Живя надеждой

      Брату удалось сдержать данное слово. Я погрузилась в омут своих забытых воспоминаний, но я даже не представляла, что он окажется настолько глубок…       Сначала я лишь слышала голоса. Это казалось так странно… Я как будто находилась в черной комнате без окон и дверей. Наверное, такое ощущение преследует людей в коме: они слышат, но кругом что-то необъятное, они не представляют, где они находятся, до них доносятся лишь какие-то звуки…       — Фугаку-сама, я не хотел травмировать вашу жену, но вам я могу сказать. Я знаю вас как рационального и умного человека, — обеспокоенно заговорил мужской голос. Его обладатель был единственным человеком, кого я никогда больше не встречала на своем жизненном пути.       — Говори, Яритэ, — безапелляционно заявляет другой голос, принадлежащий моему отцу.       — Ваша дочь родилась довольно слабой в отличие от своего брата. Такое случается: один близнец в утробе матери враждует с другим и получает питательных веществ, способствующих его развитию, намного больше, чем тот другой. Ваш сын оказался сильнее девочки. Я боюсь, что она может не выжить.       Эта новость каменной глыбой упала на пол. Я не понимала, что происходит. Потом осознала, что этот разговор шел обо мне. Так значит, моя жизнь еще в детстве висела на волоске. Это настоящее чудо, что я выжила. Пускай и так, но сейчас меня это должно в меньшую очередь беспокоить. Если я жива, значит такова воля Ками-сама. Я только могу пообещать, что проживу свою жизнь достойно. Больше ничего об услышанном я сказать не могу… Возможно, отцу это было больно слышать, но он был сильным духовно и физически. Он должен справляться со всеми трудностями, ведь он не только Шиноби, но и Глава клана Учиха. Нависло напряженное молчание.       После раздался голос отца, он звучал чуть тише, в нем редкими, еле заметными нотками проскальзывал страх за свое чадо:       — Сколько… Сколько ты ей дашь?       — Несколько дней, — твердость звучала в голосе второго, когда он произносил эту фразу. Он не бросался пустыми ничего не значащими словами, он точно знал, о чем говорит. Из-за этого даже мне становилось по-особенному страшно. Однако это демонстрировало Яритэ, как профессионала своего дела: только профи может совершенно непоколебимо и даже невозмутимо говорить о таких вещах. Потом продолжил, на этот раз его голос звучал как раньше:       — Однако есть надежда, что она выживет. Малышка еще может побороться. Я не настаиваю, но у нее есть шансы, пусть они и невелики.       — Хорошо. Я подожду несколько дней. Я придумаю, что сказать жене, если ребенок умрет. У меня мало надежды на волю провидения. Думаю, ей будет лучше умереть, — теперь же слова его звучали серьезно и так, как будто ранее им не завладевало никакое волнение, словно он с самого начала надеялся, что я умру.       Эти слова гулким ударом отдались в моем сердце. Они звучали так, будто бы мне действительно было написано на роду не выжить и постепенно умирать те несколько дней, что пророчил мне Ирьенин. Тогда я испугалась и была готова заплакать.       «Я была нежеланным ребенком в семье, даже мой отец хотел моей смерти», — только об этом я могла и думать. Это было просто ужасно. Я уже жалела, что попросила брата помочь мне вспомнить. Кто бы знал, что это будет моей самой большой ошибкой. Мне даже хотелось прекратить это, я хотела поскорее закончить свою прогулку по воспоминаниям и уйти, чтобы больше не видеть и не слышать того, что мне казалось в будущем будет еще более страшным, чем эти жестокие слова, произнесенные в мой адрес моим родным человеком, который, как мне казалось, должен был любить меня, наверное, с такой же силой, с какой любит меня Итачи.       — Вы… так жестоки. Почему вы хотите девочкe смерти? Она же ваша дочь! — мужчина по имени Яритэ говорит то, о чем я сама хотела бы спросить своего отца. В тоне слышался страх, непонимание и злость. Он так же, как и я, не понимал всей абсурдности и нелепости данной ситуации и не хотел с этим мириться. Возможно, он бы мог привести тысячи доводов и указать отцу на его ошибку, но последующие слова Фугаку Учиха заставили его хоть и не намного, но успокоиться и прийти в себя, позволяя себе вновь рационально мыслить, а не подаваться воле непродуманного гнева.       — Я не уверен, что смогу защитить её, если она останется такой слабой. У меня есть много обязанностей. Есть враги. Если что-то пойдет не так и опасность будет угрожать моей семье, я не уверен, что моя слабая дочь не станет мишенью для врага. Часто убивают самый слабых — выживают сильнейшие. Это правило Мира Шиноби.       