Глотая нью-йоркский воздух

— Мисс, вы разбили мой заказ! — высокий женский голос резко вывел меня из ступора. Я посмотрела на пол, где лежали осколки стакана и растекался латте. Это пойдет в мой счет уже. — Бикслоу, еще один латте. И побыстрее, — попросила я, вновь поднимая голову и встречаясь все с тем же взглядом серо-зеленых глаз. Я не могла поверить, что снова вижу эти глаза. И не могла оторвать взгляд. Но перед моим носом маячила посетительница, поэтому пришлось отвлечься на работу. — Простите, кофе будет за наш счет. Микки, займи мое место, я сейчас вернусь. Я резко метнулась на кухню, срывая с себя запачканный фартук. Сейчас мое сердце просто вырывалось из груди, отстукивало бешеный ритм. Ворвавшись в дамскую комнату, я оперлась руками об белоснежную раковину и посмотрела на себя. Дыхание сбилось, как после бега, в глазах было непонимание и… страх. Сама я не осознавала, что со мной, черт возьми, происходит. Просто на меня словно ушат холодной воды вылили. «Успокойся, Эшли, он просто очень похож», — пытаясь хоть как-то привести себя в норму, говорила себе я. Но нет, это были его серо-зеленые глаза, его постоянные прямоугольные очки на ровном носу и его вечно растрепанная розовая шевелюра. И весь его вид просто кричал: «Привет, Люси! Это я, твой вечно запуганный Нацу!». И снова руки чесались, чтобы ему вновь врезать. За то, что снова оставил меня одну и посмел вернуться. Я смотрела в свое ухмыляющееся отражение. Мне безумно хотелось разбить зеркало, потому что оно говорило мне: «Признай, ты скучала больше всего по нему. Ты всегда думаешь о нем». Оно было до одурения правильным. И это бесило больше всего. Потому что, как бы я этого не отрицала, я хотела, чтобы он вновь вернулся, одарил своей смущенной улыбкой и невнятно пробормотал извинения. И я бы мгновенно простила ему все, забыла все обиды. Оказаться в кольце родных рук — настоящее счастье. Но сейчас, когда я сбежала из города, где мы впервые встретились, он появляется здесь. В Нью-Йорке, в одном из самых больших городов мира, именно в этой кофейне. Судьба вновь издевается надо мной. Ведь я знаю, она отберет у меня его вновь, увезет на другой конец страны и вряд ли еще раз позволит нам встретиться. Она так любит играть со мной, что я уже ничему не удивляюсь. Эта чертовка понимает, что я привязана к этому человеку, и я буду ждать только Нацу, как самый верный пес. Я ни на минуту не могу подумать о том, чтобы найти кого-то другого, кто ближе, кто не уезжает на несколько месяцев, а то и лет. Кого-то, кто не будет рвать мое сердце на части. Нет, это всегда будет Нацу. Кажется, его имя просто выжжено у меня где-то в районе груди, около сердца. — Эшли… — я не поворачивала головы. Знала, что это Микки, и знала, что она будет говорить. — Тебя там спрашивают. Парень со странными волосами розового цвета. Он даже имя твое назвал. — Передай, что ошибся, — сказала я против своей воли. Конечно же, мне хотелось выбежать, помчаться к нему на всей своей скорости, отвесить хороших тумаков и крепко-крепко прижаться к его груди. Но я не могла. Потому что устала. — Обознался, принял не за ту девушку. У меня вполне обычная внешность, коих не мало. — Да, только не все вы из Нового Орлеана и носите серебряные браслеты на руке, — от этих слов я вздрогнула и посмотрела на Микки. Невольно коснулась браслета и, выдохнув, осела на пол. Микки закрыла дверь и, несмотря на то, что пол был ледяным, села напротив. — Рассказывай давай. И не говори, что не знаешь его. Я посмотрела на серьезную Микки. И впервые за месяц увидела в ее глазах не пустоту, а волнение. Пусть на короткое время, но увидела. Она за меня переживает, пусть тщательно это и скрывает. — Он Нацу Драгион, — выдохнула я и, прикрыв немного глаза, закусила губу. Слова давались тяжело, стук сердца отдавался в ушах. Фокс слушала внимательно и не собиралась меня перебивать. — Он вроде как мне парень. Ну как парень? У нас странные отношения на расстоянии. Если это вообще возможно назвать отношениями. Я усмехнулась. Действительно, как можно назвать то, что между нами происходит? Любовь? Привязанность? Последнее уж точно, ведь я к нему привязана, так сильно, что самой от этого тошно. Я знаю, что если он исчезнет из моей жизни навсегда, то мне остается умереть. Он, черт возьми, был моим кислородом. — Любовь ли это или нет, я не знаю, — продолжила я. — Но я к нему безумно привязана и без него жизнь полна серых красок. Он безумно мне дорог. Вот только сложилось так, что вместе мы не можем быть. Нацу с самого детства разъезжал по всему миру со своими родителями. Они были искателями, и Драгион перенял семейное дело. Правда, они надолго оставались в Новом Орлеане, поскольку жили Драгионы именно там. И я примерно в тринадцать лет познакомилась с Нацу. Стеснительным мальчишкой, что пугался других людей и боялся с кем-то заговорить. А тут я, представляешь, разгильдяйка местного разлива, заводила и забивающая на учебу девчонка. Веселенькое было знакомство. На лице всегда