Любить нельзя ненавидеть.

В этом свете черный силуэт выделяется словно бельмо на желтом диске солнца. Пышная юбка искажает пропорции, делая талию неестественно тонкой. Грудь в обрамлении черных перьев почти не тревожит дыхание, возможно, его и вправду нет, а это лишь застывшая тень призрака, что покидает мраморный гроб. Обитый черным бархатом внутри, он ласкает бледную кожу женщины, которая в безмятежном сне сложила руки на груди. Ноги, не слушаясь, несут его прямо в центр этой мрачной картины, дабы разбойник смог ощутить холод мрамора, соперничающего с ее кожей. — Это смешно, — он оборачивается на голос женщины, стоящей рядом, но не решается задать вопрос. — Они правда поверили, что смогут так просто от меня избавиться, — Реджина опускает руку в черной перчатке к темному платью лежавшей в гробу копии и оставляет розу на собственной груди, почти по-родительски поправив чернильные волосы, заплетенные в красивую косу. — Она ведь совсем на меня не похожа. Робин отрывает взгляд от ее лица, чтобы внимательнее разглядеть Королеву. Точная копия. Та же красота и величие, что у живого оригинала по левую руку от него. Разве что, судьба оказалась разной. — На небе не может быть два солнца, и две королевы тоже. Пришло мое время. Она берет разбойника за руку и тянется к его губам… … и в момент, когда алые губы почти касаются его, Робин просыпается. Что есть смерть души? Когда тело живое и продолжает функционировать, но потеряло для этого хоть какой-то смысл. Когда уже не чувствуешь ни мороза, ни жара, ни свежих ран, оставленных кем-то в наказание. Просто пустота и ничего более, никаких эмоций, словно выкрашенный белым листок. И пускай сквозь тонкий слой краски просвечиваются буквы, прочитать их невозможно. Потому что это все теперь осталось за чертой понимания, за чертой необходимости. Ведь хранить некоторые воспоминания просто невыносимо. Например, запах ее губ после собственных поцелуев или шепот, будящий рано утром. Хранить такие воспоминания чуть ли не физически больно, но Робин с особым садизмом взывает к почти реальным ощущениям, пытаясь вспомнить, каково это - снова считать ее живой. Заламывает руки, коря себя за издевательства над собственным сердцем, но как бы он не был жесток, лучше заниматься подобным самообманом, чем принимать суровую и глупую реальность, в которой он сейчас заперт в темнице замка. Поднимает голову вверх, вдыхая прохладный воздух, попавший с закрывшейся за стражником дверью, и произносит: — Почти неделя, милая. — Прошла уже неделя. — Заткнись, Билли, никто не будет сейчас об этом говорить. Стража, как и прежде, блюдёт пост, не замечая столь спешных изменений. И как бы они не хотели этого признать, а изменения были существенные. — Королева мертва! — словно стараясь достучаться, продолжал юноша, но, похоже, его никто не хотел слушать. — Нам нет дела до смерти ведьмы. На минуту разговоры прекратились. Все молча смотрели в пол, в тайне надеясь, что это все и правда к лучшему. — Белоснежка будет править и, возможно, мы получим то, что хотели. Трудно описать, что произошло за это время. Наверное, стоит начать с прихода принцессы, которая, радуясь своей победе, спешила скорее опробовать себя в новой роли. Смерть Реджины — никто и не сомневался — была на ее совести. Как иначе девушке удалось бы победить ведьму, которая так долго преследовала ее и не оставляла ни малейшего шанса на нормальную жизнь, даже за пределами королевства. Все были уверены — Робин Гуд причастен к этому. Слухи, что пошли по двору, лишь подтверждали это: лучник стал орудием смерти в руках наследницы. Не случайно разбойник появился во дворце и стал так близок Королеве. Все это умно разработанный