Песни леса

«Царя охватило отчаяние, упал он на колени перед морем и закричал: – Город мой окружили с трёх сторон, подданные мои мучаются от страшного проклятия: обратились они волками, блуждают по лесам и грызут свои тела в бессильной злобе. Теперь я понял, что это Боги послали мне наказание за гордыню мою. Взываю к тебе, Мать-Море, пошли нам спасение, сжалься над нами. Так молился он три дня и три ночи. На первую ночь море не ответило. На вторую ночь – разразилось страшной бурей. А на третью ночь успокоилось, и с первым светом показались на горизонте корабли из чистого золота. Приплыли на этих кораблях люди диковинные, статные, в длинных белых одеждах. Вышли они на берег и сказали царю: – Ты звал, и Боги послали нас, своих вестников, детей звёздного света. Боги молвили, что вы достаточно страдали, и заслужили милосердие и исцеление. С сей минуты злое проклятие бессильно над вами. Зови свой народ, взойди с ним на наши золотые корабли, и отвезем мы вас в страну дальнюю и прекрасную, туда, где всегда лето!» «Царь Седая Грива и Проклятие Лесной Ведьмы»; из сборника «Тирисфальские народные сказки для детей младшего школьного возраста» под редакцией Д. Лэнгстрампа, 527 гкк, «Кхаз Либрис» «Так называемая «рабская» теория Айвана Джерарда вызвала, безусловно, острую – я бы даже сказал, яростную! – полемику, но просуществовала в своём исконном виде не более полутора лет, после чего была разгромлена Ребеккой Бейнбридж. Мисс Бейнбридж и её археологическая группа привели обширные доказательства[8] того, что никакой «насильственный отлов» места не имел, вышеупомянутая война, в результате которой встал вопрос массовой миграции, произошла на несколько месяцев раньше, без участия кальдореи, и была, вероятнее всего, гражданской. [9] Однако стоит отметить, что кальдореи, будучи оппортунистами, действительно брали огромную плату за переправу через море, изымая у беженцев все ценности, от драгметаллов до книг и одежды. Так что в Калимдор бывшие жители Гилнеаса и Стормглена приплывали, как говорится, в последней рубахе и без гроша. Тем не менее, подавляющее большинство предпочитало отдать всё своё имущество, нежели оставаться на разграбленной, посоленной и бесплодной земле. То была первая волна исхода на другой континент. Почти никто из первой волны не пережил следующую зиму». Лекции по истории (1-й курс), Э. Арчибальд и Р. В. Лисме, изд-во при Государственном Университете Гилнеаса Они собрались ровно в полдень, на второй день после открытия выставки достижений современной науки. Бродрик Колдмайн как раз демонстрировал школьной экскурсионной группе прототип древнего, самого первого робота-штамповщика с кондитерской фабрики, а Митци Вёртко заботливо раздавала детям конфеты в виде карамельных малинок: так сказать, для удержания внимания. Вот тогда Мирена Моравец, заместитель директора культурного центра, и услышала это беснующийся балаган из открытого окна своего кабинета. Она тут же оставила попытки дозвониться до своего начальника, находившегося в бессрочной командировке в Громовом Утёсе, и выбежала в коридор. Митци догнала её, на бегу засовывая в рот карамельку. – Что, Мегадурки всё-таки пришли? – Не имею ни малейшего понятия. Их предупреждали об этом. Говорили, что сейчас плохое время, что следует ждать провокаций, что в Обердин с гастролями, так сказать, приехала труппа ретроградов, называвшая себя «Магородки». Митци, конечно, тут же переиначила это слово. Предупреждение поступило от журналистов, которым заплатили за рекламу выставки в газете на две недели вперёд. Всерьёз его, разумеется, никто не принял. Теперь Мирена сожалела об этом. С другой стороны, она предупредила консьержку, что в случае любой