***
Ей удалось сбежать прежде, чем ведьма вернулась в дом и могла бы её остановить. Если не учитывать слабость во всём теле и запутанных в голове мыслей, то всё вышло даже проще, чем ожидалось: нужно было лишь угнать машину и Хоуп это сделала — стащила ключи, села в салон и уехала навстречу рассвету в автомобиле, марки которой даже не знала. Было ли ей совестно, что она обворовала человека? Определённо, нет. Вероятно, границы добра и зла в молодой голове уже давно стёрлись. Она гнала по дороге без лишних остановок, давая передышку лишь для того, чтобы заправиться. Хотелось спать, но сама мысль позволить себе сон казалась дикой: ведьма могла уже прийти в себя и последовать за ней. Один лишь Дьявол знает, что Далия устроит ей в этот раз, если поймает. Чутьё подсказывает, что домашним арестом всё не обойдётся. «Она не поймает тебя, Хоуп. Ты больше не в её власти. Ты сама по себе!» После двадцати лет это казалось сказкой, которой никогда не суждено сбыться. Но ведь порой с людьми случается что-то хорошее, разве нет? Почему с ней такое не может произойти? Хоуп позволяет себе отдохнуть следующей ночью, когда часы показывают ровно три утра. Остановившись у кого-то придорожного мотеля, девчонка зачаровывает администратора, убеждая того заселить её бесплатно, проскальзывает в номер, запирает его и засыпает через мгновение после того, как голова коснётся подушки. На защитные заклинания сил не остаётся. Она даже не чувствует, как пара тёмных, как смоль, глаз смотрит на неё из угла комнаты до самого утра. В таком темпе проходит ещё пара дней, тянущихся неимоверно долго. С каждым часом Хоуп уезжает от Салема и ведьм всё дальше и дальше, но не чувствует себя в достаточной безопасности. Ей кажется, что в любую секунду все те дьявольские отребья окружат её и уничтожат. А Далия будет стоять в центре, с лукавой, довольной улыбкой наблюдать за кончиной подопечной. Даже находясь в сотнях милях от ведьмы, Хоуп всё равно ощущала на себе её пристальный взгляд и стальную хватку. И нет никакого способа избавиться от тотального контроля женщины: она всегда будет с ней, смотреть с высока и управлять, как марионеткой. Не может кукла вдруг стать человеком, не может, не может… Смешно и жалко. Ей противно даже смотреть на собственное отражение в зеркале заднего вида; чувство, будто без Далии она — ничто, усиливается с каждым метром, проеханым ею от самого Салема. Но она не вернётся, никогда. Уж лучше быть одинокой, никому не нужно, но свободной птицей, чем запертой в клетке, обмазанной кровью невинных детей.***
Она забывает название этого небольшого, ничем не примечательного городка сразу же, как только проезжает табличку с надписью «Добро пожаловать в …». Машина глохнет у бара с потрёпанной вывеской и Хоуп хмыкает, бубня себе под нос что-то про судьбу. Она оставляет авто на улице, не обращая внимания на дым из капота. А смысл? В тачках девушка никогда не разбиралась, а подходящих этому случаю заклинаний сроду не изучала. Магия — странная штука: ты можешь превратить целые города в пепел, но сделать самые элементарные бытовые вещи порой не в силах. Запах табака окутывает её со всех сторон, стоит войти внутрь. Осматриваться не было желания, всё, что её интересовало — бутылка бурбона и тёмный уголок, в котором можно скрыться и унять лёгкую дрожь в пальцах. Хоуп подходит к барной стойке, достаёт несколько купюр и получает свой заказ; хватает бутылку и бредёт к столику. Янтарная жидкость неприятно жжёт горло, но через мгновение тепло разливается по всему телу и неприятное ощущение вмиг забывается. Спустя ещё несколько глотков, дрожь оставляет тело вместе с паранойей и страхом, что Далия ворвётся и придушит её голыми руками. А десять минут спустя, Хоуп расслабленно откидывается на спинку потрёпанного, как и её жизнь, диванчика и с благодарностью принимает сигарету из рук незнакомца, затягивается, позволяя порции никотина отравить лёгкие, и выдыхает дым через нос. Хоуп жила с Далией столько, сколько помнила себя, а