план, благодаря которому девушка раз и навсегда избавилась от мачехи, заполучив возможность впредь ничего не бояться. Никого. Это было очень важно. За лучником пришли в день ее похорон. Он слышал, как шумно отворилась дверь, почувствовал, как грубо его подняли и вытолкали в коридор, где повели прямо в тронный зал. И, выходя на улицу, он чувствовал тепло желтого зарева, на котором, словно бельмо, выделялся черный гроб на постаменте. Вокруг стояло несколько ваз с пышными облаками алых цветов. Роз, как он после понял. Они создавали контрастность тьме, что скрылась в траурных одеждах людей. Похоронная процессия заняла площадь у замка. Принцесса не скупилась на дорогое убранство, в тайне еще лелея воспоминания о Реджине, которая в начале стала ей пусть и не лучшей матерью, но хорошей подругой. Так она считала и с молчаливым величием возложила розу на черный гроб, прошептав последние слова Королеве. Те, кто стоял ближе, расслышали в этой речи тихое извинение, но позабыли сразу же, как вернулись к своим обычным делам. Теперь каждый был уверен, что его жизнь станет лучше. И разве можно корить их за эту неправильную радость? Робина держали по обе руки два стража. Стоя за толпой, они наблюдали за прощанием Белоснежки, а затем за ее приближением. С каждым шагом девушки в его сторону, он придумывал новый способ умертвить принцессу. Отомстить за жизнь женщины, тело которой только что скрыла крышка гроба. И он вспоминает свой сон, который уже галлюцинациями проявляется на фоне того же ясного зарева, ставшего символом обеих реальностей. Он свыкся с этими странностями раньше, чем принял то, что происходит сейчас. А именно с тем, как его уводят от гроба любимой женщины, так и не дав с ней проститься в последний раз. — Отпустите его. Это теперь наш друг, — улыбка, которая явно не подходила ее девичьему лицу, была подобна оскалу волчицы. Да только в той было и мощи, и ужаса больше, чем в этой миниатюрной девчушке, которую все привыкли называть принцессой, но никак не королевой. Этот титул ей пока просто не шел. Был не по плечу, не по рангу, не шел по сравнению с той, что носила его до этого. — Мне стоит благодарить тебя, Робин Гуд, за… службу. — Рад служить Вам, принцесса, — так сильно сжимает челюсти, что слышит скрежет зубов. Невозможно признаться в этом грехе. Даже во имя мести. — Королева. Теперь я королева, — еще не так уверенно произносит она, в надежде продемонстрировать всем силу своих слов. — Конечно. Его комната стала местом бесконечного траура. Стала мемориалом Королевы, которой она навсегда останется для него. Словно что-то запретное, он прячет ее вещи здесь, желая сохранить запах женщины как можно дольше. Робин украл синий флакон, чтобы аромат не выветривался из комнаты. Это было безумием. Он не мог просто так ее отпустить. В вечерних молитвах просил кого-то свыше простить ее за грехи, как простил сам. Прощал неоднократно. В вечерних молитвах он желал увидеть ее во сне, подпитывая желание мстить. В вечерних молитвах он находил себе оправдание пока еще не совершенного убийства. Подобраться к Белоснежке было не так уж и просто. В окружении бесконечно счастливых слуг и фрейлин, она порхала по коридорам замка, наполняя его какой-то чужой радостью, не шедшей к величию и строгости каменных стен. Она тоже казалась здесь чужой, но кроме лучника это, казалось бы, никто и не замечал. Или же просто не хотел замечать. Тень разбойника скользила за ней повсюду, пока она не привыкла к его присутствию и не начала думать, что холод в глазах и отчужденность — это характер, свойственный воину. Свойственный убийце. Белоснежка не боялась, даже не подозревая, как часто лезвие ножа отбрасывало блеск на