…или Глава 6, в которой ведутся беседы и пишутся письма.
I canʼt help thinking of tomorrow
Now when Iʼve still got all my full will
To overcome my fear
And makes me feel a real sorrow
How my heart crazy is just Iʼll
Beating foreseeing what is near
Iʼll defend my honor
My life is the price
This is my night long and cruel
Before tomorrow I have to write out
My best lyric poem
I have never made before
And when Iʼm walking through the night about
Inspiration comes to me
To liberate my sore
God! May not come tomorrow!
If I have to die
My poemʼs a goodbye
Dark moor — Before the duel (1)
Эстар, площадь перед президентским дворцом Лагуна незаметно — во всяком случае, он надеялся, что незаметно, — бросил взгляд в шпаргалку, написанную Киросом, и нервно вытер рукавом лоб. Торжественная речь практически подошла к концу, и он всего лишь пару раз перепутал понятия. Ну, может, не пару. Если честно, раз десять, но он надеялся, что никто этого не заметил — речь была абсолютно занудной, все должны были отключиться и уснуть уже на третьем предложении. Оставалось завершить речь воззванием к народу Эстара... и тут случилось страшное — Лагуну накрыло приступом вдохновения. Кирос, стоящий у него за спиной, забеспокоился, заметив, как президент решительно смял шпаргалку и сделал шаг вперед, в итоге чуть не навернувшись с платформы. Он что, хотел быть ближе к народу? Скволл незаметно шагнул ближе, перекрывая возможную линию огня, и Кирос еле слышно облегченно вздохнул. — Народ Эстара! — Лагуна широко выбросил в сторону правую руку, иллюстрируя свое воззвание энергичным жестом. — Мы через многое прошли, мы видели плохие времена и с честью выдержали множество несчастий, и я хочу поблагодарить вас — вас всех — за вашу стойкость и преданность! Кирос жестом абсолютного отчаянья приложил руку к голове. О нет. Лагуну понесло… — Давайте же…эммм…эээ… останемся вместе и будем строить светлое будущее! — президент явно начал тонуть в водах вдохновения, пора было его спасать. Кирос вздохнул, ткнул Варда локтем в бок и зааплодировал, давая сигнал остальным. Президентская свита, привыкшая в первую очередь слушать Кироса, а потом уже своего президента, послушно зааплодировала вслед за ним. Лагуна облегченно вздохнул и блеснул фирменной улыбкой бывшего актера. Народ одобрительно завопил, они любили своего президента и ничего не имели против его периодических ляпов, которые с лихвой компенсировались его гениальным правлением. Ирвин улыбнулся, аплодируя вместе с толпой — СииДʼам всегда казалось, что Эстар прекрасно управлялся сам, без помощи Лагуны. Впрочем, возможно, городом будущего управлял Кирос — серый кардинал за спиной Лагуны был не просто его боевым товарищем, но и гением политики. Ковбой уловил движение на платформе и прищурился. Лагуна так и стоял на самом краю, раскланиваясь перед толпой и игнорируя хмурящегося Скволла, но Эллона, стоявшая до этого в безопасности за широкой спиной Варда, почему-то решила вернуть президента на место — может, опасалась, что увлекшийся Лагуна попросту навернется с помоста? С него бы сталось… Девушка шагнула вперед, и Ирвина накрыло ужасным предчувствием. Он бросил испуганный взгляд на крышу президентского дворца, где на мгновение что-то блеснуло, и его винтовка словно материализовалась из воздуха: инстинкты снайпера взяли вверх. Раздалось два выстрела, практически слившихся в один, и на площади воцарился хаос. Народ в панике разбегался в разные стороны. Стоявшие в толпе СииДʼы бросились ко дворцу: с крыши в изломанной позе безошибочно мертвого человека свисал убийца, и его необходимо было достать. На платформе резкий голос Скволла раздавал короткие приказания. Лагуна держал на коленях голову Эллоны, пока Риноа лила на рану в ее груди различные снадобья. Девушка была в обмороке, но, похоже, жива. Ирвин проклял свои рефлексы — он знал наверняка, что его жертва была мертва, а мертвого убийцу допросить было нельзя. Лагуна не ошибался: несмотря на поведение деревенского дурачка, президент Эстара отнюдь не был идиотом... скорее, совсем наоборот. В городе будущего и правда было что-то неладно.***