значит — всю свою жизнь. Женщина не позволяла ей гулять допоздна, друзей у Хоуп не было, как и длительных отношений или отношений вообще. Всё, что было у девчонки за плечами — несколько случайных связей и полное отсутствие опыта самостоятельной жизни. Далия всё всегда делала за неё. Далии рядом теперь нет. Хоуп одна и это, если говорить совсем откровенно, очень пугало. Куда ехать, что делать — все эти вопросы даже в пьяном бреду атаковали мозг юной девушки. Она так долго строила план побега, но совсем не задумывалась над тем, как будет жить самостоятельно. Спустя время она так сильно напивается, что не замечает ни жуткой, хищной улыбки своего собутыльника, ни то, как незнакомец, облизывая губы, обнажает клыки. Организм девушки не был готов к алкоголю, и уж точно не был готов к тому, что после первой бутылки в ход пойдёт ещё одна. Наверное, стоило подождать, прежде чем напиваться в хлам, но свобода опьяняла не меньше, чем виски, а страх перед неизведанным отступал только под градусом. — Да, пить ты совсем не умеешь, — раздаётся насмешливый мужской голос позади блондинки, когда та выходит из бара поздней ночью. Будь она чуть трезвее, то расслышала бы устрашающие нотки в словах незнакомца, но в таком состоянии соображать было невозможно. Йокнув, девушка разворачивается и, слегка пошатываясь, пожимает плечами. Пытается что-то ответить, но изо рта выходят лишь какие-то странные, ранее невиданные миру звуки. — Впрочем, ты так сладко пахнешь, что плевать, в каком ты состоянии, — губы парня ползут вверх и внутренний голос твердит Хоуп, что нужно собраться и бежать. — Уверен, алкоголь в твоей крови делает тебя лишь вкуснее. Вены под глазами говорящего набухают и позже, анализировав всё происходящее и пытаясь вспомнить прошедший вечер, Хоуп поймёт, что была на волоске от смерти и перед ней стоял вампир. Вампир, готовый впиться в её шею своими острыми клыками и высосать всю кровь, до самой последней капли. Вампир, который вовсе не был плодом пьяного воображения — он был реальным, настоящим и устрашающим. И он был первым из своего вида, которого она встретила. Если бы не стальная хватка кровососа на талии, Хоуп, без сомнения, упала бы на ровном месте, когда он, чуть ли не подлетев, наклоняет её голову. Она может поклясться, что чувствует остроту его зубов, как клыки больно царапают кожу и как кровь покидает её, вместе с остатками сил. Тело вовсе обмякло в руках мужчины и перед глазами начинает темнеть. «Недолго же ты наслаждалась свободой» — звучит ехидный голос в голове. Это будет глупая смерть, явно лишённая героизма и трагичности. О ней никто не вспомнит, кроме жёсткой кровожадной стервы, если, конечно, Далия вообще узнает о быстрой кончины ведьмы. Её тело, скорее всего, разодранное когтями и клыками ночной твари, будет разлагаться на дне морском. Может его найдут, но надежды мало. И уж точно никто не станет тратиться на безымянную могилу, носить цветы и горевать. Н е к о м у этого делать. Ей удаётся собрать силы в кулак и раскрыть глаза. И прежде, чем почувствовать асфальт, она видит копну длинных тёмных волос и слышит хруст костей и стон питавшегося ею парня. А после наступает лишь глубокая, бесшумная ночь. «Убей их, Хоуп…» Она судорожно сжимает простыни, дёргается, будто в попытках убежать, запутывается в одеяле, как в коконе. Капелька пота стекает по лбу, а крик застревает глубоко в горле. Перед глазами лишь тьма и огонь, а в ушах стоит жуткий скрежет металла и тихий, хриплый голос. «Убей их всех!» Далия появляется из ниоткуда, выходит из под покрова мрака. Женщина хватает её за руки, начиная кружиться, весело смеясь, и от этого звука кровь стынет в жилах. Она не может вырваться и убежать, пальцы лишь сильнее впиваются в ладони ведьмы, хотя хочется совсем другого. Тело не слушается, будто кто-то контролирует его за неё. «Освободи себя…» Резко поднявшись, Хоуп пытается отдышаться, но лёгкие продолжают болезненно гореть от недостатка воздуха. Её взгляд хаотично скользит по комнате, осматривает