AM

Стоит ли говорить, что после этого случая я словно вернулся в собственное прошлое? Всё было так же, как и год назад – алкоголь, бессонные ночи и полностью разрушенная жизнь. Вот только пережить это было в миллионы раз сложнее, чем тогда. Теперь я знал, ЧТО именно я потерял. Я бесконечно прокручивал в голове все счастливые моменты, которые она подарила мне за этот год. Я пытался понять, почему все случилось именно так, за что вселенная наказала меня столь жестоким образом. Я понимал, что это полностью моя вина, но не мог понять, какого черта я вообще сотворил с нами такое. В моей груди была огромная зияющая дыра, и с каждым новым днем она становилась всё больше. Меня с головой накрывало всепоглощающее чувство опустошения, собственной ничтожности и никчемности. Я чувствовал, будто внутри меня заложена бомба замедленного действия или, как минимум, несколько килограмм тротила давят мне на грудь. Словно из внешнего мира к этому сосредоточению боли протянут фитиль из всех наших воспоминаний, и он давно уже подожжен, так что мощнейший взрыв – это только вопрос времени. Я не знал, должен ли я рассказать ей о том, что я чувствую. Постоянно думал, а вдруг, ей также нелегко, как и мне? Что, если она сможет простить меня? Что, если уже простила? Я не мог поверить в то, что мы расстались навсегда. Ведь каждый имеет право на второй шанс, не так ли? Всегда можно всё начать сначала, стоит только захотеть. Но я был чертовски не уверен в том, что она захочет вообще меня видеть, не то, чтобы начать с нуля. Я часто бездумно бродил по городу, но ноги неизменно приносили меня в какое-нибудь из наших памятных мест, словно этой непрекращающейся тупой боли в груди было недостаточно, и мир должен был визуализировать мои страдания. Во время очередной такой само разрушительной прогулки, я оказался на углу её любимой улочки, где стоял небольшой лоток с мороженым и старая каменная скамейка. Я купил её любимый ванильный рожок и опустился на холодное сидение, невидящим взором уставившись в одну точку. Я долго размышлял, воспроизводил в голове её образы, поднимал со дна души воспоминания обо всех тех радостных минутах, что мы провели здесь вдвоем, спрятавшись за её забавной шляпой с огромными полями, поедая самое вкусное мороженое на свете. В ушах эхом раздавался её звонкий смех и ласковые слова, которые она шептала мне на ухо, обдавая таким соблазнительно прохладным и сладким дыханием мою кожу. Тогда я думал, что ничто и никогда не сможет разлучить нас. Думал, что я принадлежу ей всецело и навсегда, как эта старинная потрескавшаяся скамейка принадлежит этому месту. Господи, как же я ошибался. Хотя, если подумать, я до сих пор принадлежал ей. Ни один день, да что там, ни один час не проходил без мыслей о ней, и это сводило меня с ума. Я встрепенулся, когда моей руки коснулось что-то холодное, как её пальцы. Какое-то время я продолжал сидеть с закрытыми глазами, боясь спугнуть эту иллюзию, эту магию. Я ждал, когда она склонится к моему лицу и прошепчет что-то нежное, как всегда. Вместо этого, я ощутил лишь, что прикосновение чего-то холодного расползается по моей кисти, забираясь внутрь, на ладонь, прочерчивая линию и опадая на землю. Открыв глаза, я осознал – это всего лишь растаявшее мороженое, липкой сладкой субстанцией стекающее по моей руке. Таким идиотом я себя ещё не чувствовал. Наклонив вафельный рожок, я стал наблюдать, как остатки ванильной жидкости медленно стекают на серый, покрытый опавшей листвой, асфальт. Белая ароматная масса смешивалась с осенней пылью, на каких-то пару мгновений даруя ей немного своей чистоты, а затем превращаясь в отвратительное месиво. Вот так и она – пролилась на мою серую и невзрачную жизнь фонтаном ароматной ванили, а после мы оба погрязли в этой мерзкой луже изо лжи, фальши, предательств и лицемерия. И всё это – моя вина. Ей никогда не стоило встречаться со мной.