…или Глава 16, где происходит глубокое погружение в ангст.
I have never craved the systemʼs sympathy I get restless over pity smiles Some precaution wouldnʼt harm my history If I had the will to wait a little while You cut the silence like a knife You know I canʼt repent for all Moonlight falling over me Sail on where the shadows hide Moonlight crawling down on me Just like you could not compete with my pride Kamelot — Moonlight (1)
Баламб, причал Сейфер сошел на причал позади всех, и встречающие транспорт СииДʼы немедленно расступились, давая дорогу Леонхарту. Скволл скользнул по нему взглядом, в котором светилось что-то, похожее на разочарование. — Алмази, ты смещен с должности Командующего. Завтра состоится совет, на котором будет решена твоя дальнейшая судьба. Слова доносились, как сквозь толстый слой ваты. Сейфер даже не попытался оправдаться: ему казалось, что любое слово, сказанное им, будет уступкой Леонхарту. Неважно, собственная судьба его больше не волновала; странным было лишь ощущение, которое он испытал при виде презрения на лице Скволла. Черт, это было… практически больно. Внезапный приступ острой боли быстро рассеялся, утонув в ватном одеяле нереальности, которое преследовало его с самого Доллета. Он отстраненно слушал оскорбления Ксу, встревоженные возгласы Тильмитт и Динчта; видел, как Ирвин, хромая, бежит к причалу с Квистис на руках. К ковбою немедленно бросилась Сельфи, забыв обо всем остальном, а Сейфер, на мгновение придя в себя, подхватил с его рук бессознательную Квистис. Квистис. Бледная, с закрытыми глазами и окровавленным лбом. Он склонился над ней, отчаянно пытаясь найти пульс, и чуть не ввязался в драку с Ксу, которая была полна решимости лечь костьми, но не дать ему коснуться своей подруги. Кажется, он даже сломал руку кому-то из окружающих, пытавшихся оттащить его от Квистис. Мало было того, что в Доллете он увидел привидение. Теперь еще и она… Миссия была провалена, СииДʼы возвращались в Баламб. Все время пути до Сада Сейфер провел в медицинском отсеке, держа Квистис за руку и смотря в знакомое лицо с закрытыми глазами. Она дышала. Он сидел рядом с ней и слушал ее дыхание, игнорируя разъяренную Ксу и нескрываемое презрение в глазах Ирвина, над которым, в свою очередь, колдовали медики. На причале Баламба раненых забрали прибывшие врачи, а Сейфер вновь ненадолго пришел в себя, лишь встретившись с серо-голубыми глазами Скволла, полными разочарования и… печали. Он продолжал воспринимать реальность сквозь глушащее звуки, мягкое облако шока. По-военному четкие, лающие фразы Ксу. «Не оправдал доверия… ненадежен…» Алмази мысленно выключил Ксу и последним усилием воли сосредоточился на том, что ему говорил Леонхарт. — Сейфер, у меня нет выбора, — Скволл зачем-то добавил, кажется, даже без иронии: — Прости. — Я понимаю, Леонхарт. Если честно, мне наплевать…***
Баламб Сад, стоянка в Баламбе Скволл стоял у окна своего кабинета, скрестив руки на груди, и слушал, как его заместитель (Ксу, не Алмази) вбивает последние гвозди в крышку гроба, в котором лежала его уверенность в невиновности Сейфера. Ему не хотелось слушать, но Ксу, поддерживаемая с фланга молчаливым присутствием Ниды, была настроена высказать все, что думает о политике непотизма, как ей казалось, проводимой Скволлом. — Командующий, сэр, при всем уважении — посмотрите фактам в лицо. Алмази не должен был знать, что мы высадились на берегу. С его появлением в Саду произошла утечка информации о Вашем родстве с президентом Эстара, похитили Эдею Крамер, чуть не убили Сида, провалилась вчерашняя миссия… — Ксу оборвала перечисление, предоставив собеседнику сделать вывод самостоятельно. — Предал однажды, предаст снова, — тихо сказал Нида. Скволл отвернулся к окну, задумчиво рассматривая бегущие по небу облака. — Нида прав, — сурово согласилась Ксу. Скволл знал, что ее терзали двойственные чувства: она не могла не приветствовать падение Алмази с пьедестала, на который его по своей безумной прихоти возвел он, Леонхарт, но не могла вынести того, что при этом пострадала Квистис. Будь ты проклят, Сейфер.***