тумбочки и углы, будто пытаясь отыскать ведьму, но вместо неё — пустота и безопасность. Сглотнув, Хоуп трясущимися руками откидывает одеяло и поднимается с кровати, обхватывает себя руками и осторожно, неуверенно бредёт к чуть приоткрытой двери. Спуск по лестнице кажется непреодолимым препятствиям, когда ноги едва держат её в вертикальном положении, но, крепко ухватившись за перила, девушка спускается вниз, слыша незнакомые голоса в соседней комнате. — Зачем ты вообще притащила её в дом? — недовольный голос сопровождается тяжёлыми шагами из стороны в сторону. Хоуп не потребовалось много времени, чтобы догадаться, о ком идёт речь. — Могла бы спихнуть в больницу и дело с концом! — Она ведьма, а ещё ею пытался поужинать вампир, я не могла просто оставить её в переулке. Хоуп едва может дышать, когда воспоминания вихрем проносятся в голове, подушечки пальцев касаются того участка на шее, в котором клыки вампира оставили свой след. Должны были оставить. Она не нашла ни одного рубца, доказательства того, что всё произошедшее — правда. Кожа была гладкой и целой, как у младенца. Будто ничего и не было. — С чего это у тебя проснулось сострадание к юным девушкам, попавшим в беду, а? Никогда не замечал за тобой тяги к спасению людей. — Диаваль… — Знаешь, что? Я не буду охранять твою беспомощную задницу, если она пришла по твою душу, ясно? Надоело караулить тебя днями и ночами от всех врагов, нажитых за тысячу лет! — Не смей говорить со мной в таком тоне! Девушка вздрагивает, когда несколько окон разбиваются с последним словом незнакомки. Хоуп чувствует силу, исходившую от девушки, и была уверена, что она — далеко не обычная ведьма, которую можно вырубить одним щелчком пальцев. — Разве мама не учила, что подслушивать нехорошо? — ведьма, втянув носом воздух, медленно выходит из-за стены, останавливаясь, когда несколько пар глаз останавливаются на ней. Парень, настроенный против неё так категорично, презрительно фыркает и, махнув рукой, бубнит что-то ещё и направляется к выходу, громко хлопнув дверью. Незнакомка беззаботно пожимает плечами, улыбается уголками губ и кивает на диван, зовя Хоуп присесть рядом. — Не обращай внимания, — темноволосая усмехается, закатывая глаза. — Он всегда такой нервный. Лучше присядь и расскажи мне, кто же ты такая.***
Ребекка Майклсон всегда мечтала вновь стать обычным человеком: чувствовать биение сердца в груди, ощущать, как годы проходят и оставляют на ней свой след, иметь возможность завести семью, которую вампирам попросту не дано иметь. Она отчаянно боролась за лекарство, которое могло дать ей всё, о чём блондинка мечтала долгие столетия, но, к сожалению, заполучить его не смогла. Однако ей был дан другой подарок — тело молодой и сильной ведьмы. Майклсон не могла описать радость, когда Фрея дала ей выбор решить, в каком теле прожить ближайшие годы. И Майклсон не могла отблагодарить старшую сестру за то, что в любой момент могла вернуться в родную оболочку и снова стать первородной, при этом прожив полноценную жизнь. Фрея дала ей шанс, который раньше казался невозможным. К огромному сожалению первородной, семью Ребекка завести так и не смогла: как оказалась, найти любовь, когда сердце и душа уже были отданы другому, нельзя. Ласки и комплименты других мужчин были приятны, но не более: сердце не билось в бешеном темпе, стоило её губам коснуться чужих, а земля не уходила из-под ног, когда мужские руки обвивали её новое тело. Первое время Ребекка надеялась, что найдёт того, кто сможет завладеть её сердцем, а потом начала злиться на Марселя, который, вместе с душой, забрал так же шанс на семью и детей. Но время шло, Майклсон смирилась и решила посвятить себя воскрешению брата и поискам племянницы. У неё была магия, был шанс спасти семью. Уж в теле ведьмы она могла сделать больше, чем, если бы осталась вампиром. Но жизнь та ещё сука. Ребекка так и не смогла вернуть Кола, а попытки найти потерянную дочку Клауса были тщетны. Может именно чувство вины заставило её