Глава 7. Всё страннее и страннее.
17 апреля 2021 г. в 10:26
Глава 7. Всё страннее и страннее.
«В мире много странностей, в которые трудно поверить, но нет такой, что не могла бы произойти». Томас Гарди «Мы обнаружили странные следы на берегу неведомого. Чтобы понять, откуда они там, мы выдвигаем одну сложную гипотезу за другой. Наконец нам удается выяснить, что за существо оставило там отпечатки ног. И — ого! Это наши собственные следы». сэр Артур Эддингтон Корабль летел бесшумно – даже со своим сверхчеловеческим слухом Крюгер не мог уловить шума работающего двигателя. Впрочем, это было в порядке вещей – давно минули те дни, когда дисколёты оглашали округу и собственные отсеки ни с чем не сравнимым протяжным звуком работающего вихревого двигателя. Да и сам вихревой двигатель стал уже достоянием истории, уступив место новым разработкам, вроде двигателя пространственного искривления, установки смещения и тому подобного. Дитрих помнил, как звучали первые дисколёты. Этот странный протяжный заунывный то ли вой, то ли визг казался совершенно неземным и действовал очень угнетающе. И лётчики «Люфтваффе» этим пользовались, используя звук своих летящих машин в качестве психологического оружия. Но те времена давно прошли. Однако, что для него значит время? Оберфюрер взглянул во тьму космоса, казавшуюся за иллюминатором совершенно неподвижной. Звёзды мерцали вдали безразличным серебристым холодом. Аквамариновая искра Земли постепенно приближалась, вырастая в размерах. Время теперь для него было… Тюрьмой, заполненной скукой. Горькая усмешка тронула уста мужчины, на миг обнажив клыки, не присущие человеку. Возможно, будь он предоставлен самому себе, он бы нашел, как скрасить своё существование. Ровно до тех пор, пока чудовище в нём не взяло бы верх окончательно. Но он был связан с «Последним батальоном». И не в последнюю очередь из-за того, что лишь Док был способен помочь ему оставаться самим собой, когда чудовище становилось особенно сильно. Нельзя, конечно, сказать, что сейчас его существование было сплошной скукой – работа с Монтаной время от времени подкидывала действительно интересные задания и ситуации. А ещё – сражения. Однако промежутки между этими яркими моментами, которые могли тянутся годами или десятилетиями… Вот это и была скука смертная, которую Крюгер предпочёл бы пропускать, отлёживаясь в своей капсуле, и просыпаясь лишь когда случается что-то стоящее. К сожалению, никто не собирался давать ему возможность прохлаждаться. Взгляд снова устремился в космос. Земля стала ближе и выросла раза в четыре, став размером с монету. Сейчас Крюгер был в предвкушении. Штрассе и его сверхлюдям понадобилась его способность «ищейки». И он будет только рад помочь, ведь искать придётся того самого путешественника, Игоря, битва с которым была самым ярким моментом его «жизни» за всё послевоенное время. Эта битва вновь разожгла в Крюгере интерес к своему существованию. Дитрих снова хотел встретиться с ним. Он жаждал реванша. Но был ещё один интерес – сверхлюди. Вампиру не терпелось увидеть их, понять, что же они такое. Но куда больше – сразиться с кем-то из них. И он не собирался упускать такой отличный случай развеселить себя. Штрассе получит помощь только после того, как даст ему сразиться с одним из сверхлюдей. - Герр Крюгер, - раздался из динамика внутренней связи сухой мужской голос. – Мы входим в космическое пространство Земли. Расчётное время прибытия – пятнадцать минут. Крюгер машинально кивнул. Не было нужды отвечать на это сообщение. Не было нужны и как-то готовиться ко встрече со Штрассе. Инструкции от Монтаны он получил, и знает, что нужно делать. И, всё же, странное чувство пробуждалось в том, что заменяло Дитриху душу, по мере приближения к Земле. Ощущение гложущей тоски и чего-то ещё, что оберфюрер никак не мог определить. Но это было неприятное ощущение, неправильное. В этот момент ему казалось, что он забыл нечто очень важное. Причём забыл так основательно, что даже сама мысль об этом ловко ускользала, едва попадая в цепкие объятия сознания. - Довольно! – резко бросил Крюгер самому себе, волевым усилием загоняя это ощущение туда, откуда оно появилось. Меньше чем через пятнадцать минут он уже будет на Земле. Лучше подумать об этом. Он слишком редко бывал на родине человечество, чтобы упускать момент. И потому, поднявшись с кровати – а каюты на личном фрегате рейхсмаршала Монтаны по уровню убранства могли соперничать с номерами лучших гостиниц Берлина – подхватил со спинки стула свой кители, и вышел прочь, направляясь на мостик. Он собирался созерцать прибытие на Землю из первого ряда… Бескрайняя снежная пустыня Антарктиды серебрилась в лучах полуденного солнца, сверкая так, будто состояла не из снега и льда, а из бриллиантов. От бесконечной белизны на фоне чистейшего голубого неба болели глаза, и даже наличие разбросанных то тут, то там городов и иных объектов, накрытых куполами, не спасало ситуацию – глаза всё-равно болели, а Антарктида всё-равно казалась безжизненной. Лютый мороз при поддержке ветра, что свирепствовал во многих районах континента, не оставлял никаких сомнений в том, сто Антарктика не желает принимать гостей. Но разве людей когда-нибудь останавливала такая ерунда, как неблагоприятная окружающая среда? Не остановила и на этот раз. На самом деле интерес к Антарктиде возник у руководства Рейха ещё до Войны. В тридцатые годы сюда были направлены исследовательские миссии, по результатам которых на самом высоком уровне было принято решение организовать подо льдами белого континента секретную базу. Дело было в том, что исследователи смогли обнаружить разветвлённую сеть подлёдных туннелей и пещер, заполненных водой и ведущих в обширные полости и воздушные карманы, которые были способны вмещать субмарины. Такой выгодный плацдарм лидеры Рейха упускать не собирались, и потому в строжайшей тайне ещё до войны началась переброска материалов, техники и специалистов в Антарктиду для возведения базы. К середине войны подлёдный комплекс был введён в эксплуатацию, что позволило Рейху, на тот момент перешедшему в контрнаступление в Европе и на восточном фронте благодаря начавшим поступать в войска новейшим образцам оружия и техники, казавшимся в то время воплощением идей фантастов, организовать настоящий террор в водах южного полушария и даже установить блокаду всей Южной Америки, тем самым ослабляя её экономику, и не позволяя странам этого региона активно вступить в войну на стороне антигитлеровской коалиции. Удивительным оставался тот факт, что несмотря на огромную активность Кригсмарине в южном полушарии, существование базы, как и её местоположение, оставались тайной до конца войны. Ну а уж после неё сохранить тайну и вовсе было проще простого. После войны база перестала быть чисто военной и начала выполнять научно-исследовательские функции. Но в течение целого десятилетия – вплоть до 1958 года – о ней не особенно вспоминали. Впрочем, статуса секретного объекта особой важности её не лишили. А потом случился 1958 год, который стал поворотным не только в судьбе Базы-211, но и послуживший толчком к началу активного освоения самого южного континента, несмотря на то, что мир до сих пор продолжал лежать в руинах после войны. На оккупированных территориях то и дело вспыхивали восстания, не говоря уже о продолжающейся деятельности партизанских отрядов, на которые даже угрозы властей о расстреле гражданского населения в ответ на каждую акцию не имели действия. Подавление мятежей, восстановление экономики, промышленности и народного хозяйства на захваченных территориях требовало колоссальных средств и ресурсов. Трудовые лагеря, рассыпанные по всему миру, денно и нощно производили всё необходимое, которого всё-равно не хватало, выжимая все соки и саму жизнь из тех, кому не посчастливилось в эти лагеря попасть. А не посчастливилось едва ли не половине населения планеты: азиаты и арабы, индусы и негры, славяне и мексиканцы… Словом, все, кто не вписывался в представления Рейха о том, что такое «человек». Особенно много этих лагерей было в Африке и Южной