появляется ухмылка, когда я вспоминаю эту судьбоносную встречу. Когда я увидела Нацу, который сидел на школьном дворе в одиночестве и читал книгу. Я тогда возвращалась домой из школы и заметила его. Странного паренька с необычными розовыми волосами. Мне он показался странным и каким-то покинутым, поэтому я решила подойти. Он тогда перепугался до чертиков, а меня это безумно рассмешило. И как-то так вышло, что у нас оказалось много общего. Много того, что сблизило нас. Я защищала его в лицах друзей, и Драгион влился в нашу компанию. А он выслушивал меня, был рядом, когда мне приходилось туго, и помогал если не делом, то хотя бы советом. — Мы стали лучшими друзьями, — я улыбнулась этим воспоминаниями. — Помогали и доверяли друг другу. Мы смогли поддерживать нашу дружбу на расстоянии. Нас связывало что-то. Пусть иногда взгляды не сходились, пусть мы ссорились, мы не теряли эту связь даже тогда, когда были друг от друга на расстоянии в тысячи миль. Его спокойный и тихий нрав всегда усмирял мой вспыльчивый характер. Нацу — это моя опора, мой советник и мой стоп-кран. Я замолчала. С Нацу я была собой. Не притворялась, не была человеком-из-стали. Мы понимали друг друга с полуслова. Я сто раз пыталась прекратить все, остановиться и больше никогда с ним не пересекаться. Но не могла. Меня тянуло к нему, как магнитом, я не находила никого другого, кроме этого «чертового недо-панка», как часто я называла Нацу. И, наверное, это было одновременно и моим счастьем, и моей гибелью — любить его, отдавая всю себя. — Ты не все рассказала, — через некоторое время тихо сказала Микки. Она взяла меня за руку и посмотрела мне в глаза. — Ты избегаешь его. — Да, — кивнула я и выдохнула. — Как я уже говорила, он часто уезжал из города и надолго. Да и в городе был недолго, всего несколько месяцев. Это было не так уж плохо, пока мы были лучшими друзьями. Но пришло время поступать туда, где когда-то учились его родители. Конечно же, это был университет в Новом Орлеане. И тут… За шесть лет, что он провел в нем, у нас завязались отношения. Мы проводили кучу времени вместе, он уезжал реже и оставался дольше. Он одаривал меня любовью и заботой, которую я уже давно не видела. Я с девяти лет жила с достаточно сварливой бабкой, поэтому семейного тепла не получала. А тут этот Нацу Драгион, что сумел меня приручить. Я привязалась. И теперь никак не могу отвязаться. Сколько бы ни старалась, не получается. Я знаю, что он ничего не может сделать, чтобы исправить положение, потому что бросить работу для него — бросить все труды родителей и его собственные. И я не могу, потому что сорваться с места для меня сложно. — И все же ты сорвалась из дома в Нью-Йорк. — Это другое, — уклонилась я от ответа. Я так и не рассказала ей, почему решила бросить привычную жизнь в Новом Орлеане и приехать в Нью-Йорк. И пока, наверное, готова не была. — Я вынуждена была уехать. Иначе никак. Но постоянно переезжать, не имея своего дома… Это не для меня. — Но сейчас он сидит здесь и ждет тебя. Ты не думала о том, что он тоже к тебе привязался и безумно по тебе скучал? Ведь ты, скорее всего, была его единственной девушкой и первым лучшим другом. Пришлось опустить взгляд. Скорее всего Микки была права. Нацу не один раз говорил, что я ему дорога, пусть и бросал это как бы между делом. Уж слишком он стеснительный был для такого. Драгион в любви-то признался мне только в своем фургоне, где всегда кардинально менялся. Правда, в фургоне в нем тут же просыпалась гордость, нахальство и саркастичность. Но это его не портило. Наоборот, делало особенным и таким непохожим на других. И теперь передо мной стоял выбор: пойти к нему и посмотреть прямо в родные глаза. Утонуть в них, растворится и снова почувствовать себя нужной. Или уйти, не сказав ни слова и стараться никогда не попадаться ему на пути. Отпустить спасательный круг, благодаря которому долгое время держусь на плаву. Я не привыкла сдаваться. И не привыкла отпускать. Эгоист внутри меня просто кричал: «Он наш! Нацу Драгион должен быть нашим, и ты не должна его отпускать». Разум тихо и неуверенно говорил, что ни к чему хорошему это вновь не приведет. А вот сердце рвалось к человеку, которого любит безразмерно. И я сдалась сердцу. — Ты права, — тихо сказала я и поднялась с пола. Она одарила меня улыбкой и встала. Фокс как будто понимала меня, как никто другой. Микки словно чувствовала все то, что испытываю я. — Не могу же я вечно прятаться. Да к тому же, кто он такой, чтобы от него бегать! — Вот, узнаю старую добрую Эшли! — приободрила меня подруга. Я вдохнула побольше воздуха и открыла дверь. Сейчас или никогда. В своей жизни я никогда не испытывала страх. И сейчас, я впервые ощущала это чувство, которое обдавало холодом. Я шагала навстречу своей судьбе. Это могло обернуться или моим падением, или моим возвышением. Но нужно было рискнуть. Открыть дверь и увидеть человека, без которого я не представляю своего существования. Нацу Драгион стоял прямо передо мной.