подол ее платья, сколько ночей одинокий силуэт наблюдал за ней сквозь пелену штор. Ему все казалось, что смерть — это слишком просто. Не для нее, мучавшей Реджину каждый день, доводившей до кошмаров и нервозности. Он хотел, чтобы она тоже ощущала близость смерти. Чтобы много раз была на грани, испытывая страх просыпаться по утрам. Робин еще не знал, как сделает это, но у него еще есть в запасе время. Целая вечность, в которой теперь не было смысла. В бесконечных метаниях, бродя по коридору замка, он, словно в беспамятстве, везде видит место убийства. Придумывает, где и какие ловушки установить, как приблизит ее к смерти, сначала доведя до безумия. Он уже и сам стал безумным. Понял это, когда напал на Генри, подкравшегося абсолютно внезапно, во время его очередной «прогулки». — Робин, это я. — Ваша Светлость, мои соболезнования, — за все это время лучник впервые увидел принца. Они не сталкивались ни в коридорах, ни в залах, ни за пределами дворца. Робин был удивлен тем фактом, что старик еще здесь. Имей разбойник шанс, он бы покинул это место раньше, чем память о Реджине померкнет в присутствии новой владелицы. — Пойдем со мной, мальчик мой, — с понимающей улыбкой обращается к Робину. — Я хочу тебе кое-что показать. Большое поместье, представшее перед ними, раскинулось на несколько сотен метров по широкому украшенному белым полотном полю. Робин сразу почувствовал какую-то легкость в этом месте, словно появились вторые легкие или же вновь воскресли прежние воспоминания о былой разбойничьей жизни, когда были только такое изумрудное море леса и глубокое синее небо, что очерчивает землю темным куполом. Здесь не просто дышалось легче, здесь, словно, текла совсем иная жизнь. Не сравнится с дворцовой суетой и притязательной роскошью, что навязывает нам более высокие ценности и морали светского общества. Здесь просто было иначе. Здесь прошло ее детство. Всю дорогу Генри был молчалив, что было ему так не свойственно, но слабая улыбка порой озаряла его лицо. В такие моменты Робину особенно сильно хотелось узнать, о чем он думает, наверняка эти мысли были воспоминаниями о жизни, что текла здесь больше десяти лет назад. Реджина, еще не скованная высоким титулом, званием королевы, еще не испорченная магией и грязными интригами, просто Реджина. Он бы хотел знать ту девушку. Обычно она избегала разговоров о своем прошлом. Робин так мало знал о ней, только сейчас осознал это. — Зачем мы здесь? — спросил мужчина, останавливая коня у невысокого забора у самого дома. Вблизи он все равно выглядел большим. Двухэтажное здание цвета темного дерева с большими окнами и просторным двором. В добавок ко всему, конюшня. Реджине точно нравилось это место. И вспоминая о ней, он почти реально мог представить, как молодая темноволосая девушка седлала коня и пересекала это бесконечное поле. Волосы путались, падали на лицо, а она, небрежным движением откидывая их назад, не отрывала взгляда от кромки леса. Лучник тоже на мгновение засмотрелся на темно-зеленую полосу, прежде чем ответ Генри вновь вернул его к беседе. — Здесь красиво, не так ли? Разбойник усмехнулся, как бы соглашаясь с отводящей от вопроса фразой. Похоже, старик что-то задумал. Что же, пускай его план удастся. — Осмотрись пока. Я буду в доме. Передав Робину вожжи, Генри поспешил в дом. Лучнику ничего не оставалось, как последовать его совету. Он давно привык видеть эту женщину в своих снах, чувствовать ее почти реальные прикосновения и поцелуи, но увидеть воочию, не ожидал вовсе. Кажется, точно сходит с ума, раз она мерещится ему уже вне мира грез. На силу отведя взгляд от окна, где, казалось бы, мелькнула знакомая фигура, Робин поднял взгляд