Америке – туда было согнано практически всё население континентов, города которых стали пустующими городами-призраками. И вот в это напряжённое время на Базе-211 случилось то, что заставило руководство Рейха бросить значительные силы на освоение и исследование Антарктиды. Доподлинно не известно, что же произошло – вероятно, было совершено некое открытие чрезвычайной важности – об этом достоверно до сих пор знают не более двадцати человек на планете. Но именно после этого «таинственного события» Антарктида вновь привлекла к себе внимание власть предержащих. И не просто привлекла – сам Вильгельм Штрассе, тайный архитектор превосходства Рейха, возжелал лично курировать все работы в Антарктиде. Этому человеку невозможно было отказать. И он отправился на южный полюс, по прибытии сделав своим штабом Базу-211. Штрассе развернул такую кипучую деятельность, что уже через три года Антарктида покрылась сетью станций, баз, городов и прочих объектов, входивших в единый конгломерат, который контролировал Штрассе. База-211 к тому моменту активно росла вглубь и вширь, превращаясь в настоящий город подо льдом, в антарктическую столицу. И лишь очень узкий круг лиц в Рейхе знал, что же там происходит на самом деле. Обыватели же были в неведении. И так продолжалось по сей день. Крюгер жадно смотрел на картинку, которую выводил обзорный экран на мостике фрегата – помещение имело форму усечённого овала, и было сравнительно небольшим. Экраном же являлась передняя стена, изгибающаяся и охватывающая всю рубку, давая шикарный обзор. Здесь кроме Крюгера присутствовали всего три человека – капитан, рулевой, он же – навигатор, и офицер безопасности, выполнявший в полёте так же функции специалиста по тактике и канонира. Вообще на кораблях современных типов экипаж был минимален из-за автоматизации большинства функций и процессов. Кроме того уже лет пять в конструкторской и военной среде циркулировала идея о снабжении кораблей полноценным искусственным интеллектом. В идеале таким кораблям будет не нужен экипаж, и они окажутся автономными настолько, насколько позволит ресурс силовой установки и ключевых узлов конструкции. То есть как минимум несколько десятилетий. Кроме того в плане мышления они не будут уступать человеку. Но были этой идеи и противники, говорящие о том, что эта затея слишком рискованна и может вылиться в полноценное восстание машин. Учитывая, что до сих пор не был принят единый стандарт создания и социализации ИИ, не определён его правовой статус, опасения были оправданы. Технологии искусственного интеллекта разнились, и порой – весьма сильно, как и способы его подготовки ко взаимодействию с человеком и социумом, как и задачи, ставящиеся перед ним. Как и отношение к статусу ИИ. Некоторые компании и ведомства исповедовали капиталистический подход, используя искусственный интеллект в выполнении различных сложных работ и решений нетривиальных задач, попутно ограничивая его директивами и законам, по сути, низводя до положения раба. Иные формировали полноценную личность в процессе длительного воспитания и идеологической подготовки. Третьи создавали готовые шаблоны личности и так далее. Впрочем, Крюгер сейчас был далёк от размышлений об искусственном интеллекте. Зрелище, разворачивающееся на экране, полностью владело его вниманием. Белизна антарктического шельфа приковывала его к себе своей суровой доисторической красотой. Изрезанные, вздымающиеся над водой на огромную высоту отвесные ледяные берега ломаной линией перечёркивали экран, отделяя тёмно-синее полотно океана от белоснежно-белого покрывала, коим куталась Антарктида. Где-то далеко слева, на ледяном языке, спускавшемся к воде, ютилась огромная стая забавных пингвинов… «Фрегат «Алукард», мы видим вас на радаре», - фоновым шумом прошелестел из динамиков голос диспетчера. «Передайте код, назовите пункт назначения и цель визита». - Передаю, - коротко бросил капитан, нажав нужную кнопку на панели перед собой. – Направляемся на Базу-211. У нас на борту оберфюрер Крюгер, которого вызвал на встречу Вильгельм Штрассе. «Принято. Передаём вам маршрут», - буркнули динамики и затихли. Рулевой повёл корабль в соответствии с полученными инструкциями, и картинка на экране резко сместилась, превратившись в снежно-ледяную пустыню, покрытую лентами дорог и взрезанную горами, так и не покорившимися снегу со льдом. Крюгер не слушал капитана и диспетчера. Сейчас он мысленно был там, внизу, среди снегов, расщелин, лютого мороза и слепящего солнца. Он буквально чувствовал пробирающий до костей холод, взывал к нему силой своего воображения. Корабль довернул вправо, и на экране показались огромные идеально круглые отверстия во льду, уходящие куда-то вниз. Несколько десятков таких шахт выстроились рядами, обозначая начало территории Базы-211. В каждую из них спокойно мог влететь корабль и больших габаритов, нежели фрегат. Спустя мгновение дисколёт нырнул в одну из них, и экран сразу потемнел на миг, явив затем картину ровных стен, усеянных лампами, и шахты, уходящей вниз под углом градусов тридцать. Спуск был стремителен, и два километра фрегат преодолел за полминуты – рулевой, всё же, немного осторожничал, не желая случайно зацепить стены. Наконец, впереди показался просвет, и спустя пару мгновений, корабль влетел в огромную подлёдную пещеру, настолько большую, что её использовали в качестве ангара сразу для нескольких десятков дисколётов разного типа. Отверстия посадочных шахт испещряли потолок, своды которого были укреплены стальными конструкциями и рёбрами жёсткости, посеребрёнными инеем. Десятки занятых посадочных площадок рядами уходили вдаль по обе стороны широкой центральной дороги, по которой как раз сейчас ехали погрузчики. Вместе с их фрегатом прибывали ещё три корабля – они аккуратно заходили на посадку, зависая над площадками. Кто-то - напротив трогался в путь, взмывая в воздух и ввинчиваясь в шахту. Корабль плавно описал дугу, пока не завис над свободной площадкой. И только тогда Крюгер сбросил с себя добровольное созерцательное оцепенение, настраиваясь на работу. - Мы прибыли, герр оберфюрер, - констатировал капитан, когда мягкий толчок возвестил об успешной посадке фрегата. Дитрих кивнул. - Не ждите меня. Я здесь надолго, - произнёс вампир, вновь ощущая то странное чувство, которое недавно уже заставил отступить. Когда оберфюрер сошёл с трапа, его уже ждали – у площадки, припаркованный на специальной стоянке, ютился небольшой двухместный глайдер, за рулём которого сидел мужчина в гражданской одежде. Его худое вытянутое лицо с крючковатым носом и цепким взглядом голубых глаз было обращено к Дитриху. И едва их взгляды встретились, как Крюгер понял – что-то в этом человеке не так. Что? Оберфюрер вгляделся в молодого мужчину, одетого в простую синюю клетчатую рубашку и чёрные брюки с армейскими ботинками. На первый взгляд тот выглядел как какой-нибудь фермер из заштатного городишки. Но секунду спустя Крюгер понял, в чём дело – от человека не исходила волна подсознательного страха, который всегда испытывали люди в его присутствии, даже не зная об истинной природе Дитриха. Этот же мужчина не просто не излучал страха – он казался монолитной глыбой. А ещё он был напряжён как никто, кого оберфюреру доводилось встречать раньше. Но это было напряжение, продиктованное осторожностью – как будто «фермер» был вынужден выверять и чётко контролировать малейшее своё движение. - Я, конечно, понимаю, что неотразим, но, может, вы перестанете так настойчиво меня разглядывать, герр оберфюрер? – «фермер», наконец, заговорил. Крюгер наметил едва различимую улыбку. Он понял, кто находится перед ним. - Не каждый день меня встречает сверхчеловек. - Не каждый день меня просят встретить кого-то вроде вас, - тем же тоном пришёл ответ. - Давайте называть всё своими именами. Я – вампир. Чудовище. Кровожадный ужас, притаившийся в ночи. А вы – будущее человечества, насколько я могу судить. И мне интересно – достаточно ли сильно это будущее, чтобы побороть страхи из своего прошлого? - Интересно, - на этот раз усмешка посетила лицо «фермера». – Штурмбаннфюрер