Зона общественной безопасности № 2

Все началось с того, что я поставил себе новомодное приложение – при просмотре реальности и Сети параллельно, оно заменяет все видимые цифры на довоенные восьмисегментные индикаторы. Если на них сконцентрироваться, они начинают забавно перетекать, изменяясь так, как тебе хочется. И вот, иду я, значить, по своему родному Седьмому району, весь такой важный. Мы ласково называем наш район Свалкой – сюда даже клоны-шмоны не суются. Боятся, видимо. Так вот, иду я по району, а передо мной – потеха! – все мерцает, крутится перед глазами – эх, как все-таки круто было, когда я себе прошивку обновил! А то ходил бы как эти – в серости и унылости. Еще приложение, помнится, тогда себе поставил – чтоб, как дождь начинается, так сразу в сознании сигнал воздушной тревоги. Прикольно ведь? Чувствуете, господин хороший, что ни на чем сфокусироваться не могу? Отвлекаюсь постоянно? Вот в этом-то и проблема. Но попробую по порядку. Мой старик отец, прежде чем переехать в Приют, очень любил повторять: «Сынок, все эти импланты и синтетики до добра не доведут. Уж поверь мне». Через полгода от тотальной безработицы он поставил себе в желудок железу, которая вместо переваривания пищи производит из нее этанол с сахаром. Мудрый был человек, старой довоенной закалки. Как бы там ни было, а забота о трех моих сестрах, потихоньку окукливающихся в развивающих чанах, легла на мои плечи. Чтобы они вышли из них полноценными членами общества, а не неразумными младенцами, как я, выращенный по старинке, я отправился на поиски работы. Проще всего на Свалке попасть в одну из многочисленных стихийно возникающих банд. Там я проторчал полгода, заимел тетрастальную пластину напротив сердца, был подстрелен во время непредвиденных разборок с корпоративной СБ и стал единственным выжившим – эти лощеные ублюдки решили, что я чересчур молод, и мне надо дать второй шанс. Я был только за. Я, как и в тот роковой раз, шел себе на водоколонку. На Свалке система водоснабжения сбоит, но ничего, народ пообтерся, да привык. Вот, иду я такой, слушаю Twisted Rainbow, обожаю эту группу, и решаю срезать через подворотню. И вижу лысого, просто блики вокруг разбрасывающего мужика в испачканном каким-то дерьмом комбезе, склонившимся над трупом. А под мертвецом кровь растекается, да компания крыс подбирается. Они у нас лютые. Но наркоманы лютее. Иногда мне кажется, что Свалка – это такой социальный эксперимент, ожидание, сдохнем мы тут, или нет. Огромное гетто для тех, кто неудачно пережил войну и не захотел вступать в новый корпоративный мир взаимного предательства и жополизов. Извините, сбился. Итак, заворачиваю я в подворотню, и вижу вот этакую хорошенькую картинку. Глаза у меня стали по двадцать ядер, ртом воздух хватаю. И тут лысый встает и этак улыбается мне. А правая половина зубов его верхней челюсти – золотая. - З-здорово, - говорю я. А он только шире улыбается. Мне стало нехорошо. Ноги словно к земле приросли, внутренности словно вспомнили, что в них начинки всякой навалом и давай ее требовать наружу, стою недвижим. А он этак с ленцой ко мне подходит, кладет доверительно руку на плечо и спрашивает: - Парень, не хочешь немного заработать? Я, чувствуя, что убивать меня сегодня не будут, расслабляюсь слегка. -Да, - говорю, – Кто ж не хочет? – немного так с вызовом. И из-под руки пытаюсь вывернуться. А хватка у него – что у неотерапода. - Стар я стал, – лысый говорит. – Ковер видишь? – и пальцем свободной руки за спину себе тыкает. Тут я в этой подворотне увидел изрядно побитый временем ковер. Как я разглядел позднее, орнамент его состоял из перекрещенных березок и балалаек – нестриванские мотивы. Только эти ребята умудрились собрать все самые нелепые мифы о своей нации и торговать ими. Жалко, войну не пережили. А лысый стоит, такой, и улыбается. В свете второго солнца эта улыбка выглядит особенно потусторонней. Это только потом я узнал, что у него нервная система наполовину искусственная, наполовину глючная. А тогда я думал, как бы выйти из этой передряги. - Вижу, – говорю. - Ну, хватай тело, заворачивай, да понесли. Много я в жизни повидал? Не сказать бы. Не многое я запомнил – после папаниного отбытия в депрессию впал, эйфорином стал баловаться. А у плохо очищенного эйфорина, что дают на сходках Церкви Судного Дня, есть