непонятной ситуации следует немедленно запирать дверь и звонить в сентинелию. Что, собственно, консьержка и сделала: сейчас она, подобрав юбки, бежала с ключом к чёрному ходу. – Останьтесь у чёрного, пожалуйста! – крикнула ей вслед Мирена. Насколько она знала консьержку, та не только останется, но и забаррикадирует дверь всеми столами и стульями, что имелись на первом этаже. Митци вскарабкалась на табурет и приоткрыла ближайшее к входу окно. Мирена встала за её спиной. На улице собралось порядка тридцати местных. К их чести стоит сказать, что они ничего не громили, тенденций к насилию не проявляли: просто скандировали что-то на дарнасском, тряся транспарантами. – Я надеюсь, к нам уже едут… Трубка с телефона была снята и лежала на столе. По меньшей мере, консьержка пыталась дозвониться. Мирена, впрочем, сделала это ещё раз: просто на всякий случай. – Это сентинелия? Беспокоят из КЦП СКГТ, у нас тут… В ответ прокричали что-то вроде «да, да, уже вот-вот» и повесили трубку. – Нахамили? – спросила Митци, не глядя на неё, но изучая шумную толпу. – В некотором роде. Такое ощущение, что мы им как заноза в заду. – Радовались бы. Мы им движуху, а они хамят. У них на весь город тут самый низкий уровень преступности. Знаешь? Мне Колдмайн сказал. Что самый спокойный район. В прошлом квартале самым дерзким преступлением было хищение мопеда у подростка. Ничего удивительного. В государстве, где узаконена смертная казнь, и не какая-нибудь, а через удушение гарротой, наверняка куда меньше преступлений, чем… Культурный центр находился за пределами посольства Соединённого Королевства Гилнеаса и Тирисфаля, поэтому подпадал под юрисдикцию местных властей. Во всех смыслах. Будь они за забором (пусть этот забор и находился на расстоянии пары ярдов дальше по улице), сентинелия бы вообще не приехала. Но в этом случае посольская охрана бы гораздо быстрее во всём разобралась. В данной ситуации у последних были связаны руки. Они не имели права вмешиваться, так как это потенциально могло привести к международному скандалу. «Ложь! Ложь! Бессовестная ложь!» – скандировал один из демонстрантов. Другие подхватили. Митци достала из кармана ещё одну конфету. – Пока они просто орут, я проблемы не вижу. – Я вижу. Они перегородили выход, а Колдмайну скоро надо будет выводить детей. – Пусть выводит через чёрный ход. Дворами. – Митци, с утра бухгалтерия вместо завтрака праздновала там чьи-то именины. И мусор, насколько я знаю, ещё не убрали. Первая не художественная выставка – и тут сразу такое. Что о нас подумают? – Ну да. В культурном центре бескультурия быть не должно. Мы должны быть самым образцовым и самым охуенным культурным центром! – Митци! – Что я такого сказала?! Прошло несколько минут, сентинелы так и не заявились. Мирена нервничала, не отходила от окна. Митци барабанила пальцами по раме. – Далеко им до нас ехать? – Ехать? Да ноль минут с хером. Идти пешком – минуты три-четыре. – Так где же они?! – Может, – скривилась Митци, – тоже именины чьи-нибудь отмечают… Митингующие, заметив, что на них смотрят, принялись орать в два раза громче. А также совместными усилиями подняли и развернули транспарант с портретом. Митци прищурилась и ткнула в направлении него пальцем. – О, рожа. – Ты знаешь его? – А то. Дэмиэн Найтбёрд. Автор сотни, наверное, книжек про магию, великое прошлое, драконов и все вот эти сказки. Конспирология, хуерология. – Ты, что – читала их? – Да однажды соседка по комнате в туалете оставила… Лучше б она, мать её, любовные романы читала. Посольство оплачивало для Митци и двух других сотрудниц низкого ранга квартиру в кондоминиуме на Прибрежном бульваре. Мирена жила поближе, на третьем этаже консульского