Дети Ользара

Покинув библиотеку, я нос к носу столкнулась с Зазу. Замковой мурлыкал какую-то песенку, отбивая хвостом ритм, и прямо-таки лучился благодушием. - Пока тебя не было, я испробовал некоторые стратегии, - сообщил он. - Клянусь с-своим камзолом, через дюжину дней здесь прогремят с-свадебные фанфары, или я не замковой Хасса-Ба! Я лишь завистливо вздохнула. Хоть у кого-то налаживается личная жизнь. Телепортировав меня в спальню, счастливый влюбленный откланялся. Я же, обложившись одеялами и подушками, уставилась на незамысловатый узор кроватной спинки, чувствуя себя как никогда одиноко. Где сейчас Джалу? Летит домой или, быть может, в этот самый миг, находится на волосок от смерти? Мне так отчаянно хотелось услышать знакомый хрипловатый голос, что я до боли сжала виски руками, запрещая себе использовать мысленную связь. Не время для слабости, Лис. Резкий звук вырвал меня из оцепенения. Я завертела головой, пытаясь понять его природу. Звук повторился - словно град застучал по стеклу. За витражным окном мелькнула неясная тень. В животе заворочался комок страха, но я заставила себя подняться и подойти ближе… И облегченно выдохнула, когда разглядела силуэт некрупной птицы. Она перестала стучать по стеклу клювом и теперь билась всем телом. - Тише, тише, - пробормотала я, распахивая створки. - Есть, наверное, хочешь? Черный как смоль ворон влетел в комнату вместе с морозным воздухом и хлопьями мокрого снега. Пока я, ругаясь сквозь зубы, закрывала окно, успев промерзнуть до последней косточки, ворон сделал несколько кругов под потолком, после чего приземлился на письменный стол. Некоторое время мы настороженно разглядывали друг друга. Глаза птицы, похожие на блестящие пластмассовые бусины, цепко шарили по моему лицу. - Ну, давай знакомиться… - предложила я, и медленно двинулась к странной птице, стараясь избегать резких движений. - Кар! - согласился ворон и, стоило протянуть к нему руку, безо всякого страха перебрался на запястье. От волнения у меня подкосились ноги. Я уже знала, что имею дело не с обычной птицей, а магическим почтальоном. В Академии мы иногда использовали таких созданий, чтобы обмениваться лекциями или протаскивать на экзамены шпаргалки. Я осторожно отвязала от лапки птицы крошечный свиток. Неужели… Нет, у меня решительно не было сил на догадки! Трясущимися пальцами я развернула письмо. Магия пространства быстро превратила клочок бумаги во внушительный лист пергамента. В крупных, красивых буквах, украшенных десятками завитушек, я немедленно узнала почерк Тойи. «Дорогая Лис! - писал друг. - Надеюсь, это послание найдет тебя в здравии и безопасности. После случившегося в день казни, тебя объявили государственной преступницей и назначили большую награду, поэтому надеюсь, что сейчас ты среди верных союзников. Несмотря на то, что многие судачат о твоей смерти, я гоню от себя эту мысль, ведь прежде ты блестяще выпутывалась из самых безнадежных авантюр. Этот ворон – мой лучший фамилиар – и он будет лететь до тех пор, пока не найдет тебя или не погибнет сам. Его зовут Карамба. Я не уверен в значении этого слова, но ты часто повторяла его, перед тем, как сорвать занятия по нумерологии или перед экзаменами, к которым ты, конечно же, никогда не была готова… Славное было время, правда? Я всегда думал, быть может, это какое-то древнее могучее заклинание, призывающее удачу? В любом случае, теперь Карамба принадлежит тебе, так что заботься о нем, пожалуйста. Сейчас, когда я пишу эти строки, Нисса и Шенрияр гуляют на улице, я слышу их голоса за окном. Я не стал говорить им, что собираюсь написать тебе. «Меньше знаешь, крепче спишь» - я правильно цитирую твои слова? Сейчас за нами неусыпно следят шпионы Инквизиции. Не думай, что Нисса или Шен считают тебя предательницей. Каждый из нас понимает – у нашей Лис были свои причины поступить так, как она поступила, неважно, что говорит инквизиция, сенат и даже церковь. Ты наш друг… нет, не просто друг – ты наша сестра, и мы будем верить в тебя, что бы ни случилось. Нисса сутками торчит возле Шена, кажется, между этими двоими происходит что-то, заставляющее обоих смущаться всякий раз, как я застаю их наедине. Я искренне рад за них, и, хотя мне тяжело об этом писать… но, я думаю, жизнь Шенрияра уже никогда не будет прежней. Лекари говорят, что никакая магия не сможет поставить его на ноги и вернуть привычную внешность. Я знаю, для Ниссы это не имеет значения, но мне все равно очень грустно. Арахонский мыш заметно подрос, но очень тоскует по тебе, Лис. Я…» Последнюю фразу было невозможно разобрать, так как нижнюю половину пергамента испещряли чернильные отпечатки маленьких когтистых лап – следы Хууба я бы узнала из тысячи. Я быстро вытерла мокрые щеки, и еще раз внимательно перечитала письмо. В нем не было ни слова о Дее (горечь обиды прошла, и я была бы рада узнать о его судьбе), но, главное, послание определенно было не закончено! Это могло означать лишь одно - вторая часть письма важна настолько, что Тойя наложил на нее особое охранное заклинание. От волнения я прикусила щеку, так что во рту ощущался металлический привкус. Если моя догадка была верна – такого количества крови вполне достаточно. Пометив на кончик пальца немного слюны, я приложила его к пергаменту. Следы