…или Глава 20, в которой сложно сказать, спят или бодрствуют герои.
Cause' of you, Iʼm lying awake at night but Iʼm seeing our pictures of you, As I close my eyes I fade my way into the loss of my dream world Itʼs a place of trust, would you meet me there? thereʼs no time to spare, Come and show me you care, that youʼre believing that here we can win! Cause' of you, my tries to not think of you, they just end up in one million thoughts, Itʼs way too much to mention, see what I mean when you see my creation Try not to wake me… Dead By April — Trapped (1)
Эстар, президентский дворец Время утекало сквозь пальцы песком пустыни, песчинки-секунды неотвратимо сыпались вниз, и Квистис вдруг отчетливо поняла, что это — конец. Не для них, их судьба еще не определена. Для Сейфера. Руки разомкнулись, и тело Адель с глухим стуком обрушилось на пол. Возрожденное божество подняло голову, и СииДʼов обожгло надменно-яростным взглядом слегка раскосых ярко-зеленых глаз. Этот мужчина был похож на прежнего Сейфера — как изваянный гениальным античным скульптором оригинал может походить на поздние копии, потому что стоявший в центре зала человек был ослепительно, невероятно красив. Епископ рухнул на колени, низко склонив голову, и Сейфер-Хайн перевел на него свой невыносимый взгляд, на мгновение сосредоточив все свое внимание на служителе Церкви. Посох лежал на полу, и таинственное сияние полусферы угасало, сотнями золотых пылинок танцуя вокруг стоящего бога. — Я выполнил твою волю, — тихо сказал Венсан, опуская голову еще ниже. Почему-то видеть это гордого человека преклонившим колени было неприятно, почти больно; хотелось отвернуться и не смотреть. — Ты выполнил, — эхом откликнулось воплощенное божество, не сводя с епископа своих страшных глаз. Его голос походил… Квистис внезапно подумала, что, если бы сказочные темные эльфы существовали на самом деле, у их повелителя мог бы быть подобный голос — глубокий и вкрадчиво-темный. Ни тени насмешливых ноток прежнего Сейфера, ни грана агрессивного превосходства, приросшего к рыцарю Волшебницы, как вторая кожа. Почему-то именно отсутствие привычной насмешки в этом удивительном голосе окончательно убедило ее, что Сейфера больше нет. Против своей воли Квистис позвала его по имени. Существо повернуло голову, и ей на мгновение померещился блик узнавания в этих невероятных глазах, где зелень медленно уступала место расплавленному золоту. Нет. Показалось. — Он получил то, что хотел, — прозвучал ответ, в котором не было даже тени сожаления. Хайн медленно улыбнулся, и у Квистис сжалось сердце от напоминания о другой, гораздо более живой ухмылке. Затем божество медленно подняло вверх Гиперион, насмешливо салютуя всем присутствующим. Силуэт того, кто больше не являлся Сейфером, медленно истаял в разреженном воздухе. Дверь распахнулась, впуская Лагуну, за которым по пятам следовал неизменный Кирос; за ними обоими маячила громада Варда, который тащил за собой маленького человечка в разноцветной одежде. Казалось, что голова последнего покоится на огромном блюде — настолько несуразным и большим был экзотический воротник его одежды. — Что здесь произошло? — резко бросил Лагуна, которому хватило одного взгляда, чтобы понять, что случилось нечто непоправимое. Скволл, наконец, пришел в себя — и тут же бросился к саркофагу Риноа, поспешно набирая код открытия. Квистис проводила его глазами, на мгновение задержав взгляд на епископе, и повернулась к Лагуне: — Епископ возродил Хайна, для этого ему нужны были все Волшебницы и один рыцарь. Сейфер… — горло перехватил спазм, но Квистис все-таки закончила фразу: — Сейфер теперь Хайн, воплощенное божество. — Какой эксперимент! — возбужденно