходило рассказывать своим подданным что-то, а сами гоблины редко бывали во «внешнем мире». Вот и оставалось им только обсуждать, кто из соседей в близлежащих городах огромного Хиллгрэма женился, кто овдовел, кто умер да кто родился, кого жена учит уму-разуму скалкой, а кто нынче на ярмарке продал товару больше всех. Серьезные и притихшие, они разошлись по своим домам. Не обладая особенно пылким воображением и любовью к красоте слога, они не умели передать друг другу всю прелесть и очарование сказания. Но новость об этом событии быстро разнеслась по улицам Дарлиона. Король также был молчалив и задумчив. Выбранная Эрин повесть натолкнула его на мысль, что девушке нравилось бескорыстие влюбленных. Собственно, кому бы оно не понравилось? Ведь он и сам знал, она любит его не за его богатство и могущество, она любит его ради него самого. Но это, по его мнению, решительно не годилось для его дамы. Она должна быть счастлива, а, что бы там ни гласила народная молва, в шалаше рая не получится. Да и сам он таким убожеством довольствоваться не собирался. Куда приятнее наслаждаться любовью среди гобеленов, шелков и золота, нежели в болотине или под елью в дремучем лесу. А посему он решил, что неплохо бы её, и без того потрясённую им до основания, потрясти ещё сильнее. А что может поразить сильнее, как не золотые россыпи и алмазный блеск?***
Королевская сокровищница находилась глубоко под землей. Это не было похоже на застенки и катакомбы, которыми изобилуют древние монументальные постройки. Вовсе нет. Просторные подземные залы с колоннами из черного мрамора имели сквозные проходы и не разделялись дверьми, образуя собой одно огромное помещение. Сюда вела внушительной ширины лестница из камня, рисунком напоминавшего бледный малахит. Факелы на стенах при появлении Его Величества зажигались сами собой, озаряя багровым отблеском темные лестничные марши. Эрин понятия не имела, куда идёт посреди ночи, но безропотно шла за Королем, зная, что всё, что он делает, идет ей только во благо. По крайней мере, сейчас в Дарлионе ещё никто не спал, и в этой небольшой прогулке не было ничего неприличного. Занимая свою даму легкой беседой, Король неожиданно свернул за угол, увлекая её за собой, и глазам девушки представилось удивительное зрелище. Прямо от ступеней лестницы вокруг, сколько хватало глаз, простирался громадный подземный зал. Многочисленные витражные окна находились где-то под потолком, и можно было догадаться, что только самым верхним своим краем они отстоят от силы на полметра от земли снаружи. И вся эта гигантская площадь была сплошь заполнена золотом: золотые слитки, украшения и монеты, кубки, латы, секиры, мечи и щиты образовывали огромные барханы. В свете факелов золото переливалось медленным темным блеском, внушая трепет и почтение. То тут, то там тускло светились солидных размеров изумруды, рубины, сапфиры, поминутно из груды золота глаз выхватывал то нитку роскошного жемчуга, то ожерелье неописуемой красоты, то бриллиантовую диадему… Девушка остановилась у самого края драгоценного «моря», потрясенная всем этим изобилием. Она не думала о материальной стороне нового открытия, её поразила красота этого места. А вот говорят, сказки лгут! Похожая картина представилась в свое время достопочтенному хоббиту Бильбо Бэггинсу в сокровищнице гномьего королевства Эребор, охраняемой ужасным драконом Смаугом. Только здесь богатства было куда больше, на её взгляд. Эрин нагнулась и наугад взяла в руку горсть того, что туда попалось. Монеты были совсем новые, словно только что отчеканенные, они явно ещё не побывали в ходу. На одной стороне монеты была отчеканена летящая сова, а на другой — украшенный чудным орнаментом вензель «J». Кроме них, в ладони лежал небольшой сапфир, посверкивающий в своей глубине дальними гранями, подобно зеркалу. Кусочек на миг застывшей воды. Казалось, он хранит в себе вечные тайны моря. Положив на место сокровища, девушка долго стояла, разглядывая всю эту роскошь. Этого даже не требовалось ощущать, достаточно было одного лишь созерцания. В памяти её снова и снова вставал разговор, который состоялся на следующий день после посещения магазина. Завернувшая в гости «по дороге» бывшая подруга Бэт задала вроде бы невинный вопрос, после которого цель её визита сразу же стала предельно ясна: — А кто этот красивый мужчина, с которым Эрин приходила в свой салон? — поинтересовалась Сюзанна и сразу же, словно опасаясь, что её неправильно поймут, пояснила: — Я как раз проезжала мимо и увидела их в окно… — Это друг Эрин, — ответила Бэт, протягивая гостье чашечку кофе и попутно размышляя, правомерно ли было бы назвать Его королевское Величество «парнем» или «бойфрендом» своей сестры. — И ты права. Он красивый, молодой, холостой и состоятельный мужчина. Разве они не прекрасная пара? Бэт произнесла каждое слово со вкусом и удовольствием. Ей почему-то захотелось расстроить и даже обидеть Сюзанну. Несколько лет назад она дала понять Бэт, что школьная дружба осталась в прошлом, и после того всякие отношения были прерваны. А теперь мало того, что эта нахалка явилась как ни в чем не бывало и безо всякого приглашения, так ещё и глазок положила на… на будущего зятя (в этом Бэт ни на минуту не сомневалась)! Ишь, чертова кукла, небось только ради этого вопроса сюда и приперлась! Вот пусть глазок и уберет, как положила: с чужого гоблина — среди грязи долой! — Да-да, конечно. Вот и я об этом же… — поспешно залепетала захваченная врасплох бывшая подруга. Этот-то разговор и услышала Эрин, проходя мимо двери в гостиную в сторону кухни. И вот теперь ей припомнилось