вверх. — Жестокая шутка. В глаз попала снежинка, заставив зажмуриться. Ее присутствие ощущалось здесь почти реально. Словно только вчера Реджина просыпалась с первыми лучами и спешила вниз к завтраку, где, поцеловав Генри в щеку и вежливо поприветствовав мать, начинала новый день. Сложно представить ее, бегающую по двору с мячом или лентой в руках, как делают девочки в деревне, но когда-то же и королева была ребенком. Сейчас он мог себе позволить на секунду пофантазировать и увидеть дитя, которым когда-то была Реджина, в ее присутствии — никогда. Ее взгляд, язык тела, одежда, все это до безумия возбуждало, не позволяя представить женщину в другом, более невинном облике. И только во сне или с утра она выглядела беспомощной. Хотя, если подумать, разбойник чаще видел ее уязвимой, чем кто-либо еще. Первая угроза — послание у стен крепости, нападение в саду, трупы животных в спальне. Казалось даже забавным, что после всего этого он еще может удивляться ее смерти. Просто не верит в то, что эту женщину все-таки сумели укротить. Пускай Белоснежка спит спокойно, будучи уверена, что руками разбойника она лишилась мачехи. Эти же руки сомкнутся на ее шее во время сна и не оставят ни малейшего шанса наслаждаться победой. К черту ожидание. Он отомстит ей этой же ночью. Ему больше нечего терять. — Генри? Только когда окоченевшие пальцы перестали сгибаться, Робин решился зайти в дом. В обитель ее семьи, где уже каждая вещь была словно заочно изучена. Она мало рассказывала о своей прежней жизни, зато о доме он знал почти все. Королева часто мечтала сюда вернуться. Нередко вспоминала какую-нибудь мелочь, как, например, этот стол с вазой, наполненной свежими цветами. Пускай, сейчас это было не совсем так — сезон не подходящий — да и ваза утратила тот ясный сиреневый цвет, о котором она говорила, но он запомнил эту деталь. Возможно, так же хорошо, как и она. Большие окна, столпы света на слегка запыленном паркете. На нем даже можно было разглядеть следы Генри, который, судя по всему, прошел в зал. — Ваше Высочество? Черт! Лучник чуть не завалился назад от неожиданности, когда Бурбон со всей присущей собакам радостью бросился на него, громко залаяв. — Я уж подумал, что тебя больше нет, приятель, — тепло улыбнулся лучник, потрепав пса по морде. — Я привезла его сюда намного раньше. Нет. Этого просто не может быть. Очередная больная фантазия или того хуже. Он уже слышит ее голос, обращенный к нему. Резко поднял голову, заметив женский силуэт у окна, который двинулся к нему навстречу. — Робин? Он усмехнулся, нервно потер переносицу, вновь обращаясь к небу. Уже в который раз за сегодня. Пора прекращать. — Я уже устал. Правда. Так сойду с ума, если буду жить одними галлюцинациями о тебе. — Робин, — игриво улыбнулась она, склонив голову на бок. — Не смей смеяться надо мной. Ты умерла, но до сих пор сводишь меня с ума. Она медленно подошла к нему. Бордовое платье легкой юбкой следовало за ней, колыхаясь при каждом шаге. Разбойник смог посчитать эти колебания, так как почти не отрывал взгляд от пола, пока не почувствовал ее реальное дыхание на своей щеке. — Я свожу тебя с ума, вор? — улыбается против его уха и, повернувшись, касается губами холодной щеки. — Всегда, — внемлет в ответ с трудом раскрывая сухие губы. — Такая реальная, — проводит вдоль спрятанных под тканью рук, чувствуя их тепло. — Более чем. Можешь даже прикоснуться, — снова смеётся, кладя его руки себе на талию, сама прижимаясь ближе, скользнув теплыми ладонями под зимнюю накидку и сбрасывая ее. Робин слегка повел головой на шум, упавшей на пол одежды. Чертовски реалистичный сон. Наверное, сейчас он лежит в снегу, замерзший до смерти, а это — его