В его историю вмешивался кто попало. Разве это может хорошо кончиться? «Чернильная кровь» Корнелия Функе
1
«Каждый человек на этой прогнившей планете имеет право на свой собственный, никому неподвластный и никому кроме него не принадлежащий, мир».
На полу лежали книги. Множество книг. Великое множество книг. Некоторые были открыты, некоторые нет. Из некоторых выпадали страницы и оставались там же, в беспорядке. От некоторых отпадали обложки. Слова были рассыпаны повсюду. Пахло деревом и старой бумагой, а еще бурбоном, терпкий и резкий запах которого разносился по комнате. Пахло прогоревшим деревом и гнилью. Смерть была где-то тут поблизости, все эти годы. Наблюдала за всем и за всеми, управляя всем и всеми. Каждое упавшее слово было прочтено, каждая буква обдумана, каждая страница отброшена. Не было ответов, их не было. Пол был завален воспоминаниями, чужими воспоминаниями, не его. Он не должен был быть здесь, не должен был читать. Но Деймон нуждался в контроле. Так он думал. Убеждения Стефана были лживыми, эгоистичными. Построенные на основе догадок и предположений, его мысли и обвинения формировали в нем личность замкнутую, одержимую своей собственно-надуманной паранойей. Он все еще верил, что Деймона нет в Мистик Фолс. Он все еще надеялся на то, что не придется вновь разрушать братские узы, посылая отношения с братом к чертям. В его руках говорил дневник с красной выцветшей обложкой. Прошлое столетие, начало века, не самое лучшее время:«Я убиваю, снова и снова ненавидя свою природу. Мне нравятся их крики. Беспомощность. Последние мгновения перед смертью, когда жертва еще дышит. Мне нравится подчинять их себе. Мне нравится, мне нравится…».
Когда человек подчиняется жестокости, падает на колени перед яростью, позволяя захватить себя, он становится уязвим. Уязвим настолько, что низость перестает быть пороком. Рок не пугает, и судьба перестает быть альтернативой всего. Стефан знал это. Внутри него за слабостью всегда скрывался монстр, готовый вырваться наружу в любой момент, и одного маленького усилия было бы достаточно для того, чтобы вновь потерять единственное, что делало всех вампиров живыми, – человечность.«В сегодняшней газетной сводке увидел полицейский отчет о малышке Сюзан. Она жила на соседней улице, носила с собой маленькую тряпичную куклу и улыбалась так часто, как будто весь мир был огромным развлечением, а жизнь – бесконечным весельем. Убита 22 февраля 1901 года «большим животным с острыми, как бритва клыками». Тело брошено на окраине леса». «29 февраля того же года. Отыскал вампира, ее убившего, за два дня. В Бостоне больше не будут пропадать дети».
Каждая запись была сделано спешно, косым почерком, подтекшими чернилами. Книгу каждый раз закрывали, не давая словам просохнуть. Стефан прочел снова и снова, и снова. Каждый день был прописан детально. В одну секунду Деймон убивает, а затем… убивает опять, из мести. В то время его человечность была отключена, но как такое возможно? Стефан не мог понять, потому что сам был не способен на это. Даже сейчас, как он выглядел, стоя тут, посреди комната брата, с чужой книгой в руке? с чужим прошлым? с чужими воспоминаниями? Ему было страшно. Страх, пожалуй, - есть единственный возможный двигатель чувств, побуждение совершать поступки, плохие или хороший. В Стефане не боролся ни Ангел, ни Дьявол. Не было ни того, ни другого. Был лишь его собственный голос. Окно было открыто, и ночь медленно проникала в дом. Холодный воздух стекал по стенам, и надежда Стефана найти что-нибудь новое медленно угасала, как и его уверенность в собственное эго. Он не собирался заметать следы, не хотел собирать с пола обрывки чужого прошлого. Ему хотелось получить ответ, одно единственное подтверждение того, что он не ошибся, что он никогда не ошибался. Так он думал. Однако, ничего не было. Было пусто. В голове смешивались слова, обрывки фраз, и голос брата говорил в нем:«1864 год»
«Теперь я монстр. Мысль об этом не дает мне покоя. Когда я был человеком, все это казалось сладостью – ощущать на губах привкус чужой смерти. Теперь я понимаю, не я хотел этого, а она. Кэтрин хотела моей гибели. Хотела видеть меня таким. Безумие – вот что это. Ее нет, и меня нет. Любовь и вправду заставляет людей совершать поступки, необратимые и непоправимые. Как жаль, что я больше не человек».
Пахло сгоревшим деревом. Поленья в камине догорали, и огонь уже не пылал. Запах гари мешал думать, сбивал мысли, смешивал их. На мгновение все его убеждения и уверенность рассыпались и разбились об пол в этой самой комнате. На мгновение ему показалось, что он слышит, как звучит разбитая надежда. За всем этим было и то, что делало Стефана самим собой. Для него все еще были важны братские узы. И после стольких лет ему хотелось знать, что Деймон все еще жив. Хотелось взглянуть ему в глаза и понять, кем тот стал… и кем стал он рядом с ним. Но сегодня для него была лишь ночь. Ночь, полная одиночества и слов, которые не должны были быть прочтенными, слова чужих надежд, слова, которые смогли избежать смерти, слова… говорящие и живые.«Полвека пролетело незаметно. Года так быстро проходят, когда перестаешь чего-то ждать, и существование становится бесцельной попыткой выжить».
