Любить нельзя ненавидеть.

— Как ты меня назвал? — Реджина была готова сжечь весь дворец, только бы этот огонь достиг и Робина Гуда, который по другую сторону стола с такой наглостью осмелился оскорбить ее при всех. — Идиоткой, — без тени смущения повторил лучник. — Дразнить врага в открытую глупо. Объявить облаву — тоже. Не терпится расстаться с жизнью, Ваше Величество? Она спокойно проглотила эти слова, лишь взглядом показав, что отчасти согласна с его аргументами, хоть и не желает признавать это вслух. — И, — она облизала губы, наклонившись вперед, в сторону разбойника, — что ты предлагаешь? — Я предлагаю принять наивысшие меры предосторожности, как во дворце, так и на балу. Уверен, тот, кто желает Вашей смерти, непременно посетит его и доведет дело до конца, — холодно произнес лучник, сильнее надавив на стол оголенными по-локоть руками. Его руки. Она небрежно бросила на них взгляд, снова зацепившись за темную метку. Не отрывая от нее глаз, произнесла: — Например? — Охрану. Постоянно. Всегда с Вами. — Глупо… — Это ты глупая! — вспылил разбойник, повысив голос. Присутствующие молчали, а их, кстати, было предостаточно. Со времен изгнания Белоснежки, Реджина всего раз в год собирала совет, существовавший еще при Леопольде. Несколько герцогов и благородных дам, следивших за всем, что происходило за пределами замка, да и в его стенах. Хоть верховенство права и оставалось в руках Королевы, как и любой правитель, она не смогла бы уследить за всем и всеми. С мелкими поручениями отлично справлялся совет, в котором она была уверенна. Пока. Во время переворота, если ту заварушку можно так назвать, они и не думали сопротивляться. Стоило Королеве лично "подставить нож к горлу", и каждый из этих самоуверенных болванов без возмущений присягнул в верности новой правительнице. Они не смели перечить ей, не имели право голоса и сейчас почти не вмешивались в перепалку между начальником стражи и королевой. Им было непонятно его поведение, бог знает, насколько этот мужчина бесстрашен, да и черт с ним! А вот реакция Реджины на его выходки была удивительна — он до сих пор дышал, что случалось с подобными храбрецами довольно редко. Еще ни разу никто не осмеливался перечить ей настолько открыто, настолько нагло и настолько безнаказанно. Идиот и везунчик вдвойне, решили члены совета, не смея открыть ртов. — Стража! За дверью послышалось движение, а затем появились и сами рыцари. — Ваше Величество. — Выставите его вон. Собрание продолжилось уже без разбойника. Обсуждение насущных проблем заняло не так много времени, как очередной вопрос о безопасности королевы — что могли предложить эти самодуры, абсолютно ничего не зная об угрозах и всех знаках, которые ее враги оставляли теперь на каждом шагу. Желтоватая бумага с аккуратно выведенными буквами и этой уже въевшейся фразой: «Молитесь, Ваше Величество». Она и правда начала. Вовремя отругала себя за глупость, но все же зажгла свечку. Порой свет помогает, даже если божественного в нем мало. Он как маяк, источник, чаша знаний и сама сила. Реджина всегда верила свету, даже если лишалась его. В комнате было холодно. За окном зима, а она так беспечно позабыла закрыть окна. Заледенели края штор, и лишь с помощью магии ей удалось растопить окоченевшие ламбрекены. — Глупая, — повторила она совсем тихо и усмехнулась. — Ты даже не представляешь, насколько. — Ты переигрываешь, Локсли, — Реджина повернулась к вошедшему разбойнику, позабыв про холод. — А ты - прекрасная актриса. Был ли это сарказм или нет — она не поняла. Но крепче сжав пальцы, согрела руки заигравшей на кончиках магией. Огненные ванны точно не пойдут ему на пользу. — Ты назвал меня глупой. — И не отказываюсь от своих слов, — деловито отметил Гуд, положив локти на спинку стула. И снова их разделяет стол. Наверное, только этот предмет мебели позволяет им обоим быть терпимее в обществе друг друга. — А еще идиоткой, — небрежно перечисляла она, как бы невзначай приближаясь к нему. — И стервой. — Когда я такое говорил? — оживился Робин, выпрямившись. — Не сегодня. — Ты решила вспомнить все, что я тебе когда-либо сказал? — Ты