последняя больная фантазия. — А потом я проснусь, верно? — шепчет лучник, утыкаясь в ее плечо. — Не веришь, что это может быть правдой? — Верил бы, если бы так часто не бредил о тебе, — проводит носом по бархату кожи, чувствуя, как под ней бьется пульс. Шумно дышит, вдыхая запах ее тела, ставший таким родным. — Но я жива, — царапает ногтями его затылок, опускаясь ниже, привычным жестом заставляя его зажмуриться. Женская ладонь, скользнувшая на грудь разбойника, привлекла его внимание вещицей, что прежде не украшала руку Ее Величества — его подарок. Кольцо плотно держалось на пальце — все-таки угадал с размером — играя теплыми бликами. Робин накрывает ее ладонь своей и поднимает взгляд. Медленно отстраняются друг от друга, всматриваясь в глаза напротив. Она внимательно наблюдает за его мимикой, на долю секунды закусывает губу, заставляя его возжелать эту реальность, а затем тянется к губам, едва касаясь их. Разбойник, уже ощущая вкус ее поцелуя, произносит: — Если ты жива, — выдыхая каждое слово, тихо говорит он, ведя ладонью по ее шее, не сильно сжимая, — … Какого черта, Реджина? Она подчиняется напору мужских рук, не отрывая глаз от его, потемневших от ярости в купе с непониманием, с толикой неверия до сих пор. — Так было нужно. — Нужно?! Он взрывается. Отходит от нее, чтобы ненароком не причинить боль от злости, что в миг взыграла в его крови, почти заполнив взгляд пеленой. — Ты понимаешь, что сделала со мной? Я не мог спать из-за мысли, что никогда больше тебя не увижу, не прикоснусь. Я чуть не сошел с ума, Реджина! Я чертовски соскучился по тебе! На последней фразе она улыбнулась, но в глазах осталось безропотное послушание. Ей должно быть стыдно за свой поступок, но отчего-то ее веселит его ярость. Безумно возбуждает. — И вместо того, чтобы поцеловать меня, ты кричишь, — закусывает губу, нарочно провоцируя его. — Я бы убил тебя собственноручно, — притягивает ее к себе, почти с жадностью оставляя первый поцелуй на подбородке, — если бы так сильно не любил. Ты даже не представляешь, что заставила меня пережить. Губы встречаются, раскрываясь навстречу друг другу. Это безумство рождает почти животное желание касаться любимого тела, стараясь проверить каждый участок, каждый запомнившийся сантиметр. Истязать долгими ласками, всеми способами вновь научиться верить, что это возможно. Безумие, разыгравшееся буйством ощущений внутри, постепенно утихает, позволяя им наполнять легкие воздухом и вновь лишаться его в долгом поцелуе. — Это жестоко, Моя Королева. Робин крепко обнимает ее, скользя ладонями по спине, талии, возвращаясь к шее. Она и не смеет ему мешать. И лишь, когда он в очередной раз зовет ее по имени, открывает глаза. — Реджина. Он постоянно повторял ее имя, привыкая вновь обращать его к человеку. Ни к вещи, хранившей запах владелицы, ни к небу, куда по убеждениям христиан устремляются наши души, к ней. Живой. Реальной. Желанной. Он не мог оторваться от пьянящих губ. Словно, все это было не по-настоящему. Очередной сон, который он видел несколько раз после ее мнимой смерти. Ему снились мурашки на ее коже каждый раз, когда в этой, так нравившейся ему вселенной, он касался ее. Снилось кольцо рук и легкое покалывание от царапин на его шее. Снились ее поцелуи, пропитанные нежностью и страстью. И теперь, когда это все снова было у него, когда он мог прикоснуться, почувствовать, потерять голову в мускатном аромате кожи, он не верил в эту реальность, считая, что она исчезла для него в день ее смерти. — Я сорвался. Прости, — проводит пальцами по теплым щекам, украшенных легким румянцем, касается ее лба своим. Она нежно улыбается и целует внутреннюю сторону ладони, извиняясь