воскликнул Один, ужом выворачиваясь из рук Варда. — Изумительно! Лагуна махнул рукой, сигнализируя уже протянувшему руку Варду, что доктора следует оставить в покое. Освобожденный Один тут же помчался к саркофагам, заслужив злой взгляд Скволла при попытке взглянуть на Риноа. — Великолепно! Вегетативное состояние, вызванное отделением номена и каденции, как интересно! Лойр шагнул вперед, встретившись глазами с Венсаном. У епископа был усталый вид человека, совершившего нечто, что оказалось на пределе его сил. Квистис не могла отвести от него взгляд: в ярких глазах, прежде озаренных светом высшей цели, поселилась гнетущая пустота. — Венсан, — негромко сказал президент Эстара. — Игра окончена, ты это понимаешь?.. — Игра окончена, — эхом отозвался глава Церкви, поднимаясь с колен и выпрямляясь во весь рост. Он не сделал попытки поднять с пола посох; золотое сияние полусферы угасло, божественные силы больше не защищали епископа, его земное предназначение свершилось. А затем Венсан просто повернулся и ушел прочь. Шаги епископа гулким эхом отдавались в тишине огромного зала, и Квистис не могла отделаться от мысли, что слышит шаги обреченного человека. — Ты просто его отпустишь? — нахмурился Кирос. — Поверь мне, Кирос, — негромко отозвался Лагуна, на мгновение становясь похожим на жутковатого предсказателя. — Мы больше никогда его не увидим. У нас сейчас другие проблемы, оставь мертвецу самому выбрать свою смерть. — Как вышло, что Алмази стал Хайном? — спросил Кирос, и Квистис невольно вздрогнула. Доктор Один, услышавший вопрос, тут же бросил наблюдение за волшебницами и прибежал назад. — Хайну нужен носитель, рыцарь, способный выдержать объединение с душами Волшебниц, да! Личность носителя растворится в сознании Хайна, и останется только Хайн! Слова звучали так, словно доносились из-под ледяного барьера. Квистис запретила себе поддаваться эмоциям, заперла в дальний угол сознания все свои переживания, уходя в привычную сдержанную оболочку инструктора Трип, самого молодого СииДʼа Сада. Единственной эмоцией, которую она себе позволила, была холодная ярость. Я подумаю об этом потом. Я не буду плакать. Сейфер, ты чертов самоубийца, как ты посмел?!***
Эстар, президентский дворец, ночь Квистис ложилась спать. Процесс приготовления ко сну, обычно занимавший считанные минуты, сегодня растянулся почти на два часа, и предела этому не было видно в обозримой близости. Помимо необходимых гигиенических процедур, она сделала комплекс упражнений (трижды), выпила чаю, воспользовавшись наличием в номере мини-кухни (дважды), написала отчет (и тут же порвала его, осознав, что вряд ли кто-то будет читать художественную фантастику) и даже решила вновь завести дневник — но застыла с ручкой над первой же страницей, с головой погрузившись в размышления. Она впервые нашла в себе смелость принять свои эмоции — и, будучи Квистис, дотошно и беспощадно разобрала на составляющие то, что обнаружила в глубинах своей души. …Они были знакомы столько лет, они ссорились и мирились, сражались и делили постель, так ни разу не произнеся тех, самых важных слов… и только сейчас Квистис поняла, что пришла любовь. Но пришла она не под гром аплодисментов, по дороге, усыпанной цветами, — а тихо, оставляя кровавые следы в тишине ночи… Сейфер. Как… жестоко, понять, что на самом деле чувствуешь, когда выхода больше нет, как нет и шанса когда-либо об этом рассказать. Судьба Сейфера была определена, он сам выбрал свой путь и пошел по нему без сожалений: это она могла сказать с абсолютной уверенностью. Квистис должна была остаться в живых — и жить дальше, забыв про него, отпустив в небытие. Возможно, ей придется даже принять участие в его уничтожении: слова Одина не прошли мимо ее восприятия, и вся страшная правда, стоявшая за фразой «личность носителя растворится в сознании Хайна» обрушилась на Квистис с силой горной лавины. Вновь, опять, повторение пройденного — но с совершенно другими чувствами, иной мотивацией. Она должна отпустить его, освободить, дать волю. Их пути разошлись на перекрестке судеб; семь ветров развеют некогда счастливое прошлое, и на смену ему придет новое будущее — для нее. Его же будущее — сулит лишь смерть. Квистис окончательно впала в мрачный фатализм, заразившись удивительным недугом все от того же Сейфера, обладавшего безошибочным чувством драмы. Сон, надо поспать. Она рассчитала необходимую мощность заклинания и применила на себя магию Сна. …Не то во сне, не то наяву, пришел Сейфер. Был он задумчив и грустен, с лица не сходило выражение недоумения, так нехарактерного для бывшего рыцаря. — Ты откуда? — спросила Квистис, холодея. Одна половина сознания принимала происходящее за сон, другая предупреждала об обратном. — Оттуда. Все оттуда, — туманно ответил Сейфер, присаживаясь на краешек кровати. Был он одет в какие-то немыслимые, отливающие серебром латы и время от времени казался прозрачным, как призрак. — Что с тобой случилось?!.. — Ты звала — я пришел. — Я не звала, — зачем-то возразила Квистис. — Звала. — Я… — Квистис запротестовала было, но оборвала себя на первом же слове. Звала, конечно, звала… Сейфер постепенно растворился в тяжелом воздухе. — Дьяблос! — простонала Квистис, возвращаясь из транса в реальность бытия. — Сколько можно? Мироздание молчало, презрительное. Квистис села в кровати и вслух громко поклялась никогда больше не использовать на себе магию Сна. За окном розовел пустынный рассвет, близилось время, назначенное Лагуной для совещания. Она ощутила на лице первый луч солнца, а вместе с ним — странную уверенность, что все случится так, как надо. Уверенность, вопреки всему набирающую силу с каждой секундой. Ты не можешь умереть, злобная воля подобного масштаба не может просто раствориться в пустоте. Сейфер, когда ты вернешься, я убью тебя сама. Жди.***
Венсан Алмази стоял на балконе, выходившем на пустыню. Епископ — бывший епископ — смотрел на безбрежную каменистую равнину вдалеке и размышлял о будущем. Свершенное опустошило его. Великая цель, оправдавшая все использованные средства; даже его неразумный отпрыск оказался в конце концов полезен… Грехи Сейфера теперь простятся. Но что делать со своими собственными? Венсан смотрел на пистолет, сжатый в руке. Теперь, когда Хайн возрожден и не нуждается в услугах епископа, самое время вспомнить о том, что до церкви Венсан был военным. Теперь это казалось далёким сном… Впрочем, епископство тоже не походило на реальность — особенно учитывая, что все пришло именно к тому, чего хотелось, ничего не оставив взамен… Что ж. Сны снами — но пора просыпаться. Раздался выстрел.***
Эстар, президентский дворец, утро Когда невыспавшаяся Квистис и мрачный от ночного бдения у саркофага Скволл явились на брифинг, Лагуна оказался в кабинете один. Оказалось, что Кирос отправился давать интервью телевидению в качестве помощника президента — необходимо было проинформировать Эстар, что мир не рухнул, и у власти по-прежнему их обожаемый президент Лойр; Вард заново налаживал безопасность дворца, беспощадно разгоняя верных епископу людей. Эстар был страной, невероятно удобной для бескровных переворотов: стоило наладить работу телевидения и траффик, как все моментально входило в привычную колею. На столе эстарского президента красовались грязные армейские ботинки — Лагуна выбрал их символом своей власти (исключительно из хулиганских побуждений), как будто стоящая на