Геринг, к вашим услугам. - Оберфюрер Крюгер. Но вы наверняка в курсе. - Да, - кивнул Геринг, делая приглашающий жест. – Присаживайтесь. Крюгер занял пассажирское место, параллельно «сканируя» Геринга всем набором своих сверхъестественных чувств. Картина выходила очень занятной. Глайдер тронулся, поднявшись на двадцать сантиметров над дорогой, и плавно двинулся к туннелю транспортной развязки. - Я должен поблагодарить вас, - спустя минуту полёта по туннелю, не уступавшему размерами какому-нибудь автобану, вгрызшемуся в гору, сказал штурмбаннфюрер. - Хм? - За поимку путешественника, - тень досады, мелькнувшая в этих словах, не укрылась от Дитриха. – Вы сделали то, чего я сделать так и не смог, - было в этом что-то ещё, что глодало душу молодого Геринга. Но Дитрих решил не лезть в это – если штурмбаннфюрер захочет, то сам всё расскажет. - Это было не просто, - что ж, по крайней мере, эта тема для разговора была интересна. – И чем он вам так насолил? - Он ушёл от меня, - сухо ответил Ганс, пуская глайдер по левому ответвлению туннеля, уходившему вниз под небольшим уклоном. Впереди громыхал грузовик, забитый под завязку чем-то, накрытым брезентом. Мимо – в противоположном направлении – пронёсся такой же глайдер. Ганс пытался понять, кем же является оберфюрер, оценить его. Крюгер сказал, что он – вампир, Штрассе об этом так же упоминал. Но что это значило фактически? А фактически Ганс мог с полной уверенностью сказать, что существо – а человеком Крюгера язык не поворачивался назвать после всего, что Геринг успел узнать и почувствовать, используя свои новые силы – не было живым! Оно двигалось, говорило, мыслило, рассуждало, но никаких признаков жизни в теле Крюгера Ганс не видел – не было сердцебиения, отсутствовали обменные процессы, не было клеточной деятельности, даже электрических импульсов в мозгу – и тех не было! И, тем не менее, Крюгер выглядел как вполне живой и здоровый человек. Почти человек – его клыки и алая радужка были единственным, что выдавало в оберфюрере не того, кем он казался. И всё это было настолько странно, настолько противоречило всем его знаниям об устройстве мира, что Ганс был немного растерян. Однако, Крюгер молчал, и в разговоре повисла пауза. - В Хайдеркраутфельде я и мой отряд были первыми, кто столкнулся с путешественником… - Теперь я вспомнил! – воскликнул Дитрих. – Ты вы – тот самый Геринг? – взгляд его мазнул по лицу штурмбаннфюрера. В отличие от Геринга, Дитрих не старался разгадать все тайны своего попутчика сразу. Да – ему было безумно интересно, да – кое-что он уже выяснил, и это лишь подливало масла в огонь его любопытства. Но узнать всё прямо сейчас было бы слишком скучно. Лучше выяснить это, когда он сойдётся один на один в бою… да хоть с тем же Герингом. Так будет намного интереснее. - Тот самый… После такого провала я уже попрощался с карьерой, но мне дали второй шанс. Даже определили в отряд под руководством Валькирий, которым поручили схватить пришельца. Тогда я поклялся седлать всё, чтобы это осуществилось. - Дайте угадаю – но он опять ускользнул? Сардоническая усмешка была ответом. - А после того, как он едва не ушёл в третий раз, после того, как вы его, наконец, схватили, я понял, что не всякая задача по плечу обычному человеку. - И вот вы здесь. - Да. И вот я здесь. Похоже, в конечном итоге именно этому Игорю я обязан тем, кем стал сейчас. - И как вам? – ответ на этот вопрос был интересен. - Обретённая мощь пугает, - честно признался Ганс. Признался в том, в чём даже самому себе признаваться не желал. - Я чувствовал себя так же, когда изменился, - ответил Крюгер. Этот молодой человек – а Дитрих был не просто уверен, но точно знал, что несмотря на все изменения Геринг остался человеком – ему импонировал. Потому Дитрих счёл возможным немного рассказать ему о себе. В конечном итоге они оба сделали свой выбор, перестав быть теми, кем являлись раньше. Это делало их похожими. – Но, в отличие от вас, меня страшит не моя сила, а то, что я могу сотворить с её помощью, если чудовище внутри меня возьмёт верх. Дитрих не сказал более ничего – этого уже было достаточно. И Ганс прекрасно понял, что хотел сказать оберфюрер. А потому кивнул. - И, всё же, он ушёл в третий раз, - возвращаясь к предыдущей теме, Крюгер наметил ироничную улыбку. Пожалуй, ситуация, сложившаяся между Герингом и Странником его забавляла. Один всё время пытался поймать другого, а второй постоянно ускользал, даже будучи пойманным. Как мышонок в известном мультфильме середины семидесятых, который постоянно оставлял с носом кота. - И вот вы здесь. - Да. И вот я здесь, - согласился Дитрих. Что ж, этот Геринг действительно пришёлся ему по нраву. По крайней мере, его серьёзность – с одной стороны, и способность к иронии – с другой. - И? - Что «И»? - Что вы думаете об этом путешественнике? - Что такие противники, как он, делают мою жизнь интереснее. А .как вы догадываетесь, у меня очень долгая жизнь… Хотя вряд ли учёные согласятся с тем, что я живу. - Вы бессмертны? - Пока никому не удалось меня убить, хотя Странник был к этому ближе всех. В остальном – пока у меня не кончились души, я буду жить, - Дитрих не видел смысла в том, чтобы утаивать что-то. Как минимум потому, что Геринг был с ним честен и ничего не утаивал сам. Между тем глайдер, судя по указателям на стенах, приближался к административному сектору Базы-211, где располагался кабинет Штрассе. Это значило, что непринуждённой беседе вскоре суждено было прерваться. По пути попадалось всё больше транспорта – в основном пассажирские глайдеры или автомобили. - На самом деле я, как и вы, штурмбаннфюрер, жажду встречи с этим Странником. Только по другой причине. Сражение с ним было великолепно и вновь заставило меня ощутить вкус к жизни. Я надеюсь повторить и расширить этот опыт. - Такова цена вашего… бессмертия? Смертная скука? – даже несмотря на то, что Ганс к своему удивлению выяснил, что не может прочесть мысли вампира, он и так прекрасно понял его мотив. Раньше бы на это потребовалось больше времени. В целом же Крюгер производил странное впечатление, противоречивое в какой-то степени. С одной стороны он казался преданным воином Рейха, рассудительным, опытным, готовым и способным выполнить любое задание. Он был честен и… циничен, пожалуй. Но в его случае становление циником было неизбежно. С другой же стороны Ганс ощущал некую таинственную и абсолютно чуждую человеческому, силу, что таилась в Крюгере. Силу могучую, тёмную и опасную даже для такого человека, каким стал Геринг. Это настораживало. Как и странное чувство, будто эта сила, скрытая в Крюгере, имеет собственное мнение и волю и сама изучает его. Пристально, во всех подробностях. - Никто не говорил, что будет легко, а я знал, на что шёл. Тем не менее, перспектива провести вечность во власти скуки, лишь изредка разбавляемой чем-то стоящим, меня не прельщает. Как понимаете – с течением времени всё успевает наскучить… - Вам нужно чаще менять род деятельности. - В моём случае это невозможно. - Понимаю. Глайдер, наконец, влетел в просторное помещение размером с половину футбольного поля, которое было полностью отведено под стоянки для разномастного транспорта – тут были легковые машины, глайдеры, двухместные кары, велосипеды и много чего ещё. Впереди высилась наклонная стена с огромными окнами, за которыми приютились кабинеты, и внушительным крыльцом, ничуть не уступавшим крыльцу штаба концерна БМВ в Берлине: широкая лестница, ряды вращающихся дверей, большой холл, посты охраны. Оставив глайдер на стоянке и пройдя в холл административного крыла, офицеры беспрепятственно миновали охрану, которая, очевидно, уже была предупреждена, и направились к лифтам. И если во время поездки Геринг и Крюгер имели, что сказать друг другу, то теперь каждый был погружён в свои мысли. Наконец, спустя ещё десять минут блуждания по почти одинаковым коридорам, полным людей, поддавшихся рабочей суете, они оказались перед скромной дверью, табличка на которой гласила, что хозяином кабинета за ней является директор Штрассе. Странное чувство неправильности