Life and Wolves

Время для Кайлы превратилось в сплошное тягучее ожидание – чуда или же, наоборот, практически неминуемой беды. Дни слились один с другим, превратились в мрачную, как накрывшие в те дни луну свинцовые тучи, кашу из тяжёлых мыслей и тревоги, дополняемую постоянно повторяющимися ночными кошмарами. Все заботы и хлопоты утратили значение. Мрачные прогнозы Моргана усугубляли её душевное состояние. Самочувствие Даниэллы резко ухудшилось, и объяснение этому звучало как приговор: Черная Лихорадка. Все последующие дни после похода Дункана и Кайлы к соседям обстановка в стае накалялась. Волки выглядели хмуро, неприветливо, до ушей рыжей волчицы больше не доносились звонкие голоса или беззаботный смех; всё чаще на поляне становилось так тихо, что можно было расслышать, как снег осыпается с ветвей окружающих лагерь деревьев. Большинство свободного времени волки проводили возле пещеры Моргана, ненадолго заглядывая к Даниэллы да расспрашивая целителя, есть ли хоть какая-то надежда на выздоровление больной. Морган лишь отмахивался от соплеменников и ничего не желал им отвечать. Однажды, особенно холодным вечером, после действия очередной порции бурачника, Даниэлла пришла в себя. Тогда вся стая собралась около пещеры: тревожный шёпот, как дуновение ветерка, прокатывался по толпе волков, раздаваясь то тише, то громче. Вернувшаяся с охоты Кайла, не помня себя от радости, кинулась в пещеру шамана, по пути чуть не сбив Моргана с лап. Возле подстилки Даниэллы сгорбился Дункан, поглаживая больную хвостом по боку и шепча какие-то успокаивающие слова. Приветственно кивнув волку, на что тот ответил тем же коротким кивком, Кайла осторожно присела рядом с ним. За время болезни Даниэлла совсем исхудала, её короткая черная шёрстка неопрятно торчала во все стороны, а глаза… Кайла не смогла скрыть от Даниэллы дрожи, волной пробежавшей по всему её телу. Глаза больной волчицы оказались безжизненными, пустыми, как два омута. «Узнаёт ли она нас?» — Дани... - срывающимся голосом начала Кайла, пододвигая к подруге мышку, которую до этого сжимала в пасти, — слава Предкам… Вот, возьми, тебе нужно кушать… — волчица невольно стала упрашивать подругу поесть, словно маленького капризного щенка. — Вряд ли она сейчас сможет... — с горечью произнёс Дункан. — Дай ей опомниться. Даниэлла попыталась что-то сказать, но снова закашлялась – из её содранного горла вылетали одни лишь хрипы, дыхание было затруднено. Кайла, невольно представив себя на месте больной, мысленно поморщилась. Тут подруга рыжей волчицы закрыла мутные глаза и, по всей видимости, приготовилась снова провалиться в беспамятство. Кайла и Дункан, не на шутку перепугавшись, синхронно обернулись к Моргану: — Ей становится хуже! — сердце бедняжки колотилось с неистовой силой, норовя сломать рёбра. — Без вас вижу! — зарычал шаман, отпихивая Кайлу в сторону. — О боже... Бурачника, и того не осталось… От страха у Кайлы подкосились лапы, но Дункан вовремя подержал её, помогая избежать «встречи» с полом пещеры. «Неужели это конец?» — стучало у неё в голове. Покосившись на страдающую Даниэллу, Кайла поняла, что в глубине души нашла ответ на свой вопрос, но принимать его пока не желала. — Великие Предки, прошу… — послышался жалобный голос Дункана над ухом волчицы. Кайла едва сдержала подступившие к горлу слёзы. Пещера сотрясалась от ужасающего кашля Даниэллы, больше похожего на хрипение; все присутствующие слышали, как её дыхание то и дело прерывается, сбиваясь. Морган что-то быстро бормотал себе под нос, Дункан вскочил с места и нервно метался