вещество – нейротропаза. Из-за него потом не помнишь ни черта. Поэтому эйфорин, если брать, надо брать чистым. Я трупы и до этого видел, но обычно издали. Ну с расстояния в двадцать-тридцать метров, или вблизи, но мельком. А этот еще тепленьким был. Бледноват только, да грудь ходуном не ходит – вот и вся разница. Да лужа крови под ним огромная. В общем, взяли мы его. Я кряхчу, лысый кряхтит, отнесли к ковру, стали заворачивать. Завернули. Лысый пот со лба утер, на ковер сел и пачку сигарет достал. И не этого синтетического дерьма, а настоящих. Смотрю на них маркировка на общезападном. Ну я приложение в мозгу вызвал – он мне и перевел - мол, продукция Табачного завода корпорации Вест-Тодо Биотроникс, Зона Общественной Безопасности № 7. Лысый и мне протянул. Угощайся, мол. - Не, я с сигаретами завязал наглухо, – говорю. Он улыбается своей золотой жуткой ухмылкой – ну точно дегенерат после разжижения мозгов. - Как знаешь, – говорит. И вот вообразите себе эту картину: мрачная подворотня среди заброшенных бетонных лабазов. На трупе, завернутом в побитый жизнью ковер, сидит этот лысый со своей ухмылкой и с наслаждением курит. Ну чисто песня Twisted Rainbow, обожаю эту группу. Докурил, окурок спрятал в один из многочисленных карманов комбеза. Улыбается и говорит: - Мне, понимаешь, уже под стольник. Я понимаю – импланты, омоложение, тудым-сюдым. Но все равно старею. Вот в одиночку уже задолбался таскать. Помощник мне нужен. Оплата - достойная, работа – тяжелая, зато честная, по нынешним временам. Ну как? Я подумал, и мы с ним ударили по рукам. Потом взяли этого жмурика и потащили в лабаз где у Старика (так называл себя лысый) была операционная. Про ведра я вспомнил только через два часа, да их уже и след простыл. Нынешние обряды погребения слишком расточительные. Разложение человека в биореакторе, конечно, стоит дешево, получается много полезной органики, а человек отдает свой последний долг обществу… Но все ведь сейчас делают себе импланты, вживляют симбионты, обновляют ПО. Плюс органы – у некоторых они бывают почти неповрежденными. После смерти человек зачастую оказывается намного полезнее, чем при жизни – такая была главная убежденность Старика. Лабаз представлял собой невзрачную бетонную коробку – одну из тех, что массово строили после войны, чтобы хоть чем-то занять людей, пока не придумали строить Зону Общественной Безопасности № 1 – многомиллионный город-комплекс в открытом море. Электроэнергия, благодаря термоядерным реакторам, неимоверно дешевая, с ней проблем нет. У Старика была своя маленькая биологическая подстанция из протоугревых накопительных колец. Плюс медицинская техника – криостаты, портативный анализатор жизненных показателей,томограф изменяемого сечения, октатитановые скальпели, мощное освещение и миллиард маленьких криомешков для органов и симбионтов. Ну и локальная станция для выхода в Сеть. На колбе с мозгом виднелись несколько стикеров с разными пометками. А в центре стоял массивный мраморный стол с желобками для стока крови. Стоки оканчивались небольшими фильтровальными чашечками, под которыми располагались тонкие трубки систем для сбора. Пока я восхищался его оснащенностью, Старик раскатал ковер. Выглядел наш клиент неважно. Не глядя на мое позеленевшее лицо, старик протянул мне дыхательную маску. Я прижал ее к лицу и вдохнул полной грудью. Газ-флегматик заполнил мои легкие, вызвав изменения в сознании. Это сейчас я с могу долго и нудно говорить, а тогда я едва предложения бы связывал, и то, если б меня попросили. Внешний вид клиента меня уже не пугал. Старик одобрительно показал мне большой палец, и мы подняли тело на стол. Включив верхний свет и одев фартук с умной впитывающей кожей (она просто пожирает любую органику в небольших количествах, которую вы на нее проливаете), Старик начал командовать. - Приблизь осветитель к лицу... Таак, понятно, холеная морда – корпоративный служащий. Давай сюда сканер отпечатков пальцев. Аккуратно приложи ладонь... да не свою, а его, отлично. Что там у нас? Он круто повернулся к пустой стене, удовлетворенно кивнул, повернулся ко мне. - Корпоративный клерк, – тон его стал деловит. – Подай кюретку, то есть ложечку, для глаз, пожалуйста. Я развернулся к аккуратно разложенным инструментам, увидел там как минимум три, похожих на ложечки и