Все, что было

Ещё один вечер. Ещё одна встреча. Тишина, пришедшая на цыпочках под покровом темной ночи, хотела проникнуть всюду. Тишина мечтала попасть на кухню. Однако резкий стук ножа, которого Кэрол не выпускала из рук, отгонял её прочь. Этот стук отбрасывал холодные руки тишины с её опущенных плеч, заглушал тихий звук её дыхания, который был ощутим где-то за спиной. Она была так близко. Хотелось что-то делать, чем-то стучать, чем-то занимать себя, лишь бы не чувствовать тишины. Одно её касание — бесконечный поток мыслей. Хотелось заставить мысли замолчать. Замолчать хоть на одну минуту — разум сходил с ума. Молчание. Молчание подпитывало тишину. Оно стояло рядом с ней и глядело на Кэрол с неким укором. "Ты настолько слаба, что не можешь ничего предпринять со своим же разумом". Вздох. Это было похоже на правду. Ощущение собственной слабости не отступало. Оно - словно капли утренней росы, касающейся босых ног. От него становилось холодно, от него становилось зябко. "Ты - враг собственного сознания". — Чёрт, - тихий шепот. — Чёрт! — услышал он её громкое гневное восклицание и обернулся. Алая кровь. Она сжимала рукой свое запястье, склонившись над раной, из которой сочилась кровь. Она бежала тонкими струйками по ее ладони, создавая ровные дорожки, капала на холодный, бесчувственный пол. В глазах плескалась набежавшая злость, раздражение. Теплая кровь. Дэрил тут же подорвался с места и без слов стал громыхать шуфлядками, надеясь отыскать там то, что поможет остановить поток крови. О чем она думала? Глубокий порез. Словно она не сразу заметила, что изувечила себя. Словно она не думала о том, что может порезаться. Словно в какой-то момент перепутала свою руку с куском куриного мяса. Белое и мягкое полотенце. А какая, к черту, разница? Было белым — станет красным. Он взял его в руки и поднялся с колен. Прошло меньше половины минуты, а она не поменялась в лице. Откуда взялась эта цепкая злость? Кэрол сверлила глазами белую стену, стараясь не смотреть в лицо Дэрилу, который надеялся поймать ее взгляд. И почему-то это он заметил сразу — не смотрит. Будто бы боится задержать взгляд на его глазах. — Не надо, — прошептала она, глядя, как он немного неуклюже, но заботливо берет её руку в свою и плотно зажимает рану полотенцем, которое вмиг окрасилось в красный цвет ее крови. — Да не надо, Дэрил, я сама! — чуть громче сказала она, не понимая, на кого именно злится. А она злилась. И не знала, откуда взялась эта злость. Но знала одно — злилась она на кого угодно, на что угодно, но уж точно не на Дэрила. Колкая злость. На саму себя. От отчаяния, от собственной беспомощности. Один его взгляд — сжималось сердце. Грусть могла в любой момент превратиться в ещё более сильный поток злости. Бессилие желало сломать. — Я больше не могу, — тихо сказала она и сильнее прижала полотенце к руке. Он внимательно вглядывался в её лицо, надеясь найти подсказки для самого себя. — Тебе плохо? — хрипло спросил он, с волнением оглядев с головы до пят. Она попыталась отвернуться, уклониться от вопросов, но почувствовала, как его рука легла на ее лоб. Её веки судорожно сжались, когда он дотронулся до её плеча и полностью развернул к себе. Не отпустит. Забота. Вот такая на вкус его забота. Горько-сладкая. С примесью волнения, нежности и чего-то ещё. Тишина, подступающая со всех сторон, нагнетала. Сегодня она не успокаивала Кэрол. Она заставляла нервничать. — Я устала думать, — Кэрол, забыв о ране, отбросила в сторону полотенце, прижав ладонь к своему виску. Кровь. Кровь продолжила рисовать новые дорожки на её белой коже, но она уже ничего не видела, не чувствовала. Не хотела видеть. Она устало коснулась шеи. И кровь в спешке побежала по ней. Вниз. Было больно, но саднила не рана. Саднили чувства. Они не оставляли в покое, не смолкали ни на секунду. Пронзали нутро насквозь. И Кэрол была бессильна. — Пусть хотя бы ты останешься жив. Дрожь в голосе стала заметной. — Я ведь прошу так мало, так мало… Это было невыносимо. Видеть то, как мучается её душа, как на плечи опускается груз боли, как дрожат ее руки и как она теряется в самой себе. Он чувствовал, как она медленно ускользает в плен своих убеждений, которые он, порой, не мог понять. Как она уходит в пучину чего-то далекого, как растворяется в своих же мыслях. В нем просыпалось нестерпимое желание спасти её, уберечь её, но она не давала. Дэрил чувствовал, как его собственное сердце, словно раненая птица, билось сильно, отчаянно. Надеясь на то, что когда-нибудь всему придет конец. Всем переживаниям, всем страхам. Но он понимал, что этому не бывать. Несбыточные надежды — очередная рана на сердце. А в разуме господствовала боль. Боль, царапающая своими когтями мысли, превращая их в беспорядочный ком бреда. Боль, которая бежала от горла до груди и тянула. Тянула куда-то вниз, заставляла падать на колени перед собой, заставляла опускаться на самое дно изуродованных ею мыслей. Дэрил притянул Кэрол к себе. И почувствовал ее руки на своей груди. Она хотела оттолкнуть его. Но не успела. Он был быстрее. Кровь. Одной рукой он поспешил пережать ее пальцы, из которых все так же сочилась кровь. Дэрил чувствовал, как его собственные ладони стали мокрыми. Понял, что на его жилетке останутся следы крови. Её крови. И теперь он держал Кэрол в своих руках, не желая отпускать. А ей так хотелось свободы. Свободы от своих же чувств, свободы от его прикосновений, которые она, в то же время, так хотела ощущать и дальше. Но она на всё ставила запреты. Старалась их ставить. Создавалось ощущение, будто бы ее испытывают. Испытывают на выносливость, на прочность, и она чувствовала себя побеждённой. Стоило ей подумать о том, как к нему тянутся черные, гнилые руки эпидемии, которая медленно бродила по тихой тюрьме, ей становилось дурно. Она вспоминала о том, что они оба смертны. Она боялась, что умрет. И заставит его страдать так же, как он страдал из-за своего брата. — Прошу тебя, — шептала она, не оставляя попытки вырваться их его стальных объятий, которые должны были исцелить ее, но она не давала им шанса, не видя истинного положения вещей. — Ты же понимаешь… — Я все понимаю, — процедил он сквозь зубы, чувствуя то, как она упиралась руками в его грудь.  — Я все, черт подери, понимаю, — и чуть тише добавил: — Лучше, чем кто-либо. И он почувствовал, как она на секунду дрогнула и вместо того, чтобы и дальше вырваться, вжалась в его грудь, сжимая тонкими руками жилетку. "Понимает лучше, чем кто-либо". От этого не убежать, от этого не спрятаться, от этого нельзя было укрыться. Она стояла перед фактом и ничего не могла с этим сделать, какие бы запреты не ставила и сколько бы граней не проводила между собой и Дэрилом. Он все ломал. Он не желал ощущать такие границы. Которые бы окончательно отделили их друг от друга. Эти границы были ненужными. Вязкая печаль хлестко била, ранила нутро, желая видеть их сломленными, разбитыми. Она нуждалась в нем, и он был рядом. И это ничто не изменит.