— Почему Эллона? — Скволл сидел за столом в кабинете Лагуны, держа пальцы на висках и хмурясь. На свете было не так много людей, способных вывести Командующего из себя, но его отец, к несчастью, был одним из них. Лагуна стоял перед огромной интерактивной картой Эстара и рисовал на ней загадочным виртуальным маркером, отмечая места, где за последнее время происходило нечто странное. Вместо привычных галочек и звездочек он тщательно вырисовывал Мумб, и абсурдные оранжевые значки безумно раздражали привыкшего к порядку Скволла. — Лаборатория Одина — два уровня; нижний — для биологических экспериментов, там хранились останки Адель. Верхний — там находился сам доктор. — Зачем его могли похитить? — Его могли просто убить, — ответил Кирос. Темнокожий мужчина сидел на странном высокотехнологичном кресле рядом со столом и вводил какие-то указания в планшет. — За последние пару лет Церковь Хайна приобрела огромное влияние во всех слоях эстарского общества. Их идеология основана на поклонении Волшебницам, как частицам божественной силы Хайна. Они считают, что Один — виновник заключения и смерти Адель. Он не раз получал угрозы. — Возможно, — нехотя согласился Скволл. — Но зачем им труп Адель? — Может, провести какую-нибудь дикую религиозную церемонию, — пожав плечами, предположил Лагуна. — Они странные ребята, всерьез пытались поучаствовать в выборах в правительство и предлагали мне установить их религию в качестве официальной религии Эстара. — Интересно, — пробормотал Скволл. — Но покушение на Эллону не вписывается в картину религиозных фанатиков. Логичней было бы, если бы они начали ей поклоняться. Лагуна помрачнел. Эллона все еще находилась в больнице, хоть врачи и утверждали, что ее жизни ничто не угрожало, и те, кто хорошо знал президента Лойра, могли с полным правом утверждать, что за маской его беззаботного спокойствия скрывается самое настоящее бешенство. Специфическое, но все же бешенство. — Никто не знает, что Эллона — Волшебница. Во всяком случае, никто, помимо тех, кто участвовал в уничтожении Ультимеции. И Одина, — он подрисовал еще одного Мумбу на месте, обозначающем президентский дворец. — Скволл, я хочу официально нанять СииДʼов. И неофициально тоже. — Убрать Церковь Хайна? — с явным сомнением спросил Скволл. — Сын, с идеями не борются оружием. У меня нехорошее предчувствие, что это все — часть одной большой картины, о замысле которой мы еще понятия не имеем. Вард написал на своем планшете нецензурное слово из шести букв и показал окружающим. — Да, — уныло согласился Лагуна. — Это именно оно.***
Центра, приют Эдеи Сид и Эдея стояли на берегу, провожая взглядами транспорт Сада, увозивший прочь Зелла. Скволл потребовал его присутствия в Саду, новая угроза требовала мобилизации ресурсов, и короткий отпуск младшего из приютской банды закончился внезапно и неотвратимо. — Мне так жаль расставаться с ними, — пробормотал Сид. — Как же было тяжело видеть их взросление в Саду… зная, что они забыли свое детство, забыли нас. Как мне было тяжело видеть… Он не договорил. То время, когда его детям пришлось противостоять его любимой, до сих пор преследовало его в страшных снах. Он просыпался в холодном поту, каждый раз видя в повторяющихся кошмарах чью-то смерть. Эдея, его любимая Волшебница, сказочная добрая колдунья. Скволл, мальчик-надежда, будущее Сада. Сельфи и Зелл, сердце и душа его маленькой семьи, легкость и радость жизни. Ирвин, рассудок и вменяемость, воплощенное спокойствие. Квистис, упорство и смысл, небесная королева, маленькая девочка с умом профессора. Сейфер, его любимый сын, весь — энергия и огонь, лесной пожар эмоций и амбиций, мятежник и бунтарь, так страстно ищущий любви… — Сид, мой Сид… — сказала Эдея, подняв на него свои колдовские глаза, — я знала все это заранее. Мои прекрасные, выросшие в сказочном саду цветов, дети… как обливалось кровью мое сердце, когда я видела, через что им придется пройти. Я умирала вместе с каждой жизнью, которую им приходилось отнимать на Дороге Судьбы… По ее щекам струились слезы. Красота, неподвластная времени; Сид отстраненно подумал, что она будет прекрасна всегда — даже седая, с лицом, изборожденным морщинами, она будет разбивать сердца. У него перехватило дыхание, в горле стоял комок невыплаканных слез. — Но знаешь, любовь моя, что придавало мне