Эти слова меня шокировали. Вот что он хотел сказать этим заявлением. Он не хотел, чтобы в будущем мне угрожала какая-либо опасность, беспокоился, что не сможет меня защитить, когда это будет нужно. В какой-то степени я могла его понять. Он больше ничего не мог сделать и видел только этот выход из ситуации, хотя я чувствовала, в глубине души осознавала, что за его словами скрывается другой смысл. Отец хочет меня защитить и сделает это, чего бы ему это ни стоило. Может, это предрассудки, но я осознавала, что он говорил те слова, только ради того, чтобы убедить в этом в первую очередь самого себя, а это ему, как мне кажется, не совсем удавалось. Раньше я чуть было не повернула назад, теперь же я радовалась, что так не поступила, тогда я бы корила себя за этот поступок и не выяснила бы правду слов, сказанных им, моим отцом. Теперь же я на собственном опыте поняла одну истину: как бы ни казался опасным и трудным путь в тот момент, когда ты только начинал по нему идти, тебе не стоит поворачиваться назад, столкнувшись только с первыми трудностями, ведь за все перенесенные тяжбы всегда ожидает достойная награда. Я чуть было не совершила ошибку, но она помогла мне вынести важнейший жизненный урок, которому я всегда буду следовать… Я продолжила слушать дальше, но уже с большим вниманием, вслушивалась в каждое слово, пыталась уловить тайный смысл, все, что происходило, казалось мне безумно важным.       — Значит, вы все же заботитесь о ней… Я верю, что она выживет и сможет дать фору своим старшим братьям, — эти слова говорились чуть легкомысленно. Но, в то же, время слышалось, что он не сомневается в собственных словах. Он был на моей стороне. Как хорошо, что его слова оказались пророческими, и мне действительно удалось спастись…       — Все возможно, но пока я не намерен забирать назад свои слова, — непоколебимым тоном отвечает ему отец, а после добавляет:       — А теперь оставь меня. Я хочу побыть с ребенком.       — Да, Фугаку-сама.       Тот мужчина уходит, я слышала его шаги. Я осталась наедине с отцом. Не знаю, что от него и ожидать. Он может пожелать мне скорейшей гибели, что служит избавлением от мук, а может… О Ками-сама, меня пугает эта неизвестность… Я даже не знаю, на что мне надеяться, чему мне верить, а чего опасаться. Это приводило меня в ужас перед тем, что ждало за следующим поворотом. Хотелось нажать на паузу, пойти на кухню, там выпить стакан воды, наконец, прийти в себя и дальше продолжить просмотр. Жаль, что это не кино, это реальность, и я никогда не смогу так поступить… Я должна двигаться дальше, несмотря ни на что, потому что, в противном случае, я никогда не смогу принять саму себя и буду себя просто-напросто ненавидеть.       Я почувствовала прикосновение к своей щеке, трогаю место, где, по моему соображению, должна была находиться рука, прикоснувшаяся ко мне. Ничего там не нахожу. Это было странно… Я никогда такого не чувствовала раньше, как будто бы меня коснулся призрак. Из-за этого сравнения, по моей спине пробежались мурашки. Я долю секунды не понимала, что здесь творится, но, наконец, нашла истину. Я ощущала то, что чувствовала маленькая я. Такое было снизошедшее на меня озарение. То прикосновение означало, что мой отец дотронулся до моей щеки, щеки своего ребенка.       — Ты выживешь, ведь ты моя дочь, — послышались эти слова. После этого мужчина ушел.       Это было то, что я нисколько не ожидала услышать, однако, от этих слов становилось так тепло, а слушать их было очень-очень приятно. Я улыбнулась. Он действительно верит именно в это. Я была права, подвергая его слова сомнению, он действительно не мог желать мне скорейшей гибели. Он хотел, чтобы я, его дочь, смогла оправиться и выжить, главное выжить, а потом уже стать более выносливой и сильной и дать фору своим старшим братьям, как и говорил тот мужчина-медик.       — Спасибо, папа, — прошептала я, так и не стерев с лица улыбки. Я знала, что эти слова не дойдут до его ушей, но мне все равно становилось намного-намного легче. Теперь я наверняка знала, что я была любима не только братом, матерью (ведь мамы, по моему разумению, должны любить своих детей), но и отцом…       После того разговора, наверное, прошел отведенный срок, слышались еще голоса, передо мной передвигались какие-то силуэты, но они быстро исчезали, поэтому мне все же казалось, что промелькнул всего лишь один миг.       