Лед и пламя

Хотелось в бой. Рубить с плеча, Силой сминать в труху кости. На столе внушительной стопкой высились документы, но браться за бумажную работу сейчас – все равно что в стельку пьяным заявиться в посудную лавку. Не хватало только сгоряча подписать приказ, от которого одна половина Генштаба схватится за голову, а вторая – радостно оскалит зубы и побежит, потирая потные ладони, строчить донесения своим покровителям, СИБ и лично императору. Нет, рутина могла подождать. Хотя бы до тех пор, пока не исчезнет желание сорваться с места и понестись за шкирку вытаскивать сына с этой трижды неладной базы. Люка угораздило оказаться именно на Утапау. Именно на той базе, удар по которой готовился вот уже второй месяц. Напичканной шпионами СИБа, как помойка – крысами. И это было хуже всего. Пусть Исанн клялась сделать все, чтобы мальчик попал ко мне целым и невредимым – я знаю цену ее клятвам. Знаю это ее подчеркнутое равнодушие и тяжелый взгляд. Ее упрямство, двуличие и совесть, начисто вымаранную из души. Я знаю, что крылось за ее лживыми словами. "Я сделаю все, чтобы твой ублюдок сгинул раз и навсегда". Она ненавидела Люка за все, что он значил для меня. За все, на что я теоретически готов пойти ради него. И тот факт, что ее донесение сперва легло на стол Палпатину и только на следующий день – ко мне, о многом говорит. Исанн могла делить постель со мной, но преданность ее принадлежала лишь одному человеку. Лишь его воля имела для нее значение. Все остальные – грязь под ногами, досадные помехи или средства удовлетворения ее прихотей. В редчайших случаях – любимые игрушки, особенно милые сердцу эгоистичной, избалованной девочки. Что самое смешное – она действительно боялась за меня. Боялась, что император отберет меня у нее, если из-за Люка я совершу какую-нибудь непростительную оплошность. Как отобрал заигравшегося во всемогущего "серого кардинала" отца, зашедшего в своих политических интригах за грань государственной измены. Порой я не мог взять в толк, как меня угораздило подпустить ее так близко к себе. Когда-то, лет эдак пять назад, Исанн была забавной ручной змейкой. Потрясающе красивой и достаточно ядовитой, чтобы отношения с ней не наскучивали. К тому же они изрядно портили кровь ее папаше, что было приятно само по себе. Для меня никогда не было секретом, что гнилая душонка в этой семье передается по наследству, но все же я позволил Исанн одурачить себя. Она была хороша в постели, красива, умна и интересна, как полуприрученная песчаная пантера – никогда не знаешь, когда ласково потрется о руку, а когда откусит по самое плечо. Ее страсть, а потом и собственническая, почти болезненная привязанность пьянили хуже самого крепкого алкоголя. Вызывали привыкание. Я был идиотом, позволив ей считать, что между нами есть что-то большее. Ведь знал же, что союзницей мне она в любом случае не станет: СИБ со дня основания была призвана держать в узде как народ, так и ближайшее окружение императора, и глупо было надеяться, что Исанн окажется настолько наивна, чтобы об этом забыть. На политической арене мы были и остаемся злейшими соперниками. Зато в личной жизни она, похоже, возомнила себя моим ангелом-хранителем. Это было даже приятно – до тех пор, пока не зашло слишком далеко. Я мог только догадываться, какие распоряжения Исанн отдала своим агентам. Не поспеши она вернуться в штаб СИБ, сославшись на занятость, – призвал бы к ответу Силой, наплевав на то, что Учитель не одобряет столь вольного обращения с его любимцами. Теперь же оставалось одно: добраться до Люка, пока это не сделали люди моей дражайшей любовницы. А значит, атаку на базу мятежников придется начать раньше запланированного. Выслать на захват Люка собственную оперативную группу, где каждый будет головой отвечать за его жизнь и здоровье... Или отправиться самому? Пожалуй, так будет лучше. Мальчишка слишком ценен и непредсказуем, чтобы пускать его поимку на самотек. Да и мне не помешало бы хорошенько размяться: в штабе застаивается кровь, и Сила течет сквозь тело впустую. Под маской искалеченные губы сложились в предвкушающую улыбку. Ты выполнила все, что от тебя требовал император, Исанн. Помогла мне найти сына. Теперь дело за мной... не позволить тебе угробить мальчишку в искренней заботе о благе Империи и моем собственном. Мне бы не хотелось убивать тебя за то, что ты посмела попытаться. * * * Комната была небольшой и, как бы плохо ни вязалось это слово с тяжеловесной помпезностью дворца, уютной. Пара мягких кресел, изящная софа и резной кофейный столик. Стрельчатое окно, забранное тяжелыми портьерами. Пушистый ковер, ворс которого приятно пружинит под ногами. Небольшой камин – невиданная диковинка для корускантца и неотъемлемый предмет интерьера для выходцев с Набу. Обманчиво-домашняя обстановка для обманчиво-доверительных бесед. Приглашение сюда – знак величайшего расположения, но вместе с тем – затаенная опасность. Личное время императора еще дороже рабочего, и горе тому, кто посмеет тратить его зря. Мягкий ковер