Привет! Меня зовут Наташа

— Сестра? — с плеч словно свалилась тяжеленная гора, и я разом испытала невероятное облегчение. — Господи, я же чуть не умерла… — и тут же осеклась под взглядом Двалина, понимая, что сказала лишнее. — Влюбилась, — хмыкнул гном, и с довольным видом выпустил облачко дыма. — Что? — я попыталась изобразить неподдельное изумление и даже по-актерски ненатурально рассмеялась. — Да что ты, Двалин! Это просто от волнения, столько случилось всего… — я отвернулась, чтобы гном не видел моих глаз: не могла же я признаться ему в том, в чем еще не призналась даже себе. Но его ответ меня удивил: — У нас не принято играть чувствами! — строго сказал он, и мне показалось, что сейчас он снова будет меня отчитывать. — Если ничего не чувствуешь к узбаду, не давай ему напрасной надежды. — Надежды? — от слов Двалина у меня даже дыхание сперло. — Да он же на меня даже не смотрит. На это гном ничего не ответил, лишь усмехнулся и пошел прочь. — Не забудь выбить трубку! — бросил только через плечо. В этот вечер я не замечала вкуса еды, не слышала, о чем говорили гномы — мои мысли были заняты другим. Я все думала о словах Двалина: ведь раз он так сказал, значит, подразумевал, что отношения возможны. А вдруг я просто себя обманываю? Но Двалин говорил очень серьезно, он вообще не похож на шутника, и вряд ли стал бы разбрасываться подобными словами. Мне ужасно хотелось выспросить его, но это было неудобно, да и попросту невозможно — вокруг полно народу, с глазу на глаз не поговоришь. И все же, сам того не ведая, прося за узбада, Двалин дал надежду мне самой. И, заходя после ужина в шатер, я в первый раз с того дня, как Торин очнулся, испытывала не страх, а трепет. Первое, что бросилось в глаза, — корзина фруктов на столе и король с огромным красным яблоком в руке. Это было так умилительно, что я не смогла сдержать улыбки. И Торин улыбнулся в ответ. — Вкусно? — не удержалась я, когда он смачно хрустнул на весь шатер. — Угу, — пробурчал он, а, прожевав, добавил: — Я бы с удовольствием съел хороший кусок мяса, но Оин не разрешает. — Ничего, еще успеете. Сначала нужно поправиться. Он молча кивнул и, дождавшись, когда я разденусь и вымою руки, попросил: — Можно еще одно? Я выбрала самое крупное и протянула Торину, с удовольствием вдыхая свежий аромат. — Откуда такая роскошь? — С обозом привезли. Угощайтесь, — кивнул он на корзину, но я только помотала головой: — Спасибо, пока не хочется. — Садитесь, — он похлопал рядом с собой, — с вас окончание сказки. Он снова меня удивлял — это был наш первый нормальный разговор. Торин явно пребывал в очень благодушном настроении, но что послужило причиной – встреча с сестрой или вкусные яблоки, а может и то и другое, — я не знала. Но такой Торин мне очень нравился. — Сначала перевязка, — напомнила я, и он послушно кивнул. Рана заживала очень хорошо, и я понадеялась, что повязку скоро можно будет снять. — Оин сказал то же самое, — подтвердил Торин, когда я закрепляла конец бинта. Он был так близко, что я почувствовала запах яблока. Сердце вновь забилось, и я поспешно отстранилась и отошла к столу. В эту ночь первым уснул он, едва дождавшись превращения чудовища в прекрасного юношу. Как-то по-детски счастливо вздохнул, закрыл глаза и через минуту уже спал с легкой улыбкой на губах. А я сидела рядом и любовалась. Улыбка очень украшала его лицо, казалось, что он совершенно открыт, и в тот миг, наверное, так и было. Но я уже знала, как быстро он может перемениться, и не надеялась, что вот таким он будет всегда. Наверняка его ждет много забот: вряд ли этот король ведет праздную жизнь. Но такие моменты мне хотелось запомнить. Следующие два вечера были просто потрясающими: я рассказывала про Морозко, и Торин неожиданно сравнил его с Гэндальфом. Я опешила