сил?.. — прошептала Эдея, медленно проведя кончиками пальцев по его щеке. — Что, любимая? — отозвался он, чувствуя давно забытое желание преклонить перед ней колено. Я всегда знала, что для них все закончится хорошо. Для всех. Рыцарь Эдеи услышал непроизнесенные слова и все-таки опустился на колени, приложив тыльную сторону ее ладони к своему лбу жестом любви и преклонения. Его жена, его любовь, его Волшебница — она была рядом, для них все закончилось хорошо. Но все еще не закончилось, мой Сид. Тучи сгущаются… и луч солнца пропадет в ночи. Но эта ночь будет полна ярких звезд, и вслед за ней придет сияющий рассвет. Он кивнул и мысленно ответил ей, озвучивая свои невысказанные страхи. Ни один рыцарь не сможет причинить вред своей Волшебнице — он может только умереть, защищая ее. Я боюсь за них, любовь моя… даже зная, что для наших детей все закончится хорошо — что будет с остальными?..***
Баламб Сад, стоянка в Горизонте Рыбаков Квистис не могла сосредоточиться на работе. Первая чашка кофе, поглощенная организмом в шесть утра, помогла проснуться, но ничего не сделала для концентрации. Вторая, залитая внутрь через час, на дебрифинге по поводу неудачной миссии, помогла согреться и занять руки. Третья, выпитая на обсуждении происходящего в Эстаре, вообще никак не повлияла на результат и восприятие. На четвертой чашке Квистис с полным правом могла утверждать, что в ее кофеиновой системе недостаточно крови. Она машинально дотронулась до губ, осознала, что делает, и резко отдернула руку. Сосредоточься! Квистис включила компьютер, со вздохом отодвинув на край стола бумажный небоскреб, контурами напоминающий президентский дворец Эстара. В почтовой программе сразу же замигало уведомление в виде небольшого конверта. «У вас 495 писем». Проклятые Трипи. Мысленно распределив своих фанатов по разным кругам ада, Квистис принялась стирать спам, быстро пробегая взглядом заголовки. Стихи, стихи, признания в любви (брр, сталкеры), дифирамбы, восхищенные панегрики, «о прекрасная богиня, твои глаза…» (синие, просто синие, а не идиотская «небесная лазурь»!), назначение свидания в Тренировочном центре (Квистис содрогнулась — пусть этот парень пойдет и поговорит со стеной!), вопросы по ее бывшим предметам (давно уже не Инструктор, с этим не ко мне)… ее взгляд зацепился за внутреннюю рассылку клуба Трипи. Текст содержал различные предположения, почему сегодня с утра экс-инструктор Трип ведет себя необычно и все время касается губ. Варианты, предложенные фанатами, включали неизвестную науке болезнь (зимой, в Трабии?!), заживающую рану (хаха!), посттравматический синдром (с каких пор он выражается так?) и нервное расстройство на фоне избыточного приема кофеина (не смейте касаться моего кофе!!!). Один умник, безжалостно обхаянный остальными, посмел предположить, что Квистис Трип просто страстно целовалась в снегу на морозе (ох, знали бы вы!). Квистис нехорошо прищурилась и запомнила имя автора последней версии. На экзамене надо будет уделить ему особое внимание. Проницательный мальчик, возможно, здесь есть потенциал. После возвращения из Эстара вся команда погрязла в бумажной рутине. Скволл готовил два контракта с Эстаром, один — по зачистке Эстара от последствий Лунного плача (для правительства), второй, неофициальный — по охране Эллоны, Лагуна до безумия боялся за приемную дочь. Ходили слухи, что он уже подписал и третий контракт, по поиску Одина… или его хладного трупа. В случае с сумасшедшими учеными лучше было знать наверняка. Сегодня Квистис была в кабинете Скволла уже четыре раза: сначала необходимо было завизировать список оружия и необходимых транспортных средств, затем утвердить команду по зачистке, следующим пунктом стали разногласия по поводу формулировок в неофициальном контракте, и, наконец, необходимо было подписать очень срочные бумаги по поводу организации занятий начальной группы. На четвертый раз Скволл взорвался и заявил, что устал подписывать хрень, читать хрень и обсуждать хрень, и намерен покончить жизнь самоубийством через совершение харакири, если она принесет ему еще хоть один документ. В ответ Квистис мстительно предъявила пачку бумаг, касающихся отчетности по Эстару и Трабии, и насладилась