вопросительно поднял бровь. Старик брюзгливо опустил уголки губ и вытянул заскорузлую руку к самому устрашающему инструменту. - Запоминай: вот эти, похожие на ножницы – кремальеры, сиречь зажимы, самой разной функциональности, вот эти – скальпели, сиречь острые режущие устройства, вот эти, с зубчиками – костные расширители, вот эти, как ручки с петельками - кюретки, вот эти, похожие на широкие ложки – ранорасширители, они же зеркала, вот эти… – Он замолчал. Наморщился. Сказал, - Убери нож для рыбы отсюда и давай мне кюретку. Старик с кюреткой нагнулся над лицом клерка, аккуратно опустил ее в угол глаза ближе к переносице, поддел, и с мягким чавкающим звуком извлек сначала один глаз, а потом другой. Оба глаза были неестественно плотными. - Удача улыбается нам, – сказал Старик и снова расплылся в золотой улыбке. - Эти глаза – искусственные. А стало быть, годны к повторному использованию. У них можно менять сетчатку, для обмана сканеров. На такой товар всегда найдутся покупатели. Теперь, после того как глаза удалены, можно просканировать тело на предмет других, не таких явных ценностей. Старик довольно потер руки. Я в это время убирал покрытые небольшим слоем крови искусственные глаза корпоративного клерка в криомешок. Действие газа-флегматика прошло быстрее, чем мог подумать Старик, но я старался не подавать вида. Нужно было бежать из этого адского паноптикума, но я не мог уйти без трофея. Когда раздвижное кольцо томографа прошлось вокруг стола с пациентом два раза, и Старик углубился во вскрытие, я тихонько прихватил пакет с глазами и дал оттуда стрекача. Бежал так, что только пятки сверкали. Кажется, мне наконец-то удалось сфокусироваться на истории, правда? Это интересно, потому что практически такой же случай произошел с моими приятелями из банды. Они похитили какого-то клерка из корпорации ССС, но даже прежде, чем мы потребовали выкуп, вломилась СБ и всех перестреляла. Забавно, правда? Пришел я более-менее в себя только рядом с нашим районом, возле маленькой грязной площади, на которую выходили пустые разбитые окна сгоревшего дома. Стараясь не думать о том, сколь много общего у того парня на столе с домами без окон, я накинул капюшон, включил в голове Twisted rainbow - обожаю эту группу - и медленно пошел в сторону рынка. В голове, перекрывая сольное выступление мистера Багрового, зазвучала сирена противовоздушной обороны. Я поспешил укрыться под ближайшим козырьком. Присев там и слушая тяжелое падение капель вместе с музыкой, я решил подумать о своем положении. Что дернуло меня сбежать, да еще и тащить чертовы глаза с собой? Зачем я так глупо поступил? И ладно бы я мог толкнуть их где-нибудь, так нет… - Рынок, восьмая палатка, девятый ряд. Через два часа – прозвучал в моей голове бодрый голос. И вот зачем я ему поверил. Сам толком не знаю, почему. Ну, теперь, раз уж я здесь, я все отчетливо осознаю, но тогда… Переждав дождь, я двинулся по неопрятным улицам в сторону рынка. Он расположен на бывшей сортировочной станции – в хаосе послевоенных лет железная дорога перестала функционировать так, как мы привыкли. Многие поезда остановились навечно, а что остановилось – то умерло. А что умерло, то можно выгодно продать. Рынок Седьмого района хаотичен. В его кое-как прикрытых дешевым пластиком переулках вершатся самые разнообразные сделки – от продажи вполне невинных дверных ручек, до торговли оружием. Он обслуживает не только Седьмой район – все, кому нужно купить или продать что-то в обход корпоративного контроля, идут сюда. Казалось бы, что в нашем обществе невозможно существование крупных денежных организаций без корпоративного контроля, но Базар – та самая уникальная ниша, без которой никто не может. Его существование выгодно всем. Даже мне, ага. Я медленно шел по крикливым аллеям, стараясь отыскать девятый ряд, а в нем - восьмую палатку. По пути мне трижды успели предложить: заменить прошивку, новые руки, трансформаторное масло, западные сигареты, пластиковые ковры, домашних птичек-пухохолей, защитные интерфейсы подключения, накопители памяти ДНК-генома объемом в 120 мл, эйфорин, дум-троп, безыcходнотол, альфа-три плюс, железы алкоголя, симбионта-ворчуна, руку робота, восемнадцать метров нейронного кабеля и многое другое. Рядом с оранжевым щитом запрещенной Церкви Судного Дня, разрисованным