Все мы лжецы, когда нам есть от этого польза. «Чернильное сердце» Корнелия Функе
1
«Человек не возможен без недостатков. Порой самые худшие из них могут стать определением для лучших».
В эту ночь с моста были видны звезды. Густой туман окутывал все, стелился и смешивался с землей, будто холодное молоко, пропадал среди деревьев и спускался к кромке воды. В эту ночь оказаться тут ему было бы намного приятней, чем в любом другом месте. Одиночество и мрак до сих пор прельщали его существо. По своей сути он был одиночкой, он привык быть таким. И никакая Елена Гилберт не могла исправить этого… ни сейчас, ни потом. Деймон был эгоистом по натуре. Это слово въелось ему под кожу на долгие годы и засело там, постоянно давая о себе знать. Ничто бы не заставило его перестать убивать. Слишком долго он носил в себе эту мысль, и она медленно превращалась в идею, которая закреплялась в его подсознании все сильнее. Не мир сделал его таким. А он сам. И люди… один человек. Асфальт был мокрым и холодным. Деймон лежал, закинув руки за голову и напевая вслух мелодию времен пятидесятых годов прошлого столетия. Почему-то теперь ему вспомнилась война. Он перебирал в голове те дни, которые помнил и пытался понять, зачем он пошел на поле боя. Помогать людям? Стране? Нации? Вранье. Тогда он помогал только себе, убивая людей в военных госпиталях. И вообще история не знает дня, когда Деймон Сальваторе не помог бы себе. Ах да. Кэтрин. Песня оборвалась, его губы перестали двигаться, а взгляд замер, остановившись на бесконечности. Небо придавило его к земле, как бетонная плита. Сырой ночной воздух нес запах воды, прогнивших листьев, травы, тумана. В голове звучали строчки:«…до конца, мы в бой идем, смерть лишь неустойка. Слышна песня в голове. Нужно биться стойко…»
…не сказать, что он видел большой смысл в этих строчках. Но за полвека именно они научили его идти к поставленной цели. И почему именно сейчас ему вспомнились эти кровавые дни? Последовательность, она была всегда. Пушечный залп, выстрел и глухой удар. Пушечный залп, выстрел и снова удар. Под такую музыку умирали тогда люди. И никакой Рей Чарльз еще долгие годы после не мог заглушить ее в людях. Ночью в голове появляются лучшие мысли. Нерушимый закон вселенского бытия. Еще одна загадка человечества. Невозможно объяснить в людях этой неведомой тяги к темноте и созерцанию. Можно назвать это чувство разными словами. Когда тобою движет неведомая сила, несущая вперед и тело, и мысли, когда в голове звучит голос собственного благоразумия, заглушаемый криком совести. Когда свобода смешивается с твоей кровью, и голоса внутри становятся лишь отголосками. В такие моменты ты способен на все. Даже неба коснуться, если захотеть достаточно сильно. Когда человек мечтает о чем-нибудь, его мысли накаляются настолько сильно, что желание навсегда выжигается в нем. Предубеждения, страхи и сомнения сгорают. Остается лишь пепел и горечь ушедшей неуверенности. Остаются холодный расчет и вера. В человеке остается сила… пока мечта остается. А затем она угасает, пламя утерянного времени затухает, и вновь наступают те унылые и серые будни удручающей повседневности. Но в Деймоне мечты и память не гасли. Они тлели. За долгие годы самобичевания и трепетного самоистязания в нем жило это пьянящее чувство неописуемого восторга перед ночной завесой. Много лет ночь окутывала его тело, и оно постепенно начало впитывать темноту, сливаться с ней и впитывать мрак. Но вместе с темнотой появилось и оно. Ни с чем не сравнимое желание быть свободным. Небо придавливало его тело, и все прочие мысли отодвигались назад. Еще никогда вселенная не казалась ему такой громадной и одновременно недоступной человеку, как ночью. А самое главное – непредсказуемой. Непредсказуемой до ужаса. Никогда нельзя быть уверенным наверняка, что тебе приготовил Космос. Молчание, правду или смерть. Но погибнуть за правду – лучший конец из всех, что могли бы быть. Так он думал. А еще он думал, как чертовски хороша жизнь. Не смотря на все то, что она порой преподносит. Хороша и прекрасна. Судьбы не избежать, и это не к чему. Рок правит миром, и конец всегда один, но выбор им не властен. Можно падать бесчисленное множество раз в объятия смерти и лететь под слепящим светом жизни, с распростертыми руками шагать навстречу мечте, заглушать в себе желание стоять на месте. Лучше умереть в вечном поиске, чем знать, что ты никогда и не пытался сделать что-то, достойное того, чтобы потом об этом вспомнили. Ему хотелось найти Кэтрин любой ценой. Ему хотелось, чтобы история хоть раз узнала имя человека, погибшего за любовь, а не за идею. Ему хотелось любви, хотелось любить. И за всей этой завесой торжества он боялся признать, что уже любил. Снова и по-настоящему. Деймон закрыл глаза. Ночь вновь окутала его, и время остановилось. Вершины гор виднелись за деревьями. Ветра не было, и, казалось, даже воздух замер. На короткий миг шепот исчез, мысли затихли, и вечность снова замолчала…2
«Когда выбираешь свободу, все мысленные барьеры исчезают. Мир как будто умещается в твоей ладони».