зрелищем побагровевшего Командующего Леонхарта, рассыпающего ругательства в неповторимом стиле его заклятого врага Сейфера Алмази. Вернувшись в свой кабинет, Квистис сделала попытку продолжить прохождение бюрократического ада, но быстро сдалась, обнаружив, что тоже начинает думать нецензурными формулировками Сейфера. Она вздохнула и с отвращением посмотрела на кофейную чашку. Седьмая?.. Пожалуй, хватит, пока озабоченные ее состоянием Трипи не вызвали доктора Кадоваки со смирительной рубашкой. Властную женщину в белом халате боялась вся академия — доктор обладала нездоровой привычкой втыкать в пациента острые предметы (шприцы, иглы, скальпель) по любому мало-мальски значимому поводу. Сама Квистис чаще бывала свидетелем подобных операций, чем непосредственным участником, но Сейфер и Скволл в полной мере ощутили на себе нежную заботу доктора Кадоваки, как правило, заканчивая в лазарете почти каждый тренировочный бой между ними. На этой мысли Квистис окончательно бросила врать себе, что не думает о Сейфере. Сейфер, сама жизнь, яростное существование, мощное присутствие, которое невозможно было игнорировать. Его уверенность была стопроцентно заразна, он сам был чем-то вроде наркотической зависимости… он был… Нет, не был — он есть. Он не может умереть, потому что всегда выживает, это же Сейфер Алмази. Квистис отказывалась думать о нем в прошедшем времени. Возможно, это была просто реакция отрицания очевидного… но она была уверена, что энергию и наглость такой космической величины непросто стереть с лица земли. Если Сейфер когда-нибудь и умрет, то его призрак наверняка будет преследовать ее в рабочем кабинете, исписывая деловые бумаги нецензурной бранью и рисуя на полях заданий голых женщин. Она невольно поднесла руку к лицу и вновь дотронулась кончиками пальцев до губ. Нижняя немного опухла, но не болела. Болело нечто другое. Возможно, отсутствующая у наемников совесть?.. Или… Дверь открылась, и в нее просунулась голова Зелла. Квистис поспешно отдернула руку, но он умел читать реакции тела, как никто другой, это было следствием многолетних занятий всевозможными единоборствами, где было необходимо предугадывать реакции противника. Наверняка этим жестом она выдала себя с головой. — Квистис… эээ… у тебя что-то болит? — осторожно спросил Зелл. Позади раздались шепотки студентов, наверняка у нее под дверью обреталась целая группа Трипи, не решавшихся зайти и заговорить со своим кумиром. Как же они… достали! — Со мной все в порядке!!! — рявкнула Квистис, для убедительности стукнув кулаком по столу. Зелл вытаращил глаза, за его спиной раздались встревоженные перешептывания. — Зелл, — сквозь зубы сказала Квистис, постаравшись взять себя в руки и не особенно преуспев. — Мне. Надо. Писать. Отчет. — А, понятно! — Зелл повеселел, посчитав это за вполне достоверную причину для нервного срыва Квистис, и испарился в мгновение ока. Когда захлопнулась дверь, Квистис со стоном уронила голову на руки. К черту отчет, надо пойти и найти Ксу. Кстати, можно вернуть ей ошейник…***
Галбадия, тюрьма D-District Сто девяносто восемь… сто девяносто девять… двести… Раздался скрип и лязг железа со стороны открываемой двери, но Сейфер даже не повернул головы, сосредоточившись на серии отжиманий. Пол камеры был грязным и холодным, но удобства его не волновали. — Не вижу смысла, — раздался знакомый голос над его головой. Сейфер нарочито медленно поднялся и лениво потянулся, так и не повернувшись. Застиранная серая футболка валялась на лежаке, и Мартину открылся отличный вид на обнаженную спину бывшего рыцаря. Глава Галбадия Сада чуть не сделал шаг назад — количество шрамов на теле Сейфера Алмази было просто устрашающим, на нем в буквальном смысле слова не было живого места. Некоторые шрамы, особенно на боку и в районе почек, выглядели так, как будто на их месте когда-то были смертельные раны. Мартин невольно отвел взгляд. Сейфер потянулся за футболкой, но не стал одеваться, вместо этого прижав скомканную темно-серую ткань к груди. — Что надо? — нелюбезно буркнул он, наконец обернувшись к своему врагу. Высокий представительный мужчина с военной выправкой, Мартин скрывал под достойной доверия внешностью мстительную и злобную