дома. В её распоряжении была целая отдельная квартира. Она подумывала завести кота. – С другой стороны, если она её в туалете оставила, то, может, не всё потеряно… Митци имела привычку размышлять вслух. – Ты сейчас про Шиобан или Хадассу? – Шиобан. – А вызвони-ка мне её. И спроси, как «Магородки» связаны с этим писателем. К тому времени, как Митци положила трубку, прошло ещё минут десять. Сентинелов по-прежнему не было. – Короче. Он сейчас в городе. В час дня в «Книжном Дворце» раздаёт автографы. И он типа их кумир, они как раз на его писульки и вздрачивают. – Митци! – Да, хорошо, никакого бескультурия, ваше превосходительство. Они… молятся на его произведения. – Есть шанс, что он сам их надоумил сюда прийти? – Понятия не имею. Может быть, если она убедительно попросит его посетить их центр и обратиться к крикунам… Или хотя бы, для начала, побеседует с ним, выяснит, чего следует ждать… Если они планируют собираться тут каждый день, то это, помимо всего прочего, может стать дипломатической катастрофой. Лишь бы пресса не нагрянула раньше сентинелии! – Так, – сказала Мирена, отодвигая дверь гардеробной. – Я поехала в «Книжный Дворец». – Она накинула плащ и, сбросив туфли на каблуках поглубже в шкаф, достала сапоги. Напяливая их вприпрыжку, сказала: – Если сентинелия не прибудет до конца экскурсии, пусть Колдмайн проведёт детей в конференц-зал и угостит их чаем. Пусть… Я не знаю, там же есть этот античный чайник… Пусть сделает из этого часть экскурсии… У бухгалтеров остались канапе, пусть принесёт им. Пусть они сами принесут. В моём кабинете в серванте лежит коробка печенья. Его тоже отнеси. – Сделаю, – кивнула Митци. – Но лучше б они, блин, приехали. Мирена, хмурясь, напялила шляпку перед зеркалом. – Господи, почему такое бывает именно тогда, когда Ринсдейла в городе нет?! Общаясь со своей ассистенткой подолгу, она тоже зачастую перенимала привычку думать вслух. Чёрный ход мебелью загорожен не был, но он был загорожен самой консьержкой. Женщина навалилась на дверь, тяжело дышала и решительно сжимала кулаки. – Нисса, вы же отдаёте себе отчёт в том, что дверь открывается наружу? Мирена чувствовала лёгкую нервозность. Cкопились множественные треволнения последних недель: и отсутствие директора, и перебои со связью, и проблемы с логистикой, организацией, рекламой. А когда выходило урвать несколько часов отдыха, спать практически не получалось. Что-то мучило её, что-то, не связанное с работой, вязкое и липкое. А как следует нащупать это что-то ей никак не удавалось. Так что раздражение, увы, присутствовало. Ничего, через неделю-другую пройдёт. А потом она, может быть, возьмёт отпуск. Мирена до сих пор с тоской вспоминала свой прекрасный прошлогодний отпуск в Оргриммар-Бич. Целых пятнадцать дней она не делала ровным счётом ничего полезного: только валялась в шезлонге на пляже отеля, загорала, пила коктейли, ела местные вкусности, ходила на танцы и концерты и чистила голову ото всех мыслей. Вот бы и в этом году так… До трэмкара она почти бежала, придерживая шляпку и сопротивляясь порывам холодного, солёного ветра. Солнце, вот чего ей не хватало в Обердине больше всего. Премерзейший здесь климат: почти круглый год облачно, дожди, туманы, ветер. Зачем нужно море, пляжи, прибрежные бульвары, если по ним толком и не погуляешь?! Раньше она была в «Книжном Дворце» только однажды. То был гигантский, двухэтажный магазин с витыми лестницами, полудюжиной сопутствующих отделов и своим кафе. Фасад закрывали афиши с анонсом предстоящего мероприятия. «Доктор исторических наук, академик и автор более двадцати книг!» – разорялась самая широкая афиша. «Интересно, какой университет произвёл его в доктора наук… Университет