Квистис тонула в волнах ослепляющей боли. Магия была временным решением, магия не заживляла ран, лишь закрывала их на поле боя, позволяя телу функционировать без перебоев. Через какое-то время эффект проходил, и раны открывались вновь, а боль возвращалась, за время отсутствия обретая новые стороны и грани. Сквозь забытье она чувствовала, как в вену вставляют иглу капельницы, как растекается по организму лекарство, обязанное принести облегчение, победить боль и слабость…, но ей по-прежнему было плохо. Слова доносились издали, будто из тоннеля, наполненного водой. — Три кубика… внутривенно… — Она выберется, раны поверхностны… — Покой и никакой магии… — Кью, ты меня слышишь?.. — Сейфер… Что с Сейфером? — прошептала Квистис, не открывая глаз. Боль отступала, возвращая на первый план испытанный в Доллете нереальный страх, когда они поняли, что второй команды нет на месте. Она решила, что Церковь Хайна все-таки наложила руки на бывшего рыцаря, и после этого не могла думать больше ни о чем. — Жив, здесь, — коротко бросила Ксу, стиснув зубы. — …Здесь, значит, в безопасности. Это важно… — пробормотала Квистис, проваливаясь в забытье. Она должна была ему сказать… сказать — что? Она больше не помнила ничего…***
Скволл уже несколько минут смотрел на текст и не мог сосредоточиться на написанном. Недавний разговор циркулировал у него в уме, неотвязно напоминая о том, что временный глава Сада должен взять себя в руки и, наконец, подписать составленный Ксу приказ. Сейфер — свежеиспеченный СииД, временный командующий, потенциальный инструктор… и, вновь, предатель и заключенный. Как… печально. Такова жизнь. Ты делаешь то, что необходимо в сложившихся обстоятельствах, но позже тебе все равно приходится за это отвечать, когда все проигнорированные ранее правила вновь занимают свое законное место. Скволл пошел на страшный риск, поверив бывшему врагу, и потерпел не менее страшное поражение. Сейфер не изменился, его эго оказалось сильнее всего — сильнее дружбы, чувства долга, раскаяния… возможно, даже любви. Что ж, вот и я споткнулся. Какая ирония, первой и единственной ошибкой Скволла Леонхарта оказался Сейфер Алмази. …Скволл не сомневался, что Сейфер бы свалился в приступе гомерического хохота, узнай он сейчас мысли главы Сада. Раздался осторожный стук, и в дверь кабинета нерешительно просунулась голова Зелла. — Скволл, можно? Мне надо с тобой поговорить?.. — Говори, — со вздохом согласился Скволл, тихо радуясь отсрочке и с облегчением отодвигая в сторону приказ. Зелл явно нервничал. По пути от дверей кабинета к стулу он раз десять поправил намертво закрепленную прическу и не мог сосредоточить взгляд на чем-то одном. — Скволл. Алмази не виноват. Мы отступили не потому, что ему так в голову взбрело, а потому, что получили приказ. — Вы — что?! — Скволл смотрел на Зелла, не веря своим ушам. Динчту понадобилось немало мужества и решимости, чтобы прийти и в лицо сказать Леонхарту, что он неправ. Особенно, когда дело касалось Сейфера Алмази. — Скволл, он получил приказ, по передатчику, — терпеливо повторил Зелл. — Нам приказали отступить, и мы отступили, не зная, что там вторая команда. И Квистис. Я записывал все переговоры и только что их расшифровал. Приказ и правда был. — Почему он об этом не сказал?.. — пробормотал себе под нос Скволл, мысленно просчитывая последствия неожиданного откровения. Итог получился неутешительный: выходило, что в Саду есть предатель, имеющий доступ к системам коммуникации… Проклятье, только этого не хватало. — Потому что это Алмази, — откликнулся Зелл, нахмурившись и ковырнув пальцем стол. — Он идиот. Может, он думал, что ему никто не поверит. — Да, похоже на Сейфера… Зелл вздохнул и, наскоро попрощавшись, ушел. Скволл, оставшись в одиночестве, откинулся на спинку кресла и устало потер глаза. За окном стремительно