Моя милая Мышка

      Боль сковывает. Обида душит, цепко обхватив шею своими длинными, старушечьими пальцами. Медленное разрушение начинается тогда, когда мир вокруг тебя становится серым, безлюдным, ненастоящим. Люди предают, люди лгут, люди изворачиваются. Люди убивают. Это часть их существования, так как, по сути, все люди — хищники. Они умелые охотники, которые бегут за своей жертвой, прикидываются зайками, а в самый ответственный момент дарят нож в спину. И ты ведь не ожидаешь этого. Совсем не ждёшь, но всё равно получаешь.       Эмма! Эмма!       Я разлепляю одеревеневшие веки, и тут же морщусь от пронизывающего холода. Вижу перед собой Грэма, который держит холодный компресс прямо на месте удара. Комната качается, взгляд всё ещё мутный, потерянный и неживой. Нет, мне не больно из-за полученного удара прямо в правую щёку. Эта боль обнуляется благодаря всей ситуации. Я осознаю, что, наконец, остаюсь совсем одна. Осознаю, что больше не могу обратиться ни к отцу, который поднял руку на дочь в пьяном угаре, ни к матери, у которой появилась другая семья. Конечно, возможно мои суждения абсурдны, вы можете сказать, что-то вроде: «у тебя есть семья, хоть и не в едином составе», но нет. У меня действительно больше нет никого. Кроме Грэма. — Хочешь, я сделаю тебе чай? — Он заботливо гладит по сбитой костяшке на руке, и смотрит прямо в глаза.       Отрицательно киваю головой, накрывая ладонь Грэма, своей. Его руки тёплые, и это успокаивает. Люблю людей с тёплыми руками. Это как, чашка горячего чая в зимний вечер. Как интересная книга, прочитанная на одном дыхании. Я провожу по его ладони, наслаждаясь ощущениями в кончиках пальцев, которые отдаются по всему телу. Чувствую себя израненной, сломленной и старой куклой, которую использовали по назначению, а затем выбросили в тёмный угол мусорной корзины.       По щекам и сквозь зубы. Каждая слезинка, которая медленно скатывается по коже, таит в себе все обиды, чувства и грусть. Душа волком воет из-за происшедшего. — Просто побудь рядом. — Отвечаю я, хлюпая носом.       Грэм поднимается, садится рядом и увлекает в свои объятия. Через силу сдерживаюсь, чтобы не разреветься совсем, не завыть от обиды и терзаемой боли, поэтому цепляюсь в плечи Грэма со страшной силой. Я чувствую защиту, когда его руки обхватывают моё небольшое тело, сотрясающееся от всхлипов. — Я всегда буду рядом, Мышка. — Шёпотом отвечает он, приглаживая мои светлые волосы. — Эмма.       Вдыхаю его запах, наслаждаюсь его крепким телом под своими руками и провожу кончиками пальцев вверх, по рукам, и обратно. Так хочется остановить время, остановить жизнь, остановить все плохие воспоминания, чтобы просидеть вот так, обнявшись с человеком, который заменяет любые удовольствия. Опьянённая этой близостью, прижимаюсь всё ближе, будто желая слиться с его разгорячённым телом.       Не сейчас. На это нет времени. — Могу я воспользоваться твоим телефоном? — внезапно произношу я, поднимая взгляд вверх.       Грэм же, наоборот, опускает взгляд, изучая каждый миллиметр моего лица, словно впервые. Он, молча, достаёт из кармана мобильный, и, также молча, подаёт его мне, но перед тем как отдать, дарит лёгкий поцелуй в самые губы. Клянусь, я сойду с ума, если он снова сделает это. Я и без того на взводе из-за этой близости, а его поцелуи приближают взрыв бомбы.       Но, нужно отвлечься.       Судорожно набираю знакомый, до боли и колик, номер. Вкладываю в каждую циферку столько тепла и любви, как будто от этого что-то зависит. Прижимаю телефон к уху, и жду. Жду, пока противные, длинные гудки закончат эту нудную песню. Жду, когда по ту сторону, будет слышен знакомый, чуть хрипловатый, прокуренный голос. Жду, когда услышу фирменное «Алло, страна!». Жду, когда не буду умирать от ожиданий и каждого гудка. Просто жду. Почти не дышу, прижимая телефон всё ближе. Жду. — Слушаю. — Наконец, доносится из трубки.       Я едва не подпрыгиваю. Голос тот же, и вместе с голосом возвращаются все воспоминания. — Глория! — На выдохе произношу я.       В трубке несколько секунд длится молчание, а уж потом и этот радостный визг. Как же давно я его не слышала! — Эмма, детка, неужели это ты?! Я так соскучилась.       В горле застревает противный, тошнотворно-солёный ком. Я едва могу дышать, крепче сжимаю телефон в руках, прикрываю глаза, сдерживая слёзы, которые уже готовы пролиться из глаз. Нет, нельзя. Не могу. Это лишнее. Глория бы не одобрила. Сверкнула бы своими глазами, презренно одарила взглядом, шлёпнула по заду, чтобы взбодрилась, и только после этого выдала одну из своих фраз. Фраз, которых мне так не хватает. — Лори! — На выдохе произношу я. — Когда ты вернёшься в Прагу?       Сразу и в лоб. Я не желала разводить сопли на пустом месте, поэтому выкладывала всё, как есть. Проглотив боль, горечь и обиду, я на придыхании рассказала подруге о том, что произошло в её отсутствие (исключая наиболее интимные и личные темы, которые обсуждать по телефону не слишком правильно). На каждое моё предложение, в ответ я слышала лишь напряжённое дыхание и тяжёлые вздохи сожаления. Я всё говорила и говорила, пока не почувствовала, что последние слова были буквально высосаны из пальца. Только тогда мои губы сомкнулись, и на несколько мгновений наступила тишина. Секунда, две, три. Я, было, уже начала думать, что связь прервалась, но в последний момент, Глория подала свой голос. — Бедная моя девочка, кажется, ты нуждаешься в поддержке тётушки Глории. — Вновь молчание, но за ним скрывалось уже иное. — Жди меня на этих выходных.       Слова легли, словно масло на хлеб. Лёгко, воздушно, беззаботно. Словно обезболивающее после долгих болей.