Привет! Меня зовут Наташа

«Король» — это слово продолжало звучать в голове. Такого я просто не ожидала. То, что я видела, совершенно не соответствовало моим представлениям о высшей знати. Конечно, был теплый шатер и охрана вокруг, почтительное отношение, уважение. Но при этом все как-то запросто, все говорили Торину «ты», Двалин даже братом называл. Да и сам он вел себя со своими подданными совсем не высокомерно. Как же все странно, как не похоже на тот мир, который ещё недавно был моим. Но как бы то ни было, а Торин — король. Нужно выбросить из головы все глупости и стараться держать дистанцию. Впрочем, он и сам особенно меня не подпускал. Я делала отвары, поила его, теперь уже сама делала перевязки — и все это практически молча, едва обмениваясь с раненым парой слов. И эта напряженная тишина давила и действовала на нервы. Я старалась меньше находиться в шатре, и пользовалась любым предлогом, чтобы улизнуть, и только вне стен этого походного лазарета чувствовала себя хорошо. А через пару дней стало еще сложнее: Оин отменил снотворное, и Торин почти перестал спать. Днем я ничего особенного не замечала, занятая привычными хлопотами, да и Торин, хоть и продолжал лежать, начал заниматься делами: к нему часто приходили, приносили бумаги, подолгу что-то обсуждали. Так что днем, не считая утренних процедур, мы почти не общались. А вот ночью… Первую он продержался так, что я даже не заметила, что он не спал — теперь я спала у стола, а не возле ложа. Только утром заметила его покрасневшие глаза и темные круги под ними. — Торин, вы плохо себя чувствуете? — С чего вы взяли? — он хмуро посмотрел на меня. — Выглядите очень уставшим. Плохо спали? — Совсем не спал. Помогите мне, — он пытался приподняться, и я поддержала его и подложила под спину большую подушку. — А что такое, что-то болело? Я скажу Оину… — Нет, просто не спалось. Хватит об этом. На этом наш разговор закончился, и перевязку мы делали уже в полном молчании. Он больше ничего у меня не спрашивал, казалось даже, что мое присутствие его раздражает, и меня это обижало. Но я старалась гнать эти чувства, упорно убеждая себя, что этот мужчина совершенно не для меня, я только сделаю свое дело и уйду. Вот только куда? От этого становилось по-настоящему страшно. Следующей ночью меня разбудил его голос: — Наташа! — Что? — я подскочила, и самые ужасные мысли молнией пронеслись в голове: что-то случилось, ему плохо, нужно бежать за помощью! — Дайте воды. Я на мгновение опустилась на стул, переводя дыхание и усмиряя неистово бьющееся сердце. — Сейчас, сейчас, — взяла кувшин и налила в чашу воды. — Вы напугали меня, — руки все еще подрагивали, и когда я случайно стукнула краем чаши ему по зубам, Торин злобно зыркнул и крепко обхватил мои руки своими. Едва сдержавшись, чтобы не зажмуриться, я почти не дышала, ожидая, когда он напьется. И, едва он разжал ладони, тихонько вздохнула одновременно с облегчением и желанием и дальше ощущать его прикосновение. — Еще? — Нет, достаточно. Спасибо. — Не за что. Спокойной ночи, — поставив чашу, я присела за стол, но чувствовала, что теперь не усну. — Я не могу спать, — донеслось с ложа, и я растерялась. Что мне теперь делать, идти к нему? Он не звал. Но ведь для чего-то сказал, что не может спать. Молчание становилось неловким, и, решившись, я взяла стул и присела возле Торина. Он мгновение смотрел исподлобья, потом откинулся на подушку и тяжело вздохнул. — Что вас беспокоит? — тихонько спросила я, но он продолжал молчать. — Торин? — Ничего, — наконец ответил он, — просто не спится. — Хотите, я побуду с вами? — и вдруг, поддавшись неожиданному порыву, ляпнула: — Сказку вам расскажу… Искреннее недоумение в глазах Торина заставило меня тут же пожалеть о сказанном: должно быть, он решил, что я издеваюсь. Но после недолгого молчания неожиданно ответил: — Расскажите, — и, кажется, даже слегка улыбнулся. И кто тянул меня за язык! Но теперь