лунатиков?! Ох, как хорошо, что народу нет», – подумала Мира. На тот факт, что парковка набита мобилями под завязку, она не обратила внимания. Увы, внутри её ждало разочарование: очередь начиналась от дверей и змеилась между книжных полок через весь магазин. Пока она, разевая рот, пыталась сосчитать, сколько здесь народу, и сколько времени потребуется досточтимому автору, чтобы каждому из впередистоящих подарить свой автограф, за ней встали ещё пятеро. Быть может, следовало не приезжать, не стоять наравне со всеми, а поручить Митци связаться с его пресс-службой или издателем (ведь должен же у него быть агент в издательстве) или что-то в этом роде… Но раз уж поддалась порыву – поздно отступаться. – Где ваш экземпляр? – Что, простите? Сотрудник магазина в фирменной рубашке, сложив руки на груди, грозно смотрел на неё сверху вниз. – У вас должен быть экземпляр книги. Новой или старой. Расписываться на частях тела господин Найтбёрд категорически отказывается, так что даже не надейтесь. Мирена покорно направилась к кассе. Пришлось выложить аж тридцать шесть фурионов за эту жалкую макулатуру. Вся очередь смотрела на неё, как на распоследнюю дуру. Фанаты демонстративно прижимали к сердцам свои книги. «Чтоб вам отравиться», - подумала Мира, изучая контингент. Местные и люди, эмигранты – из тех, что демонстративно говорили только на дарнасском и организовывали радиостанции и печатные издания только ради того, чтобы с их помощью поносить историческую родину. Проклятые любители экзотики. Без пяти минут коммунисты. Как будто здесь они когда-нибудь станут своими… Неряшливые, с безумным огнём в глазах, шумные, наглые хамы. Да любому нормальному академику лучше умереть в безвестности, чем иметь таких поклонников. Вместо того, чтобы возвращаться в очередь, она села на ближайший табурет и раскрыла эту, прости Господи, книгу. Надо, в конце концов, получше знать, как мыслит твой идейный враг. Правда, она надолго застряла, разглядывая портрет Дэмиэна Найтбёрда на титульном листе. Зрелый, даже пожилой, кальдореи с тщательно уложенными воском седыми волосами, с небольшой, аккуратной бородкой. И выражением лица, которому он явно пытался придать мудрость и глубину с помощью «задумчивой» улыбки и взгляда из-под художественно выщипанных бровей. Сколько ему лет, восемьдесят?! Сто? Как можно прожить сто лет и остаться идиотом? Время шло, ничего не происходило. Час дня давно миновал, а писатель не появлялся. Поклонники, впрочем, терпели. Наверное, им не впервой. «День опозданий!» В дверях послышался шум, вопли, писк, что-то прогудел охранник. – Куда? Куда без очереди лезешь, козявка? – Мы тут уже полтора часа стоим! «Митци пришла», - подумала Мирена, не оборачиваясь. И правда, буквально через несколько секунд ассистентка появилась рядом с ней, отряхнула жакет и поправила кричаще-яркие розовые волосы. – Ад и ужас, - сказала Митци, глядя не на неё, а на высокий табурет рядом. – И ты посмотри, ни одного стула для меня. Сраные расисты. – Я могу тебя подсадить. Или найти тебе лесенку. – Не надо меня унижать, – рассеянно отозвалась Митци, разглядывая очередь с выражением нескрываемого отвращения на лице. Мирена расплылась в улыбке и хихикнула. – А, ты опять меня подкалываешь. Не надоело? Мира пожала плечами. Митци закатила глаза. Вопросы дискриминации она принимала очень, очень близко к сердцу – всегда и везде. – Всё улажено? – М-угу. Типа того. А чего это очередь не двигается? – Он ещё не пришёл. А ты, кстати, здесь зачем? Не пойми неправильно, я рада тебя видеть, но… – Шла на обед. Решила тебя проведать. Идём со мной, а? Мне Колдмайн рекомендовал отличное место, всего в квартале от посольства. Новое. – Веганское? – Мира