Привет! Меня зовут Наташа

В один из вечеров мы с Дис сидели за шитьем и болтали, обсуждая прошедший день. Жизнь в Эреборе постепенно налаживалась: раненые поправлялись и начинали трудиться вместе с остальными, беженцы тоже попривыкли, обжились, и, хоть многие из них и работали вместе с гномами, но в свободное время люди все же держались своим кругом. Да и хозяева не везде их допускали. Если женщины вместе с гномками стирали, убирали и готовили, то у мужчин-гномов были места – святая святых, куда чужакам вход заказан. Разбирать завалы, строить, доставлять продукты — пожалуйста. Но в шахты и кузни людей не пускали. Как и к мертвецам, оставшимся в Эреборе со дня пришествия дракона. Об этом мне рассказывала Дис, и когда я спросила, когда же тела похоронят, как подобает, она ответила, что будут ждать весны, когда смогут приехать родственники, у кого они еще остались. А пока нужно расчистить проход к дальним соляным пещерам, в которых у гномов были устроены склепы. — И много их, мертвецов? — спросила я, когда Дис замолчала. — Много, — вздохнула она, — очень много. Знаешь, сколько гномов жило здесь в прежние времена, — она грустно улыбнулась, и взгляд ее скользнул куда-то вдаль, в далекие воспоминания. — Одно из самых великих гномьих королевств, могущественней была только Мория, но ее к тому времени уже захватили орки. — Это там погиб ваш дед? — Да, — кивнула принцесса, — и отец, и брат. И мой муж… — Прости, я не хотела бередить старые раны, — я пожала ее руку, и принцесса улыбнулась. — Ничего, все уже отболело. Они погибли, как истинные герои, мы можем только гордиться. А со мной мои сыновья, они живое напоминание об их отце. — Ты по-прежнему любишь своего мужа? — Я всегда буду его любить, он вот здесь, — она коснулась рукой груди, — всегда со мной. — А Двалин? Дис зарделась и, смутившись, опустила глаза. — Прости, я лезу не в свое дело… — начала было я, но Дис меня прервала: — Нет, нет, ничего, все в порядке, — она улыбнулась, и глаза ее счастливо засветились. — Знаешь, считается, что гномы любят один раз. И это действительно так. Любовь у нашего народа вообще случается нечасто: женщин мало, а мужчины больше заняты камнями и металлом, и всю душу вкладывают в любимое ремесло. У нас редко случаются свадьбы, редко рождаются дети, но это вовсе не от того, что гномы не умеют любить, просто так уж повелось, да и времена нелегкие. И знаешь, хоть мы и отличаемся от людей, но сердце-то устроено одинаково, может потому гномы все чаще берут себе человеческих жен. А ведь раньше это было недопустимо, — она посмотрела мне в глаза — так, словно хотела подчеркнуть свои слова, будто стремилась вновь вселить в меня надежду. — Я буду любить своего мужа до последнего вздоха, но это не значит, что мое сердце не способно открыться кому-то еще. А Двалин, он такой… — Он замечательный, и я очень рада за вас, — тихонько шепнула я, и Дис счастливо рассмеялась. Но тут же посерьезнела. — Сходи к нему, — она умоляюще посмотрела на меня. — Сходи, ему трудно смирить свою гордость, а ты женщина, ты мудрее. Но я только покачала головой. Нет, не могу. Что, если он снова прогонит меня? Опять пережить то, что еще не забылось, я была не готова. — Нет, Дис, прости. Пока нет. — Он страдает, я каждый день это вижу. И ты страдаешь, плачешь по ночам, я слышала. Прости его, Наташа, сделай шаг навстречу. Ведь, возможно, вы оба бежите от своего счастья. — А если нет? Что, если мы снова не сможем понять друг друга? Дис мгновение смотрела на меня, и в глазах ее смешались боль и сострадание, а потом вдруг улыбнулась и пожала плечами. — Ну и что? В конце концов, свет клином не сошелся на моем брате. Это женщин у нас мало, а вот мужчин хоть отбавляй, еще отбиваться будешь от ухажеров, — я только ахнула, а Дис весело рассмеялась, глядя на мое изумленное лицо. — Я шучу, конечно. Но ты все-таки подумай. — Я подумаю, Дис, обещаю. Ты только не торопи меня. — Не буду, — она поднялась, отложила шитье и звонко поцеловала меня в щеку. — Пойдем, завтра рано вставать. Сон никак не шел, и я думала о том, что сказала Дис. Торин страдает. Неужели правда? Неужели он думает обо мне? Быть может прямо сейчас, так же, как я, не может уснуть и вспоминает те дни, когда мы были рядом? Я представила, как Торин лежит в постели, как разметались по подушке волнистые волосы, как сжимают покрывало сильные руки, и глубоко вздохнула, подавляя желание тотчас сорваться и бежать в его покои. Конечно, ничего этого нет. Он спокойно спит и совершенно не думает обо мне. Скорее всего Дис ошибается, и если Торин действительно страдает, то вряд ли из-за меня. Утро началось, как обычно, за одним исключением — на кухню, чтобы помочь остальным пришла одна из беременных беженок. Та самая, что встретила нас у камина в первый день. — Зачем вы пришли? — Дис хотела усадить ее на стул, но женщина мягко высвободилась из рук принцессы. — Я тоже хочу чем-нибудь заняться, устала целыми днями сидеть и ждать, когда начнутся роды. Позвольте мне делать хоть что-нибудь, может и рожу поскорей, а то уж все сроки прошли. Дис вздохнула, но не стала возражать. — Хорошо, только не перетруждайтесь и отдыхайте почаще. Женщина благодарно кивнула, отошла к своим и принялась замешивать тесто. Живот, похоже, ей совсем не