натуру. Сейфер прекрасно понимал, чем ему грозит появление главы Галбадия Сада в его скромной камере, и не питал иллюзий по поводу своей дальнейшей судьбы. Это будет быстро и, вероятно, очень больно. Что ж, кармическая справедливость налицо. — Я думаю, Алмази, ты догадываешься, что с тобой будет, — Мартин пришел позлорадствовать и упиться страданиями нахального щенка, бывшего на службе Волшебницы — но, встретив презрительный взгляд Сейфера Алмази, почему-то почувствовал, что его лишили морального превосходства. — Военный суд уже вынес приговор. Конечно, еще будет допрос, вдруг каким-то чудом тебе есть, что сказать? Они оба прекрасно знали, что стояло за словом допрос, в конце концов, именно в этой пустынной тюрьме Сейфер в свое время допрашивал Скволла Леонхарта — допрашивал, особо не усердствуя, хоть и знал о внушительном арсенале инструментов для допроса в данной конкретной тюрьме. Сейфер не сомневался, что Мартин не будет настолько щепетильным или ленивым, как он сам, и с радостью использует все, что только можно. Во взгляде рыжеволосого мужчины отчетливо читалось желание содрать со своего пленника шкуру — медленно и по кусочкам. Сейфер ухмыльнулся — Мартин уже видел его спину, там особо нечего было сдирать. Мартин нахмурился, явно озадаченный реакцией заключенного. — Ты думаешь, что можешь причинить мне боль? — усмехнулся бывший Рыцарь Волшебницы. — Попробуй. Тебе никогда не достичь того, что могла она. Он отшвырнул футболку прочь, открывая сетку шрамов на груди, и Мартину понадобилось все его самообладание, чтобы не отшатнуться. Он воззрился на Сейфера с суеверным ужасом. Вид спереди был ничуть не хуже, чем сзади. Длинные порезы, явно нанесенные очень острыми предметами, покрывали все его тело. Крестообразный разрез в районе сердца, длинный кривой шрам на боку, сетка рубцов, выглядевшая так, будто его драли когтями какие-то чудовища… пожалуй, сволочной щенок прав, сложно будет придумать что-то новое, чтобы сделать ему больно. Сейфер Алмази выглядел так, будто способен написать книгу о боли и способах ее причинения. Волчья улыбка бывшего рыцаря Волшебницы окончательно утвердила Мартина во мнении, что пытками он ничего не добьется. Пусть. Ему все равно осталось жить ровно два дня. Мартин молча развернулся и вышел из камеры. Сейфер убрал с лица улыбку и рухнул на лежак, больно стукнувшись головой об стену и не обратив на это никакого внимания. Приговор вынесен. Сколько дней?.. Внутренние циркадные ритмы сообщили ему, что снаружи наступило утро. В Саду сейчас звучал бы сигнал подъема. Сейфер криво улыбнулся и подумал, что даже рад такому исходу. Плохая идея, вернуться в Сад. Выполнять приказы Скволла… нет, даже не это было бы хуже всего. Видеть мир, которому он когда-то так страстно мечтал принадлежать, и больше не быть его частью — это было бы слишком больно. Вторично раздался лязг открываемой двери. Сейфер машинально взглянул в сторону входа, ожидая охранника с завтраком, и внезапно резко сел, широко улыбнувшись. — Эй, Биггс! Охранник в ужасе уронил поднос с завтраком и обреченно выругался. — С-сэр Ал-лмази! — Эй, что ты здесь делаешь? И где Ведж? — подумать только, он был почти рад видеть этих неудачников, чьи встречи со Скволлом и его командой всегда заканчивались понижением бедняг по службе. — Я-я… — тут Биггса осенило, что главный в этой камере совсем не Сейфер, и он сделал попытку восстановить справедливость. — З-заключенным не полагается разговаривать с охраной! — Да ладно, — улыбка Сейфера ширилась и грозила выползти за пределы лица. — Ты уже разговариваешь. Ведж выбрал именно этот момент, чтобы зайти в камеру в поисках начальства. — С-сэр, что вы здесь делаете?! — Не видишь, отношу завтрак заключенному, — огрызнулся Биггс. — Сижу, как видишь, — остроумно ответил Сейфер одновременно с ним. Биггс покраснел от ярости. Такими темпами у него скоро пойдет дым из ушей, прикинул Сейфер и сжалился, обратив внимание на Веджа. — Эй, как вы вообще сюда попали? — Ну, мы уволились из армии и не могли найти работу, — Ведж оказался более словоохотлив. — В итоге нас взяли охранниками в эту тюрьму. — ВЕДЖ!!! Не разговаривай с осужденным! — Кстати, — спокойно сказал Алмази. — Сколько дней мне