поджала губы. Митци не ела мясо, и при любом удобном случае этот факт упоминала. – Нет. Ответ изрядно удивил её. – Серьёзно? И ты будешь сидеть и терпеть, пока я ем мясо? – Во-первых, там нет мяса. Только местное. То есть, рыба и прочее. Там тебе дают, короче, большой такой лист типа бананового и разносят всякие закуски, и ты можешь накладывать понемногу на этот лист чего хочешь. Очень прикольно. Причём платишь ты только за лист, так что жрать можно сколько угодно. Во-вторых, Колдмайн сказал, что там всё равно лучшие вег-блюда в городе. Я, короче, потерплю. Я ж от местной кухни торчу просто. Тоже странно, учитывая то, что здешняя кухня и локальные, не привозные продукты – это в основном водоросли, рис и морские гады. Много-много морских гадов. Которых Митци считает личностями и потому не ест. – Ты обычно меня не ждёшь, с чего вдруг сегодня? – Не знаю, – гномка скривилась и всё-таки не без труда вскарабкалась на высоченный табурет. Кто-то в очереди в голос засмеялся над ней, она, развернувшись, нашла взглядом обидчика и показала ему оскаленные зубы и неприличный жест. – Какое-то у меня нехорошее предчувствие насчёт всего этого. Нахер оно тебе надо? Сто процентов ведь окажется полоумный мудак, оскорблять тебя будет. – Пусть оскорбляет. – Оно тебе надо? – повторила Митци. – Пойдём отсюда. Тем более что сентинелы всё-таки приехали, Мегадурков разогнали. Одного арестовали. Но, думаю, заставят подписать пару бумажек и отпустят. А, и ещё звонил Ринсдейл. – Господи… Из Утёса? – Ну... Связь, кстати, отличная, но ему опять померещилось, что плохая, и он орал как резаный, – Митци демонстративно повертела в ухе пальцем. – Во-первых, он вернётся не раньше конца мая, во-вторых, требовал отчёт по посещаемости. Я выслала факсом, он сказал, что перезвонит. Лично тебе. Нахрена ему, блядь, отчёт на второй день?! Про дурков я ни слова, если что. Ладно, пойдём обедать? В жопу этого Найтбёрда. Мира вздохнула. – Нет, извини, я подожду. – Точно? – Точно. Извини, – повторила Мира. – Хватит извиняться. И если ты просто хочешь узнать, почему у него столько поклонников, я тебе прям щас могу сказать. Потому что мир наполнен идиотами... О, вон, смотри, идёт, кажется. Очередь заколыхалась, будто морская волна, послышались восторженные вскрики, кто-то захлопал. В дальней комнате мелькнул между спинами ожидающих и тут же исчез чёрный пиджак. – Журналисты приходили? – А то как же, – кивнула Митци. – Целый один пришёл. Уже после сентинелии. Колдмайн подарил ему два билета на завтра и отправил восвояси... Босс, мы никому тут не нужны, кроме Мегадурков, даже прессе. Ладно, пойду пожру. Дурки, честно говоря, меня измотали. Она спрыгнула на пол. – Митци, слушай… – А? – Если Ринсдейл позвонит до моего возвращения, скажи ему всё как есть, ладно? Скажи, что нас пикетировали и что нам нужно больше охраны. Я на сентинелию не стала бы рассчитывать. И посла не хочу беспокоить. – Говорить, что ты пошла разбираться? – Как хочешь. Просто пусть пересмотрит бюджет на ближайший месяц и переоформит кого-то из охраны посольства к нам. Хотя бы одного на дневные смены. И всё, больше ничего не надо. Нам ведь в первую очередь нужно удержать этот мусор от раскручивания. А Ринсдейл пусть не нервничает. Скажи ему, пожалуйста, сразу, чтобы он не нервничал. – Ты сама-то прекрати нервничать, – пробурчала Митци. – Ладно. Сделаю. Но лучше б ты, блин, вернулась до трёх, у нас школьная экскурсия в половине четвёртого, а Колдмайн вопит, что дети ему надоели, и требует, чтобы ты на них назначила другого гида. А он типа взрослых только будет водить. – Взрослые, как видишь, приходят не к нам, а… – Мирена обвела рукой толпу, радостно подрагивающую