Возле моей кроватки стояло все семейство Учиха. Теперь я видела все с расстояния простого наблюдателя, как будто я не являлась участником этих событий, а в виде бестелесной тени, фантома, видела все со стороны. На лице у мамы была изображена радость, на губах играла улыбка, её приподнятое расположение духа подтверждали слова:       — Я так рада, что мы можем забрать её.       Она, наверное, ужасно беспокоилась по причине того, что раньше её не подпускали к ребенку (я не слышала её голоса и не видела её рядом с собой, посему говорю это с точностью), и поэтому её держало, словно в тисках, чувство отчаяния и страха за свою маленькую дочурку. Мне стало жалко маму, потому что я заметила в её взгляде усталость и явные признаки недосыпания.       Я еще, будучи младенцем, не обращала на это внимание, радовалась посетителям, улыбалась беззубым ртом и протягивала ручки к Итачи, который забавлял меня игрой с собой. От созерцания этой сцены на моей душе становилось теплее. Саске, находясь у матери на руках, возмущенно насупил бровки, наверное, в нем пробудилась ревность, ведь теперь внимание брата было привлечено ко мне, а не к нему. Реакция брата-близнеца, на которого я сейчас была просто до крайности похожа, меня позабавила еще больше. Наверное, я, когда придет время, буду частенько напоминать об этом, на что брат, должно быть, ответит, что тогда он был ребенком и действовал, влекомый своим детским порывом. Детская ревность, если рассматривать происходящее в данный момент, мне казалась страшной силой. Очень надеюсь, что братик в будущем не станет ко мне относиться враждебно, мне не хотелось бы враждовать с членом своей семьи, ведь потом, через некоторое время, мне удалось осознать, как сильно я любила брата.       — Она такая милая, — с улыбкой роняет Итачи, после чего обращается к матери с вопросом:       — Мама, как зовут мою сестренку?       Женщина замирает, на мгновение лицо её становится серьезным. Похоже, она не задумывалась насчет этого вопроса, но, заметив её выжидающий взгляд, направленный на мужа, я понимаю, что именно он хотел дать мне имя. Наверное, он не хотел оставить выбор за супругой, потому что я могла погибнуть в любой момент, он не мог причинять Микото еще большую боль тем, что она выбирала имя для меня…       — Фуккацуми. Её зовут Фуккацуми, — слышится ответ отца.       Тогда я смогла узнать, как мне далось это имя, которое я буду носить с гордостью и с честью, ведь это имя дал мне мой отец, которого я очень уважаю и безмерно люблю.       После произнесенных слов мир передо мной на мгновение меркнет. Смена образов еще не стала для меня достаточно привычной, поэтому меня это еще немного пугало. Но очень надеюсь, что это не станет для меня настолько ужасным в ближайшее время, ведь, как мне кажется, предстоит еще несколько таких перемещений. На некоторое время мне стало плохо, как будто бы меня выворачивало наизнанку. Я была рада, что это ощущение быстро прошло. Мне стало намного легче. Я надеялась, что следующее перемещение пройдет более-менее гладко, нежели нынешнее.       На этот раз я оказалась в своем доме. Я чувствовала непонятно почему возникшую ностальгию. Как будто я вернулась туда, где я была раньше. Но я не помню этого места, поэтому эти воспоминания казались для меня спасением, а ощущения о нем просто-напросто беспочвенными, не подвергающимися никаким логическим объяснениям. Итачи сидел на крыльце, держа на коленях запеленованного Саске, рядом покоился сверток, в котором лежала маленькая я, спящая безмятежным сном. Меня насторожило, что старшему брату, тогда еще являвшимся пятилетним ребенком, оставили на попечение двух младенцев. Я считала, что он не справится с ними двумя, если, не дай Ками-сама, те начнут плакать, причем одновременно.       — У меня какое-то плохое предчувствие… — проговорил Итачи в темноту, прижимая к себе младшего брата.       Его не покидало ощущение надвигающейся опасности. Я тоже чувствовала какую-то угрозу и смутно понимала, о чем он говорит. Из-за таких мыслей холодок прошелся по коже. Надеюсь, я ошибаюсь. Не хотела бы, чтобы мои предположения оказались верными. Я боялась своих мыслей и пыталась отрицать то, что может случиться через какое-то время. Итачи же в такое время вряд ли справится с двумя детьми, не обладая ровно никакой силой, ведь он пока был еще ребенком и не начал тренировать своё тело, чтобы носить звание Шиноби. Хотя, как бы я ни старалась себя оградить от таких мыслей, предположение, что совсем скоро случится неминуемое и Кьюби повергнет Коноху в хаос, не покидало меня ни на секунду. Тогда многие погибнут, в том числе двое родителей, отдавшиx свои жизни, чтобы спасти своего ребенка, которого долгое время все будут называть Демоном…       Неожиданно послышался детский плач. Может, из-за предчувствия, что передалось не только брату, но и мне, может, из-за страха перед приснившимся кошмаром, я плакала навзрыд, тем самым заставляя брата создать клона (я была удивлена тому, что он умеет воплощать в жизнь такую технику) и успокаивать меня, мерно покачивая на руках. Хотя уже далеко не только меня, ведь, услышав плач своей сестры, к ней присоединился и плакал во весь голос Саске, поддержав её в таких начинаниях.       — Не плачьте, Кацуми, Саске, — говорили по очереди Итачи и его клон. — Ваш старший братик защитит вас. Не бойтесь.       Эти слова служили точно заклинанием, поэтому дети, мало-помалу, успокоились, что заставило Итачи улыбнуться. Эта сцена мне казалась не менее приятной, чем та, что я видела накануне. Теперь я понимала, что любовь брата ко мне зародилась, наверное, с той самой поры, как он впервые увидел меня… Он был первым, кто меня назвал "Кацуми"*. Это слово прижилось настолько, что ко мне стали так обращаться, используя мое полное имя, только если я сердила родителей или с горделивой улыбкой, когда отцу нравилось, что я говорила, или если он примечал мои успехи в обучении грамоте*: почему-то он не доверял меня никому другому. Я чувствовала, что отцу доставляет удовольствие меня учить. Так странно, что это воспоминание появилось так внезапно...       Снова перемена обстановки. На этот раз было пусть и ненамного, но лучше, чем тогда. Постепенно я начинаю привыкать к таким резким скачкам по воспоминаниям. Меня лишь интересует, что именно на этот раз я увижу.       Я огляделась по сторонам. Передо мной были Итачи и Саске на том же месте, только, как мне показалось, уже прошло несколько лет после того прошлого события. Близнец выглядел несколько старше. Ему было около трех. Он со всей своей детской непосредственностью забавлялся с обручем в виде кошачьих ушек и, по всей видимости, требовал внимание старшего брата, которого он смог в скором времени добиться. Я все еще улыбалась, наблюдая за его игрой, но стоило мне кинуть мимолетный взгляд на Итачи, мое лицо помрачнело. Он сидел с таким видом, что произошло нечто ужасное, но он не мог позволить своему братику почувствовать нечто неладное, посему пытался вести себя настолько непринужденно, насколько это было возможно. Я начинала беспокоиться. Что же случилось? Однако ответ на этот вопрос я найти никак не могла, что меня просто ужасно волновало. Тем временем по лицу Итачи скользнула слеза, что не смогло ускользнуть от забавлявшегося с ним Саске.       — Нии-сан, почему ты плачешь? Что это у тебя с глазами?       Я насторожилась из-за этого вопроса. Внимательно присмотревшись к глазам брата, поняла, что служило поводом его грусти. Этот Шаринган, ярко пылающий в глазах брата, означал, что он видел смерть тех, кто были ему дороги. Должно быть, братик совершенно недавно потерял своих друзей. Ему было больно, но я никак не могла разделить его боль, являясь бесплотным существом, которое способно лишь смотреть, но ничего не вправе делать…       — Ничего, Саске, не волнуйся. Все хорошо, — натянув на губы улыбку, пытается уверить малыша брат.       Неожиданно из тени выходит девочка в синем платьице, сильно похожая на мальчика, игравшего со своим старшим братом. Это была именно я. Только сейчас я смогла повнимательнее рассмотреть, что именно отличало меня от брата-близнеца, кроме, конечно, длины волос, ведь те у меня были длиннее и выглядели более прямыми, чем у него: в моих глазах пылали огоньки, словно угольки в печи. Они были яркими и согревающими, наверное, поэтому в свое время ко мне начали тянуться люди, потому что, посмотрев мне в глаза, чувствовали, что мой взгляд способен вселять в них силу двигаться вперед, невзирая ни на что…       Я подбежала к Итачи и обняла его со спины за шею своими маленькими пухлыми ручками. Брат сперва не ожидал такого, потом с улыбкой погладил меня по голове. Я была горда за себя, за то, что так поступила, пускай даже тогда и окончательно не осознавала, что тем самым становилось легче на сердце у старшего брата.       — Я не позволю тебе плакать, Нии-сан, — сделав паузу, я посмотрела на Саске и подмигнула ему, тем самым заставив его улыбнуться, потом продолжала, пытаясь сделать свой детский голос максимально серьезным, что не совсем мне удавалось:        — Мы не позволим. Ведь правда, Саске?       — Конечно, Кацуми. Мы не позволим тебе грустить, нии-сан, — вторил мне Саске, улыбаясь.       