отступать некуда. Ладно, сказку, так сказку. — Хорошо, — натянуто улыбнулась я, лихорадочно вспоминая бабушкины рассказы. И вдруг в голове всплыли прекрасные образы, и я словно на миг вернулась в далекое детство. — Я расскажу вам про аленький цветочек. Торин смотрел с интересом, не хмурился, и мне неожиданно стало легко рядом с ним. Иногда он напоминал большого ребенка, и в эти моменты словно приоткрывалась его душа. Примерно так я чувствовала себя, когда он спал — тогда он был самим собой. Но стоило ему открыть глаза, как тут же замыкался в невидимую броню, отгораживаясь от всего. И сразу становился холодным и недосягаемым… — Я жду, — немного насмешливо поторопил он меня, и я поспешно отвела взгляд от его лица. — Да, да, простите, я что-то задумалась, — усевшись поудобнее, я облокотилась о край ложа и начала рассказ: - В далекой-далекой стране, в одном прекрасном городе жил-поживал богатый купец. И было у него три дочери: старшая — Гордея, средняя — Любава, и младшая, любимая, Настенька. И вот, собираясь в далекий путь, в страну заморскую, спросил купец дочерей, что привести им из-за моря. Старшие потребовали нарядов и украшений, а Настенька попросила у отца цветочек аленький, краше которого нету на всём белом свете. Удивился купец такой просьбе, но спорить с любимой дочерью не стал и пообещал выполнить ее наказ. Много дней и ночей минуло, и вот приплыл корабль торговый в страну далекую… Я старалась рассказывать так, чтобы это звучало по-настоящему сказочно, и видела, что Торину нравится. На его губах играла легкая улыбка, разгладились угрюмые складки на лбу, а глаза засияли спокойным теплым светом. Сейчас он выглядел совсем молодым и беззаботным. А у меня уже совсем слипались глаза, мысли начали путаться, и я только усилием воли заставляла себя продолжать рассказ. И едва добралась до того момента, когда купец сорвал аленький цветочек в чужом саду, поняла, что иду через какой-то огромный темный зал. Вокруг ощущается пустота, не видно ни стен, ни предметов, только далеко впереди маленькая светящаяся точка. Иду к ней, а сердце от страха выпрыгивает из груди. И вот впереди во мраке вырисовывается неясный силуэт, а точка превращается в прекрасный, но почти увядший цветок. Темная фигура медленно поднимается, держа цветок в руках, делает шаг навстречу, и я понимаю, что это мужчина. Он поднимает голову, и я вижу его глаза — алые, горящие огнем. Страх сжимает горло, хочу закричать, но не могу. А мужчина приближается, склоняется ко мне, и страх превращается в ужас. Он берет меня за руку, и, силясь вырваться, я дергаюсь… и просыпаюсь. — Тихо, тихо, — чей-то голос совсем рядом. Поднимаю голову и вижу обеспокоенное лицо Торина. — Тихо, это просто сон, — чувствую пожатие и только тут замечаю, что он держит мою руку. Сердце продолжает прыгать в груди, но я постепенно возвращаюсь в реальность. — Простите, — сглотнула подступивший к горлу комок, — я задремала, — попыталась вытянуть руку, но он не отпускал, и сердце вновь заколотилось, но уже по другой причине. — Должно быть, уже очень поздно, — пытаясь скрыть замешательство, я оглянулась на выход и увидела пробивающуюся в шатер светлую полоску. — Уже утро, — усмехнулся Торин и наконец разжал ладонь. Я торопливо поднялась и, еще не совсем придя в себя, лихорадочно соображала, что делать. Скоро придет Оин, нужно приготовить лекарство. Схватив стул, оттащила его к столу и непослушными руками принялась перебирать горшочки с порошками. — Надеюсь, вечером вы расскажете мне остальное? — голос Торина прозвучал настолько необычно, что я замерла на месте. Словно довольный кот, мелькнуло в голове. Похоже, он посмеивался надо мной — надо же было уснуть посередине рассказа. — Так расскажете? — переспросил он, не дождавшись ответа. — Конечно, — я заставила себя улыбнуться. Его довольная физиономия выводила меня из себя — ну точно кот, здоровенный котяра, который спрятал когти и решил поиграть со