C'est la vie...

      Спустившись на первый этаж, Мила уже не застала ни опекуна, ни мэра. Пригладив выбившиеся из аккуратной косы рыжие пряди, девушка сбежала по лестнице с рюкзаком в одной руке и с туфлями в другой. Чуть не поскользнувшись, она открыла большую дверь, ведущую в сад, и выскользнула из особняка, нарочито не замечая стоящую прямо напротив двери машину.       Несмотря на все лекции Игнатия о том, что на улицах может быть опасно, Мила каждое утро шла до лицея пешком. Ей нравилось ходить по полусонному городу, когда машины ещё особо не шумят на дорогах, и можно было медленно идти по улицам и наслаждаться спокойствием, которое обычно царит в это время.       Выйдя за кованые ворота, Мила направилась к парку, через который она обычно ходила. Тот, вдохновленный майской свежестью, шелестел зелёными листочками и благоухал сиренью, что раскинулась вдоль парковых дорожек, слегка заметенных пылью. Девушка, не обращая внимания на камешки, попадавшие ей под босые ноги, пританцовывая и с прикрытыми глазами мурлыча себе под нос веселую песенку, шла по затенённой стволами деревьев аллее. Все ещё держа туфли в руке, Мила слегка размахивала ими на ходу и упустила момент, когда одна туфля вылетела из руки. Она очнулась, только услышав чей-то вскрик:       — Ай!       Голос, несомненно, принадлежал молодому парню, примерно ровеснику Милы или чуть старше. Открыв глаза, Мила смогла разглядеть пострадавшего. А разглядев, закусила губу и виноватой посмотрела на жертву своего произвола. Тот же внимательно оглядел девушку с ног до головы, поднял туфлю и протянул ей.       — Мила, б-будь, пожал-луйста аккуратней в следующий раз, — негромко произнёс обладатель голоса, слегка заикаясь, однако Мила за много лет уже привыкла не обращать на эти мелочи внимания.       — В следующий раз? А почему ты считаешь, что он наступит, Бледо? — поинтересовалась девушка у друга, взяв у него свои туфли. Несмотря на то, что Бледо заикался временами и, как он выражался, боялся людей, с Милой они дружили с тех пор, как в пятом классе он помог Миле отмыть с платья пятно от сметаны, которое, по правде, сам и поставил, споткнувшись и опрокинув на Милу блюдце со сметаной. Потом они долго смеялись, вспоминая этот нелепый случай. Тем не менее, Бледо оказался не таким уж и идиотом, но очень приятным человеком, который принял все причуды Милы и действительно понимал её.       — Мила, п-просто поверь тому, кто знает тебя не год и не два, — фыркнул Бледо, косясь на босые ноги Милы. Он прекрасно знал, что Рудик ненавидит каблуки, и поэтому ходит по городу босиком. Хотя она утверждала, что это весело, он умудрялся замечать многочисленные царапины и ссадины на ступнях девушки, но не решался упомянуть при ней об этом, ибо рисковал получить в лоб.       — То есть ты таким тактичным образом намекаешь на то, что я неуклюжая? — наигранно возмутилась Мила, но в ее ярко-серых глазах промелькнула задорная искра, а уголок рта слегка приподнялся в кривоватой улыбке, всем своим видом выражавшей нахальную насмешку.        Бледо поднял руки, будто защищаясь, но по его лицу, на котором играла озорная гримаса, и попытался было возразить, но Рудик, будто бы не заметив этого жеста, взмахнула своими волосами и побежала вперед по аллее, маша зажатыми в правой руке туфлями. Бледо, тихонько засмеявшись, поторопился догнать девушку.       Всю дорогу до лицея они шли, разговаривая ни о чем, смеясь и дурачась так, как дурачатся счастливые люди. Мила постоянно скакала вокруг своего спутника, то корча забавные рожицы, то пританцовывая, то, громко смеясь, во весь голос дразнила его занудой и «бумажным человечком» и, хватая за руки, заставляла танцевать и смеяться вместе с ней. На нее такое состояние накатывало нечасто. Состояние, когда все проходящие мимо люди кажутся приветливыми, солнце, дарящее теплые лучи, видится нимбом над головой ангела, а жизнь — чем-то очень светлым, легким и безоблачным. Состояние, называемое эйфорией.       У чугунных кованных ворот лицея Мила утихомирилась, надела туфли, и, скривившись, будто съела особенно кислую дольку лимона, уверенным шагом пошла к дверям уже ненавистного ей учебного заведения. Квит, оглядываясь, поспешил за ней. Пусть он уже несколько лет тут проучился, многие неприятные впечатления, связанные с этим местом, не изгладились из памяти. Для большинства учеников он, как был, так и остался серым, забитым мышонком, которого не стоит замечать.       Бледо, целиком погруженный в свои мысли, не заметил, как врезался в какого-то парня, шедшего ему навстречу. Вздрогнув, он попытался было извиниться, но тот, нетерпеливо махнув рукой, не стал его даже слушать.        — Да пустяки. Не ты первый, не ты последний. Главное, сегодня ни в кого больше не врезайся, — усмехнулся случайный собеседник и дал Бледо легкий щелбан. По всему виду парня было заметно, что он не из маменькиных сынков, которые трясутся, когда им нужно сделать хотя бы шаг, не держась за юбку родительницы. Непослушные темные волосы косой волной закрывали лоб, а яркие глаза глядели с озорным любопытством. Потертые джинсы и светлая футболка никак не вязались с образом ученика лицея, из чего блондин сделал вывод, что его случайный знакомый здесь не числится.        — Г-гарантировать не м-могу, — произнес Бледо, нервничая. Ему было не по себе из-за того, как пристально, пусть и без враждебности, смотрел на него этот парень.        — Да не трясись ты, бить не буду. Лучше… — Тут темноволосый полез в карман джинсов и вытащил оттуда два немного помятых билетика. – Вот, возьми. И себе, и той лисичке. Приходите обязательно, я специально проверю! Ну все, я побежал, а то меня на шаурму пустят, если опоздаю! Бывай!        И, разверннувшись, побежал к пешеходному переходу. Бледо провожал его недоуменным взглядом, все еще сжимая в руке яркие билетики. Словно очнувшись ото сна, он все-таки решился взглянуть на надписи на билетах. Они гласили:

«Самое волшебное шоу этого лета! Спешите посетить! Вас ждут незабываемые иллюзии, великолепнейшее огненное представление и многое другое! P.S. А вы верите в магию?»

      Тисненые надписи переливались всеми цветами радуги, стоило их чуть повернуть. Фон искрился серебристыми молниями, изображениями огненных всполохов и старого — доброго цилиндра. На обратноых сторонах билетов были написаны дата, время и место представления, а также указаны ряд и место. Квит, недоуменно моргая, посмотрел вслед тому пареньку, сунувшему ему билеты, но его уже и след простыл.        — Бледо! Чего застыл? — послышался за спиной возглас Милы, вернувшейся к воротам. — Ты с кем разговаривал? Что у тебя в руке? Девушке и вправду было интересно. Человека, с которым разговаривал Бледо, она не видела никогда. А когда этот парень вдруг протянул что-то Квиту и стремительно исчез, в душу девушки закрались нехорошие подозрения.        — Да так, прохожий какой-то. Вот, билеты на представление задаром отдал, — пожал плечами Бледо, прерывая поток вопросов.        — Представление? Ах, да! Я недавно в местной газете видела объявление о том, что сюда на гастроли приезжает какая-то цирковая труппа. Говорят, их выступления срывают бурные аплодисменты, — задумчиво протянула Рудик, в тысячный раз за это утро поправляя непослушные локоны волос. — Если честно, то я бы хотела посмотреть. А ты?       - Ну, раз ты пойдешь, то и я пойду. А тебя вообще отпустит твой дядя? У вас же там, наверное, жесткая дисциплина? — спросил Бледо у Милы. Девушка в ответ лишь рассмеялась.        — Ну конечно, отпустит! Ведь у нас сегодня… Как ты там обычно говоришь? А, да! Императорские балы и фуршеты не затеваются! Так что, разумеется, я приду!        — Отлично! — улыбнулся Бледо. Хоть он и не очень сильно любил эти цирковые балаганы, но он отлично знал, что раз Мила Рудик решила его туда затащить, то она затащит, это не оставляло никаких сомнений. Уж как бы они со свои опекуном не различались, но иногда у Бледо возникало странное ощущение, будто Мила, действительно, была его дочерью.       Тихонько разговаривая, Мила и Бледо снова вернулись к лицею и с жаром продолжили обсуждать предстоящий визит на шоу. Билеты в их руках слегка трепал ветер, но попыток вырвать картонные карточки из рук он не предпринимал. Яркое солнце, уже высоко взошедшее, золотило листву деревьев, росших около белого здания лицея. Воробьи скакали по асфальту и купались в маленьких лужах, оставшихся после небольшого ночного дождика.       День обещал быть прекрасным.