темнело, зимние ночи были длинны и щедро делились мраком. Похожий мрак сейчас был и у него на душе. За каких-то несколько дней Скволл лишился всех людей, способных стратегически мыслить и брать на себя ответственность: Крамер, Трип, Алмази. Осталась Чанг — но мрачная и озлобленная Ксу, упорно несущая вахту у постели подруги, не могла заменить ему ни добродушного спокойствия Сида, ни холодной логики Квистис, ни беспощадной уверенности Сейфера. Возвращение в строй Сида и Квистис было лишь вопросом времени, но с Алмази все было не так просто — кто мог с точностью сказать, до чего способен додуматься оставленный в одиночестве бывший рыцарь?.. Враг, соперник, друг, брат… столько всего совмещалось в одном человеке, что Скволл просто отказывался представлять себе жизнь без него. Отсутствие Сейфера давило на него не хуже Гравии, как будто он потерял что-то, дающее силы продолжать… продолжать действовать, бороться, размышлять. Скволл невольно задумался, каково же сейчас Квистис. Риноа зашла в комнату, и ей не нужна была мистическая связь Рыцарь-Волшебница, чтобы понять, почему Скволл вновь стал похож на себя — прошлого. — Ох, это глупо. Пойду и притащу его. — Сомневаюсь, что у тебя получится поставить ему мозги на место, — с сомнением откликнулся Скволл. — С Алмази что-то очень серьезно не так. — Ты же понимаешь, что мне он ничего не расскажет, — нахмурилась Риноа. — Так что, можешь готовиться заранее, разговаривать с Сейфером придется тебе. Скволл меланхолично посмотрел в окно, за которым полная луна щедро заливала своим светом Сад, делая его похожим на готический замок — самое жуткое и безрадостное из всех возможных зрелищ. Он мог себе представить множество занятий, которые были бы на порядок увлекательней и приятней, чем профессия личного психотерапевта Сейфера Алмази… но кто он такой, чтобы спорить с Риноа? Вдобавок, Скволл прекрасно знал, что в ее словах есть смысл: если Алмази и захочет излить кому-то душу, кто подойдет для этого лучше, чем старый враг? Он незаметно смял в руке черновик приказа и выбросил его в мусорное ведро.***
Лунный свет, падая сквозь раскрытое настежь окно, расчерчивал пол на черно-белые квадраты. В комнату вместе с неверным сиянием луны вливался промозглый зимний холод, но Сейфер не обращал внимания на ледяной воздух января. Он сидел на полу, прислонившись спиной к стене и купаясь в лунном сиянии, и упорно сверлил взглядом шахматную доску света и мрака, доходящую до самой двери. Во тьме за пределами островка света таились твари пострашнее привидений — человеческие существа, самый опасный из биологических видов. Сказать, что ему было плохо — значило сильно преуменьшить испытываемое им притупленное, фаталистическое равнодушие. Жизнь дала трещину, в очередной раз становясь похожей на некую часть человеческой анатомии, и бывший Рыцарь Волшебницы встретил привычный поворот событий с распростертыми объятиями, уверенный, что заслужил все, что с ним случилось. Если тебе предназначено страдать — черт тебя дери, страдай. Сейфер так и не смог полностью вывести из своей системы яд фатализма. Раздался осторожный стук в дверь. — Сейфер? Он не ответил, но Риноа это не остановило. Волшебница зашла в комнату, мягко прикрыв за собой дверь, и моргнула, привыкая к полной лунного сияния темноте. Она присела на корточки перед Сейфером и заглянула ему в глаза. Он ответил мрачным взглядом и вновь повернул голову, уставившись на падающий из окна призрачный свет. — Сейфер. Так нельзя. Поговорим? — Рин, — он вздохнул. — Сегодня утром ко мне заходила Фуджин. Я час убил на то, чтобы объяснить ей теорию кармы и воздаяния за грехи. Не знаю, зачем я это сделал, я слаб и уязвим. Может, ты свалишь к чертям собачьим, а?.. — Ты залил в себя ужасное, просто ужасное количество алкоголя, да? — Боюсь, что да, — легко согласился Сейфер. Он уже дошел до того состояния, когда лунный свет казался живым и полным захватывающей, нереальной красоты, но еще не пугал. — Блин. Мне