Кларк
Radiohead – Videotape
Мне страшно. Я держу маму за руку и пытаюсь не закрывать глаза, но веки наливаются свинцом. Я слишком устала, слишком слаба и больше не могу сопротивляться болезни, но держусь из последних сил. Я еще столько всего не сделала и не сказала, мне нужно время — может быть, несколько дней, чтобы закончить дела. Но у смерти нет расписания. Она просто забирает тебя в определенный момент, перечеркивает все планы, все цели, всю жизнь. Я не боялась умереть, пока смерть на нависла надо мной, не запустила в меня свои тонкие холодные когти. Сейчас я боюсь. Я не попрощалась ни с кем из тех, кого хотела бы видеть, и, самое главное, с Беллами. Где он сейчас, что с ним происходит, почему он не может вернуться? Я больше не увижу его никогда, хотя кто знает, что ждет меня дальше. У одного из кланов землян есть поверье, что люди, умирая, становятся звездами. Когда я жила в лесу одна, я много размышляла об этом, потому что мне нравилась непоколебимая вера землян в реинкарнацию. Это слишком красиво, чтобы быть правдой — я бы скорее поверила в бесконечную пустоту или даже в ад, — но если бы я выбирала, кем стать после смерти, я бы хотела быть маленькой звездой в далеком созвездии, на которую любовались бы темными ночами мои друзья, вспоминая о Кларк Гриффин — храброй девушке, которая потеряла свою душу, пытаясь выжить на земле. И иногда Беллами бы замирал, смотря на ночное небо, усыпанное звездами, и улыбался, потому что чувствовал мое мимолетное присутствие, будто я все еще рядом с ним. Ему будет тяжело, как и моей маме. Не думаю, что кто-то еще будет сильно огорчен моей гибелью — я бы предпочла, чтобы никто чужой не узнал, что я мертва. Версия «Кларк Гриффин ушла и никогда не вернулась» нравится мне больше смертельного вируса, но вряд ли правду удастся утаить. Впрочем, меня быстро забудут, как забывали всех, кто умирал на Земле, потому что у нас нет времени и сил скорбеть по умершим, до кровоточащих ран расковыривая свое сердце воспоминаниями о них. Меня забудет даже Беллами. Пусть пройдут дни, месяцы, годы, боль никуда не денется, но она станет чем-то привычным и незаметным, из яркого пламени станет только слабым тлеющим угольком. Так всегда происходит, когда ты теряешь человека, которого любишь — я пережила это, когда умер папа — боль остается с тобой навсегда, но ты привыкаешь жить с ней. Сначала Беллами будет пожирать отчаяние, он отстранится ото всех, наверное, станет тем Блейком, которым он был в самом начале — черпающим силу не из любви, а из ненависти. Я боюсь, что он может сорваться — только самая большая любовь делает из людей самых ужасных монстров. Но однажды утром он проснется с мыслью, что отпустил меня, и будет вспоминать мое имя только со светлой грустью. Я хочу этого для него. Хочу, чтобы он был счастлив. Я смотрю на маму и не могу сфокусироваться на ее лице. Мне кажется, что я падаю в пропасть, хватаюсь за ее руку и вскрикиваю, но снова вижу белоснежную операционную и обеспокоенное лицо мамы. Галлюцинации. Я начинаю терять последнее, что у меня осталось — способность ясно мыслить. — Кларк, что с тобой? Опиши свое самочувствие, — просит она, следя за датчиками на панели. — Не волнуйся, — говорю я, крепче сжимая ее руку. — Мам, я люблю тебя. По ее щекам текут слезы, и я улыбаюсь, чтобы ей было легче, но мне самой с трудом удается не плакать. — И я люблю тебя, Кларк. Нам с папой досталась самая лучшая дочь, — мама гладит меня по голове и заправляет волосы за уши, как всегда убирала их в детстве, если они были слишком растрепанными. — Я скоро встречусь с ним, — во всяком случае, я надеялась на это. Встречусь и с Уэллсом, и с Финном, если где-то есть место, где доживают свой век души умерших. — Еще рано прощаться. Держись до