происходящего, чего-то важного, что было забыто, вернулось, с новой силой окатив волной неприятных переживаний. И в этот раз Дитрих, как ни старался, не мог с этим ничего поделать. Он вдруг почувствовал, что ему очень не хочется входить в кабинет. Но не мог понять, почему. Дверь тихонько отворилась сама, открывая взору оберфюрера кабинет, более похожий на музей развития передовой научной мысли, секретных разработок и прототипов, не пошедших в серию. Там, среди витрин, полок и подставок, полнящихся диковинными агрегатами и узлами, за суперсовременным столом-инфосистемой, восседал в чёрном кожаном кресле с высокой изогнутой спинкой, Вильгельм Штрассе. Взгляд его цепких глаз, один из которых был сейчас скрыт моноклем, упирался в посетителей. И на лице страшного старика играл зловещий оскал, обозначавший улыбку. - Добрый день, оберфюрер, - проскрежетал Штрассе, и Дитриху почудилось, будто голос его похож на скрип ножа по стеклу. - Герр Штрассе, - заставил себя сказать Дитрих. По совершенно непонятной причине человек, в кабинет которого он вошёл, мгновенно ему не понравился, а ещё… Впрочем, что там было ещё, Дитрих так и не успел понять. - Ключи от рая, - вдруг произнёс Штрассе, и в тот же миг сознание покинуло Крюгера, а печати на его перчатках вспыхнули алым. Последнее, что успел осознать оберфюрер перед тем, как окончательно поддаться забвению – он уже встречал Штрассе раньше! Дитрих замер как выключенный робот, уставившись немигающим взглядом в одну точку. Это сразу вызвало недоумённый взгляд Геринга – уж чего-чего, а подобного он точно не ожидал. И уже было собирался открыть рот, чтобы потребовать объяснений, но Вильгельм его опередил: - Оберфюрер Крюгер – шпион, - небрежно бросил старик, пристальным взглядом буравя Ганса. – По приказу рейхсмаршала Монтаны, я полагаю, он прибыл сюда, чтобы под видом оказания помощи выведать самый главный из хранимых мной секретов. Всем своим видом – взглядом исподлобья, руками, сложенными домиком и согнутыми в локтях, даже своей интонацией Штрассе как будто подталкивал Геринга к каким-то действиям. Или ждал оных. Он словно говорил: «Ну же!» - Есть доказательства? – происходящее Герингу откровенно не нравилось. У него уже сложилось определённое впечатление о Крюгере. Благоприятное. Шпион? Хотя, Штрассе уже успел доказать, что ничего не делает и не говорит на пустом месте. Но сейчас всё выглядело очень неоднозначно. Как нападение на офицера Рейха. Кроме того Крюгер казался погружённым в транс. Но как? Кодовая фраза? Но тогда это бы значило, что оберфюрер должен был подвергнуться какому-то воздействию заранее. Взгляд Геринга устремился к старику, просвечивая того насквозь. Что вообще происходит? И о каком секрете идёт речь, если Штрассе позволяет себе подобное? Жаль, что он не мог читать мысли Вильгельма – тот, похоже, научился как-то блокировать свою ментальную сферу. Причём настолько мощно и умело, что оставалось только удивляться. - Есть, - кивнул учёный, вставая из-за стола. Со змеиной грацией он проскользнул к оберфюреру, застывшему истуканом. – Его память, записи с камер архива Рейхсканцелярии в Берлине… - Что вы с ним сделали? - Ничего, что должно волновать вас. - Он - офицер… - Штурмбаннфюрер! – резко и властно настолько, что Ганс даже вздрогнул от неожиданности, воскликнул Штрассе. – Есть некоторые вещи, которые не положено знать никому, вы понимаете? То, о чём собирался вынюхивать Крюгер – одна из них. Другого выхода не было – мне пришлось встретиться с оберфюрером чуть раньше, и я… - Промыли ему мозги? - Убедил в том, что любопытство Монтаны несвоевременно и вредно. К тому же технически этот человек давно мёртв, да и вообще перестал быть человеком. Вас волнует судьба ходячего трупа? - До тех пор, пока он служит на благо Рейха, а вы не предоставите доказательства его вины. - Не ожидал, что вы отреагируете именно так, - с деланной досадой проговорил Штрассе, по тому, что на самом деле ожидал. – Оберфюрер! - Да, мастер, - тут же глухим, лишённым эмоций и интонаций, голосом отозвался Крюгер, не двинувшись с места и даже не повернув головы. - Какой приказ вам отдал рейхсмаршал Монтана, отправляя сюда? - Узнать секрет старика. Он хочет знать, что вы скрываете, мастер. - Вот видите, Геринг? – с выражением лица, на котором было написано «я же говорил», посмотрел на своего визави учёный. У стороннего наблюдателя, если бы такой тут имелся, наверняка мог появиться резонный вопрос – зачем вообще Штрассе было совершать что-то подобное в присутствии Геринга? Он ведь спокойно мог оправить Ганса по каким-то делам, и тогда, уже не рискуя, можно было использовать на Крюгере кодовую фразу. Но этот случай как нельзя лучше подходил для проверки лояльности новоиспечённого сверхчеловека – поверит ли он словам Штрассе, или потребует доказательств? Примет его доводы или нет? Да, существовало множество способов выяснить это. Но текущий вариант был самым быстрым и наглядным. - Я…, - Ганс хотел было уже сказать, что сложно верить словам того, кто находится под ментальным контролем. Хотел. Но кое-что ему помешало. Способность чувствовать ложь. Это было одно из первых умений, которые пробудились у него после процедуры преображения. Геринг часто о нём забывал, справедливо полагая, что здесь, на Базе-211, врать ему никто не будет. А потому не практиковался в использовании этой способности, и она до сих пор не стала рефлекторной. И вот теперь, вспомнив о ней, он использовал эту способность, когда Вильгельм пустился в краткие объяснения. И понял – старик не врёт. Это обескураживало. Ганс даже по-новому взглянул на Крюгера, который у него никак не вязался с образом шпиона. Неприятная ситуация. - Я вам верю, - наконец, сказал Геринг, переборов внутреннее сопротивление. - Что ж, хорошо, что мы с этим разобрались, - хлопнул в ладони учёный. Результат этой небольшой проверки был удовлетворительным. – Собирайте ваш отряд. Через час вам предстоит пойти по следу Странника, который для вас отыщет оберфюрер. Что ж, действительно сейчас лучше было не придавать большого значения случившемуся. По крайней мере, пока Странник не уничтожен. - Слушаюсь, - козырнул Ганс, всё ещё косясь на мрачную неподвижную фигуру Дитриха и испытывая смешанные чувства. Вышел, хлопнув дверью громче, чем следовало. А Штрассе с какой-то плотоядной жадностью посмотрел на оберфюрера, и тихо сказал: - Нам с вами предстоит ещё многое сделать, герр Крюгер. Поэтому следуйте за мной, - приказал старик, сделав замысловатый жест рукой – и тот час в стене кабинета открылась дверь потайного лифта, куда и направился Штрассе. Крюгер, подобно сомнамбуле, двинулся за ним. - Итак, что мы имеем? – вспыхнула переливами красного и фиолетового мыслесфера фюрера, озаряя окружающую тьму светом соответствующих оттенков. Они снова были здесь, в этом странном измерении, где всё было не тем, чем должно, а порой и вовсе ничем не являлось. Астрал. Поле сил. Одиннадцать колеблющихся дымчатых фигур рыцарей Ордена Чёрного Солнца снова были здесь. Потому, что здесь времени не существовало, и можно было беседовать часами, а в реальном мире не прошло бы и секунды. Потому, что поговорить было о чём, а времени не было. Потому, что их реальные физические тела всё ещё были в Берлине, в кабинете директора юридической конторы «Алоис и сыновья», и Гарольд Хейл вновь только что подъехал к зданию. Потому, что никому не хотелось вновь испытывать на себе петлю времени, созданную Зиверсом. И потому, что нужно было обсудить то, что удалось узнать, проведя тщательное сканирование Хейла. - Похоже, это не мы имеем, а нас, - скабрезно заметил «призрак» Скорцени, хохотнув. Тут же в круге между фигурами людей – их астральными, тонкими телами, возникло изображение – Гарольд Хейл, парящий в воздухе, и несколько схем тела того же Хейла в различных диапазонах, вроде энергетического баланса, взаимосвязи частиц, организации тонких тел, его аура и так далее. А потом тонкие тела его начали съёживаться, схлопываться, проваливаясь сами в себя, выбрасывая колоссальное количество энергии и направляя его по энергетическим каналам в