правда нужно с тобой поговорить. Он поднял голову и посмотрел на нее. Что-то в темных глазах Риноа говорило, что она так просто не сдастся. Гости похожи на нечисть — стоит позволить им войти, как они обретают над тобой власть. — Все нормально, я слушаю. Просто утром я не буду об этом помнить, и тебе придется рассказывать снова. Риноа поднялась и обвела комнату изучающим взглядом. Найдя, что искала, она с силой хлопнула по выключателю, и обиталище Сейфера залил яркий электрический свет, прогоняя потустороннее сияние ночного солнца. Он с раздражением заслонил глаза ладонью. — Что ты делаешь?! — Скволл тебе верит, — вместо ответа сказала Риноа. — Рад за него, — Сейфер отвел руку от лица и прищурился. — Он чертов идиот… даже я сам себе уже не верю. — Я просто хочу, чтобы ты знал, что ты не единственный неудачник во Вселенной, и что винить себя за все, что с тобой случается — очень глупо, — Риноа хозяйничала в его комнате, как у себя дома. Безуспешно поискав кофеварку, она насыпала в две чашки несколько ложек кофе из банки и залила их водой из чайника: повстанческий, полевой, тимберский вариант приготовления драгоценного напитка, знакомый им обоим по тому давнему, полному бунтарского духа, лету. — Я сам отвечаю за то, что со мной происходит, — буркнул Сейфер, неохотно поднимаясь с пола. Возможно, если я встану и приложу некоторые усилия, мне удастся выставить ее за дверь. Возможно, нет. — Ммм, не совсем то. Ответственность означает действие. Если тебе не нравится своя жизнь — измени ее, — она протянула ему кружку с кофе. — Некоторые вещи нельзя изменить, но сидеть здесь, как беспомощный младенец, и чувствовать себя виноватым выше крыши… Сейфер, это просто глупо. Сделал ошибку, двигайся дальше, не трать на нее время. Не сейчас. Уже поздно. — Поздно. Поздно менять, — Сейфер взглянул на чашку в своих руках, словно не понимая, откуда она взялась, и в приступе внезапного раздражения запустил ею в стену. Осколки разлетелись по полу, одуряюще запахло кофе. Риноа прищурилась, словно что-то решая, и повторила за ним, швырнув кружку в противоположную стену. Прицел тимберской принцессы по-прежнему был точен: осколки осыпали Сейфера мелким дождем, и он невольно прикрыл голову руками, действуя на чистых рефлексах. — Сдурела?! — Кто бы говорил, — Риноа танцующей походкой прошлась по комнате, игнорируя хрустящие под ногами осколки стекла, и взяла в руки еще чашку. Последнюю оставшуюся у него чашку. — Ты хочешь что-нибудь разбить — давай разобьем. Рин? Что случилось? Это не я, это Сейфер, мысленно отозвалась она. Ему плохо. — Ты же осознаешь, что я это слышу? — проворчал Сейфер, прижавшись затылком к стене и сползая вниз. — Да, — Риноа с улыбкой наклонила голову и повторила его маневр. — Сейфер, завязывай уже. — Рин, какого черта ты ко мне привязалась?! Иди, доставай Леонхарта. Она повернула к нему голову. — Сейфер. Скажи мне одну вещь, только одну. Что помогло тебе вынести все — и не сломаться?.. Где тот огонь, который с тобой всегда, который горит в твоих глазах — и заставляет тебя быть первым, единственным, лучшим?.. Сейфер отвел глаза. Вся его жизнь была полна этого идиотского, детского стремления доказать, что он лучший… доказать, в первую очередь, своей семье, единственным людям, имевшим для него значение. …Когда ты следуешь за светом судьбы, ты думаешь, что знаешь цену, которую придется заплатить, когда придет время. Затем приходит осознание настоящей цены, оттуда, откуда ты совершенно не ожидал, и ты, наконец, замечаешь то, что было очевидно с самого начала. Парадокс, горькая ирония. Его первая семья его предала, а вторую предал он. То, что он сделал со своей семьей, было ужасно. — Зачем тебе это, Рин? — Я хочу, чтобы ты помнил. Всегда помнил, кто ты есть. Сейфер шумно вздохнул и поднялся. — Все, — он повернулся к Риноа и она вскинула на него непонимающий взгляд. — Хватит. Бывший рыцарь зловеще прищурился, и Риноа с легким испуганным вскриком подалась