последнего, ты же Гриффин. Мы не сдаемся. Я киваю. Мама окончательно теряет контроль над собой и отворачивается, подрагивая от рыданий. Беллами влетает в помещение, держа в руках загадочную серебристую ампулу. Я с облегчение выдыхаю, когда вижу его — на нем новая чистая одежда, а на лице совсем нет царапин и шрамов. Он приземляется на колени передо мной, откупоривает ампулу и аккуратно вливает ее содержимое мне в рот. — Кларк, это лекарство! Я смог добыть его у землян, — он улыбается и прижимает меня к себе, я прислоняюсь щекой к его груди, чувствуя себя лучше уже только от того, что он рядом. Жар отступает, я снова дышу полной грудью и почти не чувствую слабости, Беллами притягивает меня к себе и впивается в мои губы. — Кларк! — кричит мама, делая мне закрытый массаж сердца. Я испуганно вздрагиваю и хватаю ртом воздух, пока она суетливо вертится вокруг меня. — Ты потеряла сознание, и сердце перестало биться. Я думала, ты умерла, думала, что потеряла свою дочь… — Где Беллами? — О чем ты? Он… Он не может прийти сейчас. Это была еще одна галлюцинация. Жестокая, лживая игра моего съехавшего с катушек сознания. — Я дождусь его, — шепчу я, снова от резкой боли впиваясь в мамину ладонь ногтями. Свет в моих глазах гаснет, тело перестает слушаться, и я медленно отключаюсь, проваливаясь в безмятежное забвение.Беллами
The Rigs – All The Kings Men
— Блейк, — окликает меня Рэйвен, торопливо обнимает и кладет в руки рацию, — возьми ее. Мы будем отдавать тебе распоряжения и информировать, сколько еще времени понадобится на установку взрывчатки. И еще, Белл… Я рада, что у тебя получилось. Я не сомневалась в тебе. — Надеюсь, тебе удастся взорвать их, Рейес. — Мне всегда все удается, — ухмыляется брюнетка, но я вижу, как взволнованно она смотрит на небо, на котором собираются тучи. Если пойдет дождь, мы не сможем подорвать их и проиграем. Я стараюсь не думать об этом.— Белл, ты точно готов сражаться? Я знаю, что произошло с Кларк, и мы поймем, если ты хочешь… — Я должен, — отрезаю я, чувствуя вину за то, что небесным людям придется умереть за наши с Гриффин жизни. В конце концов, мы заварили эту кашу. Рэйвен смотрит на меня изучающим взглядом и одобрительно кивает. — Да встретимся мы вновь, — тихо говорит она и протягивает мне руку. Я вижу, как дрожит ее ладонь — девушка переживает, что на нее не похоже; я пожимаю руку и отвечаю ей: — Да встретимся мы вновь. Погода под стать событиям, которые должны произойти сегодня: небо затянуто плотной черной пеленой, ветер холодный и колкий, но температура плюсовая, что станет настоящей катастрофой, если начнется дождь. Нахожу в толпе Октавию и иду с ней бок о бок, проверяя готовность автомата к стрельбе. К нам присоединяется Линкольн, который несет в руках увесистую секиру. Я нащупываю кинжал Эхо, заправленный за пояс — он пригодится мне, если пули кончатся раньше, чем Рэйвен подаст сигнал. Вижу вдали Эмерсона, который сидит на чисто вороной лошади, нервно переменяющейся с ноги на ногу. Меня охватывает чувство жгучей ненависти: из-за него Кларк сейчас умирает, из-за него мы страдали. Я могу убить его прямо сейчас. Снимаю автомат с предохранителя и целюсь, но сестра резко опускает дуло в землю. — Белл, что ты, черт возьми, делаешь? — Убью эту тварь, — отвечаю я, снова прицеливаясь. Я не могу думать ни о чем, кроме его разнесенной вдребезги головы. — Наша задача тянуть время, а не сделать так, чтобы его люди перебили всех вокруг. У нас мало патронов и солдат! — восклицает Октавия, вглядываясь в мои глаза. Я тяжело дышу, пытаясь успокоиться, но ненавижу мысль, что он может выжить. Эмерсон похитил Кларк, он угрожал нам, заразил ее вирусом, из-за которого она уже может быть мертва. Когда я думаю о мертвой Кларк, злость на