Санитар

2008 Бершетов задумчиво изучал глазами потолок, освещаемый редкими, тусклыми всполохами костра. Прямо над его головой висел остов люстры, обвитый обветшалой старой паутиной. По полу неприятно сквозило, хоть и старая деревянная дверь квартиры, приветливо и с жаждой приютившей, пожалуй, единственных за почти тридцать лет жильцов, была плотно заперта. Чуть дребезжали грязные мутные стекла в разводах под порывами холодного осеннего ветра - единственного хозяина покинутого жителями города. Ветер качал голые ветви упрямых деревьев, медленно и неумолимо уничтожающих улицы, сметал с потрескавшегося асфальта радиоактивную пыль, беспрепятственно шарился в разоренных зданиях. Искалеченная временем многоэтажка надсадно взывала о помощи, избегая его прикосновений, хлопала незакрытыми дверями, выла разбитыми стеклами окон, свистела сквозняками, гудела разрушающимися металлическими опорами. Она отчаянно просила ласковой руки, которая бы выгнала годами истязающий ее ветер, прибралась бы в замусоренном подъезде, вернула бы мебель, тепло и уют в брошенные жильцами квартиры, вселила жизнь в мертвое тело города. Сафронова рядом вздрогнула, испугавшись очередного скрипа, раздавшегося на этаже, плотнее прижалась к Андрею, нашла губами спокойно пульсирующую артерию на шее, затихла. Бершетов чуть подвинулся, положил ее голову себе на грудь, ощущая приятное тепло чужого тела, тихо выдохнул, поправив съехавший вниз спальник. - Чего не спишь? - Не могу. Слишком жутко, - созналась девушка шепотом, попыталась отыскать в темноте глаза парня. - Это просто ветер, глупая. И просто здание. Никаких мутантов и призраков. - Я знаю. Понимаю, наверное. Но все равно мне не по себе. Домой хочется, - шмыгнув, Люба слегка зажмурилась, словно надеясь так избавиться от страхов. Бершетов улыбнулся девичьей впечатлительности, погладил любимую по голове. - Будешь засыпать? - Если обнимешь покрепче. Ты ведь не уснешь сам? - Сафронова легонько коснулась его колючей щеки пальцами, погладила, отправляя волну мурашек по спине парня. - Не боись, буду на страже, глаз не сомкну. Всех-всех духов и зверье прогоню, а то ходят тут, шарятся, девчонок симпатичных выискивают, того гляди отвернешься, как и утащат... - Ой, замолчи! - За ласковым прикосновением последовал слабый, шуточный удар, - Днем-то жуть берет при виде всего этого... И знаешь, так тоскливо на душе становится. Я никогда такого не испытывала, Дюш, - Андрей повернулся на бок, попытался рассмотреть в полумраке ее лицо. Оно было бледное немного, встревоженное, - Вроде в Чусовском были, тоже брошенное поселение, но там не так, не такое ощущение. А здесь, как будто бы совсем сторон тебя просматривают, прощупывают, оценивают. Прямо, как в ужастиках! - Ну, зато впечатлений на всю жизнь вперед, тоже полезно. Трусиха ты моя. - Андрей крепко сжал руку девушки в своей. - Когда в такие места выбираешься, знаешь, как-то по-другому на жизнь начинаешь смотреть. Угол меняется. А если очень уж страшно, так мы в любой момент и домой. К чему мы привязаны? - - Андрей широко и ободряюще улыбнулся, надеясь, что большие голубые глаза на лице напротив заметят, - По главным достопримечательностям, считай, прошлись, а второстепенные, что уж, может, и не так важно. Пару артефактов на память соберем, ноги в руки и домой. Девушка задумалась, несколько раз тяжело выдохнула, взвешивая все за и против. - Ну нет уж, - наконец произнесла она, добавив решимости в голос, - Знаю я, сколько вы эту поездку планировали. Все, что задумали, надо в жизнь воплотить. Андрей сильнее обнял ее и поцеловал в голову. В нос ударил терпкий и такой любимый запах ирисок и шоколада: сам выбирал эти духи. Сафронова какое-то время еще лежала напряженно, вслушиваясь в печальные разговоры брошенных квартир, а затем мирно уснула. Бершетов пару минут послушал ее успокоившееся дыхание, а затем, максимально осторожно, чтобы лишний раз не тревожить, выбрался из нагретого кокона спальника и уселся около костра. Огонь радостно принялся за новые подброшенные доски и довольно затрещал. Андрей задумчиво посмотрел на желтые всполохи пламени, подумал, что было бы неплохо и самому подкрепиться, и вскрыл новую банку вкуснейшей армейской тушенки, в очередной раз подаренной батей Дениса.        