***
Россия и не думал, что ему в этот день станет кто-то названивать. Да даже если бы и звонили, за тем шумом, что подняли в доме Москва и Санкт-Петербург, он все равно ничего бы и не услышал, если бы не находился в непосредственной близости от телефона Шум поднялся как всегда из-за мелочи для одного и «это полнейшее неуважение!» для другой. Казалось бы чего такого, но стало уже делом принципа. Отгородившись от переругивающейся парочки газетой, Иван с тоской размышлял, что стоило бы приобрести этим двоим отдельную квартиру, где будет и звукоизоляция, и летающая в порыве чувств мебель, и прочие радости жизни, без которых две столицы уже обыденную жизнь и не представляли. России, конечно, доставляло удовольствие, когда дом наполнялся голосами и не «молчал», но выработавшаяся привычка наклонять голову, стоило кому-нибудь поднять руку с зажатой в ней ручкой, ложкой или любым другим похожим на метательный предмет, начинала напрягать. — Вот я тебе что сказала? Ещё с самого утра, между прочим. — Москва сидела на диване и туго заплетала свои длинные волосы в косу. Ей всегда не нравилось, когда они начинали запутываться на ветру или кудрявиться от дождя, поэтому она предпочитала строгие, но изящные прически. Демонстративно вытянув ноги на диване, Мария смотрела на собеседника, пытаясь взглядом воззвать к его совести. Безуспешно, как и всегда, но хотя бы попытаться стоило. — Машенька, уж поверь, в тот момент у меня были дела поважнее, чем слушать твои указания на счёт того, какой торт покупать к завтраку. — Петербург невозмутимо разложил вокруг себя тетрадные и альбомные листы, закинул ногу на ногу и смотрел в окно в ожидании, когда придёт вдохновение на очередной литературный «шедевр». Нет, писал он действительно хорошо, уже пару сотен лет публикуясь под различными псевдонимами, но муза всегда приходила внезапно, и Пётр переставал обращать внимание на всё происходящее вокруг. Даже если обращались непосредственно к нему. Москва, до глубины души возмущённая безответственностью своего «названного супруга», перекинула косу с одного плеча на другое и принялась вдохновенно отчитывать северную столицу, не особо заботясь, что страна-отец/начальник/глава семьи всё слышит и не особенно доволен царившей в доме атмосферой. — А я говорю, что… — сбившись на середине фразы, Петр просунул руку между сидением и подлокотником кресла, что-то сосредоточено там выискивая. На очередную реплику Марии он лишь качнул головой, попросив на минутку замолчать. Наконец, он вытащил непонятно как завалившийся туда телефон, сейчас сердито вибрирующий и тем самым отвлекающий поэта от попыток поймать вдохновение. Посмотрев на экран, Петербург протянул телефон России, прямо над чайным столиком. — Вань, это тебя. Опустив газету на колени, Иван поблагодарил Петра и забрал свой телефон, едва слышно пробормотав: «а я ищу его, понимаешь ли, со вчерашнего вечера». Кто бы знал, как устройство вообще оказалось в любимом кресле Санкт-Петербурга. Имя контакта, высветившееся на экране в очередной раз, на разговор нисколько не вдохновило, но на звонок Брагинский ответил, тут же морщась от слишком громкого голоса собеседника. — Во-первых, здравствуй, Аль. Во-вторых, сколько потребуется, столько и звони. Зачем понадобился? Несмотря на разыгрываемые на публике отношения взаимной неприязни, попытки играть в «я тебя подорву» и «какого ты лезешь не в своё дело?», Россия все же считал Америку своим другом и позволял себе в неформальной обстановке по-всякому сокращать его человеческое имя. Да Джонс, вроде как, возражений на этот счет и не имел, придумывая прозвища в ответ. Всё же радовало, что отношения политические редко влияли настолько сильно, чтобы затронуть отношение воплощений друг к другу. Чем больше Иван слушал, тем сильнее вытягивалось его лицо сначала от удивления, а потом и от откровенного веселья. Если это была какая-то шутка, то не такая уж и оригинальная, Альфред мог придумать и поинтереснее. — Ну и чего вы панику разводите? — вполне добродушно переспросил Иван, поудобнее устраиваясь в своем кресле. — Аня всегда хотела друзей в Европе, хотя я, конечно, удивлен её выбором… В следующий момент России пришлось даже телефон от уха убрать: Америка на эмоциях за громкостью своего голоса не следил, о слухе других не заботился. Дождавшись, когда собеседник выговорится, Брагинский поспешно произнёс: — Ладно, ладно, я тебя понял. Сделаем так…***