От этих слов Итачи стало немного легче. Он приласкал нас обоих и тихо проговорил:       — Я люблю вас, Саске, Кацуми. Не позволю никому вас обидеть. Я обещаю. Казалось бы, что на этом приятном моменте закончится прогулка по этому прекрасному и милому эпизоду моей жизни, но, как оказалось, данная сцена еще была далека от завершения. Тем не менее мне в любом случае безумно нравилось лицезреть все, что происходило здесь и сейчас. Я была счастлива, что мне позволено это увидеть, даже забыла, что когда-то корила себя и хотела повернуть назад. Саске протянул мне обруч, который ранее покоился у него на голове, и с улыбкой и сказал:       — Это тебе, Кацуми. Играй, сколько хочешь.       — Это правда мне? — спрашивала я, не веря своему счастью. Мне же так хотелось поиграть с той игрушкой, с которой раньше играл Саске. Впрочем, это было понятно по взгляду девочки, что был устремлен на голову близнеца.       — Конечно. Ты же моя младшая сестренка. Я должен защищать тебя и не позволять тебе плакать. Мне нравится твоя улыбка. Чтобы почаще видеть её, я отдам тебе свои самые любимые игрушки, — воодушевленно говорит малыш, тем самым заслуживает похвалу старшего брата, наблюдавшего с улыбкой за этим происшествием.       — Молодец, Саске.       Маленькая Кацуми быстро надела на себя обруч, покрутилась на месте, сжимая в руках полы платья, и счастливая новым приобретением спросила у братьев:       — Мне идет?       — Ты просто красавица! — восклицает Саске, похлопав в ладоши, на что я шутовски поклонилась, подмигнув брату.       — Согласен, — кивнул головой Итачи, так и не стерев с уст улыбку.        — Я так рада! — радостно произношу я, потом быстро поцеловав своих родных людей в щеки, быстро убежала, на ходу роняя:       — Пойду покажусь маме.       Они оба застыли в недоумении. Потом очнулись. Щеки Саске запылали, а Итачи лишь тихо хмыкнул.       Судя по всему, я была солнышком в этом доме. Я освещала это место, словно яркая звезда, и не позволяла им грустить. Поэтому меня любили и оберегали, как нечто до умопомрачения важное, как что-то, что так не хотелось терять. Наверное, моя пропажа причинила им такую боль, что в будущем пошатнула семейное равновесие. Я боюсь видеть, как это происходило, но понимаю, что в отсрочке нет никакого смысла, и с этим я ничего не могу поделать.       — Какая я была непоседа… — шепчу я и устремляюсь в дальнейшее путешествие, которое не заставляет себя долго ждать.       Перед моими глазами проносились все новые и новые образы. Я видела все новых и новых людей. Моя жизнь, жизнь маленького слабого лучика света в кромешной тьме моего жестокого и сильного клана, протекала, подобно морскому бризу, плавно и спокойно.       Будучи ребенком, я любила всех и старалась делиться своей любовью со всеми. У меня не было врагов, потому что я, просто-напросто, не успела их завести, окружив себя небольшим кругом родственников и друзей, которые считали меня маленьким цветком, который нуждался в их защите. Как приметил друг брата Шисуи, в свое время бывший частым гостем в нашем доме и с которым я была по-особенному дружна, ведь тот души во мне не чаял, я для него была «тем, за кого можно было отдать жизнь, будучи уверенным, что она не забудет твоего имени и пронесет его через всю свою жизнь, с трепетом вспоминая о тебе». Он говорил это брату, с которым и велась тихая беседа, когда я уснула на руках у своего близкого друга, устав после веселой игры с ним. Итачи в коей-то мере был солидарен с ним, но слова о смерти не пришлись ему по душе, однако об этом он решил умолчать, лишь сведенными к переносице бровями выразив свое недовольство.       — Знаешь, Итачи, я верю, что эта неугомонная девочка, когда придет время, станет настолько сильной, что все мы будем с удивлением наблюдать за ней, потому что в свое время недооценили её способности. Не понимаю, почему я это чувствую. Просто что-то мне подсказывает, что именно так и будет, — легкомысленным тоном, устремив взгляд далеко вперед, уведомляет Шисуи о том, что повергло меня в шок.       