в ответ. — Я все объясню… — Еще бы. Тебе предстоит еще выпросить мое прощение, — хитро улыбается он, потянув шнурок от корсета. Гуд давно научился справляться с ее нелегким туалетом на раз два. Единственное, что все еще удивляло, это то, как разбойнику удается быстро и незаметно оставлять ее без одежды. Она ведь даже не заметила скольжения рук, которые какое-то время еще оставались на ее лице. — Спальня наверху, — успевает прошептать она, прежде, чем разбойник кусает ее за нижнюю губу. — Твой отец еще здесь? — Он уехал почти сразу же. — Тогда не важно, — разбойник заваливается на диван и тянет ее на себя, вынуждая забраться к себе на колени. — А когда-то тебе было принципиально делать это именно там, — удобнее устраивается на его бедрах, одной рукой обнимая за шею, а другой взлохмачивая волосы на затылке. — После всего, что случилось, я стал немного не разборчив в этом. Тем более, — движением рук вдоль ее ног оголяет бедра. Лучник сам же зачаровано наблюдает за своими действиями, а когда пальцы касаются полоски белья, вдруг улыбается и вскидывает голову, смотря ей прямо в глаза, — в последний раз мы сделали это в чужом дворце. — В зале переговоров, если быть точным, — облизывает губы, кладет руки на плечи, поддается вперед — обычные действия, от которых его сердце просто сходит с ума. Как она посмела лишить его своего присутствия, пускай, даже на две недели. Мысль о возможности случившегося больше не посещает его. Реджина обыграла смерть по своему собственному сценарию, и черта с два кто-нибудь посмеет опровергнуть ее бессмертие. Он снова уверовал в ее безнаказанность; в то, что эту женщину никто не уничтожит, кроме нее самой. «… Это очередная ловушка? — Тебе решать. Ловушка это, — оказался за ее спиной, почти по-отцовски поправив ее волосы, — или возможность получить все, о чем ты мечтаешь. — Продолжай, — не обращая внимания на его руки, не прекратившие играть с ее волосами, она приготовилась слушать. — Я помогу тебе в твоем замысле… Она усмехнулась. Конечно, Королева даже не удивлена, что он все знает. Темный всегда осведомлен о делах своей ученицы. — … помогу тебе с твоей мнимой смертью, дорогуша. Вот, — в сжатых крючковатых пальцах засиял небольшой сосуд с желтовато-мутной жидкостью. — А взамен? — спросила она, переведя взгляд на Мага. — Взамен ты наложишь проклятье, но немного иное. Когда придет время, я получу свою часть сделки, а пока, ты будешь наслаждаться своей.» — Робин, — губы начали неметь от долгих голодных поцелуев, и она слегка закусила нижнюю, чтобы разогнать кровь. Разбойник давно перестал отзываться на ее стоны, не желая прерывать своих ласк. Платье было до неприличия задрано, но верх еще скрывал грудь, и лучник предпочитал губами искать твердые соски, целуя их сквозь ткань и оставляя на ней влажный след. — Я… перестань, — она пыталась отодвинуться, приподняться, чтобы избавить его от одежды и ускорить их воссоединение, но Гуд крепко держал Королеву в своих объятьях. Она не смогла бы вырваться, даже с помощью магии. Физическое влечение брало вверх над разумом, блокируя все посторонние команды. Остались только ощущения. Пожалуй, лучшие, кои она когда-либо испытывала. — Ты хочешь…? — Да. Дрожь от его осторожных движений по внутренней стороне бедер, беглые касания пальцами по кружеву мокрого белья, и она уже задерживает дыхание, чтобы не сорваться слишком быстро. Двигалась к нему еще плотнее, ища контакта с его рукой. И, угадывая любое женское желание, Робин проникает пальцем в тепло ее тела, медленно приближая удовольствие. — Тебя. Я хочу тебя, — она справляется с приятной судорогой от первого толчка внутри и, уже не вслушиваясь в его шепот, прерываемый негромкими