Припять Андрея не пугала. Скорее, вызывала какой-то священный трепет, благоговение и чисто детский восторг. Тишина, которую, он знал, в ближайшие несколько дней не нарушит незнакомый человеческий голос, на удивление, успокаивала. С детства привыкший к походам и вылазкам в брошенные строения, он не чувствовал себя загнанным в угол зверем. Скорее, исследователем. Благодаря Денису, точнее, его отцу военному, занимающему высокую должность в правительстве и его деньгам, друзья успели повидать много заброшенных поселений. Припять была вершиной айсберга, недоступным Эверестом, к которому они готовили себя долгие годы, и наконец, спустя столько лет, удалось воплотить детскую мечту в жизнь. Было во всем этом что-то завораживающее, в разрушении. Позволяло почувствовать ход времени. Уходили под землю построенные человеческой рукой постройки, прогнивала от сырости мебель, блекли краски на сохранившихся под крышей советских плакатах. Но, в то же время, отвоевывала свое природа, возвращала назад в свои угодья закованную в асфальт землю, приходили никогда не встречавшие охотника, непуганные звери, обустраивали гнезда и норы среди построек, жизнь и смерть гармонично сосуществовали на этой зараженной радиацией земле. Андрей умиротворенно улыбнулся, потянулся за термосом, отхлебнул вкусного, терпкого травяного чая. Он чувствовал себя на равных с этим городом. Очеловечивал его, представляя давним знакомым, которого еще не раз за свою жизнь он собирается посетить.

***

      Сон в мрачной и заброшенной Припяти явно не предрасполагал к приятным сновидениям, грозил, скорее видениями неприятными и отталкивающими, но Бершетов, на удивление, спал крайне спокойно. Следующую ночь они решили заночевать прямо в машине Дениса. На фоне холодного пола, в одной из квартир брошенной многоэтажки, служившего им кроватью в первый день поездки, спальное место в новом автомобиле Дениса могло похвастаться классом люкс. Кондиционер поддерживал в салоне нужную температуру, приятно пахло новенькой обивкой из кожи, и глухие, пугающие звуки бесконтрольно расплодившейся за тридцать лет живности почти не проникали внутрь. Весь день они ездили по пустынным улицам, осматривая малоизученные места, а потом уже и без машины блуждали по городу, навсегда замершем во времени. Огромные надписи с облупившейся красной краской, изъеденные металлом металлические конструкции, поросшие деревьями в рост человека улицы, пустые провалы брошенных в спешке квартир, навсегда стираясь с лица планеты временем, еще хранили в себе тайны прошлого, говорили голосами ушедшей эпохи, стремясь рассказать редким посетителям свою историю. Двадцать шесть лет назад люди готовились праздновать Первомай, встречать весну и дарящее тепло и радость солнце, но вместо этого, как раз накануне ожидаемого всеми праздника, произошла ужасная авария, трагедия, унесшая жизни сотен людей, разрушившая семьи, лишившая всех крова и веры в счастливое будущее. Мертвые улицы все еще ждали праздника, пестрея полуистлевшими надписями, ожидая народных гуляний пустынными дорогами, словно не желая признавать, что в это место уже никогда не вернутся люди. Это было уникальное место, которое хотелось исследовать, познавать, жадно поедать глазами каждую деталь, ведь это был памятник другой стране, давно канувшей в лету. Советский Союз здесь никогда не распадался, новые порядки не изменили облик улиц, здесь живо можно было представить, как пионеры гуляли по улицам, а на лавочках сидели советские бабушки, время текло неспешно, а рядом красовалась гордость советских граждан – питающая энергией поселения на километры вокруг Чернобыльская атомная электростанция. Бершетов спал, сморенный усталостью, переполненный эмоциями от увиденного, как вдруг ужасный грохот, всколыхнувший землю, заставил его вскочить с нагретого спального места. Действуя исключительно на инстинктах, он выскочил из машины, и вовремя. Лобовое стекло пробило огромной бетонной балкой, отлетевшей от разрушающейся совсем рядом с машиной многоэтажкой. - Твою мать! – только и смог вымолвить Андрей, тут же бросившись обратно к джипу. Бетонная балка смяла под собой передние сидения, но, к счастью, в машине никого не было. Бершетов отбежал назад, судорожно оглядываясь по сторонам. Ужасный грохот нещадно давил на барабанные перепонки, вокруг стояли клубы поднятой в воздух бетонной крошки, и темнота