«Подпись: важно уметь прекратить свои мучения».
Последняя книга упала на пол, и комната наполнилась разбитыми воспоминания. Чужие воспоминания, как и чужие мысли, - есть важнейшее и неприкосновенное право человека на собственный мир, неподвластный контролю. В голове Стефана так неожиданно зазвучала мелодия прошлого, и на мгновение он представил, что все эти воспоминания его собственные, что он, а не Деймон, сейчас стоит посреди комнаты, подавленный и растерянный, с обнаженными перед всем миром секретами. Ведь поначалу ему показалось все пустым поступком, который не мог иметь никаких последствий, хотя это было не так. Попытки убежать от себя – не самые лучшие его решения, но Стефан не мог иначе, не умел иначе. Подставлять свое лицо реальности ему не хотелось, ни сейчас, ни потом, никогда. Он вышел из комнаты и вышел из дома на улицу. Теплые комнаты сменились холодом ночи. Было сыро. Его ноги ступали по мокрому асфальту, задевая лужи, и от этого тихие шаги становились менее тихими. Дождь был недолгим, он смыл духоту дня, оставив лишь грязь и сырость. Город промок и утонул в ночном мраке. Вокруг было мертвенно-тихо, все казалось прогнившим. В его руках был дневник с листами, вставленными, как попало. Пальцы крепко сжимали ярко-красную обложку, так сильно напоминающую цвет человеческой крови. Его глаза казались слишком светлыми для такой темной ночи. Голубой никогда не сочетался с черным, никогда. Все, что ему хотелось сейчас, - идти, не останавливаясь и не возвращаясь. Делать спокойные шаги и думать, думать, думать. Он направлялся в то единственное место, где ответы лежали на поверхности. Надежда на это питала его желание на встречу с братом. Многолетние клены росли вдоль шоссе, склоняя свои ветви к дороге. Порывы ветра срывали с них листья и рассыпали их у него под ногами. Из леса в город медленно начинал проникать молочный туман. Он стелился между деревьями и охлаждал землю, и без того промерзлую. Стефан ступал среди этой белой дымки и прокручивал в голове последнее столетие, проведенное в отшельничестве и попытках выжить. Не имея семьи и дома, он не имел и жизни. Именно поэтому ни убийства, ни многие жертвы, ни эгоизм Деймона, не могли заставить его отказаться от мысли о том, что у него все еще есть брат. Ему не хотелось отрывать взгляд от мокрого асфальта под ногами, а тем временем небо раскалывалось на части, светлые и темные. Возможно ли такое? До рассвета оставалось всего несколько часов, а звезды погасли.«Этот город умер еще задолго до того, как я в него вернулся. Люди не стремятся приезжать сюда, как и уезжать отсюда. Его границы окутаны тишиной, мертвенной и неестественной. Иногда даже звук шагов по мосту не раздается в воздухе. Его поглощает темная гладь озера».
«В чем-то ты прав, Деймон, город и в правду мертвый» - внезапно подумал Стефан и усмехнулся своим мрачным мыслям. В его подсознании продолжали всплывать отдельные фразы из дневников, слова которых он так бесцеремонно украл. Голова была переполнена чужими воспоминаниями. Голос брата говорил в нем дневниковыми записями прошлых лет:«Мрачные мысли подобны воспоминаниям. От них тоже невозможно избавиться».
Дорога делала резкий поворот, и перед его глазами медленно начинал появляться мост, ведущий из города. Клены остались позади, и теперь вокруг были только ивы, склоняющие свои ветви к кромке воды. От таких касаний на темной глади озера появлялись водные круги, которые расходились и сталкивались друг с другом, и прежде чем они совсем исчезали, ветви деревьев вновь разрезали водную поверхность. Вся эта красота порождала тишину: озеро молчало, а воздух замер. Стефан больше не слышал своих шагов. На мосту стояла фигура, окутанная темнотой. Звезд не было, а небо раскололось на части, от чего последние мгновения перед рассветом казались еще более темными. Фигура не двигалась и не говорила. Остатки тумана стелились по земле, падали с моста и смешивались с озером. Когда же солнце наконец появилось из-за гор, и первые лучи разрезали холодный воздух, он повернулся. Кончики пальцев Стефана онемели, и прикосновение к его дневнику впервые показалось ему таким непростительным жестом. Губы мужчины медленно растягивались в улыбку, а черные глаза с насмешкой смотрели прямо на Стефана. Черная кожаная куртка все еще была мокрой после ночного дождя. Он сделал два шага вперед и, замерев, сказал своим низким и хриплым голосом, нарушая тишину, их окружавшую: - Ну здравствуй, братец.