Теперь уже второй человек верил, что я смогу стать сильнее, когда подрасту. Может, слова Яритэ произносились, чтобы успокоить отца, но слова Шисуи были явно не из той категории. Он говорил о том, что думал, о том, во что верил. У него просто не было повода врать или вселять пустые надежды. Шисуи Учиха не был похож на человека, кто говорит не подумав. Я предполагаю, он все тщательно взвешивал прежде сказать другу об этом…       — Я постараюсь не обмануть твои надежды. Я обязательно стану сильнее, чтобы ты, моя семья и люди из моего клана могли мной гордиться, — проговариваю я, зная, что он меня все равно не услышит. Но улыбка, украдкой тронувшая его лицо, заставила меня усомниться в собственной уверенности…       Снова весь круг образов, что проносились перед моими глазами, возобновил свой ход. Опять я видела людей, имена которых чудесным образом всплывали в моей памяти. Мне казалось, что я ничего не помню, но с каждым новым образом я вспоминала все больше и больше. Теперь я понимаю, что значит вспомнить все… Нет, пока далеко не все. Возникают другие воспоминания из прошлого. Я чувствую, что скоро настанет конец ожиданию, и я узнаю, что было от меня сокрыто. Я верю, что скоро я смогу понять, почему меня отняли у моих близких, лишили дома и воспоминаний. Я надеюсь, что скоро все решится. Мне уже надоело томиться в ожидании. О Ками-сама, своим нетерпением я действительно напоминаю Сасори Акасуна. (Это же не значит, что в будущем мы сможем спеться? Я больше за мимолетность, чем за вечность. Ну, это так, к слову…)       Вижу новое воспоминание. Оно наполнено чудесной теплотой, из-за чего становится больно, потому что я знаю, что больше этого никогда не случится. Исчезли люди, осталась лишь память о них… Значит, прошлое для меня закрыто: оно приносит лишь боль и страдания. Будущее мне тоже не подходит: я знаю столько всего из будущего, что смотреть вперед попросту нет смысла. Для меня есть только один выход — жить здесь и сейчас. Просто идти, идти и не оборачиваться назад, не заглядывать далеко вперед, и наслаждаться каждым мгновением новой жизни. Пускай путь у меня будет нелегок, но я верю, я обязательно выстою. Как там говорил Наруто? Таков мой путь ниндзя.       Такие мысли посещали меня, когда я шла за маленькой собой, которая с веселой улыбкой бежала к брату-близнецу, чтобы накормить его обедом, приготовленным ей и мамой с огромной любовью и заботой о тех, кто когда-то был рядом и кого так сильно любило мое в тот момент маленькое хрупкое сердечко…       Она нашла его на причале, где он пропадал уже несколько дней, возвращаясь домой поздно вечером. Снова та техника Огненного Шара не давала ему покоя. Сравнение со старшим братом заставляло Саске идти до последнего, показать, что он тоже многого стоит и доказать отцу, что он может превзойти его.       — Саске! — позвала маленькая Кацуми брата, на бегу помахав ему свободной рукой. Брат обернулся на зов и улыбнулся, заметив двойняшку, без признаков усталости бегущую вперед, к нему. Девочка была уже совсем близко, когда заметила обожженные губы брата. Та я взволнованно посмотрела на него и, чуть погодя, аккуратно провела пальчиками по травмированным участкам кожи. Брат чуть поморщился и выдавил с поддельной улыбкой, стремясь не напугать любимую сестричку:       — Не переживай, Кацуми. Все хорошо.       Я понимающе кивнула. Скорее всего, я точно знала, что братик врал мне тогда, я чувствовала это, но не хотела его расстраивать, ведь сейчас ему приходится нелегко. Начались тренировки, близится поступление в Академию Шиноби. Похоже, отец серьезно решил, чтобы его дочь не принимала никакого участия в делах, что в коей-то мере связано с деятельностью ниндзя. Может, он считал, что таким образом сможет меня уберечь?       — Да… — протянула я, задумавшись о чем-то, но быстро опомнилась и протянула Саске бенто со словами:        — Возьми, поешь. Мама наказала проследить за тем, чтобы ты съел все. Мы с ней вместе все готовили. Тебе нужно восстановить утраченный запас чакры. Я верю, что скоро ты сможешь выучить технику Большого Огненного Шара.       Саске сперва опешил, затем улыбнулся и ответил:       — Да. Я обязательно попробую, что вы приготовили. Только в последний раз выполню технику, а потом устрою себе перерыв.       Я вздохнула и проговорила: — Хорошо. Я посмотрю, как ты это будешь делать… Я бы очень хотела тоже попробовать сделать хоть одну технику. Не уверена, что у меня получится… Папа запрещает мне этим заниматься, сам знаешь, — заметно погрустнев, заканчивала я свою тираду.       — Я не отец. Я ему ничего не скажу. Обещаю, — пытается уверить сестру Саске, положив руки ей на плечи.       