♦
— Кость, а это письмо, похоже, тебе... — Хасис протянул другу сложено вчетверо лист бумаги. — С чего ты взял, что именно мне? — Подольский с интересом стал разглядывать находку. — Ты где это нашёл? — Костян, не тупи! — не выдержал Дима. — У кого из нас инициалы «К.С.»? — Хасис бросил на друга исполненный иронии взгляд и театральным тоном продолжил: — Давай-ка подумаем вместе! — Дим, сейчас реально не до шуток. — серьёзным тоном ответил Подольский. — Или ты мне говоришь, где взял это письмо, или я отказываюсь его читать. — «Братья Карамазовы». — Хасис повертел книгой перед носом друга. — Я её давал читать Тасе несколько недель назад. Сегодня вот забрал. — Тасе? — удивлённо переспросил Подольский. — Ты меня плохо слышишь? — начал заводится Дима. — Сходи тогда к отоларингологу! В общем, я тебе мешать не буду, но если что, я курю на улице. Хасис вышел, оставив Подольского в гордом одиночестве. Костя, сев на край дивана, развернул лист. Это письмо писала Тася. Он узнал её размашистый почерк. «Полюби меня. Полюби меня всякую: некрасивую, крикливую и плачущую, какой я становлюсь, когда брожу по тёмным закоулкам своей памяти, где как попало свалены ящики с грустными и порой ужасными мыслями. Я натыкаюсь на них и расшибаю себе то лоб, то пальцы и абсолютно всегда чертыхаюсь про себя. Ты — самый нежный, чуткий, романтичный, надёжный, заботливый мужчина. Такой, с каким хочется растить вместе внуков. Тебя невозможно не любить и хочется заполучить на веки вечные. Чтобы ты целовал меня, желая спокойной ночи, а по утрам готовил завтрак. Ты думаешь, что я хорошая, но самом деле это не так: я злая, несправедливая, несчастная. Я разная. Легко любить красивых, успешных и оптимистичных. А ты попробуй полюбить такую, как я. Мне нужна твоя помощь. Ведь именно ты и никто другой сможет волочить моё обмякшее тело, ступая каждый раз наугад в пустоту, когда я то со страха хватаюсь за твою руку с такой силой, что у тебе остаются следы от моих пальцев и ногтей, то с силой отталкиваю тебя, пытаясь идти сама, но у меня не получается и я падаю. Но мне нужно выбраться из этой пустоты. Иначе я погибну. Полюби меня. Я прошу тебя. Мне это очень нужно.» Подольский вскочил с дивана и принялся нарезать круги по комнате, ломая руки. Остановился, снова прочитал письмо и продолжил свой марафон. Круге на двадцатом Подольский, видимо, выдохся, потому что снова опустился на диван, подпёр руками голову и тяжело вздохнул. — Сильно больно? — Тася подскочила к Подольскому и схватила его за руку. — Да нет, совсем чуть-чуть. — Прости… — чуть слышно произнесла она и виновато опустила глаза в пол: — Это всё из-за меня… — Глупости. — успокаивал её Костя, — Так будет с каждым, кто тебя обидит. — он попытался улыбнуться, но боль не дала ему это сделать. — Спасибо... А знаешь, в детстве мама мне говорила, что если поцеловать больное место, то оно боль уйдёт. — Тася легонько поцеловала Подольского в нос. Тот раскраснелся словно помидор. — Лучше? — Лучше. Но, по-моему, он мне ещё и по челюсти попал… — Поняла. — она улыбнулась и снова поцеловала его, но на этот раз в щёку: — А теперь? — И сейчас лучше. Но, по-моему, он мне ещё и губу разбил… Тася потянулась к его губам, но вовремя остановилась. — Так, стоп! Это нечестно! — заявила она, с трудом сдерживая смех. — С губами у тебя всё в порядке! — Точно? — взволнованно спросил Подольский. — Просто что-то больно там… — Шутник! — Тася легонько пихнула его в бок, а Костя громко рассмеялся. И чем громче хохотал Подольский, тем труднее было ей оставаться серьёзной. И волей-неволей, Тася тоже залилась смехом. — Костя! Костя! — кричал Хасис, — Подольский, ё-моё! — А? Что? — вернулся в реальность фронтмен. — У меня уже горло осипло. Похоже, мне тоже придется сходить к отоларингологу. С тобой за компанию. — Дима улыбнулся и потянулся за листом, который в тот момент держал в руках Подольский: — А что там такого написано, что ты теперь словно после гипноза? Интересно… Костя поспешно свернул письмо и сунул его в карман брюк. — Значит, не поделишься с другом, да? — сделав обиженное лицо, спросил Хасис. — Прости. — он виновато почесал затылок. — Мне сначала надо удостоверится. — Костя подскочил с дивана, словно ужаленный. — Эй! Ты куда? — К Тасе! — бросил, не оборачиваясь, Подольский, хлопнув дверью.Переворот.
3 декабря 2015 г. в 19:53
Резкий и громкий звук на улице заставил меня проснуться. С трудом открыв глаза, я попыталась встать. Увы, не получилось. Всё вокруг кружилось, словно я каталась на карусели. Пересилив себя, я прижала руку по лбу и поднялась на локте. Оглядев комнату, я не сразу поняла, где я. Лишь фото на комоде напомнили мне, что я у себя дома, в своей постели. Я с облегчением вздохнула. Во рту стояла великая сушь. Но как назло, вокруг меня ни оказалось ни капли жидкости. Я поняла, что мне придётся идти на кухню, иначе я умру прямо здесь от обезвоживания.
