Amber Run – I Found
***
Кларк
Солнце обволакивает все вокруг золотистым туманом, небрежно подсвечивая кудри Беллами. Кудри, испачканные в липкой багровой жидкости. Он так и не проснулся с того момента, как его принесли истекающего кровью и бросили в одну камеру со мной. Мне остается только догадываться, что произошло после того, как в мой рот влили горькую жидкость, и я отключилась на некоторое время. Но одно я поняла точно — эта война превратила людей в зверей, беспощадных и жестоких, забывших обо всем, кроме мести. Ярость, слепящая их глаза, не дает им увидеть то, что история, произошедшая сто лет назад, повторяется опять. Ненависть вновь и вновь, словно ядовитый туман, отравляет людей изнутри, выжигая из их душ все хорошее. Я обнимаю Беллами за плечи и осторожно кладу голову ему на грудь. Сердце бьется равномерно и тихо, и я прислушиваюсь к этому звуку, сжимая руками ткань его куртки. Тук. Тук. Тук. С каждым ударом в его груди мы все ближе к смерти, но пока это не важно, потому что мы оба все еще живы, потому что я вдыхаю запах трав и костра — его запах, и забываю о том, что нас скоро казнят, на несколько прекрасных мгновений. Без сознания он совсем не такой, как обычно. Веки легко трепещут, словно тонкие крылья бабочки, губы сложены в тонкую полоску, грудь поднимается от умиротворенного дыхания. Он кажется моложе и безмятежнее, чем обычно, — угрюмый и сосредоточенный. Этот Беллами, с ссадиной под глазом и синяком на щеке, выглядит беззащитным и уязвимым, таким родным и теплым. Таким настоящим. Не тем парнем, который желал снять с моей руки браслет любой ценой, не тем, который был готов нажимать на курок десятки раз, спасая свою жизнь. Настоящий Беллами — не монстр и не жестокий убийца: он человек, который пойдет на все ради тех, кого любит. Нам понадобилось пройти через множество испытаний, чтобы наконец признаться самим себе, что мы нужны друг другу. Когда я оступалась, Беллами протягивал мне руку, когда он терял себя, я возвращала его на прежний путь. Мы ничтожные по одиночке и сильные вместе, как огонь, гибнущий без кислорода. Его глаза распахиваются, и он внимательно смотрит на меня, пытаясь откашляться. Смущенная, я отодвигаюсь от него и трепетно касаюсь его ладони. — Ты себя нормально чувствуешь? — Ага, — лениво отвечает Блейк, усаживаясь на пол напротив меня. Я придвигаюсь ближе к нему, попадая в манящий омут его темных глаз. Переплетаю его руку со своей, отчего легкие волны электричества мигом вторгаются в мое тело. — Что случилось? — Я просто повел себя как идиот, снова пытаясь тебя защитить, — холодно отвечает парень, избегая смотреть в мои глаза. Он выпускает руку и облокачивается спиной о стену, закрывая глаза. Тон его голоса — смесь безразличия и презрения, словно удар ножом в спину. Может быть, он пожалел, что пришел за мной? Я не могу его судить за это: он не должен был приходить в лагерь землян ровно столько же, сколько я не должна была бросать свой народ. — Все наши беды из-за тебя, Кларк. Ты раз за разом поступала неправильно, обрекая людей на смерть. Слова, сказанные им, тонкими лезвиями забираются под мою кожу, причиняя нестерпимую боль. Я чувствую, как слезы выступают на моих глазах и отвожу от Беллами взгляд, пытаясь скрыть их. — Но я пыталась быть хорошим лидером для своего народа, даже если эта ноша мне не по плечу. — И чуть не погубила нас всех. Лед в его голосе причиняет мне почти физическую боль. Беллами вскрывает старую рану и высыпает на нее тонну соли. Слезы предательски текут по щекам, но боль не выходит вместе с ними — она засела глубоко внутри