Я улыбаюсь, похоже, именно эту фразу маленькая Кацуми и втайне ждала услышать. Слова Саске заставили девочку снова повеселеть. Она была счастлива из-за того, что её никто не осудит за то, что она стремилась к тому, что может не одобрить её отец. Но что она могла, когда она тоже мечтала стать ниндзя деревни? Это было безрассудно, ведь она шла наперекор велению отца. Однако ничего не могла с собой поделать. Это желание все же было сильнее её самой. Я чувствовала, что та девочка, как и я сейчас, безумно хотела защитить тех, кто был ей дорог. Это была её тайная мечта, которую она держала в секрете ото всех…       Когда же Саске начал складывать печати, жизнерадостный настрой мигом улетучился, и та я внимательно следила за руками брата, чтобы предельно точно запомнить какая комбинация за какой должна последовать. Такая сосредоточенность заставила меня удивиться и напряженно всматриваться в лицо маленькой себя, не имея ни малейшего представления о том, что мне следует ожидать дальше. Печати сложены, изо рта Саске вырывается полноценный Большой Огненный Шар, что несказанно радует мальчишку. Это было его триумфом. Он, наконец, смог сделать то, к чему так долго стремился. Раздаются хлопки аплодисментов. Та серьезность мигом испарилась, снова возникла прежняя беззаботность на лице. Маленькая я хлопала в ладоши, выражая свою радость и восторг, вызванный победой брата.       — Молодец, Саске. Я так рада, что у тебя все получилось, — продолжает ликовать маленькая я, что делает Саске еще более довольным своей победой. — Теперь я могу попробовать? — после вопрошает девочка, с просьбой в глазах посмотрев на того. Тот утверждающе кивает и отходит чуть назад, позволяя мне пройти вперед, тем самым поменяться с ним местами. Взгляд, который я увидела сейчас, перестал быть подобным на тот, что принадлежал беззаботному ребенку. Он стал таким, каким был тогда, когда та я наблюдала за движением рук близнеца. Настолько серьезен, сосредоточен и даже холоден, что меня передернуло от осознания, насколько я могу быть двоякой. В бою — орудие, в жизни — человек. Страшная смесь, которая была вполне ожидаема из-за моего происхождения… Но разве может быть по-другому в Мире Шиноби? Разве ниндзя показывают свои слабости перед врагом? Они выглядят так же, как и я тогда. Сосредоточены и внимательны, ведь в противном случае они запросто могут лишиться жизни в сражении со своим врагом. Ведь правило «в бою побеждает сильнейший» всегда имеет свое место и время в этом непростом и жестоком мире.       Тем временем сложились необходимые печати. Пальцы двигались настолько быстро и умело, что даже не скажешь, что это была первая техника, которую я пыталась воплотить в жизнь. Изо рта вырывается огонь, который тут же приобретает форму того самого шара, что совсем недавно получилось показать мне Саске. Девочка удовлетворенно улыбнулась и обернулась, посмотрев на брата, который в свою очередь смотрел на нее. Во взгляде его читалось смесь зависти и испуга. Он не ожидал от своей сестры такой силы. Да и она сама от себя такого не ожидала. Она испугалась того, что совершила, поэтому, очнувшись от того, что на короткий миг завладело её рассудком, убежала, чуть не задев плечом брата, когда поравнялась с ним, и чуть слышно проговорив слова извинения.       Оставшись наедине с Саске, я прежде чем исчезнет это воспоминание и заменится другим, бросила, зная, что на мои слова все равно не последует ответа:       - Прости, Саске. Я правда не хотела иметь такую силу….        Нет. Мне кажется, что это было ложью. Я действительно хотела её иметь, чтобы защитить своих родных, ведь мне так не хотелось быть для них обузой. Так не хотелось… Маленькая я все еще бежала вперед, коря себя за ту силу, что вырвалась на свет так неожиданно, что заставило брата посмотреть на нее именно таким ужасным взглядом. Она не хотела чем-то быть лучше его. Братья для нее были самими сильными, самыми что ни на есть достойными зваться сыновьями главы клана Учиха. Она надеялась стоять за их спинами, оберегая своими советами и помощью из тени. Но похоже те надежды были напрасны…       Смахнув с глаз навернувшиеся слезы, девочка не заметила мальчика, идущего куда-то, пока не столкнулась с ним. Тот паренек упал, она тоже.       — Слезь с меня, — пропыхтел парнишка, на которого так неожиданно навалилась такая тяжесть.       Девочка тихо ойкнула, встала с него и подала ему руку со словами извинения. Я же наблюдала, как она предложила свою помощь малышу Наруто, ведь судя по блондинистой разлохмаченной шевелюре и полоскам на щеках, это был именно он. Не ожидала, что мне удастся познакомиться с ним так скоро. Мне казалось, что, когда я приду в Коноху, мне удастся столкнуться с ним, вернувшимся после обучения у Извращенного Отшельника Джирайи. Похоже, мои планы претерпевают крах, но я этим не сильно огорчена. Может, это столкновения приведет к началу крепкой дружбы?       — Смотреть надо, куда бежишь. Нельзя так просто врезаться в будущего Хокаге. И вообще… — бурчал под нос Наруто, когда вставал, проигнорировав протянутую руку, и отряхивал уличную пыль с коленок, пока не поднял глаза вверх и не столкнулся взглядом с печальными глазами девочки, в которых застыли слезы. Он опомнился и тут же принялся оправдываться:        — Эй, что ты, не плачь. Я не хотел тебя обижать. Я нечаянно. Я не хотел. Я…       Он был прерван веселым смехом. В глазах все еще стояли слезы, но маленькая я вытерла их кулачком. Та я смеялась из-за того, что мальчик показался мне настолько забавным, когда не умеючи попытался меня успокоить, что попросту было невозможно удержаться от смеха. Встреча с ним позволила почувствовать себя намного лучше.       — Прекрати смеяться надо мной! Никто не смеет этого делать! Я тебя ударить могу! Даже не посмотрю, что ты первая, кто меня не испугался… — начинал Наруто с запалом, выражая все свое недовольство, к концу же слова звучали с толикой грусти.       О Ками-сама, я вижу того самого мальчика, коим и является это маленькое солнышко, которому еще предстоит стать настолько большим, что он сможет осветить своим сиянием весь мир шиноби. Мне жаль, что жители деревни так к нему относились когда-то: сторонились, перешептывались за спиной, ненавидели… У него были все основания утратить душевную теплоту и сияние, но он его не лишился. Я понимаю, почему Наруто так сильно ценит дружбу: в раннем детстве он её попросту не имел. Когда же не имел, но получил, ценишь еще больше, чем кто-либо…       — Прости, я не хотела тебя обидеть. Ты просто такой смешной. Не понимаю, как кто-то может бояться тебя? Ты же совсем не страшный, — с лучезарной улыбкой проговаривает маленькая я, что заставило Наруто удивиться, а потом печально произнести:       — Сам не знаю, почему они боятся меня… — грусть, что скользила в его голосе и виделась на его лице, тут же сменилась весельем, как будто он даже и не намеревался грустить:        — Но я рад, что ты меня не боишься.       — Я и не собиралась тебя бояться. Ты похож на солнышко, а полоски у тебя на щеках, точно его лучики. Я верю своим глазам, пускай в них пока и нет Шарингана. Я вижу, что ты хороший. Как тебя зовут?       — Наруто Узумаки. Я буду следующим Хокаге! — показав на скалу Хокаге пальцем, Наруто горделиво выпрямился и стал ждать, когда я назову свое имя.       — Меня зовут Фуккацуми Учиха. Надеюсь, что будущий Хокаге Наруто Узумаки станет моим другом. Я очень не хочу, чтобы солнышко начало тускнеть, поэтому хочу быть рядом, чтобы поддерживать тебя, — говорит маленькая Кацуми, все еще сохраняя улыбку, которая видна не только на её устах, но и в её глазах.       — Да. Хокаге нужны союзники. Спасибо за то, что ты не боишься и стала моим другом, — произнес Наруто, заключая маленькую меня в объятья.       Я рада, что смогла стать для этого маленького милого проказника хорошим другом. Без него я бы не пережила столько приключений в столь юном возрасте. Ой, во что это маленькое хулиганье меня только не втягивало. От отца мне перепадало, но он поступал мудро: ничем не прерывал наши дружеские отношения с джинчуурики Девятихвостого Лиса. Ему казалось, что это ничем не повредит его дочери, ведь сам по себе Наруто никакой опасности не представляет, пока демон надежно заперт в его теле. Саске, с которым у нас сами по себе возобновились доверительные отношения, старался как можно быстрее забыть ту сцену на причале, что ему не сразу удалось. Я также не хотела об этом вспоминать, поэтому эта тема всегда избегалась при наших беседах и играх. Итачи, как и мама, не были посвящены в ту историю, но единодушно одобряли и даже не препятствовали тому, что я дружу с Наруто, что маленькую меня, безусловно, очень радовало.       Однажды, я познакомила брата со своим другом. Но стать друзьями у них никак не получалось. Та я никак не могла понять, что служило виной этому, но все же истина оказалась рядом, всего лишь в нескольких шагах. Брат ревновал меня к новому другу. Он попросту не мог видеть в моем окружении постороннего человека, поэтому просто не переваривал Наруто, что делало провальными все мои попытки примирить враждующие стороны друг с другом. Однако так просто я сдаваться не хотела и поэтому с новой силой стремилась подружить их, пока не поняла, насколько это бессмысленно. Она перестала делать что-либо, но все еще осталась при своем мнении.       — И все же. Я верю, что вы подружитесь, — сказала маленькая я Саске, что заставило его возмущенно фыркнуть.       Я и правда продолжаю в это верить. Наруто вернет друга в Коноху, как бы тот ни отпирался. Я обязательно помогу ему в этой затее. Брат вернется домой. Обязательно вернется…