зеленой краской из баллончика стояла опрятного вида палатка, собранная из пластиковых труб и растянутого на них брезента. На щите, поверх пророчества архиепископа Цезия, значился номер и ряд, которые совпадали с теми, что я искал. Я откинул полог и вошел внутрь. Уж лучше б не входил. Палатка была пуста… на первый взгляд. В бок мне уперся холодный ствол «Мантикоры», а рот зажала рука-протез. По крайней мере, мои органы чувств ее так воспринимали. - Тшшш... – сказал Голос. – Мы не хотим неприятностей, ведь правда? А теперь будь хорошим паскудным ублюдком, отдай то, что не твое. И если что – мы вели тебя с тех пор, как ты к глазам прикоснулся, так что не ерничай! Я по-прежнему никого не видел. Да и не мудрено – они взломали мою прошивку и убрали себя из поля моего зрения. Я влип еще хуже, чем в начале этого долбанного дня. Понятно было, что эти ребята из корпорации. Но из той, из которой был клерк или другой? Или это не имеет никакого значения? В общем, я был в ужасе. Добро хоть контролировать свои рефлексы можно – штаны остались сухими. Хотя если эти парни захотят… Да вы и сами представляете. Короче, отдал я им криомешок. И почувствовал, как будто ледяные иглы из мозга достают. Внезапно запахло корицей, а потом – потом случилось то, из-за чего я здесь и сижу. Мои приложения, основанные на работе сознания с Сетью, посыпались, как карточный домик. И воспоминания мои, наверное, избегли участи быть отредактированными, потому что в тот самый момент передачи, когда эти ублюдки ломали мне программы, я, уж не знаю почему и как, но вывернулся из окружения, ударил в пустоту кулаком и выпал из палатки. На меня обрушился такой поток данных, что я временно потерял контроль. Все цифры и буквы, которые я видел, превратились в те самые восьмисегментные индикаторы, которые начали бешено переключаться и принимать любые значения, кроме своих исходных. Мне казалось, что притяжение развернулось, и я упал на растрескавшийся асфальт, силясь удержаться на земле, чтобы не упасть в небо. В голове непрестанно начиналась и обрывалась сирена, руки беспорядочно двигались. Я кричал и пытался произнести все известные мне слова разом – вот и все, что я помню. Больной помолчал и беспомощно добавил: - Но ведь вы меня вылечили, правда? Сидевший напротив него врач рассеяно крутил в настоящих руках бумажный планшет с историей болезни. Восемь дополнительных двухсуставчатых рук синего цвета бездействовали, кроме той, что держала успевшую остыть чашку с кофе. - Хорошо, что вы все вспомнили. Теперь, когда ваше сознание пришло в относительную норму, не считая... – он перевернул пару страниц, – хронической неспособности фокусироваться и общей истощенности организма, я рекомендую вам, как гражданину класса D, покинуть госпиталь и лечится дома самостоятельно. Все, что входило в минимальную страховку гражданина класса D, мы уже сделали, так что... Он развел руками и попытался улыбнуться сквозь маску. - Вы свободны. Звякнул зуммер. Парень, выходивший из клиники, поморщился – уж слишком свежо было всплывшее воспоминание о непрекращающейся сирене. Поежился, посмотрел на дождь, на резные металлические ворота, накинул капюшон и пошел, шагая крайне осторожно и слегка прихрамывая на раненую ногу. Он не успел отразить этот момент – сознание воспринимало слишком много информации, поэтому то, как ему прострелили бедро, даже не заметил. Нога не болела, но было неприятно. На место дыры ему залили три кубика синтеплоти. Хвала современной медицине, чтоб её… Ворота, открываясь, скрипнули. За воротами его ждали. Старик сидел на промокшей лавке под нелепым радужным зонтом и с наслаждением курил. Увидев вышедшего из-за ворот паренька, расплылся в довольной улыбке. - Ну что, компаньон, медики сняли запись твоих мыслей? – окликнул он хромающего юношу. Парень подошел к скамейке и навис над Стариком. - Да, кажется, да. - Агентов корпорации на ней не видно? Ни лиц, ничего? Парень покивал. - А человека, который тебя завербовал? Хорошо получилось у них снять его образ? Парень снова кивнул. Понемногу к нему начало возвращаться осмысленное выражение лица. - Ну, пойдем тогда, - Старик встал, похрустел затекшими суставами, поднял зонт над парнем. - Надо вернуть тебе твои настоящие воспоминания. – И он улыбнулся широкой фарфоровой улыбкой во все свои тридцать два зуба.