в предвкушении встречи с кумиром. – Сраный ваш Обердин! Город дебилов! – сказала Митци достаточно громко, чтобы её услышали все, кто стоял близко, и была такова. Технически она не являлась сотрудником посольства, дипломатической неприкосновенности не имела и не желала иметь. Нынешнее положение, по её собственному мнению, позволяло Митци хамить и отвратительно себя вести в любой ситуации. Она полностью принимала личные последствия этого и, проявляя рационализм, свойственный зрелому и мудрому индивиду, решительно настаивала на том, что посольство не имеет отношения к её стремлению назвать кого-то «Грязный Хуй» и пожелать ему «засунуть тупую башку себе в жопу и там задохнуться». Не имело отношения и не несло ответственности за это. Посольство – само по себе, Митци – сама по себе, без неприкосновенности, но с видом на жительство. Вереница поклонников тронулась с места, и Мира вернулась в очередь, между девушкой в красном и пожилой толстой дамой в отвратительно облегающих леггинсах. Миру пару раз толкнули, но, к счастью, занимать по второму разу не заставили. Очередь, шаркая, потихоньку двигалась, но не слишком быстро. Мирена переступала с ноги на ногу и листала книгу. Она была посвящена «теории ушельцев», то есть автор утверждал, что дренеи не вымерли, а, поскольку они были инопланетянами, построили космический корабль и улетели обратно на родную планету. Аргументация была настолько аховой и притянутой за уши, что Мире и смеяться-то не хотелось, только ужасаться. Автор называл современных историков «блуждающими во тьме детьми» и игнорировал все доводы науки: например, пытался разгромить тот факт (несомненно доказанный!), что любому разумному виду для выживания необходимо больше тысячи особей, а дренеев было куда меньше тысячи. Поскольку они (и это тоже доказано наукой!) являлись просто мутировавшими от радиации или иных причин кальдореи и людьми, образовавшими нечто вроде лепрозория на северо-западных островах и вымершими вскоре после, то разумно заключить, что они и вовсе были стерильны. Мире были известны похожие мутации в современном мире, пусть и не такие жестокие. Например, веленова болезнь: соляные отложения в результате дисфункции почек образовывали на черепе (и других костях) наросты, похожие на рога. Что, в следующей книге Найтбёрд будет доказывать, что это вернулись легендарные инопланетяне и принесли мудрость и просвещение? Или, прости Господи, «магию»? Очередь теперь двигалась очень, очень бойко, и вскоре Мира поняла, почему: досточтимый писатель даже не спрашивал у поклонников имена, он работал как конвейер – брал книгу, открывал, расписывался, отдавал. Некоторых дам одаривал короткой приторной улыбкой. Если бы Митци увидела это, наверняка во всеуслышание обозвала бы его «старым похабником». Беседы точно не получится. Однако же когда подошла её очередь, Мира распрямила плечи и чётко, быстро заговорила: – Добрый день, меня зовут Мирена Моравец, я заместитель директора культурного центра при посольстве СКГТ, я к вам по важному вопросу… Дэмиэн Найтбёрд вытащил из её руки книгу, открыл, расписался, закрыл, отдал. Сзади уже напирали. Мира вздохнула и отошла. Книгу она, после пары секунд размышлений, оставила на ближайшем стеллаже. «Что ж, не хочет по-хорошему, отправим Митци на войну», – подумала она, насупившись. Её ассистентка умела вызванивать и доставать любого, независимо от того, сколькими кордонами, агентами и пресс-службами он ограждал свой личный кабинет. Мира приняла решение пообедать. И в этот момент кто-то положил ей руку на плечо. – От моего отца вы ничего не добьётесь, – сказал этот кто-то ей на ухо, не дождавшись, пока она обернётся. – А я бы с вами охотно поговорил.