забываешься, вор, — она метнулась к нему, но разбойник обогнул стол, снова оказавшись на другой стороне. — А ты нет? Вы выставили меня из комнаты, Ваше Величество! — Потому что ты позволил себе слишком много! — она предприняла еще одну попытку добраться до него, но лишь сделала очередной круг, и снова напротив, не на сантиметр ближе. — Хм, ты ведь сама хотела, чтобы никто ни о чем не догадывался, — ухмылялся стрелок, снова обходя стол — опять поменялись местами. — Если бы ты вел себя более уважительно, то ничего страшного не случилось бы. Как малые дети, играли в эти круговые догонялки, пока после последней реплики Робин не остановился. Неожиданно для нее, тем самым спровоцировав столкновение, но, делая это нарочно, он был готов обнять ее за талию и перехватить руку, что точно бы ударила его, имея на то возможность. — Более уважительно, это, например, так? — разбойник медленно поднес ее ладонь к губам, оставив легкий поцелуй на тыльной стороне, затем на запястье. — Так, — не смогла сдержать улыбку Реджина, обнимая мужчину свободной рукой за талию. — Хорошо, — он прижал ее к себе, поцеловав в лоб. — Ты ведь знаешь, что я не считаю тебя глупой. — И идиоткой, — добавила она, пробурчав это ему в шею. — И идиоткой, — согласился разбойник, рассмеявшись. — Все-таки не смей так больше делать. Иначе мне придется лишить тебя головы, — отстранилась она, опять заговорив с ним строго и небрежно. — Почту за честь умереть по Вашему приказу, Ваше Величество, — он почтительно склонился, удивив женщину этой игрой, а затем усмехнувшись, поднял голову. — Так достаточно уважительно? — Вполне, — Королева довольно улыбнулась, направившись к не заправленной кровати. После того, как они с Робином стали просыпаться вместе, она перестала пускать в комнату слуг. Если только для крупной уборки, и то в определенное время. Ей не хотелось, чтобы в замке поползли слухи, возможно, достигнув ушей, для которых эта информация может оказаться полезной. Да, сейчас она говорила о Темном. Маг четко высказал свое желание. Избавься. Он мешает тебе следовать цели. Он меняет тебя... Убей его. Не выходило из головы, как бы она не старалась отвлечься от этих мыслей. Тлея от ласк лучника, чувствуя его губы на своей шее, она просто не могла представить, что лишит себя этого собственноручно. Лишится человека, мир которого принял ее со всеми недостатками и проступками; лишится тепла рук и шепота признаний, которые стали ее колыбельной. Лишится. Как больно ранило это слово. Сердце, которое не раз теряло, просто не могло биться в ровном ритме в ожидании новых потерь. Ее сердце было не готово забиться вновь без Робин Гуда. В ее комнате пахло сексом. Может быть, ей так казалось, но отчего-то сейчас возвращаться в покои нравилось куда больше, чем до него. Постоянные следы их любви и вечно початая, но так и не допитая, бутылка вина. Она и сейчас была открыта и стояла у камина, на ковре. И как они ее только не перевернули? — Какие у тебя планы на сегодня? — Хочу приготовиться к балу у короля Мидаса. Мне нужно платье, — Реджина обняла лучника за плечи, скользнув ноготками вверх по его шее. Ей нравилось, как он прикрывал глаза от этих незатейливых ласк. — Тебе помочь выбрать? — прорычал он, зажмурившись, когда она слегка зацарапала его. — Нет, лучше займи себя чем-нибудь сегодня. Сделай вид, что ты бываешь где-то, кроме моих покоев. — А я нигде и не бываю, — пожал плечами разбойник. — Ты требуешь слишком много внимания, — на этих словах его руки скользнули по бедрам вверх, и, не доходя до груди, проделали тот же путь обратно, словно вспоминая, как совершали похожую траекторию этой ночью. — Значит сегодня я освобождаю тебя от себя, — с наигранной обидой протянула она, отбрасывая руки лучника. — Реджина, — строго позвал он, прежде чем схватить ее за руку. — Что? Считанные секунды, три слова, так и не слетевшие с губ. Он понял, что она все еще ждет ответа, и поэтому не придумал ничего лучше, как приникнуть к ее губам, а затем прошептать в них. — До вечера. — Пока, — тихо ответила она, проследив за тем, как лучник покинул ее комнату. Убедившись, что более никто не потревожит ее, она повернулась в сторону зеркала. — Ну же, — подбодрила себя и распахнула ладонь. Огненный шар обдал кожу теплом. Он рос по мере того, как Реджина увеличивала силу, словно потянув за нужный рычаг. Она смогла отправить огонь в отражение, позволив стеклу поглотить этот импульс. — Что происходит? — сильно сжала пальцы, не понимая, как и почему снова вернулась магия, и что за странное ощущение после колдовства. Необычно, непонятно, пугающе. Она очень не любила сюрпризы, особенно такие. Голос сначала подвел, но выровнялся, когда она повторила имя учителя громче.  — Румпельштицхен. Робин прогуливался по коридорам, все же постаравшись последовать советам Реджины — нужно попадаться всем на глаза. Да и вообще, сделать вид, как будто у него есть хоть какие-то обязанности, а они правда были. И неизвестно, почему лучник решил закрыть на это глаза. Наверное, получив желаемое, мы тоже не стремимся расстаться с ним. Оберегаем самое ценное от посторонних глаз, не смея поделиться с кем-то своим счастьем. Сейчас счастье разбойника заключалось в темноволосой волшебнице с красивыми губами и просто потрясающей кожей. Он думал о ней постоянно. Теперь жизнь имела хоть какой-то смысл. И потерянный день стоил того, чтобы ночью иметь возможность снять с нее платье. Робину нравилось вспоминать то, что было между ними, то, что происходило сейчас. В этом была особенная прелесть, ведь так легко можно перечеркнуть рамки и отдаться чувствам, так легко признаться в любви и вызвать ее на искренность. Как же часто он об этом думал. Как часто собирался признаться. Проведя с этой женщиной почти год, он не на минуту не сомневался в своих намерениях. Он верил в любовь, верил в судьбу и в предназначение. И если они с Реджиной созданы друг для друга, то узнают об этом уже сегодня. Ему даже не нужно было что-то выдумывать и идти на очередную хитрость, чтобы остаться с ней один на один незаметно для других. Бродя по снежному саду, заметил ворона. Пернатый явно старался привлечь внимание разбойника, иначе зачем так громко каркать прямо над ним? В клюве записка, перетянутая красной нитью. Робин точно знал, кто шлет ему такие послания, поэтому по уже выработанной привычке протянул согнутую в локте руку, позволяя птице сесть на запястье. «Хочу увидеть тебя прямо сейчас. Яблоня» Разбойник улыбнулся и посмотрел на ворона, который следил за ним черными, как ягоды смородины, глазами. — Она хочет видеть меня, приятель, — поглаживания по груди лишь разозлили птицу, которая поспешно взметнулась вверх. И белое убранство едва ли позволяло позабыть о холоде. Этой красотой природе все же не удалось подкупить людей, пригласив на прогулку. Слишком холодно в столь снежную пору, слишком горяч огонь в каминах, позволяющий отогреть замерзшие пальцы, ведь бывало, что и в замке температура не отличалась от царившей снаружи. Темное зимнее платье оставляло скользящий шлейф на снегу, едва засыпая свежие следы. Реджина спустила меховой капюшон на плечи, позволив снежинкам вплестись в волосы. — Иди гуляй. Получив разрешение, пес сразу же сорвался с места прямиком в самые высокие сугробы возле густых кустов, которые, спрятанные под снеженной шапкой, не уступали в густоте летней листве. Королева еще раз огляделась. Сплошь белый, один из самых нелюбимых ею цветов сейчас не был так противен. Наоборот. Природа выгодно обыгрывала его: то подмешивала новые оттенки, то полностью очищала от других, оставляя белоснежное полотно. «В природе не бывает чисто белого цвета», — вдруг вспомнились слова художника, которого Кора наняла в учителя для юной Реджины. Сейчас она могла бы с этим поспорить. Чистота и невинность этого дня отнюдь не облегчали внутренних переживаний. В противопоставление свету снаружи внутри была тьма, и речь сейчас совсем не о ее испорченном, словно гнилое яблоко, сердце. Разговор с Румпельштицхеном не решил ее проблем. Темный как всегда не дал ответов, лишь озадачил королеву, которая сейчас просто не могла трезво мыслить. Искать ответы сама она привыкла, но в последнее время разобраться в чем-то было невозможно, и как