физическое тело. - Теперь мы знаем, каков механизм взрыва, - сухо констатировал Гиммлер замершую картину. - Кто бы мог подумать, что возможно использовать тонкие тела таким образом, - качнул головой Зиверс, взявшись за подбородок. – Ни в одном тексте и легенде я никогда не встречал подобного. Наши исследования тоже не давали поводов предполагать что-то вроде этого. - Вы должны были подумать, Вольфрам. Кто из нас мистик, в конце концов? – брюзжание Геббельса, однако, никому не было интересно. Интересно было то, что происходило со схемой «Гарольд Хейл» дальше. В тот самый момент, когда начали разрушаться его тонкие тела, физическое тело оберстгруппенфюрера на медицинской анатомической схеме вдруг проросло сетью красных точек, идеально повторявшей кровеносную и нервную системы мужчины. На этом моменте изображение снова замерло. - Итак. Предположения? – прогудел Гитлер, заставляя тьму вокруг и схему колебаться в такт звучанию его слов. - Чужеродный биологический агент, - отозвался Шаубергер. Задача, которую подкинул им всем Гарольд Хейл, выглядела всё страннее и страннее. Сначала выясняется, что он – спящий агент, потом оказывается, что у него есть программа самоликвидации и механизм, приводящий её в действие, является абсолютно экстраординарным. А теперь обнаруживается ещё и это – нечто постороннее в организме Хейла, что никак не проявляло себя и не поддавалось обнаружению до самого последнего момента. Как же сейчас сожалел Шаубергер о том, что не является биологом или эзотериком, а посвятил себя механике и точным наукам! - Это что-то другое, иначе бы первое же обследование на медицинском сканере выявило… чем бы оно ни являлось, - возразил Геринг. - Можно ли увеличить изображение, чтобы понять, что это? – спросил фюрер, указав эфемерным пальцем на россыпь красного, которой была припорошена схема тела Гарольда Хейла. Фигуры Скорцени и Геббельса синхронно кивнули – именно они отвечали за сканирование на физическом плане, и именно из их памяти сейчас транслировались образы. Они произвели пару пассов руками, будто работая с голографической проекцией, и схема тотчас изменилась, мгновенно увеличив то, что было… - Это же кровеносные тельца! – потрясённо выдохнул Розенберг. А тут было от чего удивляться. На долгое мгновение воцарилась тишина. Лишь переливающиеся разными цветами мыслесферы, окружавшие фигуры астральных тел дымкой ауры, говорили о том, что все присутствующие сейчас впали в крайнюю задумчивость. Красные кровяные тельца, увеличенные в размерах до человеческого роста, были… неправильными. Во-первых, цвет их менялся с красного на бледно-белый, и обратно. Во-вторых, сама их форма претерпевала изменения, становясь похожей вместо сплюснутого в центре диска на что-то, напоминающее морского ежа со щупальцевидными отростками. Что за процессы протекали внутри этих клеток, и как вообще было возможно наблюдаемое, никто и предположить не мог. - Хм…, - выдохнул фюрер. Похоже, они лишь получили массу новых вопросов, так и не ответив толком на старые. - Это даже не ретровирус, это… я понятия не имею, что, - прокомментировал увиденное Зиверс. И хотя он сохранял внешнюю невозмутимость, здесь, в Астрале, скрыть свои мысли и чувства было невозможно, поскольку переливы цвета мыслесфер выдавали их с головой. И сейчас Зиверс был не просто удивлён, но и в замешательстве. Впрочем, остальные пребывали в том же состоянии. – Я осведомлён обо всех перспективных исследованиях, о сомнительных исследованиях, и о тех, что были заморожены. Я знаком с большинством теорий и гипотез в области генетики и евгеники, а так же с наработанным практическим материалом. И я могу с уверенностью заявить – науке Рейха на текущий момент не известно ничего, что способно было бы вызывать подобные клеточные метаморфозы. - Хотите сказать, что «Фронт освобождения» превзошёл нас в научном плане? – уточнил Гиммлер. - Я хочу сказать только то, что сказал. - Отто, можно увидеть, что происходит внутри этих клеток? – всё внимание фюрера обратилось к Скорцени. Тот крякнул. - Времени было слишком мало, - нахмурился бывший диверсант. - Вы не успели, - констатировал Адольф, не скрывая досады. Впрочем, винить Отто и Йозефа было не за что – они сделали всё возможное, но не предполагали, что ответ на главный вопрос кроется в красных кровяных тельцах, которые подобно оборотням сменили форму в самый последний момент, до этого не вызывая никаких подозрений. Он бы и сам, пожалуй, не успел в той ситуации ничего делать до очередного взрыва. А ведь он и не успел – то, что они с Гиммлером нащупали в ментальном плане, было так хорошо и тонко скрыто, что стало видимым только в момент активации программы самоликвидации Хейла. Потому так и не удалось выяснить, что же именно они обнаружили. - Не успели, - не стал отрицать Отто. Он тоже всё понимал. - А что нашли вы с Генрихом? – поинтересовался Борман. Сейчас его мыслесфера полнилась тёмными тонами, говорившими об усталости. - Следы некоей ментальной структуры, - ответил Гитлер, испытывая дискомфорт от того, что здесь и сейчас не может размять переносицу. Астральным телам не были свойственны обычные слабости тел физических. Казалось бы. На деле психологическую проекцию привычного поведения физического тела на тело эфирное никто не отменял. - Мы только успели мельком заметить это, и… - Гиммлер изобразил всем понятный жест, обозначающий взрыв. - На что это было похоже? - Край чего-то, напоминающего сеть, - мыслесфера фюрера окрасилась в тревожные тона. Если все «спящие» как-то связаны друг с другом, то есть вероятность, что они могли друг друга отслеживать, держать связь, пусть и подсознательную. А ещё – получать команды от кукловода, засевшего в центре этой паутины. Но что хуже всего – такую связь ничем нельзя было зафиксировать! - Есть ещё и третий аспект, который следует осветить, - заметил Шахт, нервно перебирая пуговицы своего эфемерного пиджака. Вот уж этот человек точно не был привычен ко всевозможным экстренным ситуациям, вроде той, в какой находился сейчас. Куда привычней он ощущал себя в финансовой среде, где был самой крупной и опасной рыбой, если так можно выразиться. Именно ему экономика Рейха была обязана стабильностью и равномерным ростом. В ситуациях же вроде нынешней Ялмар вообще предпочитал не оказываться, справедливо полагая, что есть люди куда более для такого подходящие. Тем не менее, он был здесь и не собирался давать другим повод обвинить себя… да хоть в чём-то. – Сканирование энергетической компоненты и тонких тел Гарольда Хейла выявило две странности. Во-первых, - тут же изображение мутирующих кровяных телец, на которое без тошноты трудно было смотреть, сменилось на оттиски ауры, тонких тел и энергетического каркаса оберстгруппенфюрера, с обозначенными энергетическими каналами, связывающими всё это в единую систему, - мы обнаружили незначительные, но труднообъяснимые отклонения в строении его тонких тел здесь и здесь, - нужные изображения увеличились, показывая область головы и сердца астрального тела Хейла. Они были подсвечены малиновым, но при ближайшем рассмотрении стало ясно, что «малиновое» - вовсе не подсветка, а некое энергетическое новообразование. – К сожалению, этот признак так же проявил себя только после мутации кровяных телец. Вернее – одновременно с этим. Точно сказать, что для чего является причиной, не представляется возможным. Во-вторых, во время разрушения тонких тел мы смогли обнаружить посторонний хорошо замаскированный энергетический канал. Однако с кем через него связан Хейл, выяснить было невозможно, - пока Шахт делился результатами своей, совместной с Борманом и Розенбергом, работы, изображение то и дело менялось, наглядно иллюстрируя его рассказ. - Что ж, я повторяю свой вопрос, - как только Шахт закончил свой доклад, сказал Фюрер. – Что мы имеем? - Материал, с которым можно работать, - коротко заключил Риббентроп. Он был уверен, что теперь, несмотря на нетривиальность задачи, успех им был обеспечен. - Хотите снова отправить нас в эту петлю? – скривился Скорцени. Ему и первой пары раз хватило. Как и большинству коллег, мыслесферы