назад, но не успела ничего сделать. Он наклонился, подхватывая ее на руки, и перекинул свою жертву через плечо, небрежно и без особой нежности придерживая ее колени, чтобы Волшебница не вырвалась. Из-за его спины донесся поток возмущенных требований «отпустить, пока я не сказала Скволлу», и Сейфер ухмыльнулся. — Да, пойдем, скажем Скволлу, — согласился он и дернул плечом, поправляя положение жертвы, отчего Риноа, больно врезавшаяся животом в кость, испустила слабый вопль. Сейфер, игнорируя стук кулаков по своей спине и поток красочных эпитетов от висящей головой вниз Волшебницы, вальяжно прошествовал к лифту и нажал кнопку, жалея лишь о том, что Сад после отбоя был пуст и никто не мог видеть эпического зрелища. Временный глава Сада предсказуемо обнаружился у себя в кабинете, и глаза Скволла изумленно расширились, когда ему на стол свалили истерически смеющуюся и потирающую синяки Риноа. — Убери от меня свою ведьму, — мрачно заявил Сейфер. — Она бьет мою посуду, копается в моих мозгах и мешает мне страдать. Я хочу страдать — и буду, черт вас всех дери! — И почему я тебя раньше не убил, не знаешь? — задумчиво спросил у бывшего врага Скволл. — Сэкономил бы на транквилизаторах всему Саду. Сейфер поперхнулся тем, что хотел сказать, и отчаянно раскашлялся. — Алмази, — со вздохом решился Скволл, вставая из-за стола и цепляя к поясу Львиное сердце, — пойдем, погуляем. Рин, я вернусь где-то через сорок пять минут… или час, посмотрим. Сейфер прищурил глаза, пытаясь понять, что Леонхарт собирается сделать с ним за сорок пять минут. Наверное, то же, что и за пять, только дольше и чаще.***
Сейфер сел на песок и поежился от холода — любимым местом Скволла оказался берег моря, открытый всем ветрам. Сейчас, например, дул северный. Скволл опустился на песок рядом с Сейфером, согнув колено и обхватив его обеими руками. Ветер играл с его волосами, путая пряди, а проклятый лунный свет с беспощадной жестокостью высвечивал давний шрам. Сейфер отвел взгляд и уставился на темные воды, в которых серебрилось отражение лунной дорожки. — Чего ты от меня хотел, Леонхарт? — Хотел сказать, что у меня был Зелл, он рассказал про вашу миссию и полученный тобою приказ. — Он не слышал этого приказа, — из чистого упрямства возразил Сейфер, не желая быть ничем обязанным Динчту. — Я мог наврать. — Сейфер. Я, конечно, могу сидеть здесь и наблюдать, как ты сам копаешь себе могилу, но, может, хватит? Я могу простудиться. — Леонхарт, ты сам меня сюда приволок, — раздраженно отозвался Сейфер, поворачивая голову к бывшему врагу. — …Я тебе верю, — сказал Скволл, встретившись с ним взглядом. — И верю, что приказ отступать — был. В Саду утечка информации, это уже не первый случай, но в первый раз так… откровенно. Сейфер с сомнением передернул плечами. Почему-то доверие Леонхарта его задевало, заставляло думать о вещах, которые он предпочел бы оставить в забвении. Скволл последнее время вел себя странно. Например, сейчас он неуверенно пересыпал в руках песок с пляжа, как будто не знал, стоит ли говорить то, что у него на уме. — Что еще? — Сейфер, ты ответишь, если я спрошу? — Смотря что, — рассудительно отозвался тот. — …Ты любишь Квистис? Из всех вопросов… — Да, — он нервно пригладил волосы. — Нет. Не знаю. Черт, это сложно объяснить. — Понятно, — с легкой улыбкой протянул Скволл, и Сейфера посетило нехорошее ощущение, что Леонхарт извлек из его слов намного больше смысла, чем вкладывал в них сам Алмази. — Моя очередь. Каково быть сыном Лагуны Лойра? — Ужасно, — искренне ответил Скволл и усмехнулся: — Когда я узнал, что он — мой отец, первой моей мыслью было «о нет, только не этот болван!» Сейфер фыркнул и замолчал. Прошло не менее пяти минут, прежде, чем Скволл все же набрался духу и задал тот вопрос, ради которого и притащил бывшего врага на ночной пляж за пределами безопасных стен Сада. — Сейфер, ты ничего больше не хочешь мне рассказать? Сейфер ожидал чего-то в таком роде, и поэтому