меня, терзающая каждую секунду мучительными воспоминаниями. Я столько времени пыталась забыть о своих ошибках, хотя бы попытаться простить себя, но весь тот океан эмоций, который старательно прятался в самых отдаленных уголках моей души, выплескивается наружу, и я тону в нем — задыхаюсь, барахтаюсь, надеюсь найти свой спасательный круг, которого больше нет. Мой спасательный круг только что, превратившись в кандалы, увлек меня на дно. — Да что с тобой, Белл?! — то ли кричу, то ли плачу, унимая озноб. — Я же знаю, что ты не считаешь так. Я касаюсь рукой его лба, проверяя, повышена ли его температура, но он отшатывается от моего прикосновения. Беллами выглядит словно бык, перед которым вовсю машут красной тряпкой. — Я считаю именно так. И знаешь что? Я никогда не любил тебя. Ни секунды. Я соврал тебе, мне приказали прийти сюда за тобой, сам бы я ни за что не отдал жизнь ради тебя, — он начинает смеяться, а я сижу в оцепенении, — ты всего лишь глупая девчонка, влюбленная в меня. Каждый раз, когда ты обнимала меня, я не чувствовал ничего, кроме презрения к тебе — слабой, эгоистичной, безвольной. Я бы ни за что не полюбил такую, как ты. Я не вижу перед собой ничего, кроме его лица — наполненные яростью глаза, морщинка между бровями, плотно сжатые губы. Зрение не может сфокусироваться, и я просто исступленно смотрю в одну точку. Не могу понять, что происходит, воздух кончается в легких, и как бы я не пыталась отдышаться, мне его не хватает. Это не может быть правдой. То, как он вступался за меня, наша вера друг в друга, связь, возникшая еще до того, как я поняла, что люблю его. Неужели это все было только игрой? Он день за днем лечил мое сердце только для того, чтобы потом в один миг разбить его? — Беллами… Скажи, что ты все придумал, что тебя заставили. Пожалуйста. Он молчит. Я не верю, я не могу даже вообразить себе, что я была только частью нелепой игры. — Я обманывал тебя и не жалею об этом. Моя ладонь со шлепком бьет его по щеке. Кожа на руке горит, словно ее целенаправленно держали над пылающими искрами, но парень даже не шелохнулся, будто ожидал этого. Я понимаю, что этот человек только что разбил мне сердце, раскрошил его вдребезги и стер в пыль, но не могу его ненавидеть. Во мне все еще теплится надежда, что всему сказанному им есть разумное объяснение, но слова, которые он произнес, раз за разом возникают в сознании. Сажусь в угол, обняв руками колени, и стараюсь не разреветься прямо сейчас. Все вокруг меня перестает иметь смысл. Я не знала, насколько Беллами стал важен для меня, пока не потеряла его. За нами приходят земляне.«Ваш последний день подошел к концу», — слышу я, но мне плевать, умру я или нет. Мои руки стягивают веревкой, и, бесцеремонно толкнув, заставляют двинуться вперед. Мы идем мимо домов землян — я вижу играющих детей, женщину, развешивающую белье, старика, который разделывает добычу — это мне кажется таким простым и обыденным, что я не могу понять, как этот народ способен в то же время жестоко расправляться с людьми. На все ли готовы люди ради выживания? Я думаю, что нас приведут на какую-нибудь площадь и повесят на глазах у восхищенной толпы, жаждущей правосудия. Или, может, застрелят в лесу и выкинут в ближайшую канаву, как ненужный мусор — мне плевать. Оглядываюсь и смотрю на Беллами, но он снова отводит взгляд в сторону. Когда меня приводят в темную хижину, я окончательно перестаю что-либо понимать.Беллами