явно не способствовала видимости. Разожжённый около автомобиля костер, рядом с которым на ночное дежурство вызвался посидеть Денис, потух, заваленный обломками, а бледный свет луны с трудом пробивался сквозь поднятую пыль. - Люба! – заорал во весь голос Андрей, продолжая уворачиваться от мелких обломков, - Люба, где ты?! Липкий ужас сковал все тело неконтролируемой дрожью, разгоняемый по венам бешено колотящимся сердцем адреналин сбивал дыхание и мешал здраво мыслить. Бершетов бегал около оседающих обломков, выжидая, когда же здание окончательно разрушится. - Денис!!! Друзья не отвечали, а может, не слышали его криков. Андрей оглядывался по сторонам, рыскал руками в темноте, стонал сквозь плотно стиснутые челюсти от страха и отчаяния. Наконец, когда поднятая разрушениями пыль потихоньку начала оседать, и сквозь ночную мглу проступили поблескивающие в свете луны искореженные очертания арматур, Бершетов заметил впереди какое- то движение и тут же бросился в его сторону. - Что?! Что случилось?!! Жив? – Андрей схватил застывшую в ломанной позе человеческую фигуру за плечи и отчаянно потряс, - Задело, Ранен? В руке Дениса включился фонарик и выхватил из мглы широко открытые от ужаса пустые глаза и покрытое бетонной крошкой, смешанной с кровью, лицо. Губы парня дрожали, силясь что-то вымолвить, но лишь слабые хрипы вырывались из пересохшей глотки. - П-п-прости, - наконец выдавил из себя друг едва слышимое, - п-п-прости меня. Андрей выдернул из его рук фонарик, бегло осветил трясущуюся мелкой дрожью фигуру. На руках и одежде парня была кровь, но видимых ран не было. - О, черт. Денис, где Люба? Ты ее видел? Да твою мать, друг, очнись! – Андрей схватил его за плечо, стиснул, слегка потряс, надеясь хоть ненадолго выдернуть из шока. - Т-т-т-ам, - наконец отреагировал парень, указывая дрожащим пальцем на обломки, - з-з-завалило. Я в-в-идел. Андрей отпустил плечи друга и стремглав бросился вперед - Люба! Лю-ю-юба!

***

      Яркий солнечный свет, пробиваясь через давно немытые окна квартиры, которой явно не хватало женской руки, освещал весь нехитрый скарб, который Андрей успел накопить за последние годы. Пара-тройка коробок личных вещей, одежда, оборудование для давно прекратившихся поездок. Бершетов задумчиво вертел в руках вещи, прикидывая, что стоит перевозить с собой на новое место жительства, а от чего следует избавиться с концами. В мусорное полетели старые растянутые футболки и ещё с давнишних времен неоткрываемые комиксы, различный мелкий хлам, среди которого наблюдались редкие сохранившиеся с поездок артефакты. Когда-то это было их с Денисом негласной договоренностью, брать с каждой новой покоренной заброшки по безделушке, будь то письма времен Великой Отечественной, выведенные аккуратным солдатским почерком, тетради с записями или какие-то личные вещи хозяев, давно покинувших свои жилища. В свое время у Андрея накопился целый ящик никчемного барахла, бережно оберегаемого лишь с целью время от времени пробуждать воспоминания, но после злополучной поездки в Чернобыль, не желая сохранять в памяти ничего, что связывало бы его с бывшим лучшим другом, Бершетов выбросил почти все, не глядя, в мусорное ведро. Среди оставшихся находок Андрей заметил маленький деревянный крестик, перевязанным веревочкой – подарок одинокого отшельника, живущего около мертвого Чусовского поселения. Призванный оберегать, крестик успешно исполнял свое предназначение, жаль только, что спасал он лишь хозяина, а не тех, кто были ему дороги. Андрей складывал вещи медленно, задумчиво перебирая вместе с ними всплывающие в голове воспоминания. Волей-неволей, даже если и хочешь избавиться от прошлого, все равно не забудешь. На душе стало как-то даже грустно от внезапно проснувшейся ностальгии. Вспоминалось детство, их дружба с Денисом, старая, верная, крепкая, еще не порушенная обстоятельствами. Начавшаяся в далеком втором классе. Постоянные вылазки из дома в поисках приключений. Поездки в деревню к бабушке Андрея, заброшенные деревянные дома и разоренная школа. Семья Дениса, готовая тратить огромные суммы, лишь бы единственный сын чувствовал себя счастливым. Вылазки в другие города и сплавы. Стругацкие и Сталкер, новенькое оборудование и обмундирование. Недели в палатке на берегу реки, сотни мелких и крупных передряг, в которые они влезли. Интересное детство, насыщенная юность. Дружба, которая, казалось, будет вечной. Андрей встряхнул покрытые пылью вещи, аккуратно начал складывать на дно коробки, мысленно хороня вместе с ними и давние эмоции, хранимые в памяти, и картины того, что уже никогда не получится вернуть.       