Эмерсона разливается по моим венам, и я окончательно перестаю сопротивляться. Мне только надо не промахнуться. Расстояние большое, но если я постараюсь, у меня выйдет убить его. Я целюсь, отталкиваю Октавию, которая пытается помешать мне, снова навожу прицел и плавно нажимаю на курок. Эмерсон скатывается с лошади, она встает на дыбы, а мужчина падает на землю. Начинается паника, среди гула и суматохи ничего невозможно разобрать, но я вижу глаза сестры, в которых горят гнев и разочарование. Она не мешкая встает и сразу бросается в бой. Я отстреливаюсь от землян, находясь в укрытии, а воины, владеющие холодным оружием, идут в наступление. Я чувствую напряжение, витающее в воздухе, страх и ярость, желание мести. — Блейк, что случилось? — слышу голос Рэйвен, доносящийся из рации. Нервно сглатываю и нажимаю кнопку ответа. — Я убил Эмерсона. Рация шипит, а потом Рэйвен гневно вскрикивает: — Ты спятил? Без его командования земляне пойдут в бой напролом, как бешеные дикари, снося все на своем пути. Я молчу. Если бы я вернулся в мгновение, когда бывший командующий армии был жив, я бы все равно нажал на курок. — Сколько вам надо времени? — Как минимум десять минут. Октавия в одиночку отбивается от двух землян, Линкольн занят еще несколькими. Октавии не справиться. Я пытаюсь выстрелить в одного из землян, но есть риск задеть сестру, мушка мутнеет перед глазами, я не могу унять дрожь рук. Стреляю. Землянин падает замертво, в тот же миг Октавия убивает второго, вытаскивая окровавленный меч из его тела и бросаясь на помощь к Линкольну. Я вижу, что силы не равны. В лагере слишком мало людей, способных вести ближний бой, и мы не сможем долгое время просто отстреливаться. Нам нужно продержаться еще десять минут и обойтись без серьезных потерь, а это значит, что на счету каждый человек, умеющий держать в руках оружие. Ко мне, пригибаясь, чтобы защититься от стрел, бежит Харпер. — Беллами, посмотри, — она приближается ко мне и указывает пальцем в сторону леса, тяжело дыша, — там они спрятали еще один полк. У них есть подкрепление. — Они хотят окружить нас, — заключаю я. Твою мать. Это видно только с нашего положения, люди, находящиеся на поле боя, не заметят неладное. Их просто сгонят в кучу, как скот, и атакуют со всех сторон. Октавия, Линкольн, Миллер и Джаспер как раз в центре, и это только те ковчеговцы, которых я успел заметить. Я стреляю по землянам на поражение, прикрывая друзей. Октавия двигается грациозно, как пума, но в каждом движении скрыта смертельная опасность. Прежде чем занести меч, она ни на секунду не задумывается, отрепетированно пронзая тела и срезая головы. Мне снова приходится напомнить себя, что Октавии, которая часами лежит на лужайке и смотрит на бабочек, больше нет. Самое плохое, что я не знаю, к лучшему ли это — новая «модернизированная» Октавия рубит головы с плеч. Ее не смогли сделать жестокой ни многие года одинокой жизни, ни презрение людей, но Земля смогла. Я снова пытаюсь выстрелить, но понимаю, что патроны кончились. Этого я и боялся: теперь я совершенно бесполезен. — Возьми рацию, Харпер, — я передаю устройство девушке. — Когда Рэйвен скажет, что закончила, уведи всех отсюда. — Хорошо. Я бросаюсь прямо в центр битвы, подбирая с земли меч убитого землянина. Если кто-то скажет вам, что на войне не страшно, не верьте ему. Я ощущаю страх каждой клеточкой своего тела, его ледяное дыхание, сковывающее руки и ноги, противный голос, вопящий о том, что мне надо отступить. Но я лучше умру, чем оставлю Октавию. Среди трупов, криков и звенящего шума ничего невозможно услышать. Повсюду царит хаос, земляне, облаченные в жесткую броню, разъяренные, с устрашающе разукрашенными лицами, наступают на нас снова и снова. Когда на меня сзади бросается