которых выдали обладателей, окрасившись в ярко-оранжевые тона недовольства и единения. - Иоахим прав, - признал Гитлер. По правде. Ему и самому уже надоело раз за разом повторять одни и те же действия. Или не повторять, но неизбежно получать один и тот же исход. Но происходящее было важнее личных желаний каждого, кто здесь присутствовал. – Мы нащупали путь. Теперь нужно пройти по нему до конца. - При всём уважении, мой Фюрер, но мне кажется, что такими темпами я кончусь уже через два витка петли, - язвительно отозвался Розенберг. - Потерпите, Альфред, - с напускным, нарочито наигранным участием похлопал его по дымчатому плечу Геринг. Он просто не смог удержаться. – Осталось всего пять заходов. Розенберг сверкнул глазами. Иногда шутки Геринга были совершенно неуместны. - В любом случае мы до сих пор не знаем, какими методами, доступными обычным людям, можно выявить «спящих», - даже здесь, в астрале, Геббельс не расставался с сигаретой. Конечно, это была проекция, созданная силой воображения и воли, но сам факт того, что здесь тоже можно курить, пусть и воображаемую сигарету, действовал на Йозефа необычайно ободряюще. Мыслесферы не давали своим владельцам утаить чувства. Все они были не в восторге от перспективы ещё раз окунуться в петлю времени. Но все они были готовы сделать это потому, что долг и Германия превыше всего. Говорить ничего было не нужно – всё и так было понятно. - Что ж, тогда действуем так же, как и в прошлый раз, - заключил Гитлер, который с самого начала не сомневался в том, какое все примут решение. Он слишком хорошо знал этих людей – они могли брюзжать, ворчать как старики, которыми фактически являлись, но дело всё равно делали. Молчаливые кивки ознаменовали завершение экстренного совещания в астрале, и дымчатые фигуры одна за другой растаяли, покинув этот план бытия… Звёзды и планеты, планетарные системы, звёздные скопления и туманности – всё это пестрело невозможными красками, медленно двигаясь согласно всем законам физики, заполнили собой всё пространство в большом зале. Том самом зале с колонной и ложементом в центре, с непонятными агрегатами у стен, со странной, похожей на собранную из рёбер, пирамидальной конструкцией в дальнем конце зала, на которую были направлены сотни длинных штырей от колонны, стен, агрегатов. Тихое потрескивание змеек разрядов, срывавшихся с концов штырей и перетекавших на «пирамиду», заглушалось шумом множества голосов. Едва узнав, что произошло с Ферецци, фон Нойман вопреки требованиям Вюста отдал распоряжение всему научному составу экспедиции выдвинуться на место происшествия. Чем, естественно, прибавил «Конунгам» проблем – вместо того, чтобы пытаться спасти товарища из ложемента, куда его насильно затащила автоматика этого зала, они были вынуждены думать, как обезопасить учёных от той же участи или чего похуже. В итоге сошлись на быстро сформулированных правилах техники безопасности, претерпевших изменения в связи и изменившейся ситуацией, а так же на организации силового барьера вокруг всего, что могло показаться подозрительным. И, конечно, всё это происходило в изменившемся антураже – все эти планеты, туманности и звёздные скопления медленно плавали в воздухе по залу, странными лужицами растекаясь по броне, когда сталкивались с людьми и принимая прежний вид, когда в процессе движения «перетекали» дальше, отделяясь от непредусмотренных местными строителями препятствий. А потом, наконец, прибыли учёные со всем своим скарбом, которым загрузили парящие платформы, поставив за оные боевых роботов. Железяки были не особенно умными, но чтобы толкать что-то перед собой в нужной направлении их хватало. И вот уже пару часов видные научные деятели Рейха носились по залу как ошпаренные кошки, которым скипидар попал под хвост, и от них только и были слышны потоки зубодробительной терминологии, возгласы восхищения или удивления. И их совершенно не смущало, что вояки организовали защитный периметр, накрыв силовыми полями с помощью портативных генераторов всё, что хотя бы в теории могло внезапно «ожить» и ухватить кого-нибудь за задницу. В буквальном смысле. Естественно, всё это время «Конунги» были как на иголках, понимая, что ничем не могут помочь Ферецци, и это бессилие их злило. А потому они угрюмо старались держаться подальше от учёных, тыкавших во всё вокруг своими приборами и дронами, на которых могли сорваться. И у каждого нет-нет, да и появлялась мысль взять какую-нибудь тяжёлую пушку и с её помощью попытаться вскрыть коварный ложемент. Однако фон Нойман лично взялся это сделать без применения столь радикальных мер. Сейчас он «колдовал» непосредственно за щитом, которым были окружены ложемент, увитый гофрированными искусственными щупальцами, и колонна, попутно о чём-то переговариваясь с Вюстом, что стоял рядом. О звёздах и планетах, плававших вокруг и представлявших, очевидно, карту какого-то участка вселенной, никто не вспоминал. -… то мы сможем вытащить оттуда вашего человека, - сварливо пробурчал профессор, даже не оборачиваясь к Карлу. Учёный был полностью поглощён настройкой какого-то оборудования, которое проводами с присосками на концах оплетало ложемент, превращая его уж совсем во что-то отталкивающее. - Вы уверены? – сомнение в голосе Вюста лишь заставило профессора поморщиться. - Я ни в чём не уверен. Потому мы здесь и занимаемся экспериментами и исследованиями. - Он там уже два часа! – Вюст повысил голос, хотя прекрасно понимал, что этим ничего не добьётся – фон Нойман и его подчинённые делали всё возможное. Но неприятная мысль о том, что Ферецци уже может быть мёртв, никак не шла из головы. - И он там пробудет ещё дольше, если вы будете меня отвлекать, - раздражённо бросил пожилой мужчина, которому уже изрядно надоел этот диалог. Пустая трата времени! Вюст замолчал, кивнув и признавая правоту фон Ноймана. Тот мигом отрешился от всего, погрузившись в работу. Спустя пару минут – очевидно, всё настроив – он крикнул: - Кесслер, Бергман! Активируйте по моей команде! Три! Два! Один! В тот же момент все трое учёных произвели необходимые действия – Кесслер и Бергман что-то сделали с агрегатами у левой и правой стен, а фон Нойман включил машинерию, присосавшуюся к ложементу… Свет мигнул, померк и снова разгорелся. «Конунги» рефлекторно схватились за оружие, ожидая неприятных сюрпризов от местной автоматики. Но их не случилось. А потом звёзды, планеты и прочие небесные тела, плававшие в воздухе по залу, пролились на пол дождём непонятной жидкости и впитались в пол. И вдруг одновременно отовсюду раздался голос Ферецци: - Вашу мать! Какого хера!? Отцепись от меня! Вытащите меня отсюда! Стреля… йте, - его возмущённый вопль вдруг прекратился, как будто Марио вдруг осознал, что ситуация резко изменилась. – Так, я что-то не пойму – а что происходит? - Ферецци? – не веря своим ушам, спросил Вюст. Голос точно принадлежал Марио – в этом Карл не сомневался. – Ты жив? - Не знаю, - взвинченным нервным тоном отозвался Марио. Судя по всему его эмоциональное состояние оставляло желать лучшего. – Я помню как что-то схватило меня сзади, потащило, а потом… Потом я увидел вас. Причём я сейчас смотрю на вас сверху. Учитывая, что мы разговариваем, я сомневаюсь, что имеет место спиритический сеанс и вы вызвали мой мятежный дух с того света. - Восхитительно! – воскликнул фон Нойман, уткнувшись в мониторы своей хитрой техники. – Сеньор Ферецци, похоже, вы были интегрированы в управляющий контур всех систем этого… комплекса, и сейчас являетесь главным оператором. - А разынтегрироваться я могу? - Увы, но пока что нам не известно, возможно ли это, - пожал плечами фон Нойман, похоже, совершенно искренне сожалевший о том, что не может дать Ферецци обнадёживающего ответа. - Проклятье! – выругался голос итальянца со всех сторон, и даже ряды штырей в этот раз вспыхнули разрядами особенно сильно. - Не выражаться! – тут же машинально бросил Вюст. Он до сих пор пребывал в сомнениях – несмотря на то, что… нечто общалось с ними голосом Ферецци, делая это в той же манере, как Ферецци, поверить в то, что всё действительно так