Я не могу смотреть на нее. Ее глаза — печальные, потерянные — ищут мои, и мне в этот момент не хочется ничего сильнее, чем обнять ее и прошептать на ухо, что все будет хорошо. Только я не привык врать Кларк Гриффин. Я пообещал себе, что спасу свою Принцессу, и сделаю это, даже если Беллами Блейк превратится в ее глазах в мерзавца, использовавшего ее и разбившего сердце. Она не сможет застрелить меня, зная, что я люблю ее и жертвую жизнью ради нее. А вот убить парня, который обманывал ее — может быть. Если Кларк погибнет, будет уже не важно, любила она меня или нет. Потому что Кларк должна жить, она должна научиться бороться со всем, что причинило ей боль, и стать счастливой. Без меня, ведь другого пути нет. Принцесса застрелит парня, который, как она будет думать, совершенно ее не любил. Она выживет, встретит своего Принца, забудет о всем, через что прошла. Так и кончаются сказки. Принцессы всегда остаются с прекрасными принцами, а не мятежными рыцарями. Нас заталкивают в жилище с хлипкой соломенной крышей, и я теряюсь в догадках, что будет происходить с нами дальше. Прикончить пленников в темном помещении без свидетелей — это совершенно не в стиле Эмерсона. Из тени выходит молодая темноволосая девушка, неспешно расставляя свечи на стол. Пламя едва освещает черты ее лица, но я мгновенно узнаю ее, будто видел только вчера — это та девушка, которую я спас с горы Везер. В ее больших карих глазах таинственно пляшут огоньки, на ушах болтаются сережки из белых перьев. — Оставьте нас, — властно командует она. — Я должна совершить погребальный обряд без свидетелей. — Нам приказано не оставлять их. — А мне приказано исполнить обряд! — она шипит, словно ядовитая змея, тыкая тонким пальцем в грудь охранника.— Их души должны упокоиться, и если это не произойдет, пощады не ждите. — Они могут ранить тебя и сбежать. — Ты посмотри на них! — ее голос искрится солнечными нотками, по комнате разносится живой смех, — избитый парень да слабая девчонка, оба — со связанными руками. Что они мне сделают? Помявшись, земляне покидают хижину, оставив нас наедине с девушкой. — Пойдемте за мной, — шепотом говорит она, но мы с Кларк не двигаемся с места, — я не причиню вам вреда. Я следую за ней и краем глаза слежу, что Кларк пошла тоже. Гриффин неуверенно плетется, озираясь вокруг, как напуганный олененок. Землянка заводит нас в одну из комнат и, проверив, не стоит ли кто-то за ней, плотно закрывает дверь. — Слушайте меня, — говорит она, развязывая нам руки, — сейчас вы оба выйдете через заднюю дверь, где во дворе привязаны две поседланные лошади. Садитесь на них и скачите отсюда так быстро, как сможете. Я задержу охрану, но ненадолго. Скоро вы увидите реку, у берега которой растут голубые цветы: идите от нее на север, пока не упретесь в заброшенную хижину. Там вам надо отсидеться несколько дней, в течение которых повсюду будут рыскать воины. Через два-три дня уезжайте из этих земель и никогда больше не возвращайтесь. Я дам вам карту, по которой вы найдете дорогу. Постарайтесь успеть до того, как выпадет снег, потому что потом вы не перенесете дорогу по холоду, а лошадям будет трудно найти фураж. От шока я не могу собрать в голове хоть какие-то слова. Кларк тоже пребывает в оцепенении, глядя на землянку. — Спасибо… — растерянно произношу я. — Я была должна тебе и хочу вернуть долг, Беллами. Вы умеете ездить верхом? Мы оба киваем головами. Кларк научилась этому у Лексы, я же пытался ловить диких лошадей и объезжать их, чтобы использовать как средство передвижения в лагере. Месяц мирной жизни прошел не зря. — Хорошо. Вот вам самое необходимое на первое время, — она протягивает нам кожаные сумки. — Меня, кстати, зовут Эхо. — Мы никогда не сможем отплатить тебе за это, — раздается