Час до восхода

Обладательница властного голоса, заставившего всех, стоящих в кругу, замолчать, большими шагами подошла ко мне почти вплотную. Я видела только ее ноги, обутые в черные ботинки, обшитые маленькими блестящими камешками, но видела так близко, что хотелось отодвинуться. Женщина достала свечу, поставила ее рядом с моей грудью и зажгла. Потом немного отошла, взяла что-то и вернулась на прежнее место. Мне все это время хотелось только одного - оказаться в той квартире, где мы жили пару месяцев назад. Жить себе спокойно и не знать ни о каком Лиминидитере. — О, Всевышний! - воскликнула женщина. Голос ее эхом отдавался от стен. — Реши судьбу этого дитя! Скажи мне, Земной Посланнице, оставить ее в живых или отдать душу небесам! Я замерла, как будто бы окаменев, застыла перед дрожащим оранжевым огоньком, ничего вокруг себя не видя, кроме него. Маленький и беззащитный, от трепыхался в темноте от каждого движения, от самого легкого дуновения, готовый в любую секунду погаснуть. В тот момент я прочно ассоциировала себя с ней, понимая. что так же как это пламя может погаснуть, так и моя жизнь может оборваться в один момент. Не знаю, длилось ли это минуты, или лишь считанные секунды, но вскоре огонек дернулся в последний раз и резко потух сам собой. Был едва различим белесый дым над ней и запах каких-то благовоний, что сейчас вдруг резко ударил в нос. Вот теперь я была уверена, что сердце мое замерло, пропустив несколько ударов. Даже не заметила, как в кругу начали перешептываться, бурно что-то обсуждая, звук шагов, что эхом отдавался от скрытых темнотой стен, так же остался без внимания. И только когда я почувствовала у себя на плече чью-то холодную руку с тонкими пальцами, которые кто-то крепко сжал, я чертыхнулась, и, кажется, начала кричать что-то несуразное. Точно не помню. Кажется в полутьме мелькнуло лезвие ножа в белой, чуть ли не светящейся от этого руке. — Такова воля Всевышнего, дитя, — проговорил все-тот же голос. Это был конец. все было кончено, не успев начаться. Смерть. Я даже не успела поразмышлять над тем, что ждет меня там, на другой стороне. В инстинктивных попытках вырваться, избежать этого, я принялась брыкаться еще сильнее, сбив подсвечник с треклятой свечой. Тот со звоном упал и покатился куда-то в сторону, но мне было все равно. Не хочу умирать. Не. Хочу. Умирать. Не хочу, слышите?! — Мама, не делай этого! Но прошла секунда, и... Упавшая свеча вдруг вспыхнула, ярко и сильно. За посаженными возгласами, раздававшимися на разные лады, последовали слова: — О всевышний! — почти прокричал чуть дрогнувший женский голос над самым ухом. Замешательство, возникшее в результате всего этого, заставило жутко разозлиться. — Падите на колени, сам Бог протянул к нам свою руку, дабы направить наш путь! — почти прорычала она. Я не видела её лица, но помню, в тот момент чётко поняла, насколько безумна она, да и все её последователи. Но о тех мыслях я вспоминала только потом, воспроизводя в голове каждую секунду этого проклятого дня. А пока я сама не могла поверить. Спасена? - Вставай же, дитя! - в тот момент я вдруг вспомнила, кому принадлежит этот голос. Мама Марка! Точно! Как я могла забыть? - Тебе дарована жизнь! Так вставай и проживи ее, поклоняясь Святому Лиминидитеру! В этот момент несколько мужчин отделились от толпы, а через несколько секунд я уже могла свободно двигаться. Но какое-то время я просто лежала на полу, пытаясь придти в себя и убедиться, что моей жизни ничего не угрожает. Мать моего одноклассника тем временем достала из недр балахона перочинный нож и, подобрав с пола небольшой камень, принялась его точить. — Что вы делаете? — пробормотала я, но не получила ответа. Женщина либо была так занята натачиванием ножа, что не услышала, либо просто проигонорировала вопрос. Остальные верующие тоже не спешили меня просветить. Они уселись, скрестив ноги и образовав некое подобие круга и с интересом наблюдали за действиями миссис Миллер. — Что происходит? — почти прокричала я, снова впадая в панику. — Сейчас ты должна будешь поклясться в вечной вере Лиминидитеру, а потом скрепить обещание кровью, — едва слышно объяснил Марк. Хоть сказал он это негромко, эхо умножило его голос в несколько раз. Сидящие в кругу люди зашептались, а мать парня вскинула голову и обернулась на сына. Бедный Марк вжался в пол. Было видно, что он ее боится. — Подойди сюда, дитя! — провозгласила женщина, не отводя взгляда от моего друга. Я с трудом встала и на негнущихся ногах подошла к ней. — Сядь напротив! — последовал приказ. Я села. Моя рука тут же оказалась зажата в ладонях этой "главной сектантки", что не на шутку испугало меня. — Итак, Керри Фейн, тебе неслучайно дарована жизнь! Отныне и навсегда ты становишься одним из Прихожан Церкви Святого Лиминидитера! Ты согласна, Керри? Мне ничего не оставалось, кроме как кивнуть. — Ты должна будешь поклясться в своей вере! Я опять кивнула. — Отвечай громко и отчетливо! — Хорошо, — произнесла я, сглотнув. — Клянись в том, что будешь служить Церкви и Богу верой и правдой до самой смерти! — Клянусь. — Клянись в том, что будешь следовать законам Церкви и законам Святого Лиминидитера и не посмеешь ослушаться! — Клянусь. — Клянись в том, что в любой ситуации будешь защищать Прихожан Церкви и Господа нашего Бога! — Клянусь. — Клянись в том, что все ночные жертвы, которых ты встретишь, будут убиты твоей же рукой либо рукой твоих собратьев! А вот на это я точно не подписывалась! Ночные жертвы? Убиты? Понятно теперь, почему Николь так боится этих шествий. И если у меня еще была хоть какая-то надежда в том, что эти сектанты не опасны, теперь она исчезла окончательно. В поисках поддержки, я поймала взгляд Марка, и тот кивнул мне. Снова сглотнув, я почти прошептала: — Клянусь. Женщина улыбнулась какой-то злой и неприятной улыбкой. В следующую секунду мою руку пронзила такая боль, что я вскрикнула, а на глазах выступили слезы. С моего запястья на каменный пол капала кровь. Порез горел жгучей болью, заставляя без конца морщиться, глядя на свою руку, крепко сжатую в холодной ладони. Я с совершеннейшим ужасом понимала, что теперь дороги назад нет - счастливой концовки истории не будет, и я почувствовала, как дожат, чуть ли не подкашиваясь, колени. А тем временем мать Марка поднесла окровавленное лезвие к своей руке и проделала ту же операцию с совершенно невозмутимым лицом. Размахнулась, резанула по запястью, наклонила руку, давая крови стечь. Убедившись, что моя кровь смешалась с ее, она подняла голову к потолку и начала молиться. Закончив молитву, мать Марка наконец-то выпустила мою руку из своих, обтерла кровь о подол балахона и произнесла: — На этом, думаю, можно закончить ритуал посвящения в Прихожан.