просто, Вюст не мог. Возможно, сказывался прошлый опыт, когда почти любая непонятная ситуация, как оказывалось впоследствии, имела двойное дно, в итоге становясь ещё более непонятной. Сейчас его пессимистически настроенный ум перебирал худшие варианты, объяснявшие текущее положение вещей. Например, автоматика комплекса просто скопировала личность и память Ферецци, его самого убив, и теперь имитировала его. Или, например, ещё вариант – может Марио и не умер, но теперь навсегда сращён с биосистемами ложемента, и выковырять его оттуда, не убив, невозможно. А между тем, завязавшаяся неординарная беседа привлекла всеобщее внимание – учёные и «Конунги» побросали всё, чем занимались, с интересом ожидая, что будет дальше. А дальше случился Гриссом, который на радостях не сдержался: - Итальянец, ты только не вздумай там задерживаться… Ну, где бы ты сейчас ни был. Ты должен мне тысячу марок! - Тогда я, наверное, побуду здесь ещё немного – «где бы я ни был», - интонацией выделил кавычки Ферецци, а сарказм в его тоне был настолько густым, что американец даже не сразу сообразил, как ответить. За что и поплатился, ведь Марио не закончил. – Тогда у меня будет законный и уважительный повод не отдавать тебе долг. - Тогда я возьму тяжёлый лучемёт и вскрою скорлупку, в которой лежит твое тельце, - палец Гриссома ткнулся в сторону ложемента. Средний палец. По счастью, Вюст в этот момент отвлёкся на фон Ноймана, что-то бубнившего, и ничего не увидел. В противном случае этот самый палец Гриссому пришлось бы долго лечить. - Я всегда знал, что ты жадный, но чтобы настолько, - обиженно прозвучало со всех сторон. А штыри снова сверкнули разрядами ярче обычного. - Сеньор Ферецци, я рекомендую держать ваши эмоции под контролем. Но что ещё важнее – ваши мысли, - с грацией слона, сносящего посудную лавку, в беседу снова ворвался фон Нойман. Старик не желал упускать инициативу и тратить время, ожидая, пока эти невежды наговорятся вдоволь. - Думаете, я могу что-то испортить? Сразу предупреждаю – я не виноват. Оно само затащило меня… сюда. - Думаю, ваши неконтролируемые порывы могут даже без вашего ведома и против вашей воли привести в действие что-то, о чём мы не подозреваем, но что обязательно доставит нам массу проблем, - ответил учёный. - Ну, не думать я умею, - с какой-то вымученной готовностью отозвался голос Марио. - Не сомневаюсь, - проворчал профессор, прекрасно осознавая, что Ферецци – если это, конечно, был он – прекрасно его слышит. - Я вас слышу, профессор. Профессор не ответил – вместо этого он обратился к Кесслер: - Мария, что у вас со сканированием? - Почти завершено, - обернулась рыжая фурия. – Судя по показаниям, полковник всё ещё внутри капсулы и жив. Последние слова легли бальзамом на душу Вюста, уже потерявшего большую часть парней из отряда в прошлом месяце, и не желавшего терять ещё и человека, которого считал чуть ли не единственным другом. - Вот сейчас прям камень с души свалился, - облегчение в ранее полном напряжения голосе Марио заметили все. Было даже ощущение, будто задул свежий ветерок. – Мария, с меня – цветы и ужин в лучшем ресторане Берлина. Как только я отсюда выберусь. - Попридержите коней, полковник, - усмехнулась дама. Но усмешка её была не надменной, а скорее той, которая появляется на лице во время произнесения фразы «ай да сукин сын» в положительном ключе, сказанной о каком-нибудь дико удачливом авантюристе или пройдохе. – Главная заслуга в том, что мы сейчас разговариваем, принадлежит профессору фон Нойману. Так что с рестораном и цветами – это к нему. Тихонько подавился смехом Гриссом. Остальные бойцы тоже обозначили улыбки. Даже Вюст улыбнулся глазами. А кто-то из учёных засмеялся в голос. Ферецци же не успел ничего ответить. - Не смешно, - резко оборвал шоу юмористов сам профессор, выходя из-под щита, окружавшего ложемент с колонной. – Работа сама себя не сделает! Вняв суровому тону и справедливому замечанию начальства, учёные перестали отлынивать от выполнения спасательной операции. Только бойцы отряда остались не при делах. Зато профессор не думал останавливаться на полуслове: - Сеньор Ферецци, понимаю, что ваше положение не слишком привычно и удобно, но с другой стороны у вас сейчас должен быть доступ ко всем системам комплекса, но что куда важнее – к его банкам памяти… - И вы даже не спросите, как я тут себя чувствую? – похоже, первый шок прошёл, и Марио начал осваиваться со своим текущим состоянием. По крайней мере, тревоги в его голосе больше не было. - От того, что мы это узнаем, ничего не измениться. - Мне будет приятно, что обо мне волнуются. - Мы пытаемся вас спасти, разве этого не достаточно? – в этот момент профессору очень захотелось закатить глаза. Но он не мог себе позволить подобной слабости. - Ну а если ради науки, профессор? Разве вам не интересно, как чувствует себя человек, насильно подключённый к управляющему контуру биотехнологического инопланетного комплекса непонятного назначения? – и вот тут Вюст не выдержал и улыбнулся по-настоящему. Подделать скверную черту характера Ферецци – время от времени действовать всем на нервы – по его мнению, было невозможно. А значит, сейчас с ними действительно говорил Марио Ферецци. Живой, пусть и слегка «не в себе». - Полагаю, хреново он себя чувствует, - буркнул старик, нахохлившись филином. - Так не интересно. Вы меня раскусили. - Хватит дурачится, полковник, - наконец, Вюсту надоело терпеть поведение бестелесного Ферецци, и он решил призвать того к дисциплине. - Так точно, - с досадой произнёс голос. - Благодарю вас, - кивнул главному «Конунгу» фон Нойман. Он не терпел наглецов вроде Ферецци. Не переносил органически. И потому сейчас сетовал на злодейку-судьбу за то, что в столь странной ситуации оказался именно тот человек, который меньше всего для этого подходил с его точки зрения. – Теперь вы готовы заняться делом, сеньор Ферецци? - Ладно. Я попробую найти банки памяти. Но ничего не обещаю – здесь всё… очень странно. И к тому же повсюду какая-то белиберда из непонятных символов. - Будьте так любезны, - кивнул профессор. И Марио был. Вернее – постарался. Состояние, в котором он оказался, было очень странным. Он ощущал своё тело, даже видел его – руки, ноги, туловище. Но при этом как бы «парил» над залом и одновременно находился ещё во множестве мест за его пределами. Просто его внимание сейчас было сконцентрировано именно здесь. Он видел зал со всеми, кто там был, во всех подробностях. Во всех возможных и невозможных диапазонах. Тугое движение мысли. Строки незнакомых фиолетовых символов поползли снизу вверх в углах поля зрения как в какой-нибудь дополненной реальности. Марио было очень не по себе. А если честно – он, едва осознав, что произошло, отчаянно боролся с тем, чтобы не позволить страху собой овладеть. Поэтому хохмил, пытался действовать на нервы. Чтобы отвлечься. «Если профессор хочет получить информацию, то я её найду»,- решил Марио. Он с готовностью взялся за выполнение это просьбы, поскольку работа тоже помогала отвлечься от положения, в котором он оказался. Лишь бы только в голову не лезли мысли о возможных последствиях случившегося с ним. Потому, что в отличие от Марии с её сканированием, сейчас он чётко и ясно видел своё тело в ложементе. К его лицу там, внизу, присосалось нечто отвратно-органическое, напоминающее кислородную маску с пульсирующим «хоботом»-шлангом, уходящим в какое-то вздутие сбоку. Само же его тело было запелёнато в бледно-коричневый кокон, куда вонзались десятки таких же гофрированных шлангов, что утащили его сюда. «Вроде тут всё работает на силе мысли. Попытка – не пытка», - он просто должен был попробовать. Сконцентрировался, отправляя мысленный посыл о своём освобождении в ложемент. Безрезультатно. «Ладно», - противный липкий холодок поселился в груди. И это естественное чувство удивило Марио – было очень странно в его состоянии ощущать всё вокруг так, будто ничего не произошло. Как в виртуальной реальности с полным погружением. «Я с тобой ещё разберусь. А пока придётся поработать на профессора», - заключил итальянец, которому