мной. Такого в моей жизни еще не было, Торин был настолько разным, что я терялась и не знала, как себя вести. Рядом с ним я почти всегда чувствовала напряжение и дискомфорт. А в такие минуты, как сейчас, вообще ощущала себя дурочкой, не способной ни на что. Лишь ночью он приоткрылся, дав мне немножко передохнуть. И вот опять. Только теперь еще хуже: если раньше просто хмурился и игнорировал, то теперь поглядывает с явной издевкой. Чтоб он провалился, этот король! Накрутив себя собственными мыслями, я со злостью схватила приготовленный отвар и подошла к Торину. — Что там, яд? — он слегка дернулся от резко протянутой ему чаши и с легкой улыбкой посмотрел на меня. — У вас такое лицо, будто вы хотите меня убить, — он еще и видел меня насквозь. — Простите, я просто не выспалась, — пробормотала я, опустив глаза, чтобы не увидел, что вру. — Понимаю. Наверняка вы сильно устали — люди не слишком выносливы. На это я даже не нашлась, что ответить. В его голосе слышалось легкое пренебрежение и это показалось обидным. Возможно, в Средиземье нормально готовить на костре и спать на стуле, но для меня это было непросто. Вот только я не жаловалась и делала все, о чем меня просили. И благодарности за это не ждала. Но его насмешки казались мне оскорбительными. Эти мысли одолевали меня весь день. Чего я жду? На что надеюсь? Хотелось бы гордо сказать: «Да ничего мне не надо, не нужен мне этот гном!» Но себя не обманешь. Я прекрасно понимала, что, несмотря на злость и обиду, начинаю чувствовать нечто совершенно другое, с чем справиться не получается. Отчего-то становилось трудно дышать, словно эти чувства заполняли меня целиком. И не было радости и эйфории, только тяжелый камень на сердце от несбыточности надежд… Ближе к вечеру, когда ужин был почти готов, в шатер торопливо вошел Балин. Кивнув мне с обычной доброй улыбкой, он прошел к ложу и, даже не присев, сказал: — Торин, прибыл обоз. Дис скоро будет здесь. — Правда? — раненый сразу оживился, повыше приподнялся на подушках и натянул одеяло, прикрывая повязку. Интересно, кто это — Дис? Еще какой-нибудь король? Но все оказалось куда прозаичней: через несколько минут в шатер ворвалась женщина, стремительно прошла к ложу и почти упала возле раненого. — Торин! — она прижалась губами к его руке, и он погладил ее по голове. — Дис, милая, — в его словах было столько нежности, что я сразу все поняла: ну, конечно, он женат, как могло быть иначе? Ведь он король. Король, черт бы его побрал! В глазах потемнело, и я схватилась за край стола. Не хватало еще свалиться у всех на глазах. Осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания, я вышла на улицу и судорожно втянула морозный воздух. Почему же так тяжело? Почему? Ну кто он для меня, зачем он мне? Но ответов не было. Вспомнив о трубке, я лихорадочно пошарила в поясном мешочке, достала ее и набила табаком. Отошла подальше, чтобы никому не попасться на глаза, и закурила. Я по-прежнему кашляла от каждой затяжки, утирала слезы, но затягивалась вновь, испытывая какое-то болезненное наслаждение. Хотя бы немного отвлечься, не думать о Торине и той женщине… — Говорил же, не тяни в себя, — раздалось сзади. — Нравится дохать? Двалин остановился рядом и заглянул мне в лицо: — Ты чего такая? В ответ я только пожала плечами и отвернулась. — А ну, выкладывай! — почти приказал он и встал напротив, уперев руки в бока. — Обидел кто? — Нет, что ты! — я посмотрела ему в глаза. — Все в порядке, — и, стараясь придать голосу безразличие, спросила: — А давно Торин женат? — Женат? — казалось, он был немало удивлен. А потом вдруг широко улыбнулся: — Ты, наверное, о Дис говоришь? Я смущенно кивнула, понимая, что мне совершенно не удалось скрыть свои чувства. А Двалин достал трубку и стал набивать табаком. Старательно и долго. И молча. Потом раскурил, попыхал, окружив себя облачком дыма, и, пытливо глянув на меня, сказал как-то безразлично: — Она его сестра.