смешками, стягивает с него рубашку. Она замирает, когда он останавливается. Его улыбку можно считать издевательством, потому что все ее существо яро стремится к соединению с лучником, он сам виноват в этом желании, а теперь так бессовестно лишает ее этого. — Я тоже хочу тебя, — с дельной серьезностью говорит он, вводя ее в заблуждение. — Ты самая красивая и желанная женщина, из всех встреченных мною. — И много женщин ты встречал? — с толикой ревности спрашивает она. — Достаточно, чтобы понять, что мне сказочно повезло обладать тобой. «- О какой помощи вы просите, Ваше Величество? — Грэм старается найти подвох в ее словах, ожидает удара в спину, но никак не добрых намерений и честной сделки. А она с праведной улыбкой предлагает ему очередное задание: — Я хочу, чтобы ты нашел Белоснежку… Он уже был готов засмеяться от безрассудства этой просьбы, но она поспешила уточнить, что именно желает получить потом. -… Найди ее лагерь и следи. Постарайся узнать сколько человек и кого она сможет призвать на свою сторону. Докладывай мне о каждом ее шаге. Особенно тех, что будут совершаться в моем направлении. Говоря все это, она лишь ближе подходила к охотнику, вызывая у него некий приступ дежавю. Разве что люди, участвующие в этой сделке были уже другие: он — не на день не постаревший, и в одночасье потерявший свою жизнь, и она –полюбившая кого-то настолько, что позволила изменить себя, став лучше. Он понимал, что соглашается уже не на убийство, предлагает помощь и некую защиту от неожиданности внезапного нападения. — И что будет потом? — с опаской спрашивает охотник, все еще не веря, что все может быть так просто. Так чертовски легко. Многолетняя вражда, интриги и магические козни, перевес добра или зла. Он не понимает, как столь сильная ненависть смогла утихнуть в ее сердце. Как мысль о мести, что столько лет была чуть ли не главным смыслом жизни, внезапно исчезла, оставив лишь… прощение? — Я хочу обезопасить тех, кого люблю. Поверь мне». Черт, как же он скучал по этому бесподобному чувству близости и похмелья от вкуса своей Королевы. Робин откинулся назад, полностью отдавшись ощущениям, кои рождала в нем эта потрясающая женщина. Магия таилась в каждом ее касании, в глазах, что в момент наивысшего возбуждения становились почти черными. Плавная игра бедер не подчинялась его рукам, не сейчас, когда Королева находилась при всей полноте власти. — Боже, Реджина, — Робин мог лишь ласкать ее извивающееся тело, поддаваться женскому желанию и направлению рук, которые сами решали, где хотят оставить его ладони. Невероятно своенравна. А ведь лишь одно ловкое движение, и она окажется под ним — все такая же доступная, но лишенная всякого права выбирать. Он мог это сделать, но было уже поздно. Чувство насыщенности внезапно наполнило его, оставляя где-то на задворках неясное понимание, что она тоже получила свое удовольствие. «- Черт! — она громко закашлялась от внезапного пробуждения. И резкий рывок вперед, благодаря которому Реджина оказалась в сидячем положении лишь усугубил ситуацию. — Будет забавно, если сейчас ты и вправду умрешь, — раздался ехидный голос позади. — Ты только этого и ждешь, — вытерев влагу с губ тыльной стороной руки, Реджина перевела взгляд на Темного, глаза которого в полусиянии свечей казались воистину кошачьими. — Теперь я буду ждать лишь часа, когда смогу получить свою часть сделки. Поверь, ради этого стоит спасать твою прекрасную головку, — галантно подав ей руку, Маг помог Королеве выбраться из темного гроба и ступить на строгий рисунок каменных плит фамильного склепа. — Моя магия? — Абсолютно белая. Ни грамма тьмы. Твоя мать была бы разочарованна, Реджина. Королева