осталось? — Д-два, сэр, — заикаясь, промямлил Ведж, отводя глаза. Он всегда соображал лучше Биггса, Сейфер искренне не понимал, почему начальником всегда оказывался туповатый здоровяк. Он вздохнул и лег, подложив руки под голову. Биггс, слегка успокоившийся и явно чувствующий себя неловко, поднял с пола поднос и сунул его Веджу. Сейфер бросил взгляд на перевернутую миску с непонятной сероватой массой на полу и вопросительно изогнул бровь. — Сходи за завтраком, — пробучал Биггс и нехотя добавил: — Нормальным. Ведж бросил сочувственный взгляд на приговоренного к смерти, которого намеревались накормить напоследок гнусной тюремной кашей, и послушно вымелся из камеры, прихватив с собой еще и миску. Эта парочка всегда забавляла Сейфера — из них получились хреновые солдаты, слишком много сочувствия и полное отсутствие циничной морали СииДʼов. Но они были по-своему неплохими ребятами. — Эй, у меня есть право на последнее желание, — напомнил Алмази. Чем Дьяблос не шутит, вдруг опять проканает? Биггс пожал плечами. — Слушаю? Сейфер боролся с желанием попросить сигарет, никотиновая ломка становилась невыносимой, но усилием воли взял себя в руки и победил. Нет, ему надо вернуть долг. — Бумагу и ручку. Почему бы и не попробовать, вдруг Биггс окажется настолько тупым, что не вспомнит о запрете на переписку. — Завещание? — сочувственно поинтересовался Биггс. — Нет, письмо, — Сейфер подумал и мрачно добавил: — Любовное. Биггс содрогнулся, явно не представляя, кто может повестись на бывшего Рыцаря Волшебницы, человека, которого без преувеличения ненавидел весь мир. — Да ладно? Врешь. — Буду писать поэму. В стихах! Заткнись и тащи бумагу, а то начну зачитывать тебе отрывки вслух. Биггс поспешно вымелся из камеры, явно не успев подумать, что у Сейфера нет никакого права ему приказывать. Бывший рыцарь ухмыльнулся и прислонился к стене. Так, теперь придется мобилизовать фантазию. Сочинительство никогда не было его коньком, а уж поэма в стихах… он впервые задумался, не откусил ли больше, чем сможет проглотить.***
Баламб Сад, стоянка в Горизонте Рыбаков Квистис постучала в дверь кабинета Скволла и зашла, не дожидаясь ответа — едва она успела поговорить с Ксу, как он сам вызвал ее к себе, и она догадывалась, что на сей раз это связано с ее неудавшейся миссией. Они уже знали, что Галбадия не предъявляла претензий по поводу участия Квистис в спецоперации по поимке Сейфера, дело спустили на тормозах — отношения Сида и Мартина были достаточно напряженными и без этого. Оставалось понять, что хочет от нее Скволл. Квистис отнюдь не горела желанием еще раз в подробностях рассказывать о своем провале. Конечно, некоторые моменты она опустила, но, в общем и целом, Скволл был в курсе действий Квистис в Трабии и всех спорных моментов, вроде перехваченных переговоров по эстарским передатчикам. Лагуна утверждал, что не имеет никакого отношения к второй, эстарской группе захвата. Передатчики были новейшей разработкой Одина, что опять возвращало их к проблеме исчезновения сумасшедшего ученого. Неладно что-то в эстарском государстве… Скволл устало потер глаза — эстарская миссия далась ему дорогой ценой, он не спал уже вторые сутки. — Они отпустили Фуджин и Райджина, — сказал он. — Обвинения сняты, они возвращаются в Баламб. Но Сейфер… Квистис, по твоему мнению — у него есть шансы на какой-нибудь нормальный приговор? Он не уточнил, но было понятно, что «нормальным» считался любой вариант, в котором Сейфер мог остаться в живых. Квистис печально покачала головой. — У него в голове полный бардак. Он утверждает, что полностью несет ответственность за свои действия, но при этом ничего толком не помнит и путает реальность с кошмарами. Ну, ты же знаешь Сейфера, «это мой собственный выбор» — при том, что он ничего не выбирал. С такой линией поведения его не оправдает ни один суд в мире. Боюсь, это конец. За столом воцарилось довольно унылое молчание. Скволл закрыл глаза и откинулся на спинку кресла, окончательно бросив притворяться, что он в порядке и адеквате. Квистис молча вышла из кабинета, закрыв за собой дверь.***