такой родной голос Кларк, от которого внутри все переворачивается. — Да встретимся мы вновь, Эхо. — Что будет с тобой? — спрашиваю я нашу спасительницу. — Я уеду сразу же, как Эмерсон забьет тревогу, — охранники поднимаются по лестнице, и я слышу громкий топот. — Они скоро придут, вам пора! Я придерживаю дверь для Кларк и бегу к заднему двору. Мое тело ломит после вчерашних событий, но я продолжаю бежать дальше, до крови прикусив губу. Я и Кларк вскакиваем на коней и пускаем их в галоп, мчась через поле к лесу. Цоканье копыт сливается в единую песню с шумом ветра и криками землян, преследующих нас. Дальше я вижу все как в замедленной съемке: стрела одного из землян попадает в лошадь Кларк, она спотыкается и падает, девушка отлетает в траву, пытаясь встать и поймать убегающее животное. Земляне совсем недалеко от Кларк. Я могу не успеть до нее, и тогда они схватят нас обоих, не оставив шанса на спасение, но не вижу другого выхода. Развернув лошадь, я скачу к Гриффин, спешиваюсь и помогаю ей сесть в седло, сам усаживаясь сзади. Пришпорив лошадь, мы несемся по золотому полю, ветер со свистом разрезает воздух, порывом подхватывая наши волосы. Моя голова кружится от близости Кларк, от тепла ее тела, и мне приходится напомнить себе, в какой опасности мы находимся. Через несколько минут пути вдали виднеется река, о которой говорила Эхо, и мы устремляемся на север от нее. Кларк, которая всю дорогу не говорила ни слова и почти не двигалась, подает голос: — Откуда ты знаешь эту землянку? Не то, что я ожидал от нее услышать, когда мы находимся на волоске от смерти. — Я освободил ее из клетки на горе Везер, — коротко отвечаю я, переводя лошадь в шаг, чтоб не загнать ее. Примерно через полчаса мы добираемся до хижины. Вокруг только лес: доносятся заливистые песни птиц, шум крон деревьев, и в унисон этому звучит наше с Кларк дыхание. Привязав лошадь, я открываю деревянную дверь, которая от старости начала гнить и не сразу поддается мне. Кларк стоит у лошади, оглаживая ее, будто совершенно не замечает меня. — Кларк, пожалуйста, пойдем внутрь. Ее взгляд, полный боли, обращается ко мне, нижняя губа чуть подрагивает. Мой белокурый ангел стоит с обломанными крыльями, снова пряча в своей груди кровоточащее сердце. В тот же миг я бросаюсь к ней, заключая в объятия. — Я соврал, я соврал сегодня, Кларк, — шепчу ей на ухо, поглаживая по голове, как маленького ребенка. — Господи, когда я видел, как ты плачешь из-за моих слов, чуть с ума не сошел… Она сопротивляется, пытается выбраться из объятий, кричит, как ошалелая, покрывая меня всей существующей руганью, вперивает в меня взгляд своих глаз цвета незабудки, а в них — чистая злость. Огонь, горящий в ее глазах, способен спалить целую деревню. — Чертов Беллами, отпусти меня, придурок! — орет мне в ухо, бьет по груди своими маленькими кулачками. Я затыкаю ее поцелуем, впиваясь в мягкие податливые губы, пока она не перестает чертыхаться. Поцелуй выходит нелепым и странным, но до боли правильным. Когда я отстраняюсь от нее, она вся напряжена, словно готовый вот-вот лопнуть от давления шарик, дышит тяжело и сбивчиво, волосы растрепаны от безуспешной борьбы, уткнулась носом в мою грудь, как замерзший котенок. — Зачем ты врал мне? — Эмерсон хотел устроить для нас особую казнь: один должен был убить другого, либо никто не выжил бы. И я хотел, чтобы осталась в живых ты. Если бы не Эхо… — Если бы? Да ты понимаешь, Блейк, можешь хотя бы представить себе на одну чертову секунду, — она свирепо смотрит на меня снизу вверх, размахивая руками, — как бы я жила дальше, если бы убила тебя? Чего стоит жизнь, когда в ней не остается людей, за которых ты можешь умереть? — Ты бы справилась. Ты сильнее, чем думаешь. Кларк тяжело вздыхает. — Ты знаешь, что ты идиот? Я улыбаюсь ей. — Знаю. — Я бы ни за что тебя не убила. А теперь пошли, наконец, внутрь.Кларк