пружинит под ногами, как коварный болотный мох. – Полно гнуть спину, дорогая. На сегодня с меня хватит церемониала. Располагающий тон, покровительственное "дорогая". Улыбка на бледных губах. Здесь император никогда не накидывал капюшон: каждый, кто удостоился чести находиться в этой комнате, должен уметь взглянуть в искалеченное лицо повелителя и не вздрогнуть. – Присядь, – небрежным жестом он указывает на кресло напротив своего. В голове вспышками проносятся ассоциации: глаза в глаза – лицо на свету – допрос. Что ж, это привычно. Никто и никогда не разговаривает с императором на равных. – Насколько я помню, ты желала обсудить новое... увлечение лорда Вейдера, не так ли? – Да, ваше величество, – коротко склонив голову, я снова смотрю ему прямо в глаза. Повелитель не терпит попыток спрятать взгляд. – Позволено ли мне говорить откровенно? Негромкий смех, доброжелательный прищур желтых глаз. – А как же иначе, Исанн? Ты хорошо знаешь, как я отношусь к неискренности... говори смело, моя дорогая. Еще один шаг по болотному мху. Взгляд императора пронизывает насквозь, и неприятный холодок ползет по телу. Это еще не совсем страх – нечто на грани него. Животный инстинкт, предупреждающий об опасности. Привычный, полезный. Не позволяющий расслабиться. – Меня беспокоит поведение лорда Вейдера, ваше величество. Около часа назад он покинул Центр Империи и теперь направляется на Утапау. Несмотря на то, что я представила ему план поимки Люка Скайуокера, и он полностью его одобрил... как видно, только на словах. – Любопытно. Полагаешь, он не доверяет тебе? – Не полагаю, повелитель. Уверена. – И с чем же ты пришла ко мне? Не раздражение – намек на него. Высказанный в пока еще мягкой форме приказ поторапливаться. Прямой вопрос, подразумевающий прямой ответ. Без долгих вступлений и разъяснений. – Я прошу позволения устранить Люка Скайуокера. Император смотрит долго, испытывающе. Холод, ползущий по телу, сковывает все крепче, подбирается к сердцу. Бросаю короткий взгляд на свою ладонь – так и есть, пальцы неестественно напряжены. Настолько, что это заметно со стороны. – Я велел привести мальчишку ко мне, Исанн, – его голос становится резче, словно металлическое лезвие пробивается сквозь скрывающий его бархат. – Из-за чего, по-твоему, я должен изменить свои планы в угоду твоим желаниям? Мох под ногами подается, болотная жижа подступает к подошве. Оступиться нельзя: одно неверное слово, и император сочтет мою просьбу блажью ревнивицы, банальной женской обидой. И тогда – категорический отказ и краткая, но оттого не менее унизительная немилость. – Я желаю лишь сохранить верность лорда Вейдера вам, ваше величество. Его одержимость сыном грозит перерасти в безумие. Любое известие о том, что мальчишка подвергался опасности, приводит его в ярость. Вы сами видели отчет о казни офицера СИБ, приказавшего подвергнуть группу захваченных повстанцев допросу третьей ступени. Полагаю, помните о неоправданной задержке атаки на базу Альянса на Селонии, позволившей скрыться значительной части мятежников, в числе которых был и Скайуокер. Счет подобных случаев идет на десятки. Ради сына лорд Вейдер готов действовать против интересов Империи. Против ваших интересов. Кажется, будто с лица императора не сходит выражение ленивой задумчивости. Взгляд остается по-прежнему доброжелательным – но отчего-то бороться с порывом отвести глаза все сложнее. Холод ледяными иголками впивается в сердце и позвоночник; становится трудно дышать, словно на грудь навалилась плита. Но он молчит, не спеша прерывать меня – Я боюсь, что пребывание Скайуокера в Центре Империи может привести к катастрофическим последствиям. Лорд Вейдер готов бездумно уничтожать все, что представляет угрозу для него. Он уже игнорирует ваши прямые приказы. Сколько времени пройдет, прежде чем он сочтет угрозой и вас, ваше величество? Он эмоционально нестабилен. Одержим. Держать Скайоукера в столице, когда его отец так относится к нему – все равно что заложить под дворцом бомбу с часовым механизмом. Какое-то время в комнате царит тишина – лишь потрескивают дрова в камине. Выдерживать взгляд императора почти физически тяжело, но отвести глаза – смерти подобно. Мне нечего скрывать от него. В моих словах нет лжи и корысти. Быть может, лишь немного личного интереса... Он кивает. Коротко, едва заметно – но невидимый груз тут же исчезает с груди. Тепло от камина приятно покалывает озябшее тело, словно я только что зашла в комнату с мороза. – Я думал над этим вопросом, Исанн. Все же я предпочел бы видеть юного Скайуокера живым... но если с ним приключится несчастье, я не стану винить тебя за то, что ты не смогла его спасти. Император переводит взгляд на окно, давая понять, что разговор окончен. Я прошу разрешения уйти, и он отпускает меня небрежным кивком. – И еще кое-что, Исанн, – его слова застают меня уже в дверях. – Будь осторожна, дорогая. Ваше с лордом Вейдером счастье – отрада для моих старых глаз. Не хотелось бы, чтобы смерть его сына легла тенью между вами.