ребенок, отложила это, словно сложное задание по арифметике. Она хотела понять, что происходит. Это решило хотя бы одну из немногих проблем, внезапно свалившихся на нее, в точности как этот снег. Брюнетка провела ладонью по зачарованному дереву, снимая легкий иней со ствола. Магия согревала его, но ничуть не мешала зиме украсить ветки сверкающим мехом. « — Что это значит? — Это очень-очень плохо. Для нас обоих, дорогуша. Тебе нужно покончить с этой мерзостью, пока не поздно. — Покончить с чем? Перестань усложнять нашу беседу. Говори, что происходит с моей магией? Почему она исчезает? Я хочу это знать прямо сейчас. — Перестань вести себя как ребенок и подумай хоть чуть-чуть своей одурманенной разбойником головкой. — Просто скажи! Неужели это так трудно? — Ты, — брюзгливо сморщился маг, — добреешь. — Добрею? — она звонко рассмеялась подобной глупости, но мрачное лицо Темного мигом лишило ее радости. — И что же это значит, дорогой учитель? Королева приблизилась. Положив руки на бедра, наклонилась к нему, ожидая хоть какой-то реакции, но он замер, не отрывая стеклянных зелено-желтых глаз от ее карих, почти черных, вобравших в себя темноту комнаты, их общую тьму. Он никогда прежде не сомневался в предназначении своей ученицы, никогда еще не был так близок к цели, и так чертовски опасно на краю. — Очень-очень интересно, — его водянистые глаза были прямо напротив ее. Реджина не понимала, как можно было сконцентрировать взгляд на одной точке, находясь так близко. Но он что-то видел, и это „что-то“ ему определенно не нравилось. — Ау! — Покажи! — Румпель резко дернул ее за запястья, оцарапав кожу ногтями. Неожиданно для самой себя она отреагировала на это и пустила заряд магии в учителя. — Посмотри на это! Посмотри! — она не могла разобрать: был ли это смех или нервный визг — обычно это был один и тот же звук. Но то, что удерживал маг в своей ладони, то, что она секундой ранее выпустила, не желая причинить боль, но не сумев сдержаться — это была ее магия. Белая, чистая, как сегодняшний снег. Добрая магия. — Отвратительно, не правда ли? — он разжал пальцы, отпуская этот импульс, и с отвращением отряхнул руки. — Изменения происходят не сразу. Каждый раз, когда сила будет исчезать, она будет меняться. И… Пытаясь скрыть растерянность за резкими словами, она позволила Темному приблизиться, а затем вцепиться рукой в шею. Просто не успела воспротивиться, и вот он уже сжимает пальцы, шипя ей в ухо: — Только… попробуй все испортить, Реджина, и я лишу тебя всего, что ты любишь. Лишу тебя этого болвана, который греет тебе постель каждую ночь, и дорогого папочки, и даже пса!» — Бурбон! Потревоженная собственными мыслями, она не сразу обратила внимания на тишину. Робин все еще не пришел, собака убежала в глубь сада, и Реджина поняла, что сейчас совершенно одна. Переживания цеплялись друг за друга, собираясь в единую замкнутую цепочку. Нерушимый круговорот переживаний, поколебленных устоев и никогда не существовавших правил. Все, что было у нее, все, что когда-либо контролировалось, перемешалось. Она не может разобраться в том, что чувствует, не понимает, что делать, но в ком Королева была абсолютно уверенна, так это в Робине Гуде. Помимо совместных ночей были завтраки, обеды, ужины, случайные прогулки и запланированные встречи наедине, вдали от посторонних глаз и ушей. Чаще всего на ковре у камина, когда она осторожно двигалась к нему, и, опустив голову на плечо, наслаждалась руками, безошибочно находивших нужное место на ее теле. Она любила, когда разбойник клал руку ей на колено. В одном этом жесте находила и поддержку, и спокойствие, которых лишали собственные мысли и переживания. Все еще сомневалась, все еще боялась снова испортить то, что предоставила ей судьба. Второй шанс. За какую заслугу ее наградили свыше? Кого благодарить в ночных молитвах, отчего-то ставших обязательным действием перед сном. Она никогда не была столь набожна, никогда не верила в судьбу и бога, но кто-то явно смеялся над ее убеждениями, раз внушил такие мысли. — Бурбон? — шорохи в кустах утихли, вынуждая Реджину позвать собаку еще раз, но так