его столе старая обувь означала возврат прежних времен. — Что станет с Церковью? — спросила Квистис, заметив полное отсутствие символики. — Мне сообщили, что глава Церкви мертв, — проинформировал их Лагуна, привычным жестом заложив руки за спину. — Венсан все-таки вспомнил о том, что был военным, и пустил себе пулю в висок. Не буду притворяться, что это меня огорчает. Оставшиеся молятся в страхе, в экстренном порядке пытаясь оказаться на хорошем счету у Хайна. Оказывается, его называют Уничтожителем миров, который сохраняет жизнь только праведным. Квистис невесело улыбнулась — вряд ли кого-то из СииДʼов можно было записать в праведники. В дверь вошел Кирос, за ним следовал Один, семеня и подпрыгивая от возбуждения; ее взгляд почти против воли обратился на Скволла. Тот заметно подобрался при появлении доктора; недоверчивый и откровенно подозрительный взгляд Командующего Сада ни на секунду не покидал Одина, но, в общем и целом, Скволл был в полном порядке. Резкие перемены в состоянии Командующего произошли еще вчера, в момент, когда он увидел саркофаг с заключенной в нем Риноа. Информация правила миром, информация творила чудеса — точное знание о ситуации совершило практически невозможное, вернув Скволлу волю к жизни. Квистис не требовалось совершать экстраординарные умственные усилия, чтобы понять, что было в голове у ее бывшего ученика. Он полагал, раз тело Риноа здесь, он сможет вернуть и ее душу; в конце концов, подобное случалось не в первый раз. Гораздо страшнее — не знать, что случилось. Узнав, что произошло, Скволл оказался вполне в состоянии взять себя в руки и бороться, стать тем, кем он был — командующим, солдатом, воином. Если понадобится, он спустится за Риноа в ад и вытащит ее оттуда, как достойный рыцарь своей Волшебницы. Эта мысль была последней. Слово «рыцарь» вызвало в голове Квистис странную реакцию. Только сейчас она осознала, что невероятно завидует этой связи, их пониманию, их знанию друг о друге. Риноа читала Скволла, как открытую книгу — Квистис, знающая Сейфера практически всю свою жизнь, не смогла предугадать, что он совершит. Этот безумный, непоправимый поступок — зачем он вызвался сам, вместо Скволла? Она поймала себя на почти кощунственной мысли, что было бы легче, Дьяблос, она хотела бы, чтобы к Хайну попал Скволл. Рядом с Сейфером она могла думать, планировать, бороться — вместе они были бы способны на все, они бы вытащили Скволла назад. Сейчас… Всю свою жизнь Скволл стоял и ждал зеленого света, и Квистис с запозданием поняла, почему ее прежнее чувство к нему было глупым и не могло привести ни к чему стоящему. Ей был нужен тот, кто мог пойти на красный. Ей был нужен… Ей нужен Сейфер. Нужен настолько, что без него она задыхалась. — Итак, — негромко заговорил Кирос, — было два параллельных плана. Один принадлежал покойному президенту Делингу: Ксавьер желал захватить власть над Эстаром и сделаться императором объединенных территорий. Он использовал Мартина, чтобы установить контроль над Садами, и объединился с Церковью, считая, что всегда сумеет их переиграть. Его силы помогали фанатикам Эстара, те устроили переворот и создали проблемы Баламбу. Делинг обещал, что в империи будет установлена одна религия, поклонение Хайну. Он даже не подозревал, что существует еще и второй, параллельный план… — …план епископа Венсана, — подхватил Лагуна, взгромоздившись на стол, как на кафедру проповедника. — Соглашаясь с Делингом, епископ с самого начала планировал вернуть части Хайна в исходное состояние, приведя на землю божество. Венсану не нужна была власть — он фанатик, сумасшедший, и его план полностью удался. — Чем нам грозит пришествие Хайна? — деловым тоном спросил