Я все еще не могу поверить, что мы оба остались в живых. Мне кажется, что наше освобождение — не простая удача, и только вопрос времени, когда нам ждать подвоха, но я не говорю об этом Беллами. Он сейчас выглядит таким счастливым. Думаю, он заслужил передышку. Дом внутри оказался темным и обветшалым, но вполне пригодным для жилья — хлипкая деревянная кровать, на которой лежат несколько шкур животных, и квадратный стол со стулом. Мы раскладываем немногочисленные вещи, которые дала нам Эхо (пару ножей, несколько баночек с сомнительным содержимым и припасы вяленого мяса), я пытаюсь убраться и протереть изрядно скопившуюся пыль. Это так похоже на переезд молодоженов в новую квартиру, что я рассмеялась бы, если бы не понимала, что мы скрываемся от людей, которые хотят нас убить, и наши шансы преуспеть в этом не так велики. Я доделываю свою работу до конца и решаю осмотреть окрестности, чтобы не сидеть сложа руки. — Беллами, я прогуляюсь, — предупреждаю его я, прихватывая с собой кинжал на всякий случай. Парень изучает меня взглядом, будто сомневаясь, отпустить ли одну. Я уже думаю, что он запрет меня в хижине, но Белл только кивает головой, продолжая изучать карту, бережно упакованную Эхо. Я рыскаю по лесу, пытаясь найти что-нибудь, что могло бы нам пригодиться — пресную воду, дрова, чтобы разжечь костер, какие-нибудь ягоды. С восхищением замираю, когда вижу прозрачную голубую гладь озера. На улице не больше пятнадцати градусов, и я рискую подхватить простуду, но мне плевать. Скидываю с себя одежду и осторожно вхожу в воду, надеясь, что не стану счастливой обладательницей второй пары глаз. Вода обволакивает каждый сантиметр моей кожи, смывая грязь и кровь. Здесь действительно холодно, но ощущение свежести стоит того — я будто заново родилась. Я так увлекаюсь водными процедурами, что не замечаю звук шагов. — Кларк, — зовет меня Беллами и широко улыбается, когда мы встречаемся взглядами. Я сперва не понимаю, почему он такой веселый, но потом осознаю, что нахожусь в воде совершенно голая и даже не пытаюсь прикрыться. — Я отвернусь, а ты выходи, — галантно предлагает он, поворачиваясь ко мне спиной. Я удивляюсь его выдержке и никак не могу понять, почему в лагере он слыл главным бабником — иногда мне кажется, что он считает меня хрустальной и боится лишний раз прикоснуться. Я выхожу из озера и хватаю его за плечи, роняя в воду вслед за собой. Блейк, выругавшись, выныривает и стаскивает с себя насквозь промокшие куртку и футболку. Я пробегаюсь взглядом по накаченным рукам и рельефной фигуре, мысленно отмечая про себя, что ронять в воду его следует почаще. — Черт, у меня вся одежда мокрая! Могла бы просто попросить поплавать с тобой, я бы не отказался. — Так, пожалуй, веселее, — смеюсь я, ныряя в воду. — Ого, Кларк Гриффин научилась веселиться? Я брызгаю на Блейка водой, из-за чего ловлю испепеляющий взгляд двух его глаз-угольков. Он хочет что-то сказать, но мои губы находят его, сливаясь в долгом поцелуе. Наши языки сплетаются, мои пальцы впиваются в его кожу, он низко рычит. Беллами обхватывает руками мою талию и прижимает к себе, его губы скользят по моей шее требовательно, властно целуя. Я чувствую приятную тяжесть внизу живота, усиливающуюся с каждым его прикосновением, и льну к его торсу, молясь, чтобы он не останавливался. Его