немедленно распахнул рот, намереваясь утопить собеседника в океане виртуозной лжи — но Леонхарт был таким серьезным, что это желание само собой пропало. Алкоголь, циркулирующий сейчас в его крови, вкрадчиво советовал расслабиться и принять милостиво дарованный шанс наконец-то облегчить душу. — …Возможно, хочу, — наконец, сказал он. На суровый берег накатывались холодные волны. Ветер с моря усилился, но, вместо того, чтобы застегнуться окончательно, Сейфер зачем-то распахнул пальто. — Но почему я должен?.. — Алмази, ты уже поведал мне о своей великой романтической мечте. Хуже со мной уже ничего не может случиться. Давай, исповедуйся, наконец, и забудем об этом. …И в кого ты такой… инквизитор, Леонхарт? Надо сказать, что Сейферу даже не пришло в голову сказать Скволлу, что это его не касается. Для Алмази он был тем единственным человеком, которому можно было довериться, и заслужить это право оказалось ох, как нелегко… С первой минуты встречи щедро изливая на Леонхарта водопад своего переменчивого настроения, Сейфер не знал, что умудрился совершить невозможное — добиться ответной реакции на свои выходки у самого нелюдимого студента Сада. Сейфер помнил приют, помнил их яростные драки и задушевные разговоры, и по привычке не видел в Скволле ледяного безразличия, невольно отпугивающего прочих. Просто — не видел. Не давал себе труда замечать. А как можно равнодушно относиться к человеку, который в упор этого самого равнодушия не видит? С Сейфером Скволл разговаривал. Делился мыслями. И если внезапные чувства Баламбского Льва к Риноа еще можно было списать на ее маниакальную настойчивость и его усталость от одиночества — то Сейфер просто не заметил стены, отделяющей Скволла от остальных людей. Положение обязывало. Откровенность за откровенность. Доверие за доверие. Сейфер поднял глаза на своего врага — больше никакой лжи, никаких тайн, упоительная легкость полной откровенности. — Мой отец меня ненавидел. И… это было взаимно. Горло сдавил непонятный спазм. Глаза было сухи, но выражение в них было отсутствующим, как будто Сейфер вспоминал что-то очень неприятное. -…Почему? — скальпель хирурга, аккуратно вскрывающий толком не зарубцевавшуюся рану. Чтоб тебя черти взяли, Скволл. И не отдали назад, никогда! Чтоб ты их допросами мучил, интервью у Хайна взял и мемуары его писал! Во веки веков. Аминь. — Моим родителям не стоило связывать свои жизни. Ничего хорошего из этого не вышло, — боль в глазах, изменчивые светлые озера. Сейчас — ярко-зеленые в лунном свете, как весенняя трава. Скволл больше не спрашивал, и именно поэтому Сейфер начал рассказывать. Медленно. Тяжело. Каждое слово — через силу. Насилуя душу, выворачивая ее наизнанку. …Дом бывшего генерала Галбадии. Не дом — почти замок, старинное поместье в лучших традициях старой аристократии. Белые стены особняка, высокие стрельчатые окна до пола — отец любит свет. Огромный зал, устланный мягким янтарным ковром, в котором утопают ноги. В углу открытый алтарь, на котором горит свободно пламя; потолок, исчерченный изображениями созвездий. У алтаря стоит ослепительно красивая черноволосая женщина с тонкими чертами лица. Она часто приходит в зал, чтобы посмотреть на огонь. Она — Волшебница, природный огненный маг. Отец — генерал, аристократ, воин. Светлые волосы, холодные зеленые глаза. Мать — черноглазая красавица, смелая и гордая женщина. В Галбадии ненавидят Волшебниц, и отец пошел на страшный риск, женившись на ней, чтобы спасти от приговора. Это стоило ему карьеры и душевного равновесия, и цена оказалась непосильной… Ненависть — плохая основа для брака. — Твоя мать ненавидит меня… Неравный брак, брак по договору. Я даже не знаю, мой ли ты сын… мальчик. Мать, рыдающая в объятиях старого товарища отца, выплеснутая из души ярость: — Он чудовище! Я его ненавижу!!! Сейфер, мальчишка, впервые открывший, что на его пальцах могут танцевать блики огня, и безумно счастливый от своего открытия. Замерший в дверях отец — как же не вовремя он вернулся… Сейфер, настороженный и слегка испуганный, чувствующий, что что-то случилось, но слишком маленький, чтобы понять, что, — и теплый, живой, прекрасный огонь, зажатый в неловких мальчишеских пальцах. Он раскрывает ладонь. Горящие алым пламенем стены кабинета, смеющаяся, счастливая мать — и искаженное ужасом и отвращением лицо отца. Чеканные, ледяные слова. — Ты клялась, что никогда больше не прибегнешь к магии. Мой сын — не может быть магом. Я спас от магии свою жену, и не позволю ему ступить на тот же путь. Она не утруждает себя оправданием. Гордость, аристократическая сатанинская гордость, присуща не только ему… Она Волшебница. …Сошел ли Венсан Алмази с ума именно тогда?..Возможно. Но с того дня жизнь черноволосой красавицы — и ее сына — превратилась в ад. В ледяной ад, который мог создать только человек, женившейся на огне. Дороги закрылись, пути больше не было. Отставной генерал стал затворником в своем доме. А сын… Сейфер. Прирожденный огненный маг, светловолосый мальчишка с искренними и насмешливыми зелеными глазами… его способности стали крестом на его судьбе. Огненным крестом. Он, Сейфер, знает, что его кровь — отравлена. Темный огонь колдовства течет по венам, подобно яду: запретная, ядовитая, предательская кровь… он знает. Потому что отец… Отец подолгу наблюдает за ним, взглядываясь в глаза, словно пытаясь уловить тот момент, когда кровь становится огнем. И когда старшему Алмази кажется, что он видит в глазах сына мягкое золотистое сияние волшебства — он еле сдерживается от удара. Он никогда не ударит Сейфера. Всю ярость бывшего генерала Галбадии принимают на себя стены дома — спасибо за это воспитанию и военной дисциплине. Но все равно страшно. Сейфер зажмуривается, сжимает кулаки, отчаянно пытаясь достучаться сквозь равнодушие отца. …Не выходит. Холодно, презрительно смотрит Инквизитор. Оставь меня, мальчик. — Как ты оказался в приюте? Ушел из дома? — неловко спрашивает Скволл, выведенный из равновесия всей этой историей. Сейчас суровый Командующий — просто мальчишка, в серо-голубых глазах которого отражается огромное желание помочь, все изменить, спасти. Меня поздно спасать. Маски сброшены, и вся боль Сейфера изливается на окружающий мир… как же они еще молоды, и как ранима молодость! — Ага, — странно усмехается Сейфер. — После того, как решила уйти она. Уйти навсегда. Скволл молчит. Да и что тут сказать? Ощущение полного бессилия — страшная и подавляющая вещь. — Я его ненавижу, — зло заканчивает Сейфер. — Ненавижу!!! Он срывается на крик, вскакивает, в бессильной ярости выбрасывает вперед руку, и почти минуту Скволл, не веря своим глазам, наблюдает, как здорово может гореть песок. У берега плавает шуга, ледяное крошево на поверхности еще не замерзшего моря. — Холодает. Пойдем назад, — он опускает руку на плечо бывшего врага, властно тянет его по направлению к Саду, и Сейфер подчиняется, полностью обессиленный недавней вспышкой. — Знаешь, Сейфер, я вижу это так: неважно, кем был твой отец, важно знать, кто ты сам. — Повтори еще раз? — усмехается светловолосый, знакомо щурясь, и шатен ехидно улыбается в ответ. — Не-а. Ты меня и в первый раз услышал, — внезапная вспышка прозрения говорит ему, что происходит с Сейфером; Скволл хорошо помнит себя на мосту в Эстар. Он знает, уверен, что собирается делать Алмази, и больше не собирается вмешиваться. — И, кстати, Сейфер. По-моему, Зелл в лазарете… — …Спасибо, — мгновенно отзывается тот. — Будешь должен, Алмази, — на лице Скволла улыбка, достойная его врага — донельзя насмешливая и полная скрытого сочувствия.***