Скволл. — Сначала была лишь тьма… — голосом профессионального рассказчика начал Лагуна, но доктор Один нетерпеливо оборвал президента: — Нет, нет! Слишком долго, мало времени, нужно рассказать самое важное! — Док, я и рассказываю самое важное. — Все знают эту историю! Маг Хайн создал мир и человечество, но потом, устав, уснул — а проснувшись, обнаружил, что человечество увеличилось в геометрической прогрессии! Да! — доктор возбужденно бегал по залу, размахивая руками, и вещал на ходу: — И тогда Хайн решил сократить число людей, убивая детей, но люди подняли восстание, и Хайн проиграл! Он разделил свое тело на две части, и одну отдал людям! Сила Хайна стала силой Волшебниц, а тело Хайна так и не найдено! — Подождите, — вмешался Кирос, заставив доктора остановиться. Остальные вздохнули с облегчением: от разноцветного воротника и бурной жестикуляции Одина у них зарябило в глазах. — Так Хайн — злая сущность? — Хайн хочет сократить человечество! Да! — доктор подумал и добавил: — Чудесный эксперимент! — Кто-нибудь, воткните ему кляп… — страдальчески пробормотал Скволл. Квистис была абсолютно солидарна с его просьбой. — Мы с самого начала сделали ложные выводы, — подхватил Лагуна. — Церковь ненавидят волшебниц и их рыцарей, потому что около столетия назад такая пара уничтожила Центру, вызвав Лунный плач. В основном, адепты Церкви — потомки беженцев с Центры, обосновавшихся в Эстаре, их цивилизация погибла, и они считали это карой небес. Если придет Хайн, Волшебниц больше не будет — и воля божества будет исполнена, Господь зачистит землю от неверных, оставив лишь своих верных слуг, и дарует им мир и процветание. — Чудесно, — устало сказала Квистис. Она больше не могла притворяться, что способна планировать; оттесненные на периферию сознания мысли все время возвращались, грозя окончательным умственным коллапсом. — Мы все умрем. — Зачем ему были нужны все три волшебницы? — Скволл бросил на Квистис сочувственный взгляд и взял допрос на себя. — А! Хороший вопрос! — воодушевился Один. — Хайну не нужны были просто силы колдуний, иначе хватило бы одной Волшебницы Хартилли. Каденция, сияние силы, бессмысленна для него без номена — сути, имени. Объясняю для профанов — он забрал их души, а не просто силу. Все три волшебницы сейчас лишь оболочки, тела. Адель была мертва, но ее дух не ушел. — А Сейфер? — безнадежно спросила Квистис. К ее удивлению, ответил Скволл: — Нида был с нами, когда мы узнали, что Сейфер может слышать наши мысленные разговоры с Риноа. Думаю, что Алмази мог слышать всех волшебниц, и когда Нида рассказал об этом Венсану, тот полностью утвердился в мысли, что Сейфер будет носителем. — Самой сильной из колдуний была Волшебница Хартилли, — ворчливо согласился Один, — и когда она позвала, молодой Леонхарт чуть не сошел с ума. Алмази пошел по доброй воле, но на самом деле подошел бы любой из рыцарей. Квистис подумала, что если бы она выдирала себе клок волос каждый раз, когда Сейфер делает очередную глупость, то давно была бы уже облысела. Алмази, сколько можно коллекционировать неприятности?! И почему ты всегда стремишься выбрать самую большую дрянь из всех возможных?.. Тем временем, Один продолжал: — Он — катализатор, клей, объединяющий их силы, а не просто физическая оболочка. — Просто скажите, как мы можем победить Хайна, — терпение Квистис лопнуло, она больше не могла слушать, как они низводят саму суть Сейфера до простого инструмента Хайна. Она давно забросила всякие попытки мыслить логично — и желала лишь, чтобы это все поскорее закончилось. — Хайна нельзя победить! — Один возмущенно подпрыгнул на месте. — Чудесно. Сколько у нас времени до Апокалипсиса? На этот раз ответил Лагуна: — Док говорит, Хайну понадобится какое-то время, чтобы полностью объединить все души в свою — у нас есть пара дней, по его расчетам. А насчет «победить» — да, док ничего не может сделать с Хайном, божество можно одолеть лишь изнутри. — Теоретически, номен и каденция Волшебниц могут быть отделены от сознания Хайна, — неохотно пробормотал Один. — Но носителю это не поможет, его сознание слито с божеством. Квистис пробормотала сквозь зубы ругательство; светившееся в серо-голубых глазах Скволла сочувствие было невыносимым, и она ответила ему вполне сейферовским взглядом: «мне не нужно твое сочувствие, Леонхарт!». Скволл изумленно моргнул и отвернулся. Странным образом ругань принесла облегчение. Квистис подумала, что зачарованная пара, скорее всего, опять выйдет сухой из воды; паре неудачников так не повезет. Хайн, что я думаю?.. Это же Скволл и Риноа! Проклятье, нет, не Хайн. Долбаное божество, чтоб тебя черти взяли!.. Квистис мысленно продолжила тираду нецензурными предложениями, испытав колоссальное облегчение — и наслаждение, словно ругань с использованием лексикона Сейфера каким-то образом делала его ближе к ней. Лагуна глубоко вздохнул. — У меня есть план. Свяжитесь с Садом.***
Лагуна и Квистис ждали у экрана в комнате переговоров; Скволла с ними не было — командующий отказался покидать кабинет президента, временно превращенный в лабораторию, и оставлять Риноа наедине с доктором Одином. Неудивительно — знаменитый ученый был полностью лишен норм морали и не стал бы думать дважды, выпади ему шанс провести какой-либо эксперимент над бессознательными Волшебницами. На экране видеосвязи засветилось изображение, и Квистис невольно подалась вперед, узнав знакомое лицо. — Раз вас приветствовать, — бодро оповестил их Сид Крамер, чудесным образом восставший с больничной койки и занимавший свой старый кабинет. За его плечом угадывалась Ксу, где-то на периферии слышались негромкие голоса Сельфи и Ирвина. В Саду все было в порядке, и Квистис с облегчением выдохнула, впервые осознав, как сильно волновалась за свою семью. — Сид, старый пень, раз видеть тебя в добром здравии, — жизнерадостно отозвался Лагуна. — У вас все в порядке? — Да, мы заканчиваем ремонт, — откликнулся Сид. — …Но, я полагаю, у вас была другая причина для связи с нами? Квистис, рад тебя видеть. А где Скволл? — Взаимно, сэр, — отозвалась Квистис, внутренне собираясь перед тем, как произойдет неизбежное. — Сэр, Матрона… — Эдея здесь, как и Риноа и Адель, — перебил ее Лагуна, великодушно взяв на себя все объяснения. — Я вновь президент — и на этом заканчиваются хорошие новости. — Говори, — на лицо Сида, на мгновение озарившееся светом при упоминании жены, набежала тень. — Они живы?.. — Они… спят, — Лагуна не стал повторять слов Одина про «вегетативное состояние», вместо этого рассказав Сиду о событиях двух предыдущих дней. Его перессказ включал обе драки Сейфера и Скволла, смерть Венсана и явление Хайна — и полностью умалчивал о содержании появившегося у Лойра плана. С каждым словом лицо Крамера приобретало все более встревоженное выражение. Квистис сжала сплетенные пальцы, надеясь, что выход все же есть, и они найдут его как можно быстрее. — Дьяблос!.. — не сдержавшись, воскликнул Сид. — И что ты предлагаешь?.. Лойр прищурился, за считанные мгновения превращаясь из растрепанного журналиста с недержанием речи в опаснейшего человека планеты. — Крамер, ждите нас в Баламбе. Поверь мне, наш ответ и ключ ко всему — находится там.***