- Мне жаль, Кэролайн, но сколько раз еще я должна извиниться? Я ведь правда сожалею… Елена измеряла комнату шагами, и на каждой сотне, сбиваясь, начинала сначала. Счет всегда помогал ей, заставлял думать так, как было нужно. Цифры отвлекали и притягивали в голову нужные мысли. Мешковатые пижамные штаны болтались на ее ногах, волосы постоянно вываливались из пучка и локонами спадали на плечи. У нее был рассеянный и потерянный вид. Елена пыталась найти решение проблемы, компромисс, надеялась помириться с Кэролайн. Но пока, увы, у каждой был свой взгляд на случившееся. Ни одна не решалась пойти на согласие с другой, именно поэтому в их отношениях был разлад, а в душе каждой горечь собственного поражения. Среди тысячи мыслей Кэр не могла укрепиться одна – о том, что ее лучшие друзья теперь не вместе. Елене и самой за несколько последних часов начинало казаться, что она совершила ошибку, что не стоило отрезать Мэтта от своей жизни так поспешно и необдуманно. Но голос в ее голове твердил лишь одно единственное имя человека, от которого хотелось убежать и к которому тянулись ее руки. Ножницы сами начинали клацать в ее руке, и прошлая жизнь медленно превращалась в цветное море «просто-хороших-воспоминаний». Они медленно падали ей в ноги, и так и оставались обрывками, тем, что Деймон так любил называть «дефектом человеческой памяти». Они не забывались. Они попросту откладывались на потом… или на никогда. Кэролайн сжимала в руках книгу, и видно было, как напряжены ее мысли, обострены чувства, голубые глаза пристально изучали комнату, каждую деталь, будто пытаясь в предметах найти ответ. Вопреки всеобщему мнению никогда она не была сукой, и уж тем более, бесчувственной. Она не была глупой, но в ней не хватало ума, чтобы понять самое главное – произошла метаморфоза, почти неосязаемая и едва заметная. Смутные догадки наравне с пробелами в ее знаниях о случившемся, мысли и предположения проблесками всплывали в подсознании Кэролайн время от времени, не было лишь самого главного – нити. Связующего звена, позволявшего собрать все части пазла воедино. Не было, потому что ложь Елены оказалась слишком правдоподобной. - Тебе не стоило так горячиться, - девушка решила прибегнуть к мольбе. – Все еще можно исправить, просто... скажи, что ты была подавлена из-за предстоящих экзаменов или пубертатный период еще не закончился, или, или... придумай еще какой-нибудь бред. Нельзя ведь так отстраняться от людей, Елена, нельзя. Слова действовали успокаивающе, сладко звучали в безмолвие комнаты и разбавляли ночную тишину. Кэролайн взяла подругу за руку, и мысли Елены разбились, тихим звоном исчезнув из ее головы. Вспоминалось прошлое, осознавалось настоящее, планировалось будущее. Слишком многое нужно было обдумать, на многое решиться и пренебречь многим, если потребует того ее внутреннее безумие. И именно теперь оно шептало ей отказать словам, заглушавшим даже апатию. Жар в груди теплотой разлился по телу, и в тишине можно было слышать, как отчаянно бились два сердца. Одно – за правду, другое – за ложь. - Послушай, Кэр, я понимаю, что все это внезапно, и я должна была рассказать тебе все, как подруга, но… как раньше уже не будет. Случилось кое-что... со мной произошло несчастье, по-своему прекрасное, даже чудесное. - И что же это, Елена? - Не могу даже подобрать слов, чтобы объяснить это. - Тогда скажи, какого это? Какого? Какого чувствовать в себе то безграничное и необъятное ощущение всепоглощающей свободы? Какого ощущать его присутствие и понимать, что каждый шаг сделан осознанно, с одной единственной целью – быть ближе к нему. Елена повалилась на