и не увидев его, Королева отправилась на поиски питомца. Позвала еще пару раз — не получила в ответ даже лая. — О боже. Нет, это не могло повториться вновь. Не должно было. При всей жестокости и необъятности собственных грехов, она все же не привыкла видеть трупы, никогда не марала руки, поручая дело другим. Вид гниющего тела был непривычен и мерзок. Прежде не сталкивалась с таким, но последние несколько месяцев закаляли ее, снова и снова подбрасывая к ногам бездыханные тела. — Мариса, — узнала служанку Реджина. И медленно отступила назад. — Бон, сейчас же иди ко мне. Пес крутился вокруг девушки, то и дело наступая в алые капли на снегу. Голубое платье служанки было испорчено темными бордовыми пятнами на животе и груди. Лицо выглядело холоднее чем снег, так показалось Королеве. Сделала еще пару шагов назад, но все еще не смогла отвернуться. — Сегодня вы рано, Ваше Величество, так не вовремя, так не вовремя. Она едва сдержала крик, когда кто-то сзади сжал ее талию, приставляя нож к горлу. — Но раз так вышло, придется закончить все здесь и сейчас, а у нас было еще столько сюрпризов для Вас. Что же, помолитесь в последний раз? — У нас? И сколько же вас против меня? Кто приказал тебе это? — в ее голосе не было страха, слишком устала бояться и окончательно утратила эту способность той ночью, когда кровь животного украсила белую простынь. — Хотите узнать все это перед смертью? — только сейчас она почувствовала второй клинок, тот был на уровне живота и через зимнее платье, она все же чувствовала холод металла, стремившегося коснуться обнаженной кожи. — Хочу. Последние слова Королевы. Нож тяжело прошелся по ткани, прорезав ее сразу же, как только нападающий надавил сильнее. Холод лезвия сменил жар от выступившей крови. Реджина осторожно поднесла руку к животу, закрыв глаза. — Тогда слушайте, Ваше Величество. Робин не спешил. Старался не привлекать внимание посторонних, но ему все же казалось, что он шел слишком быстро. Как только чужие разговоры затихли, разбойник ускорил шаг, желая быстрее добраться до королевской яблони. Она ведь уже ждала его. Должна была. Решив, что Реджину могли задержать, Робин неторопливо ходил вдоль огражденного дерева, только сейчас обратив внимание на приятный теплый цвет ствола. Неровная пульсация света при прикосновении доказала воздействие магии. Дерево защищено рукой волшебницы, не иначе самой прекрасной из всех. Его сердце тоже защищено ею. Он помнит тот день, когда впервые проснулся с ней. Не просто утро после хорошей ночи с женщиной, что-то намного желаннее и лучше. Все еще не понимает, почему его так тянет к ней, но уже вовсю погружен в это чувство постоянного нетерпения и ожидания новой встречи. Робин смеется: «Неужели это любовь, Локсли?», — спрашивает себя, удивляясь такому невинному, почти мальчишескому чувству окрыленности. Особенно рядом с… — Реджина? — отрешенно проследил за цепочкой следов на свежем снегу — только сейчас заметил их — они вели в сторону леса, к северной стене. Вряд ли брюнетка направилась бы туда на прогулку. Тем более, с чего он вообще решил, что это ее следы? Робин не успел ответить на свой вопрос: собачий лай донесся как раз с той стороны, и, подгоняемый непонятным чувством тревоги, родившимся еще этим утром, но отчего-то затихшим на весь день, разбойник вскоре потерялся среди ветвей заснеженных кустов и первых высоких деревьев. — Королева мертва, да здравствует новая королева, — незнакомец собирался покончить с ней. Прямо здесь, прямо сейчас. И близость смерти обострила все ее чувства, ощущения, забыв обо всем, сумеющем существовать без нее мире, она вспомнила лишь отца и Робина. Так и не рассказала последнему о предсказании и их поднебесной связи. Так и не призналась в том, что так долго скрывала. Так много не сделала. За доли секунд, что кинжал парил над бьющейся в агонии артерией, она успела о стольком пожалеть, что ей, возможно, простили бы половину ее грехов за сожаление в последние секунды мирской жизни. Но сегодня вратам ада не суждено раскрыться пред королевой, не сегодня ей гореть за свои проступки. — Реджина! И его удары, точные