Разложив все, что решено было оставить, в коробки, Андрей удовлетворенно выдохнул. Немного побродив мыслями в прошлом, вернулся в настоящее. Как-то даже полегчало. Внезапно солнечный луч, отраженный каким-то предметом, больно саданул прямо в глаза, заставляя рефлекторно сощуриться. Бершетов закрыл глаза руками, наклонился, рассматривая вещи. Среди неаккуратно сложенной одежды он увидел виновника произошедшего - маленькое зеркальце с красивой деревянной рамкой ручной работы. Андрей замер в изумлении и нерешительно потянулся к предмету. «Как же так, ведь я оставил его там, в Припяти. У этого чертового здания, ставшего Любе могилой. Откуда оно здесь? - Бершетов нервно покрутил в пальцах предмет, хранивший на себе дыхание девушки, - подарок ее матери, я не стал его забирать». Андрей сделал пару шагов назад и посмотрел на отражение собственных удивленных глаз. Стоило ему лишь увидеть свое лицо, как голову тут же пронзило резкой вспышкой боли, и, растерявшись от неожиданности, Бершетов выронил зеркало из пальцев. Оно упало на пол и разлетелось осколками, и в это же мгновение окружающее пространство дрогнуло и помутнело перед взором. Андрей сел на диван, схватившись за голову, и нечеткие образы затопили его сознание. Словно на ускоренной съемке Андрей увидел, как собирается в поездку из своей новой, еще необжитой квартиры, в которую он как раз собирался переезжать, достает покрытую пылью камуфляжную прорезиненную форму из сумки, еще оставившие на себе частички Припятской почвы высокие видавшие виды берцы, приборы для измерения радиации, один из которых он когда-то доверил Любе, различное техническое оборудование и оснащение, так необходимое человеку, с юных лет гордо именовавшего себя сталкером. Увидел, как надевает свое обмундирование, целует фотографию любимой девушки и отправляется туда, куда долгих четыре года не мог найти в себе силы вернуться. И вот он уже видит себя у злополучной стелы на границе мертвого города, а вот он идет по разрушенной, заросшей деревьями дороге, и вокруг его окружают пустынные здания. И странно, эти места, в которых они побывали вместе с Денисом и Любой в далеком 2008, в новых воспоминаниях изменились: деревья стали выше, появилась новая россыпь кустарников, а брошенные здания еще больше обветшали. Он бродит по много лет назад брошенному жителями городу, в тишине, прерываемой лишь свистом ветра в почти голых осенних деревьях и одиночными криками птиц, впитывая всеми частичками собственного тела невесомые и незримые частички радиации. Он вновь видит место, в котором был сотни раз в своих снах-воспоминаниях: неофициальную могилу любимой, навсегда погребенной под тоннами бетонного мусора обрушившегося здания. Затем он видит парк аттракционов и брошенную рядом с ним белую волгу. Внезапно тишину мертвого города нарушают отчаянные крики, взывающие о помощи. Женский голос звучит незнакомо, но в нем столько мольбы и страха, что Андрей моментально забегает в парк, пытаясь найти источник. Сквозь ночную мглу сложно что-то разглядеть, но словно светлячок, в одной из кабинок так никогда и не запущенного колеса обозрения загорается маленький фонарик, выхватывая из темноты незнакомую напуганную девушку, и нескольких подростков, мечущихся у подножия аттракциона. Бершетов с минуту смотрит на них, а затем решительно подходит, так как не может остаться в стороне чужой беды. Вспышка образов закончилась так же резко, как и началась. От недавно виденных событий, никогда в его жизни не происходивших, словно придуманных его разумом или выхваченных из еще не произошедшего будущего, в голове остался лишь глухой гул, заглушаемый ударами взбесившегося сердца. Андрей резко вскочил с дивана, судорожно осматриваясь. Видение было слишком реальным, ощутимым, чтобы быть фантазиями его разума. «Чертов трус, - злобно прошипел Бершетов, расценив видение как призыв к действию, и резким движением вытряхнул на пол запылившуюся сталкерскую одежду, - столько лет прошло, ты уже давно должен был это сделать!»