землянин, я делаю выпад и прорубаю его кольчугу, он падает передо мной на колени, хватаясь за вспоротый живот. Я не сразу чувствую жгучую боль в ноге, пытаюсь найти в бесчисленном скоплении лиц Октавию, но падаю на землю. Отползаю в сторону и прижимаю руку к раненному бедру, чувствуя кровь, пульсирующую в ране. Я не в состоянии идти, кровь хлещет, и я пытаюсь наложить жгут, обмотав ногу ремнем выше раны онемевшими от холода руками. Небо озаряется яркими огнями: белыми, оранжевыми, желтыми. У Рейес получилось. Я вспоминаю тот день, когда мы запустили в небо точно такие же ракеты. Вспоминаю Кларк, упрямо глядящую на меня исподлобья бледно-голубыми глазами, наши постоянные перепалки, день за днем перераставшие, к удивлению нас самих, в совершенно другие чувства. То, как целовал ее в хижине, как врал ей, что не люблю, ее руки, обнимающие меня. Все это, кажется, было так давно, потому что сейчас я видел только небо, испещренное разноцветными огнями, и чувствовал, как теряю сознание.***
— Он очнулся! — радостно вопит Монти и зовет кого-то. Все расплывается перед глазами, и я не понимаю, где я и что происходит. Горло саднит, я откашливаюсь и хватаюсь рукой за раненую ногу, которая сейчас перевязана бинтом. Приподнимаюсь на локтях, оглядываясь по сторонам: мы находимся внутри корпуса корабля, где лежат такие же солдаты, как и я. — Тихо, Белл, не шевелись, ты еще слишком слаб, — Монро кладет руки мне на плечи, заставляя лечь обратно в постель, но я опять вскакиваю, смотря по очереди то на Грина, то на девушку. — Что с Кларк и Октавией? — это главное, что я хочу знать. Время начинает течь в сотню раз медленнее, пока я жду ответа на вопрос. — Посмотри направо. Я перевожу взгляд и вижу Кларк, медленно идущую прямо к нам. Она бросается в мои объятия, и я бережно прижимаю Принцессу к себе. Она плачет, касаясь моих щек мокрыми ресницами, я целую ее, трепетно и нежно накрывая ее губы своими. Я не верю в то, что мы оба смогли пережить, меня переполняет безграничное счастье, разливающееся по моему телу теплой волной, от понимания того, что Кларк жива. — Я уже думала, что умерла, но внезапно очнулась и мне стало легче, — рассказывает Кларк. — Звучит знакомо. — Выживших приносили в лагерь, а я все не видела тебя. Я думала, — она улыбается, вытирая рукой слезы, — что ты умер. Октавия и Харпер смогли вынести тебя прямо перед взрывом. — Где Октавия? Кларк отводит взгляд и берет мою руку в свою. — Кларк, где Октавия? — Линкольн остался, чтобы прикрыть вас. Он погиб. Октавия не хочет тебя видеть сейчас. Я вздыхаю и закрываю глаза руками. Октавия любила его больше, чем кого бы то ни было, и его гибель сломает ее. Я знаю, кто виновен в его смерти — я, выстреливший в Эмерсона, я, трусливо отсиживающийся в укрытии, когда Линкольн и сестра сражались, я, позволивший землянину ранить себя в ногу. — Она никогда не простит меня. — Это не твоя вина, Беллами. Ты сделал то, что должен был. Если бы Эмерсон остался жив, ничего бы не закончилось. Главное, что мы победили. — Ценой чего, Кларк? Мы возвращаемся к тому, от чего ушли. Жертвы, убийства, резня, кровопролития, войны. Сколько наших и землян умерло вчера? Как мне жить оставшуюся жизнь, зная, что парень моей сестры отдал свою жизнь, чтобы я жил? Ты хоть понимаешь чувства Октавии, когда ей пришлось выбирать между мной и Линкольном? — Нам нужен отдых, Белл. Мы достаточно сделали, чтобы позволить себе немного покоя. Кларк устраивается рядом со мной, забираясь под одеяло, и обхватывает мою спину своими тонкими руками. Она утыкается носом мне в шею и лежит рядом, заставляя забыть обо всех проблемах хотя бы на несколько часов. Вскоре она засыпает; я лежу, слушаю ее тихое посапывание и прижимаю к себе, боясь сломать наше хрупкое счастье.