и быстрые, решили ее судьбу, как не решало еще ничто до этого. Незнакомец сначала потерял оружие мщения, а затем упустил и саму Королеву. Оба потеряли сознания, но она успела прошептать имя разбойника, прежде чем тело поддалось боли, теряя испорченную кровь через новую рану. — Все обойдется, Ваша Светлость. Лекарь повторял это уже в который раз, кажется, ничуть не убеждая Генри в этой уверенной фразе. Впервые видя принца таким нервным, Робин не мог подобрать слова, чтобы успокоить его… Или же извиниться? Разбойник чувствовал свою вину: перед Реджиной, перед ее отцом, перед самим собой. Легкомыслие стало приносить неприятности, он слишком часто мечтал и совсем перестал следить за чем-либо. Правильность происходящего изо дня в день, то спокойствие и наслаждение, что он испытывал от времени, проведенного со своей королевой — все это вскружило ему голову. И теперь лучнику предстоит отвечать за последствия, не только как ее мужчина, но и как начальник стражи. Мало было спасти от смерти, нужно было НЕ допустить этого. — Можете зайти к ней. Это было обращено к Генри, но Робин тоже двинулся в сторону дверей, лишь за пару шагов отдернув себя. Нельзя, как бы сильно он этого не хотел. — Можешь зайти со мной, Робин, — заметил его растерянность Генри, но получив в ответ отрицательный кивок, зашел один. — Я уже подумала, что ты не придешь. — Что за глупости? — Робин опустился на кровать, взяв ее холодную руку. — Прости, не хотел привлекать внимание. В который раз он видит ее беспомощной. Больше не зависящей от него, как тогда в лесу, но все еще слабой, как в ту ночь после инцидента в ее спальне. И желание забрать боль выше, чем простое рвение держать за руку и обещать, что все будет хорошо. Он слишком устал бояться за нее. Снова думает начать ходить по пятам, как бы яро она не сопротивлялась. — Плевать на внимание. Хочу, чтобы ты был со мной, — она прикрыла глаза и слабо улыбнулась. Хоть в комнате и было достаточно темно, лучник все равно видел, как бледна ее кожа, какими красными кажутся полные губы при свете единственной свечи. Как близок ее облик к представлению ангела. Как близок к смерти. Нет, он не хотел об этом думать, как и о том, что бы случилось, не успей он вовремя. — Всю ночь? — Да. Оставил пару поцелуев на руках, а затем встал и, обойдя кровать, аккуратно лег рядом. Доктор строго наказал Королеве не двигаться, и, придерживаясь данного указа, она лежала на спине, не имея даже возможности повернуться в сторону лучника. Робин знал и понимал это. — Я осторожно, — прошептал разбойник, медленно двигаясь к ней. — Больно? — Нет, так даже лучше. Он обнял ее, стараясь не давить на живот, почти не шевелился. Может быть, даже не дышал бы, если бы мог. — Все хорошо, — успокоила его она, стараясь прижаться как можно ближе, но, лишь тихо застонав от боли, спрятала лицо в изгибе мужской шеи, чтобы сильнее ощущать его присутствие. Она чувствовала его: тяжелое дыхание оседало в волосах, а бешеный пульс чуть ли не вдвое превосходил ее собственный. Она тихо засмеялась. Он боялся причинить боль неосторожными касаниями, даже если они были наполнены нежностью. Реджина никогда прежде не получала такого обращения, от этого терялась во внезапно заполнивших ее чувствах. — Тебе наложили три шва, а ты смеешься? — серьезным тоном произнес он, скрывая собственную улыбку. Все же, видеть ее в таком настроении было намного лучше. Так он меньше ощущал свою вину. Она усмехнулась. Найдя руку разбойника на своей талии, переплела пальцы. Робин лежал на боку, тем самым загораживая свет полумесяца, что не мог добраться до ее лица, оставляя его в тени лучника. Вынужденный прислушиваться к дыханию, он касался ее тела нежно и ласково, лишь по вздохам определяя, приносят ли его движения ей дискомфорт. — Прости, — он резко убрал руки, когда она со стоном дернулась в сторону, — прости. — Нет, продолжай… — Тебе же больно. — Не по твоей вине. Я чувствую себя лучше, когда ты касаешься меня. Мягкий поцелуй в висок, как благодарность за эту приятную честность. Внезапное тепло, рожденное ее губами, застывшими у щеки, больно обожгло осознанием