определение младшей сестры, которое она дала Джарету. Действительно, красивый, молодой, холостой… Состоятельный? Нет, вряд ли к этим золотым копям применимо это слово. Богатый? Да тут не миллиарды лежат, а… Она не смогла бы подобрать нужного слова, поскольку никогда даже не слыхала о таких суммах. На эти деньги можно купить три таких планеты Земля и, кажется, отсюда мало что убудет. Пока все эти мысли проносились у неё в голове, она напрочь забыла о своем коронованном спутнике. Обернувшись, она обнаружила, что Джарет стоит, прислонившись спиной к стене, и с довольным видом наблюдает её замешательство. — Как тебе здесь нравится? — Зачем ты меня сюда привел? — спросила Эрин, ещё не зная, как отнестись к этой экскурсии. Только сказав это, она подумала, что невежливо отвечать вопросом на вопрос. — Разве ты не хотела осмотреть весь Хиллгрэм? — с коварной мефистофельской улыбкой спросил Король. Ответ был логичным, Эрин и сама помнила, что высказывала такое пожелание, поэтому ей ничего не оставалось, как согласиться: — А, ну да, конечно…***
Следующий вечер преподнес Эрин весьма неожиданный сюрприз. Целый день город был почти безлюден — гоблины отсыпались после празднества. Прислуга бродила по Замку, позёвывая и поклёвывая носом на ходу. Конечно, их обязанностей это не отменяло, а потому всё делалось вовремя и в обычном объеме, ибо никому не хотелось получить нагоняй от непредсказуемого в своих настроениях Владыки. День прошел более или менее спокойно, хотя большую его часть Эрин просто проспала — такие долгие ночные бдения были не по ней. Её никто и не будил: Король строго-настрого запретил шляться возле её комнаты, пригрозив самоличной расправой всем любопытствующим. Опасаться было чего. Едва проспавшись, жители Дарлиона занялись обсуждением вчерашних посиделок у трона. Те, что слышали легенду о скрипаче, пытались на свой лад пересказать её соседям и родственникам, но, будучи не в особенных ладах с косными своими языками, терпели неудачу один за другим, что только распаляло любопытство слушателей. В целом же все они сходились во мнении, что лучше эльфов сказителей быть не может, хоть они и заносчивы невозможно, но даром красноречия владеют не в пример иным народам. Так или иначе, к вечеру к Замку повалили толпы домовых и гоблинов, среди них попадались даже и грейвелины, которые хоть Жницу и на дух не переносили, а послушать-таки легенду ещё раз желали. Эрин с озадаченным видом оглядела Тронный зал, в котором яблоку негде было упасть, — так много народу, охочего до невиданного прежде развлечения, туда набилось. И вся эта орава безмолвно сидела перед ней на полу, словно прилежные студенты, готовые внимать мудрости учителя. В зале стояла такая тишина, что не слышно было даже дыхания присутствующих, только потрескивание дров в огромном камине. Гоблинам хотелось ещё раз послушать про славного скрипача Рафтери, про счастливых новобрачных Мэри и Динни и про их чудесную свадьбу. Но Эрин совсем не хотелось повторять такой длинный рассказ снова. Она было попыталась взглядом попросить помощи у Владыки гоблинов, однако заметив, как любопытно заблестели его глаза и какой предупреждающей стала улыбка, она поняла, что осталась в подавляющем меньшинстве. На несколько мгновений эльфийка задумалась. Требовалось срочно сообразить, чем занять «аудиторию» на этот раз. Вероятно, им интересно было бы послушать что-то о самих себе. Но ни о гоблинах, ни уж тем более о грейвелинах сказок она не знала. Были в её памяти только несколько легенд о домовых и их английских сородичах, именуемых брауни. И она решила, что это удачное решение. Знаменитой в миру сказки Андерсена о Домовом и Хозяйке здесь, пожалуй, никто не слыхивал. За исключением, быть может, Его Величества, в широте кругозора которого она не сомневалась. И она начала свой рассказ о Хозяйке, которая была так начитана, что знала много стихов и даже сочиняла их сама. И о семинаристе, которого эти стихи приводили в восторг. И о муже Хозяйки, садовнике, считавшем и стихи, и её талант чистейшим вздором… Присутствующие терпеливо слушали, ожидая, когда же рассказчица дойдёт до самой сути. Но едва она упомянула Домового, жившего в этом самом доме, того самого Домового в сером балахоне и красненькой шапочке, у которого был друг — большой черный кот по прозвищу «сливкокрад», как они зашевелились и одобрительно зашумели. Они прекрасно понимали своего литературного «собрата», сердившегося на Хозяйку за то, что она не верила в его существование и не оказывала ему должного внимания, хотя в силу её образования, кажется, можно было от неё этого ожидать. И задумал Домовой отомстить за то и Хозяйке, и семинаристу: заставить кашу выкипеть из горшка, наделать дыр в чулках садовника, испортить носки молодого человека, воровать яйца из-под кур и разгонять цыплят… Он даже предложил коту вылакать сливки, что были заперты в кладовой. Однако он оказался несправедлив к Хозяйке, ибо она посвятила ему целое стихотворение под названием «Крошка домовой», где воспела его величие, могущество и его власть над нею, имея в виду, разумеется, поэтическое настроение в образе домового. Но малыш Домовой воспринял всё это буквально и так растрогался, что пообещал впредь почитать свою Хозяйку и всячески помогать ей. Сказка эта чрезвычайно понравилась гоблинам, она была для них проста и понятна, поскольку у каждого домового были такие хозяева… за исключением Милтона, который весь раздувался от гордости за свою госпожу, которую за глаза именовал не иначе как «моя хозяюшка». И хоть рассказ был совсем недолгим, гоблины остались им совершенно довольны. ©