— Динчт, вали, я пришел тебя сменить, — Сейфер аккуратно оттер сонного Зелла плечом от двери лазарета. — Но Скволл сказал… — пробормотал Зелл, но взглянул на Сейфера и бросил попытки что-либо объяснить. — А-а, к чертям. Иди. Сейфер вошел, услышав вдогонку негромкое и сочувственное «она спрашивала о тебе» — и испытав самое сильное чувство вины за весь сегодняшний день. Каким-то мистическим образом то, что Квистис спрашивала о нем, а его не было рядом, казалось непростительным грехом, искупить который было невозможно. …Даже если меня простит она, я сам — себе не прощу. Квистис спала. Волосы цвета тусклого золота рассыпались по белой больничной подушке, под глазами залегли глубокие фиолетовые тени. Под светлой, почти прозрачной кожей было отчетливо видно биение синей жилки на виске. От сгиба локтя тянулась трубка капельницы, и Сейфер наклонился вперед, читая приклеенную к резервуару с лекарством бирку. Обезболивающее, снотворное. Не сильное: видимо, ей лучше. Сейфер взял ее бледную, безжизненно лежащую поверх покрывала руку в свои ладони и рефлекторно прижал пальцы к запястью. Пульс был ровным и четким. Хайн, ей и правда лучше. Облегчение было таким сильным, что он невольно почувствовал слабость в коленях и буквально упал на стоящий у ее кровати стул. …Ничего не случится, если он немного здесь посидит. С ней все в порядке. Его умная и прекрасная королева жива, с ней все в порядке. Сейфер не мог отвести взгляда от ее лица. Черты заострились, усталость резко очертила скулы, потеря крови сделала полупрозрачной кожу, но его глаза видели совсем иное. Даже на больничной кровати, бледная и изможденная, она была прекрасна. Квистис была королевой, царственной и величественной, но ее двор не желал этого замечать, почему-то отдавая предпочтение взбаламошной тимберской принцессе. В голове Сейфера с трудом укладывалось, как такое вообще возможно; как можно обращать внимание на кого-то другого, когда рядом — она?.. …Он знал, что им все равно не быть вместе. Никто другой не смог бы понять его так, как она; никто другой не знал ее лучше, чем он, — но перед лицом действительности это больше не имело значения. Нынешний Сейфер был реалистом — и видел мир в резких красках реальности. Для него мир был жестоким: там больше не было места иллюзиям. Однажды Квистис откроет глаза и поймет, что совершила чудовищную ошибку — теперь он понимал, что это неизбежно. Сейфер и так уже сделал непростительную глупость, позволив ей приблизиться, пройти сквозь сияющий щит его гордости и… страха. Лучше закончить все сейчас, ему нет места здесь, среди них; нет места в Саду, как нет места сорному растению среди строгих форм стриженых тиссов — и что толку, что Леонхарт ему верит?.. Скволл — единственный, и это лишь ударит по нему самому. …Алмази тряхнул головой, прогоняя странные мысли. Осталось ощущение, что эти размышления вообще не его, а чьи-то чужие, неведомо как перепутавшие место назначения. Впрочем, с выводом он был согласен — нельзя. Сейфер твердо знал, что он должен делать. Но это «должен» странным образом вступало в противоречие с внутренним «не хочу». А до этого момента не было случая, чтобы это самое внутреннее, идущее из самой глубины души, «не хочу» не победило. Слово «должен» никогда не имело решающего значения для Сейфера Алмази. Уходи. Уноси ноги, оставь ее, встань и выметайся прочь. Погрязнув в размышлениях, Сейфер невольно вздрогнул от легкого прикосновения пальцев к своему плечу. Он пропустил момент, когда Квистис проснулась… Глубокие, бездонные глаза цвета летнего неба смотрели прямо ему в лицо. Лишь влюбленные и смертельные враги прямо смотрят друг другу в глаза. Сейфер не был уверен, под какую категорию он сейчас подпадает, но не смог отвести взгляда, с безнадежным ужасом понимая, что все его благие намеренья развеялись, как дым в отражении зеркал. …Он хотел уйти, но встать получилось только на колени. _________________________________ (1) Я никогда не желал сочувствия системы Меня беспокоят улыбки жалости Немного предосторожности мне бы не повредило Если бы у меня хватило воли немного подождать Ты режешь молчание, будто ножом Ты знаешь, что я не могу раскаяться за все. Лунный свет падает на меня Плавно скользит туда, где прячутся тени Лунный свет крадется вниз, по мне Как и ты — не может соперничать с моей гордыней