собственной вины. Необъяснимый страх за нее, который он еще в полной мере не принимал. — Прости ме… — Даже не вздумай извиняться за то, что случилось, Робин. Клянусь, я ударю тебя, если ты скажешь, что это — твоя вина, — воинственно произнесла она, сжав ворот его рубашки. Робин лишь рассмеялся подобной выходке, но все же не решился проверить ее клятву. — Ты ведь знаешь, что спас меня? — прошептала она, оставляя хаотичные поцелуи на его шее, словно зная особенную последовательность, от которой мурашки побегут по спине, заставляя лучника путать слова. — Мы… спасаем друг друга, — поддавшись движению ее губ, шумно выдохнул, сдерживая порыв перейти к иным действиям. С ней трудно было сдерживаться, особенно, когда она так бессовестно соблазняла его. И под пытками ее ласк, сдается, признаваясь в том, что никогда не думал сказать Злой Королеве, что с легкостью готов говорить Реджине каждый день: — Я люблю тебя. Как бы не старался утопить слова в ее волосах, все равно вышло громко. Для Реджины уж точно. Ставшее абсолютно чуждым ей признание. Она не слышала этого со смерти Дэниэла. Оно и верно: разве кто-то мог полюбить Злую Королеву? Если только какой-то глупый и очень симпатичный вор, который лишь думал, что сможет изменить ее. В итоге изменился сам, полностью отдавшись во власть колдуньи с сердцем под цвет чернильных волос. Робин приподнялся на локтях, сильнее сжав ее талию, сам не знал, чего ждет, ответного признания или открытого смешка. От волнения руки сами скользили по телу, а губы стремились припасть к шее, дабы закрепить каждой слово, словно письменным символом на ее теле. — Робин, — улыбнулась она, заигрывающее прищурившись, — перестань. Иначе у меня разойдутся швы. — Я и не думал, — растерянно протянул Гуд, убирая руки. — Я с тобой не только ради этого, надеюсь, ты тоже, — заговорщицки улыбнулся, касаясь ее губ своими. — Я думала… — она виновато отвела взгляд, сожалея о невозможности отвернуться. Глупая. Глупая. Глупая. Твердил собственный разум, и она по привычке закусила губу от волнения. — Реджина, как же ты все не поймешь, — устало выдохнул Гуд, снова находя ее руку, — я хочу быть рядом, быть частью тебя. Не просто мужчиной, с которым ты делишь постель. Я не стану одним из них, тебе придется принять это. Она закрыла глаза, вслушиваясь в его голос. Он явно собирался продолжить: — Я хочу знать, что нужен тебе не только как средство для снятия напряжения. Хочу чувствовать, что необходим тебе — я желаю этого больше всего. Последние слова он уже шептал ей в волосы, положив руку на щеку, скользил вниз по шее, от чего она отклоняла голову в сторону. — Ты пользуешься моей слабостью, — в смятении улыбка то появлялась, заискрив лишь на доли секунд, то исчезала, омрачая лицо маской непонимания. Время от времени губы приоткрывались, захватывая немного больше воздуха, чем позволяли внезапно сдавленные под невидимой тяжестью легкие. Слова Робина пленили своей несбыточностью, заставляли вспоминать сказанное Темным магом. Ей просто не прописан счастливый конец. Ни в одной из сказок не найдется место для ведьмы. Она не будет жить долго и счастливо, даже если сам великий Робин Гуд выкрадет для нее счастливый конец. — Я стал твоей слабостью. И тебе это не нравится. Она признает справедливость его слов. Зачем врать себе, она помнит, как злилась от невозможности собственноручно задушить наглого вора во сне или еще лучше: просто вырвать ему сердце и стереть в порошок, как она делала неоднократно со всеми неугодными для нее людьми. Но Робин не был одним из них. Несмотря на то, что она до сих пор отказывалась признавать это вслух. — Я люблю тебя, Реджина, — понимая, что ответить она не готова, он добавил. — Засыпай. Он поделился с ней всем этой ночью: теплом, желаниями, откровенными признаниями хриплым шепотом и касаниями по всему телу. Он жалел о том, что пришлось покинуть ее, но обещал себе вернуться до того, как Королева откроет глаза. В темнице пара стражников. Покорно ожидают приказа лишить жизни человека, сидящего на полу у стены. Выпрямив ноги, он облокотился о каменные плиты, шипя от боли. Это ничто