спасти бедную девушку в том злосчастном баре и привести в свой дом. Старый друг, покорно охранявший её все эти годы, пока Бекка была не способна защищать себя от многочисленных ненавистников её и семьи, мог быть прав и эта незнакомка вполне могла бы оказаться очередной стервой, что попытается убить её. Но пройти мимо и оставить её на съедение вампира Майклсон не могла. — Вот, выпей, — Ребекка протягивает девушке стакан и чуть улыбается, когда та морщится от неприятного запаха отвара. — На вкус отвратительно, но от похмелья поможет, поверь мне, — подмигнув, она заливается звонким хохотом, наблюдая, как девчонка выпивает всё до последней капли, хоть и с большим трудом. — Ужасно, — она вытирает рот тыльной стороной ладони. — От этого тошнит ещё больше. — Ну, если вдруг приспичит, то ванная справа по коридору на втором этаже, — Бекс хмыкает. — Ты помнишь, что вчера произошло? Она чуть прищуривается, наблюдая, как гостья хмурит брови и закусывает губы, пытаясь воспроизвести в голове вчерашнее событие. Её большие карие глаза округляются и Ребекка понимает, какой фрагмент так шокировал девушку. — Жесть, — шепчет незнакомка, прикрывая рот рукой. — Это ты, да? — она поднимает на неё свой взгляд по спине первородной бегут мурашки: есть в них что-то знакомое до жути. — Да, случайно оказалась там и видела, с кем ты пила. Вампиры просто так не сидят с пьяненькими девушками, подтирая собственные слюни, — усмешка появляется на её лице. — Я никогда прежде не встречала вампиров, — девушка опускает взгляд и несколько светлых прядей падают на лицо; на мгновение Ребекке кажется, что они уже встречались раньше. Уж слишком сильно она напоминает кого-то. — Вот тебе и самостоятельная жизнь, — она едва может разобрать последние слова. — Спасибо, что спасла. — Не за что, — Ребекка отмахивается и встаёт с дивана, направляясь в кухню. — Самое время подкрепиться! Кстати, меня зовут Ребекка. Ребекка Майклсон. Темноволосая открывает холодильник и достаёт пачку яиц, но тут же роняет, когда блондинка, следуя за ней, представляется. — Хоуп. Просто Хоуп.***
Несмотря на свою тысячелетнюю жизнь, Никлаус не смог подобрать слов и описать, что он готов сделать с женщиной, отнявшей у него дочь. Слов для этих пыток, которые он придумывал долгие-долгие годы, попросту не существует. Но одно сказать можно с уверенностью – ведьма будет страдать, умирать снова и снова, молить его прекратить эти пытки, а Клаус, смеясь и попивая дорогое вино, будет в восторге. Хриплые отчаянные крики, пропитанные болью этой стервы, будут ласкать его слух днями и ночами. Осталось лишь убедить Хейли не вырывать ей сердце в ту же секунду, как волчица перешагнёт порог дома и почувствует ненавистный запах. — Где она? Клаус оказывается рядом с Маршалл в ту же секунду, хватает за запястье и разворачивает к себе; Элайджа встаёт позади женщины, закрывая собой дверь, ведущую в комнату, в которой томится Далия. — ГДЕ ОНА? — королева волков отбрасывает древнего в стену; властный голос пропитан ненавистью и злобой, каждая клеточка тела напряжена, а в глазах сверкает жажда ведьмовской крови. Клаус позволяет себе полюбоваться этой прекрасной картиной несколько минут, облизнув пересохшие губы и скользя взглядом по натянутому, как струна, телу волчицы. — Пусти меня к этой чёртовой суке! Элайджа присоединяется к брату на полу, с ошарашенным взглядом наблюдая за скрывающейся за дверью возлюбленной. Никто не остановит потерявшую ребёнка мать. Никогда. Клаус скрывает довольную улыбку за маской хладнокровия, когда Хейли грубо хватает ведьму за волосы и отправляет её лицо навстречу со стеной. Едва заметные трещинки останутся напоминанием того, что каждый, кто посмеет навредить их дочери и перейти дорогу их семье, рано или поздно поплатиться за это кровью. — Где моя дочь? — помимо сердитого голоса Маршалл и сбивчивого дыхания Далии, тишину нарушает звон зачарованных кандалов, блокирующих магию древней. Фрее потребовалось немало времени, чтобы усилить их эффект и сделать