впервые в жизни не повезло. По его собственному мнению. Он снова сконцентрировался, но теперь уже на поиске баз данных. Он отрешился от всего, принявшись думать о том, что ему нужно найти. Уж если сработало с аркой и злополучным проходом, то и сейчас может сработать. Восприятие сразу как обрубило – всё вокруг накрыло чернотой. Он мгновенно перестал видеть, слышать, чувствовать вообще. Это оказалось настолько непривычно, что Марио едва не потерял концентрацию. А потом что-то случилось. Строки фиолетовых сияющих символов заплясали вокруг него в черноте, образуя кольца! С каждой секундой их становилось всё больше и больше, пока, наконец, они не «облепили» его полностью, абсолютно бесшумные и неосязаемые. Сверкнуло фиолетовым. И в голове, хотя вернее сказать – во всём его естестве, впервые с тех пор, как он оказался здесь, раздался звук – вибрирующая низкая нота. Которая в следующий же миг сменилась звуком голоса! Грубый резкий рокочущий голос гортанно произносил жёсткие рубленые наборы звуков, которые человеческий речевой аппарат воспроизвести был просто не способен! Но это было только прелюдией, поскольку едва голос умолк, как неведомая сила швырнула Ферецци в совершенно фантасмагоричное место! Он оказался на вершине странной колонны, состоящей из жёлтых, размером с голову, пружинящих гранул. Вдали – стены из них же, формирующие лабиринт. Внизу, метрах в ста – пол из тех же гранул. Про потолок над ним и говорить уже не приходилось. И точно такие же гранулы, только фиолетовые, парили в воздухе повсюду! Тысячи и тысячи гранул, их гроздья и сростки самых разных размеров и форм предстали перед удивлённым взором Марио. Не то, чтобы его выбила из колеи резкая смена обстановки – он был привычен к телепортации. И к виртуальной реальности с полным погружением. Просто не ожидал, что здесь всё работает так же. И ещё он не ожидал, что окажется в настолько сюрреалистичном месте. «И что всё это значит?» - пронеслась мысль. И тут же вновь раздался тот самый нечеловеческий голос, повторив ту же самую тарабарщину. «Спасибо, это очень помогло», - пробурчал Марио, решив, что таким образом местная программная среда пыталась объяснить ему, «что всё это значит», на самом деле выполнив то, что он хотел, и доставив к базе данных. Но нужно было в этом удостовериться. Только как? Пути с колонны не было. Да и вообще было не ясно, что делать дальше. Замерцали жёлтым свечением сначала край колонны напротив, потом – края по бокам. «Интересно, что ты хочешь мне сказать?» - задумчиво произнёс Ферецци, и просто сделал шаг в сторону мерцающего края. Тотчас от него над бездной протянулся небольшой – не длиннее метра – мост, который сформировали появившиеся из ниоткуда жёлтые гранулы. «Так вот оно что!» - теперь всё было понятно. Полковник решительно зашагал вперёд по мосту, который с каждый его шагом рос и рос, простираясь над бездной всё дальше и дальше. Дойдя до ближайшей фиолетовой гранулы размером с футбольный мяч, Марио остановился. Можно было дотянуться до неё рукой. Но он опасался – а вдруг что? Гранула призывно замерцала. «Неужели всё настолько просто?» - итальянец поглядел на странный объект ровно так же, как следовало троянцам глядеть на всем известного деревянного коня. И, всё же, он потянулся к этой грануле. Потому, что ничего иного, судя по всему, не оставалось. И едва Марио коснулся её, как та вздрогнула, пошла рябью и мгновенно развернулась, заполняя и замещая собой пространство вокруг! Все эти колонны, стены, мост из жёлтых гранул – всё это исчезло, сменившись совершенно иной реальностью! Марио вдруг осознал себя парящим в космосе! И тут же запаниковал. На мгновенье. Но ничего не случилось – дикий холод не превратил его в хорошо промёрзший труп, вакуум не заставил кровь закипеть. Чёрт! Да он даже невесомости не ощущал! Он стоят посреди космоса так, словно у него под ногами была твёрдая опора! Впрочем, глаза говорили, что так оно и было – пол. Из того же металла, который использовался в инопланетном комплексе, который они исследовали, когда его затащило в ложемент. А перед ним, как оказалось, было огромное обзорное окно овальной формы. - Твою ж…, - процедил Ферецци. Он уже начинал ненавидеть виртуальную реальность. Успокоился. И пришла пора оглядеться. - O, madre de dios! – то, что увидел Ферецци в следующее мгновенье, не могло вызвать иной реакции, кроме благоговейного, почти религиозного трепета, смешанного с настоящим незамутнённым ужасом и удивлением. Но это описание – лишь бледная тень того мощного чувства, что охватило Марио в этот миг. И он принялся шептать слова молитвы древнему христианскому Богу, позабыв о новой вере Рейха и Пантеоне. Позабыв обо всём, кроме того, что предстало его очам. Впереди была планета. Но это была неправильная планета. Не совсем планета. А вернее – совершенно не планета! Циклопический, планетарного масштаба каркас из гигантских ферм, перекрытий, плит, каких-то неимоверно огромных агрегатов, готовый лишь на треть и зияющий через пустоты лукавыми огоньками звёзд. Северный же полюс украшала плита с тем, что можно было принять за кусок, вырванный из настоящей планеты – это была плита в несколько тысяч квадратных километров, над которой поддерживалась дымка атмосферы, а под ней – архипелаги заснеженных островов, океан, синей гладью протянувшийся от края до края, и огромный кусок континента, укрытого снегом… Но всё остальное ещё не было скрыто под подобными плитами с экосистемами и прочими признаками натуральных планет, и являло свою истинную суть – сложнейший технический комплекс, возведённый вокруг огромного, антрацитово-чёрного ядра. Тысячи кораблей, похожие на бледные полумесяцы с большой кривизной изгиба и продолговатым «телом» в его центре, трудились на этой стройке непрестанно, подвозя всё новые и новые элементы конструкции, удерживаемые лучами захвата. Они устанавливали новые блоки и секции, что-то проверяли в старых, что-то отсоединяли и производили ещё массу действий, смысл которых было сложно понять. Большая часть этой невообразимой конструкции пока была лишь пустующим каркасом, сквозь который были видны далёкие звёзды, взирающие на титаническую стройку с тем же удивлением, что и сам Ферецци. Корабли роились, сновали вокруг, копошились внутри строящейся псевдо-планеты. И их было так много, что рябило в глазах. А потом в поле зрения Марио вплыл особенно огромный экземпляр. Чудовищная махина длиной не меньше десяти километров, внешне напоминающая вилку – тот же, увеличенный в несколько раз, полумесяц, нанизанный на длинную «ручку». Махина сияла невообразимой синью между своих «рогов», и оттуда, из этой синевы, как по волшебству появлялись всё новые и новые огромные узлы, агрегаты, части плит, блоки, какие-то механизмы, которые корабли поменьше тут же собирали в единое целое и утаскивали устанавливать на положенное место. Но и это было ещё не всё – изображение в окне чуть сдвинулось, увеличилось, и в поле зрения попали ещё семь десятикилометровых гигантов! Они, отстоя друг от друга на расстоянии в сотни или тысячи километров, образовали круг, всё пространство в котором сияло слепящей синевой, трепеща полотнищем энергии, из которой… Марио не поверил своим глазам, когда увидел это. Но слов, чтобы выразить всё, что он чувствует и думает по этому поводу, у него давно не осталось. Теперь он мог только наблюдать за тем, что ему показывали. И ощущать себя жалкой песчинкой на тропе, проложенной гигантами. Из синего полотнища энергии, застилавшего пространство в несколько тысяч квадратных километров между гигантскими кораблями, появлялась гигантская плита с элементами поверхности планеты – море, часть материка, кое-где вздыбленного горами, дымка атмосферы… Плита просто появлялась из этой энергетической завесы. И всё! Вокруг не было ничего, что могло быть использовано для её создания. Словно неведомые строители творили её прямо из энергии! И тогда Марио заметил то, что навсегда изменило его мировоззрение. Очертания континента на плите, появлявшейся из полотна энергии меж кораблями, были ему знакомы. Это был один из континентов Меридиана!