Хууба исчезли, и на их месте стали проявляться слова… «А теперь о главном. Пока тебя не было, случилось немало трагических событий. Клаус Амвел – безумен. Это стало очевидным, когда он приказал закрыть магические академии и взять под арест всех ректоров и преподавателей. Многих из них казнили, обвинив в сговоре с крылатыми…» - Нет! – ослабев, я рухнула на колени, но глаза продолжали упрямо цепляться за строки. «Я знаю, о чем ты подумала, и спешу успокоить – магистр Крам жив, хотя и вынужден скрываться. Во время облавы некоторым ректорам и учителям также удалось бежать, но других… магистра Нойрика, магистра Шу, леди Фрэйи… их больше нет…» Отстранив письмо, я разрыдалась. Читать подобное было равносильно пытке, моя душа разрывалась от горя, но я заставила себя продолжить. «Бедная Лис! Могу представить, что ты сейчас чувствуешь. Нам запрещено носить траурные ленты, поэтому вместо белой совы я отправил тебе черного ворона, никто не может лишить нас права скорбеть. Готовься, друг. Дальнейшие новости тебя не порадуют. На месте академий теперь находятся Училища Гончих, где готовят особые инквизиторские отряды. Насколько мне известно, туда отбирают магов и илиферов из бедных семей – тех, кем не опасно жертвовать. Не знаю, в чем заключается обучение, но, по-моему, с ними делают нечто поистине ужасное… На днях я встретил Зисифа – помнишь его? Тот улыбчивый акмалец с факультета бытовой магии? Он еще ухаживал за моей сестрой на первом курсе… Я с трудом узнал его. Он был похож на ожившую восковую куклу, даже двигался как-то не так, неправильно, не по-человечески! Лис, я вынужден предположить худшее – думаю, их заставляют пить драконью кровь… Ты ведь понимаешь, что это значит?» - Господи, - прошептала я непослушными губами. «Знаешь, Лис, я всю жизнь старался замечать и верить только в лучшее… Но сейчас мне кажется, что мир катится в бездну». О, Тойя, милый Тойя, ты даже не представляешь, насколько прав! «За всеми студентами теперь неустанно следят инквизиторские ищейки, и моя бедная Нисса вынуждена быть одной из них. Ходят слухи о подпольной магической организации, называющей себя Академией Сопротивления. Я попытаюсь связаться с ними, потому что должен… нет, я обязан что-нибудь предпринять! На этом закончу. Если меня заберут гончие, и мы встретимся с тобой врагами – убей без сожалений. Это буду уже не я. Береги себя и позаботься о Карамбе. Твой верный друг Тойя Хо». Некоторое время я сидела без движения. Тело покинули разом все силы, словно я была заводной игрушкой, из которой вынули механизм. Только текли по щекам слезы, горькие и щипучие. Когда я немного оправилась от потрясения, мозг принялся лихорадочно переваривать полученную информацию. Мои самые страшные опасения оправдались: сенатор Амвэл был сумасшедшим, к тому же очень опасным. Если раньше он дергал за ниточки из-за спины Тальруха и Великого Инквизитора, то теперь, судя по всему, управлял Империей в открытую. Бог-Дракон, как же ты допустил это? Огромная страна во власти социопата, не гнушающегося любыми методами насилия! Если он действительно заставляет юных магов пить драконью кровь, то речь идет о самом настоящем геноциде. Приняв ее, даже простой человек становится невероятно сильным, инквизитор же, оснащенный «черной каплей» – превращается в настоящую машину смерти. Конечно же, есть и обратная сторона медали. Ни плоть, ни разум человека не способны долго сдерживать подобную мощь, поэтому вначале несчастный утрачивает личность, превращаясь в послушного воле «хозяина» монстра, а затем погибает – медленно и крайне мучительно. Это было одно из тех знаний, которым меня наградила должность илифера, и которое гноилось в моей памяти, навечно запечатанное заклятием. До сегодняшнего дня Инквизиция втайне проводила такие эксперименты, используя каторжников и заключенных. Теперь материалом станут тысячи невинных душ… Вскочив на ноги, я сделала несколько кругов по комнате, сжимая и разжимая кулаки в бессильной ярости. Приняв решение, я села на кровать, положила перед собой пергамент и хорошенько его разгладила. Аккуратные буквы, выведенные рукой Тойи, будто освободившись от оков, закружились в хаотичном танце. «Дорогой Тойя! – начала я. Буквы послушно ложились обратно на бумагу, складываясь в нужные мне слова. – Нисса, Шен! Как же я рада, что вы живы и по-прежнему считаете меня другом…» Когда ответное письмо было готово, я свернула его в крохотный свиток, и обратила, наконец, внимание на Карамбу. Ворон сидела на краю столика, нахохлившись и глядя на меня блестящими бусинами глаз. - Никчемная у тебя хозяйка, Карамба, - со вздохом сказала я и пошарила в карманах в поисках чего-нибудь съестного. Найденный сухарь, уже слегка побитый плесенью, не вызвал у крылатого гостя энтузиазма. Клюнув пару раз, он столкнул сухарь на пол и одарил меня презрительным взглядом. - Чем богаты, - проворчала я в ответ. – Лапу давай. Вскоре письмо было надежно привязано, и я распахнула створки, выпуская птицу в вечерний сумрак, густо припорошенный снегом. Помолившись Богу-Дракону, чтобы Карамба добрался невредимым, я вернулась в постель и еще долго не могла уснуть, мучаясь вопросом, правильно ли я поступила, ведь то, о чем я просила в письме, подвергало моих друзей огромной опасности… ***