отвела взгляд, но не опустила головы. Если она нарушила хотя бы один пункт прописанной матерью жизни, все это не зря. — Здесь миленько. Сама обустраивала или Кора руку приложила? Скорее всего она. Очень в ее стиле. — Если так нравится, можешь забрать мое место. Оно теперь свободно, — уже полностью придя в норму, с той же издевкой, которая всегда присутствовала в их беседах, отвечает она. — К моменту моей смерти этот замок уже разрушится камень к камню, а твои внуки разложатся в земле, поэтому не будем говорить о нереальных вещах, Ваше Величество, и вернем вас в мир живых». — Ты бы не позволил мне сделать это. — Определенно, — Робин крепче прижал к себе Королеву, которая, устроившись на его груди, долго рассказывала события минувших недель. Ему бы даже в голову не пришло что-то подобное. — Но все вышло лучшим образом. Пускай для всех я мертва, но это значит, что мы сможем начать новую жизнь. Второй шанс для нас с тобой. Надеюсь, ты хочешь этого так же сильно, как и я, — она зажмурилась от теплого касания губ к своему лбу, а затем слегка приподнялась, чтобы самой поцеловать разбойника. — Больше не будет мести, — начала она, сохраняя серьезный взгляд, словно давала присягу на их «долго-и-счастливо», — угроз, никаких нападений и просто траты времени за бумагами королевского двора. Новая жизнь и новый дом, я обещаю тебе. Робин улыбается ее детской серьезности, снова целует и, подминая ее под себя, нависает сверху. — Мой дом здесь, — едва касается губами шеи, чуть ниже бьющейся в бешенной агонии артерии, прямо над впадинкой ключицы. — Рядом с тобой и в тебе. Где бы ты не была, даже в аду, я буду с тобой. Не смей оставлять меня. Никогда больше не ври мне, Реджина. Иначе я лишу тебя права выбирать. — Это угроза? — дрожа от теплого касания, дышит через раз, боясь спугнуть этот волшебный момент. — Да, я угрожаю вам, Ваше Величество, своей любовью. Это может испугать Королеву? — Возможно, это единственное, чего она боится, — без тени улыбки посмотрела ему в глаза, словно он, и правда, стал ее единственной фобией. — Потому что я люблю тебя, Робин Гуд, — поднимается к его губам, выдыхая эту фразу в них, едва касаясь. — Я уж думал, что ты никогда не признаешься, — игриво отвечает лучник, проведя пальцами по дрогнувшей щеке. Он заворожен ею, зачарован. — Не хотела испытывать судьбу. Но я люблю тебя, очень — улыбается, вновь повторяя. — И я тебя. Просто безумно, — прикасается к ее лбу своим, тихо шепча эти слова. — Не могу представить, что мог лишиться тебя. Она улыбается ему, его словам, чувствует, как сердце заполнено до краев этой нерушимой любовью к лучнику, к тому самому разбойнику, что заявился на порог ее дворца и впредь не посмел его покинуть. К мужчине, который столько раз угрожал ей расправой, сам же от расправы спасал, продлевая ей жизнь каждым своим действием, оберегая ее для себя до этого самого момента. Теперь она может надеяться на лучшее и поверить, что то самое обещанное «долго-и-счастливо» наконец-то настигло ее. Пыльца феи не соврала, лишь утаила, как долго придется ждать. — Ты всегда останешься Королевой, Реджина. Для меня, для всех, Мы еще поборемся. Вместе. Сейчас я близок к Белоснежке, как никто другой. — Мне это не нужно. — Замок, престол… месть? — Только ты. — Но твой план заключался в том, что Белоснежка поверит мне. Разве нет? — Возможно я думала об этом. Может быть, когда-нибудь нам наскучит тихая жизнь простых людей в потерянном домике в лесу, — по-детски улыбается, обхватывая ее за шею. — А пока я понятия не имею, что будет дальше. Но мне с тобой хорошо. Очень. И я хочу вдоволь наслаждаться жизнью, о которой мечтала почти с детства. — Значит, ты со мной? — Всегда…