Каждый шаг, каждое движение давалось с огромным трудом, но я всё-таки добрела до кухни. Явно гордая собой, я налила стакан воды и выпила его залпом. Потом ещё один, и ещё.
Очередной резкий звук заставил меня вздрогнуть и я чуть ли не выронила стакан с водой. Звонили в дверь.
— Кто бы ты не был, готовься к смерти... — недовольным тоном пробурчала я и поплелась в коридор.
На пороге к моему великому удивлению стоял Хасис.
— Доброе утро! — он улыбнулся своей фирменной улыбкой, а его громкий голос больно отозвался у меня в голове.
— Если бы... — хриплым голосом ответила я и побрела обратно на кухню.
— Я пришёл, чтобы спасти тебя! — усмехнулся он и сел на табурет.
— Да ладно? — удивилась я. — Давно пора. — я села напротив, не выпуская из рук тот самый стакан.
— Вот, — Дима полез в карман джинсов и достал оттуда коробочку бело-синего цвета. — «Антипохмелин», — он протянул её мне. — У тебя ничего подобного в аптечке нет, я знаю. Ты же впервые напиваешься. — ухмыльнулся Хасис.
— Ага... — горько усмехнулась я, — Дай Бог, чтоб в последний... — я кинула в свой стакан с водой спасительную таблетку и она противно зашипела.
— Ну как вчерашний вечер? — начал свой привычный допрос Дима. Удивительно, почему он не пошёл учится на юридический. Такого следователя бы с руками и ногами оторвали. — Что помнишь?
Я попыталась вспомнить события вчерашнего вечера, но ничего не выходило: память отчаянно противилась выполнять свои прямые обязанности.
— Ничего. — ответила я, сделав глоток из стакана.
— А как Костя тебя домой вёз, тоже не помнишь?
— Костя? — переспросила я и нахмурилась, пытаясь заставить работать свою голову, — Не помню…
— Ну может, это и к лучшему. — улыбнулся Хасис, — Как говориться: меньше знаешь — крепче спишь. Совесть не мучает.
— Ну насчёт совести я бы поспорила… — плотно сжав губы, я опустила глаза, — А в остальном я с тобой согласна.
Когда гость покинул моё место жительства, я снова легла в постель, надеясь хоть немного поспать, ибо сон — лучшее лекарство. Дремота находила на меня урывками. Мне снился кошмар. Я была в каком-то холодном, тёмном и мерзком месте, из которого никак не могла найти выход. Меня окружали высокие ледяные стены, они не выпускали меня наружу. Я чувствовала, как они давили на меня и чувство страха поглотило меня. Я проснулась в холодном поту. Чтобы хоть как-то встряхнуться, я залезла под обжигающий душ и простояла там до тех пор, пока не кончилась горячая вода. Не смогла пройти мимо зеркала в ванной и взглянула на своё отражение: волосы растрёпаны, косметика размазана, глаза и губы припухли, кожа бледнее поганки. В общем, краше в гроб кладут.
— Да уж… Видок не из лучших… — натужно улыбнувшись, сказала я.
Я была не в силах оторвать взгляд от своего отражения. Казалось, какая-то неведомая сила держала меня сейчас возле зеркала в моей ванной. Перед глазами внезапно стали появляться эпизоды вчерашнего вечера, словно картинки из кинофильма. Части головоломки постепенно стали складываться, а на меня внезапно обрушился целый поток образов. Мои мысли закрутились, словно вихрь…
Я и Костя стояли там же, на лестничной клетке, не в силах оторваться друг от друга.
— Барсик! — услышала я знакомый голос. Это была баба Нюра, которая жила этажом выше. — Бааарсик! Ты где, кошачья твоя душа?
Услышав шаги, мы с Костей в испуге отпрянули друг от друга. Между нам наверх промчалось нечто огромное и лохматое, ужасно похожее на собаку, нежели на кота.
— А, Барсик, вот ты где! — послышался снова тот самый голос. — Пойдём домой. — и опять шаги, и звук закрывающиеся двери.
Пару минут мы с Костей стояли в нескольких сантиметрах друг от друга, шумно переводя дыхание.
— Мы не должны были… — тихо произнесла я, взглянув на Подольского.
— Да… Это как-то неправильно... — он почесал затылок. - Я, пожалуй, пойду.
— Ага. — ответила я, изобразив что-то наподобие улыбки. — Спокойной ночи.
— Спокойной. — пытаясь восстановить дыхание, Костя спустился вниз и скрылся в темноте.
Память вернулась неожиданно и, как оказалось, не одна, а в паре с «сюрпризом». От такого воспоминания у меня заныло сердце. Да уж, «сюрприз» оказался болезненным. Меня вдруг заколотило. Я опустилась на холодный кафель, закрыла лицо руками, чтобы не видеть перед глазами его лицо. Не чувствовать нежные прикосновения его настойчивых пальцев. В голове колоколом разносился голос Кости, его заразительный смех. У меня предательски задрожала нижняя губа и я с треском провалила попытку сдержать рвавшиеся на волю слёзы.