Без времени, без места Эдея окончательно потеряла счет времени. Очнувшись в сером тумане, не имевшем никаких видимых ориентиров, она какое-то время брела, надеясь, что все же найдет выход; к сожалению, реальность оказалась не так добра, все было не тем, чем кажется. Стадия страха (не за себя, за оставшихся по ту сторону тумана дорогих ей людей) перешла в стадию отчаянья, в которой Эдея Крамер осознала, что выхода из мглы нет, как нет и никакого смысла в происходящем. За стадией отчаяния пришло смирение: если ты не можешь ничего сделать, прекрати волноваться и просто жди. Иногда в вязком туманном существовании случались краткие периоды, когда она засыпала, но Эдея не была этому рада. Кошмары, приходившие к ней во сне (сон-во-сне?..), были намного хуже бесцветной субстанции яви. …Она видела землю, вернувшуюся в эпоху дикости и племен; место, где осталась лишь жалкая горстка людей, ведущих примитивное и полуголодное существование. Место, на которое пал гнев божества, уничтожившего большинство людей. Эдея Крамер знала, что собой представлял Хайн, и даже в своем мистическом сне понимала, что на самом деле происходит. Спустя вечность туман рассеялся, впустив яркое солнце летнего дня; перед ней в нагромождении руин лежал древний лабиринт, в глубине которого было спрятано зло. Волшебница испустила легкий вздох, практически неслышный за веселым журчанием воды. Она знала, какую роль ей предстоит сыграть в предстоящем спектакле, и ее ни в малейшей степени не радовало грядущее.***
Без времени, без места Адель открыла глаза — и увидела лишь непроглядную беззвездную ночь. Безумный хохот Волшебницы пронесся искрящимся ветром по окружающей тьме, зажигая ее мириадами сияющих звезд. Ночь — хорошая альтернатива удушающей бесцветности смерти. Прекратив смеяться, Адель вытянула в стороны руки, призывая магию. Она уже знала, что случилось невероятное, что ее дух был извлечен из вакуума бесконечного умирания и помещен в иную реальность, где было возможно многое. Безумие, в которое Волшебница погрузилась в момент гибели, властно потребовало свое, желая разрушения и смерти. Она дьявольски улыбнулась и шагнула сквозь реальности, без усилия перебирая места и времена в поисках единственно верного момента; того, где ее ждали. Правила игры сами собой возникли в ее мозгу, и Адель была готова играть — она была готова на все, чтобы продлить момент существования, отдаляющий ее от темного забвения с зубовным скрежетом на дне, которое являлось ее окончательной смертью. …Тихий рокот воды доносился из вентиляционных проемов в каменных стенах; голубоватое сияние минералов освещало каменный лабиринт, высокий потолок которого был способен вместить даже огромный рост эстарской Волшебницы. Адель улыбнулась и погрузилась в привычное ожидание. События найдут ее сами, а пока что она вновь почувствует, что такое — жить.***
Без времени, без места Риноа открыла глаза и подумала, что, наверное, все еще спит. Вокруг простиралась безбрежная и бесцветная мгла, гасившая в своей липкой паутине все попытки действовать и думать. Хотелось вновь закрыть глаза и провалиться в сон, но нараставшее внутри чувство острой тревоги заставило Волшебницу сесть и осмотреться. Каменистая поверхность, тонущая в темно-сером тумане, за которым не угадывалось очертаний мест и предметов… сжатое время, кошмар, преследовавший ее годами после победы над Ультимецией. Риноа сделала несколько неуверенных шагов — и чуть не погрузилась в обволакивающий туман; почему-то именно это погружение показалось ей самым страшным из всего, что могло с ней случиться. — Скволл… — шепотом выдохнула она, изо всех сил гоня прочь захлестнувшее ее отчаянье. Яростный порыв штормового ветра пронизал серую мглу, разрывая в клочья туманное ничто, и Риноа невольно заслонила глаза ладонью. Когда она вновь отважилась взглянуть, декорации изменились, но к лирическому пейзажу вокруг добавилось отчетливое