— В смысле панику? Да ты первый на очереди должен быть заинтересован! Альфред искренне не понимал, почему Иван казался таким спокойным после услышанной новости. Да она сама по себе звучала абсурдно: «Англия выпил поворотное зелье и вместо Франции влюбился в Украину». Было бы смешно, если бы не было так печально. Сам же Франция встал со стола, на который успел до этого с чистой совестью усесться, и прошёл к двери. Приоткрыв её, Франциск выглянул в коридор, опасаясь, что разговор услышит кто-нибудь лишний. Похоже, всё было в порядке, и остальные страны разошлись за это время. Тем же лучше, никто не сможет помешать. Конечно, было немного жаль, ведь теперь Франциск при всём своем желании не мог бы проследить за тем, куда направился Артур… Прикрывая дверь, Бонфуа уловил обрывок фразы Джонса: — Да помню я, что у наших боссов встреча. Альфред всё так же постукивал кончиками пальцев по спинке стула. Напоминало какой-то прилипчивый мотив музыки из рекламы, постоянно крутившейся по телевидению. Похоже, Джонс делал это неосознанно, просто, чтобы себя занять. Он внимательно слушал то, что ему говорили, немного озадаченно хмурясь. — Отлично, тогда после неё и переговорим, — на лице Америки мелькнула задорная улыбка. - Нет, этим ты меня больше не напугаешь. Придумай что-нибудь новенькое, хоть боссов развлечем. До завтра. Нажав кнопку отбоя, Альфред поднял победный взгляд на Франциска. Голубые глаза сверкнули из-за стёкол очков. — Всё идёт по плану, друг. Разберемся мы с твоей проблемой. Когда это Герой не мог что-то сделать! Франциск благодарно улыбнулся.***
Артур отошёл от двери, нисколько не изменившись в лице. Анна тронула его за руку, вопросительно смотря в глаза. — Тебе стоит сегодня остаться у меня, — ответил Англия на взгляд лёгкой улыбкой. — А завтра, как договаривались, съездим к тебе. Посмотрим, что я смогу сделать. — А эти? — Украина махнула рукой на дверь. — Они нисколько нам не помешают. Идём, мы ещё успеваем.***
— Завтра Россия будет у меня, — довольно продолжил говорить Америка. Завершив звонок, он принялся копаться в настройках телефона, снова сосредоточив на нём большую часть своего внимания. — Пока наши боссы будут разбираться у кого что больше и круче, мы успеем с ним переговорить. Положись на меня и мою способность к убеждению. И недели не пройдёт, как Арчи забудет про свою девушку, а ты будешь пытаться прибрать его к рукам. Способность к убеждению. Вот это-то и напрягало больше всего. У Америки была разве что удивительная способность выводить всех и вся с самой невинной улыбкой и искренним непониманием, почему на него злятся. И ведь поди разбери, действительно не понимает или умело манипулирует окружающими. «Интересно, он правда дурак, или всегда удачно притворяется? — во время всей этой речи думал Франциск. — Вроде даже умные вещи говорит, но методы у него всё равно странные». Теперь Франция даже не знал, что страшнее: пытаться разрулить ситуацию самому или довериться двум сильнейшим странам, которые вместе столько способны наворотить, что весь мир потом долго и упорно разгребает. Пути назад нет, он уже сам все разболтал Америке, а тот в общих, кое-где приукрашенных чертах донёс до России. Лишь бы только все прошло нормально. И лишь бы нашелся способ отворожить Англию от Украины. — Кстати, ты же больше всех заинтересован в успехе. — Альфред бездумно теребил телефон в руках, тыкая на кнопки и открывая какое-то игровое приложение. — Если хочешь, можешь поехать со мной, заодно сам с Россией завтра поговоришь. Поговорить. С Россией. Который абсолютно нелогичен и непредсказуем в своих действиях, что и помогает ему вытягивать самые тяжёлые ситуации. Да Кёркленд был более предсказуем, чем Брагинский. Сначала Бонфуа хотел отказаться, ссылаясь на неотложные дела. Потом он вспомнил о том, что самолично является причиной сбора столь весёлой компании. И ладно бы это была самая серьёзная проблема, так Америка может такого наговорить, что Россия не помогать придет, а по душу Франции, убивать ласково и нежно за обиженную сестрёнку. Насколько это «ласково и нежно» соответствует действительности, мировой любовник не горел желанием проверять, а потому здраво решил при разговоре присутствовать и подозрения от себя всячески отводить. Так надежнее, чем доверять всё беспечному Джонсу. — Хорошо, — Франциск кивнул, выражая согласие. — Я надеюсь, у тебя… а, хотя, какое у тебя дома вино. Тогда по дороге зайдём ещё в одно место… И нет, не надо на меня так смотреть, — поспешно добавил Бонфуа, поймав заинтересованный взгляд Джонса. — Просто оно помогает мне расслабиться. Соединённые Штаты против ничего не имел. Он поднялся со стула, убрал телефон в карман и вслед за Францией вышел из помещения в коридор. Тишина вокруг настораживала, но, нарушаемая шорохом подошв по полу, не казалась такой уж страшной. Франциск уже открыл главную дверь, чтобы покинуть здание собраний, но заслышал спокойный голос, от которого невольно по спине пробежали мурашки: — Америка. На пару слов? «Вот же чёрт!» — одними губами прошептал стоящий рядом Альфред и обернулся к Германии, попытавшись улыбнуться.