сначала, а потом рассмеялась: надо же, ведь и правда похож! А когда Марфушенька въехала во двор на санях, запряженных поросятами, мы от души смеялись уже вместе. Потом я и вовсе расхулиганилась и с выражением читала «Вредные советы» Остера, а Торин хохотал до слез… Наверное, я навсегда запомню эти дни, как самые прекрасные, потому, что потом все вдруг резко переменилось. После ужина Двалин не ушел со всеми, как обычно, а отозвал меня в сторонку и попросил достать трубку. — Набивай, — велел он, и я аккуратно насыпала в чашку табак. — Так, примни слегка, вот. Теперь зажигай. В целом это я уже умела, и табак вскоре начал потрескивать. — Молодец, — похвалил Двалин, — теперь раскуривай. Я вопросительно глянула на него: дымок из трубки уже шел, и я думала, что это все. Но гном помотал головой: — Давай, попыхай еще, пока во рту горячо не станет. Да тяни аккуратно, а то трубка быстро прогорит. Дым не глотай. Я сделала, как он сказал, и вскоре утонула в табачном облаке. Во рту и правда стало горячо, язык неприятно защипало, и я поморщилась — определенно, это занятие мне не нравилось. То ли дело мои дамские сигаретки, которые так изящно смотрелись в руке, и дым тонкой струйкой из губ. А тут – будто паровоз. Но Двалин моих мыслей не знал, и, по-видимому, был доволен. — Вот! — удовлетворенно сказал он и принялся раскуривать свою трубку. Вскоре мы плавали в дыму уже вместе, и Двалин продолжал меня наставлять. — Не отвлекайся, а то погаснет. Да не тяни, говорю, слегка, вот так. Примни табак немного. — А чем я его примну? — Как чем? Пальцем. — Пальцем, в чашку? Там же горячо. Двалин вздохнул — видимо, я была безнадежна, — взял у меня трубку и ткнул в чашку пальцем. — Держи. — И пальцы все желтые будут… — пробормотала я, глядя на трубку, и Двалин хмыкнул и сунул мне под нос свою пятерню. Пальцы и правда были пожелтевшие и жесткие, и я ужаснулась, представив, что такие же будут и у меня. — Пожалуй, я не буду больше курить, спасибо, — я протянула Двалину его подарок и робко глянула на него, боясь, что он обидится. Но гном только расхохотался и забрал трубку. — Это не для тебя, — согласно кивнул он. — Ты не гном, слишком нежная… — он вдруг осекся и замолчал, глядя мне за спину. Не понимая, я обернулась и в нескольких шагах от себя увидела Торина. Он стоял босиком, в синем длинном халате, распахнутом на груди, и, казалось, пылал праведным гневом. — Торин! — от неожиданности я даже не сообразила, что сказать. — Ты зачем встал, друг? — Двалин опомнился первым. — Воздухом хотел подышать, вот только сиделку свою так и не дождался, — его взгляд не предвещал ничего хорошего, и я поняла, что сказки закончились. Его упрек показался мне несправедливым: я задержалась совсем ненадолго. Да и подумать не могла, что ему вздумается встать. Вот уж действительно, в нем была недюжинная сила, и поправлялся он очень быстро. — Пойдемте, я провожу вас обратно, — я несмело шагнула к нему, но Двалин меня опередил. — Давай-ка, — сказал он, подставляя плечо. Торин злобно зыркнул на меня и оперся на Двалина. А я, удрученно опустив голову, поплелась следом, думая, что курить все-таки вредно. В эту ночь ни стихов, ни сказок не было. Торин снова замкнулся и молчал, а я не знала, как к нему подступиться. Во время перевязки он отвернулся: должно быть от меня сильно пахло табаком. Не буду больше курить, никогда! Совершенно расстроенная, я присела на стул и снова боялась даже глянуть в сторону Торина. Ну что такого я сделала? Неужели ему так не понравилось, что я курила? Или дело в том, что не пришла вовремя? Возможно, он ждал. Вот ведь, сама все испортила… С этими мыслями и вновь появившейся тяжестью на душе я и заснула. А проснулась от того, что меня потрясли за плечо, и голос Оина сказал: — Вставай, Наташа. Сегодня переезжаем…