ощущение опасности. …Ночь была ясной и звездной. Во все стороны простиралось поле цветов, и она бежала, сминая под ногами растительный ковер и не чувствуя направления. Одуряющий запах цветов заполонял собой ночь, их лепестки сияли оттенками фиолетового у нее под ногами. Ветер, разогнавший серую мглу, внезапно утих; Риноа обернулась и вскрикнула, приложив ладонь к губам, — позади нее в безветренном пространстве догорали огни чудовищного пожара. Аромат цветов сменился гарью со слабыми тонами мускуса; странный запах показался ей смутно знакомым. Пламя уходило, гасло в поле цветов, и с неба исчезали звезды. — Хватит, — она остановилась, зажмурившись, и сделала отчаянную попытку призвать свои магические силы. Ангельские крылья взметнулись за спиной, жутковато мерцая в беззвездной ночи, и декорации сменились в очередной раз. Это место было ей знакомо. Больше двух лет назад они были здесь вместе, она — и СииДʼы. Тогда ее отец отправил всю команду в Гробницу Неизвестного Короля, чтобы принести ганблейд предыдущего заговорщика — и доказать, что они являются именно теми, за кого себя выдают. После этого состоялось покушение на Эдею, а потом лавина событий окончательно погребла под собой ту безмятежность, с которой они бродили по коридорам безымянного лабиринта… Казалось, что это произошло столетие назад. Полуденное солнце заливало ярким светом живописные руины, вместе с пением птиц доносилось умиротворяющее журчание воды; сквозь заросли зелени можно было разглядеть яркие пятна цветов, и Риноа бездумно сломала несколько стеблей рядом с собой. Она поднесла белые лепестки к лицу и вдохнула резкое благоухание лилий. Все еще держа цветы у лица, она бросила рассеянный взгляд на вход в гробницу — и мир поплыл перед глазами. На ступеньках у входа сидел человек, чье лицо за последние два года нередко являлось ей в кошмарах; лилии выскользнули из бессильно разжатых пальцев, с мягким шелестом упав на поросшую травой разбитую брусчатку. Старый, давным-давно увиденный сон вновь явился на порог, властно напомнив о себе калейдоскопом образов. Слабый-слабый запах мускуса, дым погасшего костра… И опасность, которой пахнет воздух. Аура Сейфера — больше не огонь, Хаос. -…Может, тебе не нравятся лилии? Как насчет других цветов? — он неожиданно мягким жестом протягивает вперед скрытую до этого за спиной ладонь; держит в пальцах веточку вереска, усмехается. — Сейфер?.. — Ну что, принцесса? — он никогда не звал ее так. Она покачивается, вновь почти теряя сознание. — Ты?.. Ты — причина этого кошмара, хочет вымолвить она, но слова почему-то вязнут в горле. Одуряющий сон возвращается… здесь он, только помани. Нетревожное спящее время, мирное журчание воды, медовый запах цветов в безмятежный летний день — и веточка вереска в знакомых жестоких пальцах… — Я тебя убью. — Что я слышу, принцесса? — он легонько прикусывает веточку, поднимает на нее насмешливые глаза. …Дьявол, какой же дьявол…и зачем? Я не понимаю, зачем?! — Зачем? — последнее слово она выкрикивает вслух, уже не сдерживаясь, со всей яростью, на которую способна. — Зачем? — в зеленых глазах — недоумение, которое почему-то кажется искренним. — О чем ты, Рин?.. ____________________________ (1) По твоей вине — я провожу ночи без сна, Лишь вижу перед глазами твой образ И, закрывая глаза, растворяюсь в печали мира снов Это место доверия, ты встретишь меня там? некогда терять время, Приди и покажи, что тебе не все равно, что ты веришь, что мы можем победить! Все из-за тебя, мои попытки не думать о тебе — они лишь заканчиваются миллионом мыслей Слишком много, чтобы упоминать, понимаешь, что я имею в виду, когда ты видишь, что я сотворил? Постарайся не разбудить меня…