по сравнению с тем, что его только ждет. — Поднимите его, — отдал приказ Гуд, как только вошел в темницу. — А я уже заскучал, — его губы разошлись в злобной улыбке, от чего рана на щеке открылась и закровоточила с большей силой, капля за каплей бурая кровь стекала в рот, но, кажется, он не замечал ничего за исключением разбойника перед собой — Освежите его. Воняет как от… животного. Лучник не был экспертом, да и людей пытать ему не приходилось, но вдоволь поиздеваться над этим он вызвался лично. Увидев королеву на руках Робина, стража по едва уловимому кивку в сторону, поняла, что требует от них главный. Последнему бежавшему солдату разбойник сказал: — Кроме меня никто к нему не прикоснется. И никто не прикоснулся, кроме лучника, который спустился в темницу, пока Генри был с Реджиной. Только когда злость мужчины отразилась в синих кровоподтеках и глубоких порезах на теле нападавшего, Робин вернулся к Реджине, запретив страже разговаривать с незнакомцем. И теперь он вернулся, чтобы продолжить издевательства над человеком, по вине которого королева стонет от боли при вдохе. Время решить все прямо сейчас. Он столько раз чуть не потерял ее. Нет больше сил. Осталась только ненависть алым проблеском на острие меча, покоящегося в ножнах. Робин подумал, что не будет лишним носить оружие с собой, променяв привычные стрелы на что-то более разрушающее, пускай и чужое. Главное защитить, сберечь ту, которая стала выше всех существующих кодексов чести. Ради нее он готов пренебречь даже небесным уставом. — Еще. Стража вылила ведро ледяной воды на заключенного. Он зашипел от боли, а Робин откровенно наслаждался этим. Просто лишить жизни слишком просто. Пускай мерзавец страдает, как не страдал никогда. Да, лучник непременно собирался задушить его собственноручно, а еще лучше выпустить кишки без помощи ножа. И его ничуть не страшила подобная жестокость и необъяснимая безжалостность. Он просто хотел мстить. За нее. Это все близко к безумию, но разве не оно - признак настоящей любви. — Достаточно. Можете идти. Стражники молча вышли, заперев дверь камеры, оставив лучника один на один с нападавшим. За время, проведенное с Реджиной, злость немного утихла, уступив место нежности и заботе, но сейчас, когда измазанное кровью лицо снова оскалилось, Робин не сдержал порыв гнева, захлестнувшего так же внезапно, как волна при начинающемся шторме; он ударил мужчину с такой силой, что тот получил еще одну ссадину от удара об пол темницы. — Вставай, — сказал Робин, раздраженно потирая руки. — Встань и дай мне ударить тебя, глядя в глаза. — О, какие мы благородные. Не бьем лежачих? Тогда, пожалуй, я останусь здесь, — незнакомец вытянул ноги и устало повалился на руки, закрыв глаза, старался говорить, как можно небрежнее, как будто его ничуть не волновали сломанные ребра и синяки на всем теле. — Откуда… такое мщение за нее, приятель? Ты знаешь, что она делает? Как убивает людей целыми деревнями, как разрушает жизни? Не знаешь или с ней заодно? — Заткнись, — Робин присел на корточки возле его лица, с отвращением взирая на лежачего. — «Почему Робин Гуд присягнул в верности ведьме? Околдовала ли она его? Возможно». Так говорят в деревнях, которым ты помогал, так говорят твои бывшие друзья. Жена, которую ты предал. — Кто стоит над тобой? Чей приказ ты выполняешь? Продолжал Робин, словно не замечая слов, сказанных нарочно, с целью разозлить и кольнуть побольнее. Напрасный труд, он уже давно не переживает о той, своей прошлой, жизни. Не жалеет, и ничего не вспоминает, старается, по крайне мере. — Назови мне имя, — повторил Гуд. Не стал. Громко засмеялся, но не поднял лица. — Это ведь так очевидно. Так просто! — Послушай меня, я устал играть в твои игры, — Робин схватил парня за остатки рубашки и хорошенько вздернул. — Скажи мне имя, и я обещаю: ты умрешь не так мучительно, как я хотел. Говори же! — Вы сами вскоре лично увидите того, кому я служу… Лучник поднял мужчину и прошептал в последний раз: — Говори. Безумная улыбка. Голос, до самозабвения уверенный во всех сказанных словах. Важное признание, шепотом по слогам: — Бе-ло-снеж-ка.