перед выходом, а Кайла понятия не имела, сколько времени прошло, не знала, куда деться, куда спрятаться, только бы ничего этого не слышать и не видеть. Точно так же, ещё в детстве, ей часто хотелось укрыться под тёплым боком Селены, чтобы больше не было страшно… «Хоть бы это оказалось жутким кошмаром! Ну пожалуйста, пусть оно мне просто снится…» Вдруг послышался какой-то странный звук – это у Даниэллы не получалось сделать вдох. Шустрый Морган, рывшийся в кладовой, прошмыгнул мимо остолбеневших волков, мигом очутился подле больной и замер; Кайла со страхом осознала, что тот не в силах ничего сделать. Даниэлла выгнулась на моховой подстилке, как будто её скрутила сильнейшая судорога. В пещере настала звенящая, давящая тишина, на фоне которой стук собственного сердца казался Кайле самым громким звуком на свете. Она подскочила, а Дункан прекратил мельтешить перед глазами, замерев с поднятой лапой. Даниэлла перестала дышать. Спустя несколько мгновений тревожного ожидания, за которые Кайлу успело бросить и в жар и в холод, Морган еле слышно обронил: — Молитвы были напрасны… Кайле показалось, будто её ударили по голове чем - то тяжёлым. Стены пещеры пошатнулись, поплыли перед её глазами; она едва смогла устоять на лапах и не упасть. «Нет!» — Не-ет, - словно подслушав её мысли, вторил своей подруге Дункан, бросаясь к неподвижному телу волчицы. Оттолкнув опешившего Моргана и проскользнув мимо понурых соплеменников, рыжая выскочила из пещеры шамана. Свежий воздух нисколько не помог несчастной успокоиться. Волчица как в тумане видела встревоженные морды соплеменников, окруживших её и тут же принявшихся допытываться, что случилось, но не слышала их воплей; впрочем, им и так всё было ясно. Отчаяние захлестнуло Кайлу, сердце её заныло, защемило в груди. Чудом ей удалось отбиться от волков и шмыгнуть к выходу с полянки. Протискиваясь через лаз, она чуть было не застряла в колкой ежевике. Вспышка ярости, на миг заглушившая неистовую душевную боль, и из горла Кайлы вырвался короткий рык, её зубы сверкнули в темноте – и она вновь оказалась свободна. Стоило Кайле стремглав кинуться к деревьям, как разнообразные образы один за другим замелькали в её голове безостановочным пёстрым вихрем: 《— Привет, я Даниэлла, можешь мне тут все показать? — Конечно, я Кайла...》 Кайла знала, что не забудет этот момент, ни за что не выбросит из памяти. В её жизни знакомство с Даниэллой приобрело особое значение, потому что никто не дружил с рыжей волчицей так, как эта черная самка. Узловатый корень попался под лапу Кайлы, и она свалилась на землю, уткнувшись носом в холодный снег. Наконец, здесь, в кромешной темноте, в окружении пугающих силуэтов деревьев далеко-далеко от лагеря, волчица могла дать волю эмоциям. Её словно выворачивало изнутри, ломало; Кайла задыхалась, но вовсе не от быстрого бега. « Даниэлла…» — Вернись, прошу… — с её уст сам собой сорвался бессмысленный зов. — Великие Предки, почему?! Сырая земля была холодной, однако теперь для Кайлы ничто в этом сером мире не имело значения – даже то, что царапая землю, она едва не вырвала себе когти, и то, что её, возможно, ищут соплеменники. Важнее всего на свете для неё стала одна лишь смерть Даниэллы. Когда смысл произошедшего тем вечером полностью дошёл до Кайлы, её боль, разрывающая и тело и душу на части, отчаяние, непримиримая злость на жестокую судьбу – всё это выплеснулось наружу, превращаясь в оглушительный, полный тоски крик. В мрачной чаще его услышали только молчаливые ели, которые, как всегда, оставались глухи к чьим-либо страданиям.