Галбадия, тюрьма D-District Спустя несколько часов воображение полностью иссякло и печально испустило дух. Пол камеры был покрыт скомканными листами. Предпоследний лист, содержащий путаное признание в собственном идиотизме, был тщательно сложен самолетиком и прицельно запущен в маленькое окошко под потолком. Сейфер экспериментально побился головой о стену камеры, надеясь, что это приведет в порядок его мозги. Затем плюхнулся на грязный пол, сцепил зубы и написал то, о чем думал все это время. Его гениальные размышления уместились в одно предложение, не зарифмованное и содержащее лексику на грани цензурной. Затем он в порыве вдохновения увенчал написанное кривой буквой «С» и стилизованным крестом, и с мрачным удовлетворением сложил письмо. — Веееееедж! — заорал он во всю глотку. — Тащи сюда свою задницу, я готов!***
Горизонт Рыбаков, бар «Веселый карп» — Квистис, у тебя кровь на губе, — Ксу подозрительно прищурилась, смерив подругу изучающим взглядом. — Я знаю, — мрачно сказала Квистис, плюхаясь на барный стул. Ксу не стала ее дожидаться и явно уже приняла внутрь нечто алкогольное и безумно крепкое, это было видно по ее расслабленной позе и подозрительно блестящим глазам. Других признаков можно было не ждать, Ксу могла выпить бутылку водки и все еще идти по прямой линии, вполне связно проклиная всех окружающих. — Эй, что это было, брутальный поцелуй с какой-нибудь наглой задницей? — Угу, с Сейфером Алмази, на морозе посреди лесов Трабии, под романтический вой волков и отсвет лазерных прицелов, — Квистис ни секунды не сомневалась, что Ксу ей не поверит, иначе бы никогда не призналась ни в чем подобном. Ее подруга расхохоталась. — От твоего чувства юмора меня когда-нибудь хватит кондрат! — она подозрительно прищурилась и помахала в воздухе стаканом с виски. — Эй, Кью, ты обещала — ни слова о работе! Не поверила. Квистис кивнула с мрачным удовлетворением и всецело отдалась задаче — напиться и забыться. Ксу полностью поддержала идею и была уже на полпути к цели, когда Квистис почувствовала внезапное желание поговорить о жизни и любви. — Ксу, ты всерьез встречаешься с Нидой?.. Ксу поперхнулась и вытаращила глаза. Квистис, конечно, была умной, но ее интеллект редко распространялся на человеческие взаимотношения — проще говоря, обычно Кью понятия не имела о чувствах окружающих. Странно. — Да, — она залпом допила стакан, собираясь с мыслями. Раз уж Квистис интересуется… — Ох, детка. Кью… ты знаешь, что я сирота, как и большинство СииДʼов. У нас, приютских детей, практически нет шансов на нормальную жизнь. Мы не знаем, что это такое. Мы не знаем, как живут люди вне Сада. Не знаем, как строить нормальные отношения, любить, создавать семью… мы этого не умеем. Поэтому, как бы меня не бесила розово-гламурная принцесса Хартилли, на самом деле я ею восхищаюсь. Никто другой не смог бы показать нашему отмороженному Командующему, как быть человеком — с чувствами, эмоциями, заботой и любовью. Проклятье, я бы хотела, чтобы кто-нибудь объяснил это мне… Квистис невесело усмехнулась. Ну да, общая проблема. Она тоже считала, что Скволлу несказанно повезло, он вытащил счастливый билет в лотерее, где выиграть было невозможно. Травмы детства оставляют шрамы на всю жизнь… — Ксу, с этим всем можно жить. — Ну да, можно. Я и живу, — Ксу критически осмотрела пустую бутылку и помахала бармену, предлагая повторить. — Мы живем. Сад ломает людей. Мы — покореженные. Другие нас не поймут. Других не пойму я. Ты ведь такая же, Кью, ты бы рехнулась ко всем чертям в розовой сказке, где тебя защищают и обкладывают ватой. Квистис молчала, думая, что Ксу сама не знает, насколько она права. Или знает?.. — Я знаю, что этот мальчик мне не пара. Черт, я старше его на несколько лет — и эти годы прошли среди крови и огня, которых он еще не успел толком попробовать на вкус. Просто, знаешь… он так дьявольски мил… Но иногда мне хочется зубами содрать с него эти розовые очки и заставить увидеть меня, такой, какая я есть. Представляешь, этот идиот провозгласил себя моим рыцарем и вовсю меня защищает. Меня?!.. Квистис не смогла сдержаться и расхохоталась. Железная леди Ксу меньше всего нуждалась в чьей-либо защите, она могла убить человека за пару секунд и вырвать глотку голыми руками у любого, кто посмел бы косо на нее взглянуть. — Вот-вот… Я готова сама лично свернуть шею