Ё-моё...

— Ань… Это всё правда? — несколько минут спустя, Шматко нерешительно поднялся и направился к кухонной плите, у которой женщина разогревала что-то на ужин. — Олег, не надо, — Анна всё так же стояла к нему спиной. — Мы оба устали и сегодня ни до чего не договоримся. — Но как же так? Мы так и будем друг от друга бегать? — Олег, всё в порядке. Ты завтра протрезвеешь, и мы поговорим, если захочешь. Правда. Но сейчас иди к себе, ладно? — Хорошо, Анют. Но ты имей в виду, что я о нашем договоре назавтра не забуду. ……………. «Ну и кто тебя за язык тянул, кусок идиота? Ясно же было, что впустую всё… Хотя нафиг тогда Петруха стал бы этот разговор заводить…» В хмельной голове Шматко, будто аудиофайл, поставленный на повтор, ещё долго звучал голос бывшей жены. Через пару часов после отбоя, устав ворочаться, он снова поднялся и, стараясь не произвести ни звука, потянулся за брюками и свитером, сложенными на стуле, стоящем рядом с его раскладушкой. Одевшись и убедившись в том, что возвращаться за сигаретами не придётся, он выскользнул в коридор и через пару минут вновь оказался на кухне. — Вовчик, ё-моё… Ты-то что полуночничаешь? — О, здорово, Николаич. С приездом, — Вова затушил бычок и протянул руку давнему знакомому. — Да вот, только вернулся. На работе корпоратив был. Ну, пришлось вмазать. Немного. В общем, лучше мне сегодня тут переночевать… А ты чего? Ведь устал, наверное, с дороги. — Выспался в поезде. Ностальгирую вот. А ты что, и правда теперь по-трезвому живёшь? — Тоже не веришь? — Да нет, удивлюсь просто. Не думал, что выдержишь, честно говоря… — Да и никто не верил по-первости. — Особенно Колян с Мишей? — И не говори, — отмахнулся Вовчик. — Раз с десять, наверное, повторить пришлось, что прикрылся мой филиал библиотеки имени пол-литры. — А, между прочим, кто это у тебя появился? Признавайся-ка, — улыбнулся прапорщик. — Разве маман не говорила ещё? — Ну, эт самое, первоисточник ты или где? — Да рассказывать-то, собственно, нечего особо. Кроме того, что на работе познакомились и что до сих пор удивляюсь, как она со мной связаться рискнула… При моей-то славной биографии. Ты ведь знаешь, кстати, как меня однажды дядя твой отчехвостил? Когда я на машину его будущего работодателя рот раскрыл? — Да ну? — Ага. Сначала я, естественно, обиделся на него жутко. На него и на кренделя этого, на машине. Ну как же… А потом меня возьми и долбани, что прав наш Евгений Петрович, и мама права была все эти годы. Что кроме стакана и другая жизнь есть. И жизнь-то эта мимо идёт. Представил я себе вдруг, что проснусь однажды под полтос, а у меня нет ничего: не то, что машины и женщины — даже денег, на которые хоть как-то существовать можно… Только голова трещит и пузыри кругом. Понимаешь, как жутко стало? — Ещё бы… Сам принять люблю. Ну так что дальше? — Дальше… Как вы уехали, сначала нашу с мамой комнату в порядок привёл, а потом окончательно скучно стало дурью маяться. Попробовал на предмет работы потыкаться, но что я умею-то? А тут как-то раз дядя Нёма сказал, что его знакомому букинисту позарез грузчик и разнорабочий непьющий нужен… — Вова сделал паузу, чтобы закурить ещё сигарету. — Ничего так работёнка, Николаич. Платят не очень, конечно, особенно теперь, да делать нечего. Со временем наловчился ещё халтурки по погрузочной и ремонтной части брать. А с Танюшкой сначала по работе соприкасались. Потом — поверишь или нет — возвращался с вечерней халтуры и увидел, как её муж бывший прессует. Настучал тому по куполу, а её домой проводил. Потом пообедали вместе пару раз, ну и как-то незаметно общаться начали. Теперь вроде как вместе живём. — Папа Вова, ё-маё… Обалдеть можно! — И это маман слила, блин… — Да я не ёрничаю, не подумай. Наоборот рад за тебя, — Олег похлопал Владимира по плечу. — Ну ладно. Что-то всё обо мне. Ты сам как? Рассказывай давай. — Да как тебе сказать. Всё нормально в общем-то, — до сих пор не привыкший к ставшему необычайно серьёзным и деловитым говору когда-то главного тунеядца на Мясоедовской, Шматко не сразу нашёлся с ответом. Действительно, не рассказывать же всё, что было. Про то, как Данилыч на выходные поселился у друга после возвращения того из Украины. Как Алевтина подняла на уши всю часть, и в итоге Анатолия Даниловича эвакуировали домой, после чего и так до тошноты знакомое ощущение безнадёги и одиночества накатило похуже любого цунами, и понеслось… Однажды вечером его насилу добудился звонок в дверь. С матом доковыляв до входа в своё жилище, повернув рычаг замка и открыв дверь, мужчина поначалу подумал, что допился до белки. — Что ж ты творишь с собой, Олег Николаич? — Плохо мне, товарищ генерал, — без премудростей, на которые просто не хватило его измученного организма, сознался Шматко. — Знал бы ты, как мне плохо, — только и успел проговорить он заплетающимся языком, перед тем как тихонько сползти на пол по стенке в прихожей и окончательно отключиться. …………… — Соколина… Блин… Ты тут откуда? — утро (или уже не утро — чёрт его теперь разберёт) старшего прапорщика было ожидаемо абсолютно недобрым. — О, здрасте, Олег Николаевич. — Кузьма, разместившийся на кресле в гостиной, отложил ноутбук и подсел на краешек дивана сослуживца. — Мне Николай Николаич ключ дал. Он сейчас в части. Вечером будет. — Значит, не приглючился мне Зубов? Из разговора с как обычно немногословным Кузьмой Шматко понял, что приехавший в командировку Зубыч настроен решительно.