ладони изучают мое тело, и я вздрагиваю, когда он под водой касается тыльной части моих бедер. Мне так холодно, так невыносимо холодно, но тело Беллами горячее, и он дышит мне в шею теплым дыханием, от которого я вся искрюсь, словно чертов бенгальский огонь, один из тех, которые на Ковчеге мы зажигали на Рождество. Беллами разрывает поцелуй, превращая сантиметры между нашими губами в километры. Господи, когда же ты перестанешь играть со мной… — Кларк, ты замерзнешь, — заботливо, но так не вовремя говорит Беллами. — Иди в хижину, я помоюсь и вернусь. И плевать он хотел, что рядом с ним мне всегда тепло. И не знает совершенно, даже не догадывается, что каждое его прикосновение хуже любого наркотика, и сейчас Блейк лишает меня дозы, которая мне жизненно необходима. Парень коротко целует меня в лоб и помогает выбраться из водоема. Когда я одеваюсь, Белл не отворачивается и не отводит взгляд, и я, наверное, красная, как помидор, но мне нравится его взгляд. И его поцелуи, и руки, властно держащие меня за талию — все это мне нравится. Это не похоже на то, что было с Финном: Беллами — цунами, которое накрывает с головой, а не легкие приятные волны. Я устало ковыляю до хижины и ложусь на кровать лицом к стене, укрываясь своей курткой, как одеялом, и пытаюсь согреться. Если я подхвачу простуду, нам будет тяжело в дороге, поэтому мне просто необходимо согреться. Но я дрожу, зубы постукивают от холода, и никакая куртка не спасет от этого. Беллами подходит сзади, устраиваясь рядом со мной. Его руки обнимают меня, широкие ладони ложатся на талию и прижимают к себе. — Ты вся дрожишь, — хрипло говорит он, и я ощущаю его горячее дыхание на своей спине, — сильно замерзла? — Мне стало теплее, когда ты пришел. Не уходи больше, пожалуйста. Я разворачиваюсь лицом к нему, и он так сильно обнимает меня, что я удивляюсь целостности моих ребер. — Никогда. Он теплый. Теплый не как солнце, а как огонь, согревающий всю меня от головы до пяток, дышит в мою шею прерывисто и напряженно. Пальцы, словно иней на стекле, вырисовывают на моей спине узоры. Его губы слишком близко, на нас обоих почти нет одежды, и соблазн слишком велик, чтобы мы могли его преодолеть. Беллами приподнимает мой подбородок рукой, целуя в губы. На вкус его губы чуть соленые, поцелуй резкий и терпкий, требовательный и все более настырный. Кровать слишком маленькая, и он ложится на меня, ни на секунду не отрываясь от моих губ. Торопливо целует меня в шею, покусывает мочку уха, массирует пальцами набухшие соски. Я не сомневаюсь в том, что делаю, даже на мгновение — я хочу Беллами прямо сейчас, и мои последние капли самоконтроля бесследно исчезают, когда он награждает меня ухмылкой, которую я видела уже тысячу раз, но каждый чертов раз она вгоняет меня в горячку. Я снимаю с себя футболку и наслаждаюсь тем, как брюнет касается губами моей разгоряченной кожи, посасывая грудь. Сладкая мука его прикосновений распыляет жар внутри меня, который с каждой секундой нарастает все больше и больше. Его рука опускается ниже, заставляя меня в нетерпении задержать дыхание и со стоном выдохнуть, когда он начинает поглаживать мой клитор. Его пальцы умело ласкают меня, и я невольно задаюсь вопросом, со сколькими девушками он проделывал то же самое, но отбрасываю эти мысли в сторону. Сейчас время только для нас двоих. Я тихо шепчу его имя, послушно выгибаясь от ласк. Мои ладони скользят по его мокрой горячей коже, я снова целую брюнета, и в какой-то момент уже перестаю понимать, где кончаюсь я и начинается он. Его зрачки блестят в темноте сгустившихся сумерек, как