Алмази за эту дебильную моду на рыцарей! Сначала он, потом Леонхарт со своей розово-приторной гребаной сказкой, теперь и Нида туда же! — Его и так расстреляют, — пробормотала Квистис, мысленно примериваясь к бутылке виски, стоявшей позади бармена. Возможно, это именно то, что мне нужно… — Не знаю, какая шизанутая фея посетила Крамера и сподвигла его сделать Алмази главой Дисциплинарного комитета, — Ксу раздраженно взмахнула рукой со стаканом, нещадно разливая виски вокруг себя. — Этот ублюдок всегда делал только то, что хотел сам. И никогда, никогда не думал о последствиях. Иногда мне кажется, что он родился на свет только для того, чтобы в мире стало больше сирот… Как будто мало нас, со сломанными жизнями. Какие у нас шансы на хоть какое-то подобие нормальной жизни, Кью? Квистис окончательно решилась на бутылку виски, мрачно выписывая себе пропуск в стройные ряды алконавтов-первопроходцев. Она не хотела больше думать ни о сиротах, оставшихся после войны, ни о другом ребенке со сломанной жизнью, мальчике, который разрушал ее песочные замки и осмелился поцеловать Снежную королеву… Вы, люди, фантастически глупы. И в упор не видите своих возможностей и шансов, саркастично пророкотал глубокий голос у нее в голове. Квистис взвилась со стула и в секунду оказалась посреди бара, дико озираясь по сторонам. Ксу наградила ее сочувственным взглядом, решив, что подруга допилась до зеленых чертей. Ты не умеешь принимать решения, с отвращением прорычал Багамут. Иначе ты бы была совсем не здесь. Какая несчастливая звезда заставила меня оказаться в твоей голове? — Отвали, ящерица переросток, — огрызнулась Квистис. Багамут иронично фыркнул. Он напоминал ей Сейфера, насмешливая дрянь.***
Баламб Сад, стоянка в Горизонте Рыбаков Утром следующего дня страдающая жестокой мигренью (Багамут или похмелье?) Квистис доплелась до своего кабинета и включила компьютер. Утренние новости не сразу уложились в гудящую от вчерашнего голову. В Делинг-Сити творилось неладное: Кэрэвэй снял свою кандидатуру с выборов, так как в прессу просочились сведенья, что Волшебница Риноа Хартилли — его дочь. Одна из уважаемых газет разродилась статьей с подробной историей Лесных Сов, включая неудавшееся покушение на президента и связь Риноа с Баламб Садом. Дом Кэрэвэя забросали листовками, возмущенная толпа разгромила улицу, ему пришлось выставить охрану. На политической карьере генерала можно было смело ставить крест. В результате в последнем туре выборов остался лишь один кандидат — брат покойного Винцера Делинга, Ксавьер. На волне всеобщей ненависти к Волшебницам — и учитывая мученическую кончину его брата — можно было с вероятностью сто процентов утверждать, что у Галбадии появился новый президент, а столица еще долго будет называться Делинг-Сити. Квистис нахмурилась: новости были плохими, Ксавьер был одним из тех, кто поддерживал роспуск Садов. Что-то не то творилось в мире… Она со вздохом откинулась на спинку стула и внезапно заметила конверт, лежащий на столе перед компьютером. Бумажное письмо? Да ладно, в каком веке мы живем? Квистис развернула лист бумаги, и сердце провалилось куда-то в бездну. На дурацком листке в крупную клетку было лишь одно предложение, написанное знакомым почерком, который она столько раз видела, проверяя работы в классе… «Если ты посмеешь опять засунуть голову в задницу и забыть, кто ты есть, обещаю, я вернусь с того света, чтобы дать тебе по шее». Шедевр эпистолярного жанра венчала подпись в виде буквы С и знакомого креста. Квистис вытаращилась на письмо. Из всех идиотских, бессмысленных, феерически глупых вещей… Она уронила голову на руки и разревелась, как будто ей снова было пять лет. _______________ (1) Не могу не думать о завтрашнем дне Сейчас, пока у меня все еще есть вся моя воля Чтобы преодолеть свой страх И мне действительно очень жаль Как безумно бьется мое сердце, предвидя грядущее Я защищу свою честь Ценой своей жизни Это — моя ночь, долгая и жестокая До завтрашнего дня я должен написать Мою лучшую поэму Подобной которой еще не было И когда я иду сквозь ночь Ко мне приходит вдохновение Облегчая мою боль Боже, пусть «завтра» никогда не наступит Если я должен умереть, то моя поэма — это прощание.