кровать, громадную и мягкую, и утопая, уставилась в глаза Кэролайн, терпеливо ожидавшей ответа на вопрос. Она могла дать столько времени, сколько было нужно. - Ты не можешь ответить неправильно, Елена. Хватит пытаться подбирать слова, не бойся говорить. Мысли растягивались, опьяняли, путали ее. На улице стояла ночь, холодная и темная. Из открытого окна веяло прохладой, слышался жалобный плач дерева. Ветер раскачивал его ветви. В темноте все казалось чернильным. Перед глазами проплывали картины ушедшего дня, обрывки фраз, слышался шепот гор. Деймон отвел ее на «Временной перевал». Слишком опасное место для одинокого человека, но идеальное для двух одиночеств. Там, где время замирает вместе с горизонтом, и солнце выжигает небесную синь огненным светом, где небо сгорает прежде, чем облака превращаются в пепел и осыпаются на землю, уступая место ночной стезе.«В таком месте, как это не нужно смотреть вниз, нельзя смотреть вниз. Нужно смотреть наверх, Елена. В бесконечность».
Человек становится частью пустоты, когда ощущает себя по-настоящему свободным. Исчезают барьеры, уходят преграды. Но внутреннее чувство ведет лишь к вечному скитанию в бесконечной попытке отыскать его смысл. Нужно быть свободным с кем-то, но не с собой.«Свет угасает. Не хочу, чтобы этот день кончался».
«Он не кончится. Здесь такие мгновения вечны, Елена. Здесь люди оставляли свои воспоминания и возвращались за ними через много лет. И находили их неизменными».
«Значит, мы тоже останемся здесь, с этим днем?».
«Значит…».
Воспоминания напоминали поток эмоций и чувств, ей хотелось затеряться в них, повернуть время и проживать это мгновение снова и снова, и снова, и снова. И снова стоять на вершине временного перевала и чувствовать, как молчит вечность, чувствовать каждое слово, сказанное Деймоном Сальваторе. Она восторгалась им без доли жалости, ненависти, боли или сожаления, потому что не знала его. Она считала его закрытой книгой со своей исключительной историей. Ведь не могло быть иначе. Такого человека, как он нельзя назвать обыкновенным, невозможно.«Деймон Сальваторе – идеальный незнакомец».
- Это похоже на полет, ощущение всевластия и вызов повседневности, вызов обыденности и скуке, глоток свободы. Ее голос дрожал, но звучал торжественно. Она начала говорить неожиданно и сбивчиво, волнение было в каждом слове, ложь стерлась, глаза искрились правдой. Теплота отразилась на лице Кэролайн, и лед войны и противоречий начал таить. Голубые глаза стали еще светлее, и улыбка окончательно стерла их обиды друг на друга. На ее лице отразилось секундное замешательство, а затем в глазах появился яркий блеск и немой вопрос. - Ты говоришь так, как будто впервые испытала это чувство. - О чем ты? - Любовь, Елена. Ты говоришь о ней. - Л ю б о в ь, - произнесла она медленно и посмотрела на подругу так, как будто этот вариант был самым последним из всех возможных. – Это невозможно, Кэролайн, просто невозможно. - Л. Ю. Б. О. В. Ь всегда возможна, - пропела Кэролайн, изображая певицу джазового клуба двадцатых годов. - Не в этом случае, - Елена как будто отмахнулась от этой мысли и стала смотреть в открытое окно. - Елена Гилберт! Вы отпетая лгунья! – вскричала девушка и, тряхнув своими светлыми волосами и громко рассмеявшись, кинула в нее подушкой. - Эй! Вызов принят! Веселье утопило в себе последние фразы, и эта догадка, переросшая в шутку, была принята ими обеими за глупость. Среди шума и гула голосов, едва ли кто из них мог заметить, как тени за окном двигались и как ночь старательно скрывала чужое присутствие. Среди темноты ясно обозначалось учащенное дыхание и глаза. Они были серо-зелеными.