у волка. Он весь словно соткан из прекрасной, завлекающей в свои сети тьмы, перед тягой к которой свет бессилен. На нас совершенно не остается одежды, и я еще яснее чувствую, насколько мы близки. Меня накрывает цунами под названием Беллами Блейк, и я неизбежно тону. Лихорадочно прижимаюсь к нему губами, он больно прикусывает мою нижнюю губу, теряя контроль, и в ответ я впиваюсь ногтями в спину. Парень хватает мои руки и расставляет их в стороны, пригвоздив своими широкими ладонями. Я сплетаю наши пальцы, практически лишенная возможности двигаться. Всем заправляет Белл, как он и мечтал с самого начала, когда мы упорно боролись за лидерство. Только получает он свое лидерство немного в другом смысле, который, впрочем, его явно устраивает. — Просто расслабься, — шепчет он мне на ухо. Беллами аккуратно раздвигает мои ноги рукой, располагаясь между ними, и входит в меня. Неторопливо двигается, испытывая мое терпение, от которого и так ничего не осталось. Его толчки становятся все глубже и быстрее, я ловлю и ритм и двигаюсь тазом навстречу ему. Губы бешено целуют мои, уже не заботясь о нежности и аккуратности — языки сплетаются, борясь друг с другом. И плевать я хотела, что дурацкие звериные шкуры под нами скользят, и что кровать слишком маленькая, чтобы уместить нас двоих, и что я почти задыхаюсь. Я только хочу, чтобы он не останавливался. — Еще, Беллами, — требовательно кричу я, шумно вдыхая ноздрями воздух. Он становится грубее и еще сильнее ускоряет ритм, придерживая меня одной рукой и опираясь другой. Мы разрываем поцелуй, оба дышим так, будто пробежали десяток миль. Я выкрикиваю его имя снова и снова, разрезая своими криками тишину — сегодня нас никто не услышит. Его лицо напряженное, глаза — затуманенные, и он прекрасен как обычно, но есть в нем животная страсть и похоть, которых я не видела раньше никогда, и это заставляет меня понять, почему он прослыл лучшим любовником среди всей сотни. Я ощущаю его сильные толчки в себе, с каждым движением чувствуя скорую разрядку, но он входит во всю глубину и замирает, прильнув своими губами к моим. Аккуратно прихватывает нижнюю губу, вторгается в рот, дразня его языком, проводит пальцами, грубыми от тяжелого труда, но такими нежными со мной, по моему телу. Я теряюсь в этих ощущениях, тянусь рукой к промежности, не в силах больше терпеть, но Блейк перехватывает мою руку и, легко подхватывая меня, усаживает на стол, устраиваясь между моих ног. Я закидываю свои руки ему за шею и обхватываю его ногами, позволяя снова войти в меня и трахать так, что я слышу только шум крови в ушах. Мне и жарко, и холодно, и я не нахожу себе места, мечусь, громко выкрикивая его имя, пока напряжение не достигает пика. Через меня проходит мощный электрический разряд, тело пульсирует, и я словно разбита и склеена заново. Беллами совершает еще несколько толчков, а потом выходит из меня, кончая. Мы оба, обессиленные, падаем на кровать, пытаясь отдышаться после бурной ночи. Я, конечно, не была девственницей до него, но мой прошлый опыт мерк по сравнению с сегодняшним. Парень, прекрасно осведомленный, что чуть не свел меня сегодня с ума, притягивает меня рукой к себе и проводит кончиком носа по шее, вдыхая мой запах. — Ну как, согрелась, Принцесса? — его лицо освещает широкая улыбка. Он вообще сейчас похож на ребенка, получившего долгожданный подарок на день рождения — интересно, он всегда такой после секса или мне стоит особенно гордиться собой? —Согрелась? Да я чуть не сгорела заживо. Он смеется. Я удобно устраиваюсь на его плече и засыпаю под мерное дыхание моего рыцаря.