мешал, делала она все быстро и сноровисто, лишь временами распрямляла спину, откидываясь назад, и с улыбкой поглаживала живот. — Расшумелся, — смеялась она и снова принималась за дело. А я смотрела и улыбалась, по-хорошему завидуя этой женщине. Совсем скоро она станет матерью — что может быть прекрасней? А она вдруг сдавленно охнула и отступила назад, и я увидела, что пол рядом с ней мокрый. Не сразу сообразив, что произошло, я испугалась и только увидев, как сразу засуетились вокруг беременной другие женщины, поняла, что она вот-вот родит. — Отведите ее в комнату, только осторожнее, — велела женщинам Дис. — Наташа, принеси чистое белье, нитки и ножницы. Кивнув, я кинулась в покои принцессы. Схватив швейные принадлежности, побежала туда, где хранилось белье. Не зная, чего и сколько нужно, набрала стопку побольше и понесла все в ту комнату, где уже неделю жила беременная. Роженица лежала на кровати, а женщины хлопотали над ней, помогая снять верхнюю одежду. — Тужит, тужит уже, — закряхтела она, и Дис всплеснула руками: — Что же так быстро-то, это ваш первенец? — Нет, — через силу засмеялась женщина, — еще двое вон там бегают, — и кивнула на дверь. — Ох, — снова сморщилась она, и с силой подтянула ноги к животу. — Давай, давай, — раскрасневшаяся от волнения Дис заглянула туда, откуда должен был появиться малыш, — головка уже показалась. Она еще что-то говорила, держала роженицу за руку и помогала поддерживать ноги, когда та тужилась, а я стояла истуканом со стопкой белья в руках и ошалело смотрела на происходящее. Если бы я сказала, что это было прекрасно, я бы солгала. Это не было ни эстетично, ни красиво, скорее наоборот. Но на моих глазах рождалась новая жизнь, и, осознавая это, я уже не видела ни искаженного болью лица беременной, ни крови, запачкавшей постель. Это было таинство, волшебство, и я, словно завороженная, не могла оторваться от этого зрелища. В комнате спокойно ходили женщины, кто-то забрал у меня белье, кто-то принес горячей воды, но вскоре остались только роженица, Дис и я. Женщины вернулись к своим делам — видимо все, что происходило сейчас, было для них привычно. Наверное и мне нужно было вернуться на кухню, но я просто не могла уйти, а Дис было не до того, и меня никто не прогнал. — Вышла головка! — голос принцессы вырвал меня из оцепенения, и я увидела маленькое сморщенное личико и темные волосики малыша. — Давай, еще чуть-чуть, — женщина снова закряхтела, и через мгновение с громким «бульк» младенец появился полностью. И тут же разрезал воздух громким криком, а Дис довольно засмеялась: — Ух, какой громогласный у тебя сынок! Женщина счастливо всхлипнула: — Сынок, третий уже. Одни мальчишки, — она тихонько засмеялась, и Дис ласково ей улыбнулась: — Сыновья — наша гордость. Ну-ка подержи, — неожиданно обратилась она ко мне и сунула в руки кряхтящего малыша. От неожиданности я вытаращила глаза и судорожно обхватила маленькое тельце. Только бы не уронить! Только не сделать больно! Но принцесса, увидев мой страх, рассмеялась: — Женщина никогда не уронит младенца, мы рождены матерями, не бойся. Она ловко перевязала тянущуюся от малыша к его матери багровую пульсирующую пуповину, и одним щелчком ножниц оборвала эту нить. Вот так, теперь это отдельный новый человечек, который, несмотря на прервавшуюся телесную связь, будет всегда соединен со своей матерью другими, незримыми, но не менее крепкими узами. Дис снова захлопотала над женщиной, но я уже не смотрела. Все мое внимание было сосредоточено на крохотном существе, лежащем сейчас на моих руках. Малыш уже не кричал, только недовольно покряхтывал. Сжимал и разжимал малюсенькие кулачки, и я умилялась до слез, глядя на крохотные пальчики. Сколько же силы в тебе, малыш, сколько невиданной мощи в маленьком теле! Я осмелела слегка и, прижав его одной рукой, другой тихонько погладила по головке. И в ответ на эту нехитрую ласку малыш вдруг открыл глазки и посмотрел прямо на меня, да так внимательно, что я просто диву далась. Мне казалось, что взгляд младенца должен быть бессмысленным, а на меня смотрела целая вселенная — столько глубины было в голубых глазах. Знаешь, малыш, как мне хочется такого же, как ты. Вот также держать его на руках и гладить по тоненьким волосикам, целовать крохотные пальчики и вздернутый носик. А он словно понимал, словно слышал мои мысли. И что-то внутри вдруг ответило: «Будет, скоро и у тебя это будет». Невольно навернулись слезы, но я сдержалась, боясь напугать малыша. Но через пелену, на миг закрывшую глаза, увидела его — того, к кому тянулось сердце. Он шел неторопливо и улыбался, а рядом, держа его за руку, подскакивал непоседливый мальчонка — его сын. Наш сын… — Ну вот, а теперь к мамочке, — по-прежнему улыбаясь, Дис забрала у меня притихшего мальчугана и передала его в руки матери. — Отдыхайте, вы просто молодцы. — Спасибо, — устало ответила женщина и ласково обняла свое дитя. Дис подняла брошенное возле кровати испачканное белье, сунула его мне в руки и подхватила опустевшее ведро. — Пойдем, надо умыться и еще успеем помочь на кухне. Я только кивнула, под впечатлением не в силах вымолвить ни слова. Но когда за нами закрылась дверь, вдруг поняла: — Я пойду, Дис. — Что? — обернулась она. — Пойду к Торину, сегодня вечером.