пригодными для использования на столь сильной ведьме. — Отвечай, мразь! Клаус хмыкает, когда в комнате раздаётся звонкий хлопок пощёчины. Хейли хватает ненавистную персону за подбородок, проводит когтями по щекам и Клаус с неким удовольствием смотрит, как капельки крови окрашивают пальцы королевы в алый цвет. — Ваш жалкий отпрыск сбежала той же ночью, — губы Далии растягиваются в улыбке. — Она бездарна, импульсивна и глупа. Я дала ей всё, воспитала и обучила магии, а она убежала, разорвав нашу связь. Идиотка! Она умрёт прежде, чем вы отыщите её. Клаус поддаётся вперёд, ловя руку Хейли, предотвращая очередной удар. — О чём ты говоришь? Майклсон должен ощущать себя победителем, должен радоваться поимке Далии, но странный озорной блеск в глазах ведьмы всё портит. — Когда я установила между нами связь, большая часть её силы перешла ко мне. Я разделила её ношу, если можно так сказать, но сейчас этой связи нет и вся магия вернулась к ней. Девчонка не так сильна, чтобы справиться с ней, такая сила ей неподвластна. Она не сможет держать её под контролем. Вопрос лишь в том, кого она уничтожит раньше — себя или тех, кто её окружает. — Мы должны убить её, сейчас же! Маршалл смотрит на него своими огромными шоколадными глазами, едва ли сдерживаясь, чтобы не плюнуть на них и пойти уничтожить ведьму. Элайджа тихо выдыхает и Никлаус, выразительно посмотрев на брата, велит ему пойти и проверить Фрею: девушка который час пытается отыскать сбежавшую принцессу. — Где гарантии, что она не переселится в чужое тело? — скрестив руки на груди, он качает головой, в упор глядя на мать своего ребёнка. — Она сейчас у нас перед глазами, без возможности колдовать. Пусть так и остаётся, пока мы ищем нашу дочь. Хейли, казалось, с этим планом не была согласна. Женщина стала столь жестока и кровожадна, что порой удивлялся даже он. Маршалл разворачивается на пятках и делает шаг в сторону комнаты, в которой сидела Далия, но Клаус в мгновение ока прижимает волчицу к стене, крепко стискивая её руки над головой. Брюнетка извивается, пытаясь вырваться из железной хватки, но даже ей первородный не по зубам. — Отпусти меня, — низкое гортанное рычание выводило из себя: как смеет она так вести себя с ним, в его же доме? Они не были семьёй, Хейли неделями могла не приходить в особняк и не звонить, порой вовсе отказываясь прислушиваться к их советам и просьбам. Волчица была сама по себе большую часть времени. Всё, что их объединяло — дочь, которую они потеряли двадцать лет назад. Порой Маршалл злила его так сильно, что он готов был свернуть ей шею, вырвать сердце из груди, сжечь дотла. Останавливало его лишь то, что она была матерью его ребёнка. Если бы не этот факт, он бы давно избавился от темпераментной брюнетки, гнев к которой заставлял его срываться на других жителях Нового Орлеана. — Ты её и пальцем не тронешь, — шипит гибрид, с каждым словом приближаясь к её лицу ближе. — Не сейчас. — А ты не смеешь мне приказывать, — в ответ рявкает женщина. Клаус впивается в её губы злостно и страстно прежде, чем оборотень скажет что-то ещё, выведя его из себя окончательно. Мужчина грубо сжимает её талию, а его пальцы с болью впиваются в нежную кожу, определённо оставляя синяки на женском подтянутом теле. Хейли отвечает, кусая его губы, обвивая руками шею и зарывшись пальцами в волосы, с силой потянув назад. Из груди Ника вырывается то ли стон, то ли рык. Он — хищник. Она — хищница. Они будут воевать до тех пор, пока один не уничтожит другого. Эта связь была обречена с самого начала. Их объединяет только дочь. Дочь, которую они даже не знают. Клаус отстраняется, когда цокот каблуков раздаётся за поворотом. Он с невозмутимым видом переводит взгляд на сестру, сдерживая ухмылку, прислушиваясь к тяжёлому дыханию Хейли. Фрея переводит взгляд с него, на Маршалл, пытается что-то сказать, но слишком шокирована, чтобы вымолвить хоть слово. Клаус, нахмурившись, смотрит на телефон в руке блондинки, слыша голос Ребекки, доносящийся из динамиков…