Привет! Меня зовут Наташа

Когда я вернулась в шатер, Нори и Ори заканчивали закреплять в правом углу тяжелую плотную штору. За ней образовался небольшой закуток, и по красноречивому взгляду Нори и пылающим щекам до невозможности стеснительного Ори стало понятно, что этот закуток сделан для меня. Наверное, в этот момент я смутилась не меньше Ори, но все же заставила себя не опустить глаз и поблагодарила рыжеволосых братьев, на что Нори только насмешливо хмыкнул в ответ. Гномы наверняка считали меня неженкой и были правы — впервые в жизни я оказалась в подобных условиях, и принять это было очень непросто. То, как поглядывал на меня Нори — насмешливо и немного высокомерно, показалось мне очень неприятным, и невесть откуда взявшаяся гордость громко заявила: «Все, больше ни у кого ничего не попрошу! Сама обойдусь, без посторонней помощи. Не хватало еще, чтобы какой-то коротышка надо мной насмехался!» И едва гномы вышли, я, полная решимости, рывком открыла печку, подбросила в топку несколько поленьев и на мгновение засмотрелась на огонь, вдруг снова остро ощутив приступ одиночества. Вновь стали наваливаться горестные думы, к которым сейчас примешивалась еще и обида, но на ложе вдруг зашевелился Торин, и я быстро захлопнула дверцу и кинулась к нему. Торин тихо стонал и пытался повернуть голову — видимо, действие снотворного заканчивалось. Вспомнив слова Оина, я мигом отлила из склянки, стоящей на столе, немного отвара в неглубокую чашу и поставила на печку, чтобы слегка подогреть. Торин стонал уже сильнее, и, торопливо помешав отвар деревянной ложкой, я взяла чашу и подошла к раненому. — Тише, тише! — сжала его пальцы, комкающие покрывало, желая успокоить, унять его боль, и почувствовала, как рука дрогнула и слегка расслабилась. — Вот и хорошо, все будет хорошо, тише… Осторожно просунула одну руку Торину под голову, приподняла и слегка прижала к своему плечу, а другой поднесла к его губам чашу с отваром. Торин как будто чувствовал, что ему это нужно, и сам втягивал жидкость. Он был словно в полусне: не открывал глаз, не говорил, но послушно делал то, о чем я его просила. — Вот так, еще глоточек, молодец… Словно ребенка, я осторожно уложила Торина обратно на тонкую подушку, тихонько вытянула руку из-под его головы и получше укрыла, натянув одеяло повыше. Теперь он проспит еще пару часов, а я могла бы чем-нибудь заняться. Вот только чем? Прошлась по шатру, расставила по местам кое-какие вещи и собрала с пола мусор. Навела порядок на столе и собралась вымыть чашу, из которой поила Торина. Но когда подошла к ведру, чтобы набрать воды, увидела, что оно почти пустое. Недолго думая, я слила остатки воды в большую плошку на столе, набросила накидку и пошла к выходу. Но на пороге спохватилась и обернулась на Торина — воин лежал неподвижно, только грудь его мерно вздымалась. Он спокойно и умиротворенно спал, и это отчего-то выглядело так трогательно, что мне совсем не захотелось оставлять его одного. Но я только вздохнула и, хоть и знала, что он меня не услышит, шепнула тихонько: — Я скоро. И вышла из шатра. На улице было пасмурно и заметно потеплело. Вчерашний снег почти стаял, и земля под ногами была мягкой и вязкой. Сейчас, без снежного покрова, влажная почва выглядела почти черной, даже какой-то маслянистой, и совершенно безжизненной, а одинокие островки жухлой бурой травы только усиливали это впечатление. Я огляделась и увидела, что шатер словно окружен кольцом — метров на пятьдесят вокруг почти никого не было, только редкие одинокие фигуры воинов, стоящих неподвижно, словно часовые. Видимо, покой Торина охраняли. Пошла вперед, осматриваясь по сторонам, и когда вышла за это своеобразное ограждение, моему взгляду открылась ужасающая картина — всюду раненые воины прямо на земле, а рядом с ними лекари или просто помощники, не знаю. Сложенные грудами мертвые тела, над которыми кружат черные птицы. А между ранеными и павшими ходят те, кому повезло больше. То тут, то там на носилках подносят новые тела и груды неумолимо растут. И все это в почти полной тишине: ни криков, ни плача, даже птицы — вестники смерти — и те не каркают. Эта молчаливая скорбь меня поразила: во всем было какое-то потрясающее единство, все делали одно дело. Простые люди, объединенные общим горем… И это стало настоящим откровением: да что я видела в жизни, разве мои эгоистичные печали об отсутствии комфорта и удобств можно сравнить с тем, на что сейчас смотрели глаза? Я сглотнула подступивший к горлу комок и пошла вперед. — Наташа! — кто-то схватил меня за руку и, обернувшись, я увидела Оина. — Вы что здесь делаете? Торину стало хуже? Лицо лекаря было очень обеспокоенным, а я, находясь под впечатлением, не сразу поняла, о чем он меня спрашивает. — Наташа! — Оин потряс меня за плечо, и до меня наконец дошел смысл его слов. — Нет, нет, Оин, с Торином все хорошо, — торопливо ответила я, и лекарь выдохнул с таким облегчением, что у меня защемило в груди. Как же они переживают друг за друга! Совсем не то, что в нашем мире, где каждый сам за себя, и где очень быстро отвыкаешь от всяких чувств. — Просто вышла за водой, пока он спит. Я кивнула на пустое ведро, подтверждая свое намерение, а лекарь в очередной раз глянул на меня с удивлением. — Зачем? Можно было просто попросить, вам бы принесли. — Нет, Оин. Я могу сделать это и сама, а у вас и так забот хватает. Только скажите, пожалуйста, где ее можно взять. — Вон там есть источник, — Оин махнул рукой в сторону горы, — вы его не пропустите. — Спасибо, я найду, — и пошла в указанную сторону, а гном крикнул вслед, чтобы я не задерживалась. Источник и правда сложно было бы пропустить, ибо такого я не видела никогда: невысокий холм, нереально зеленый на фоне окружающей его черноты, рассекала широкая трещина, из которой небольшим ручейком бежала кристально чистая вода и с приятным мелодичным плеском падала вниз, в неглубокий колодец, изнутри выложенный гладкими круглыми камнями. Вода была настолько прозрачной, что я отчетливо видела каждый камушек в кладке, а сама вода казалась голубой. Это было настолько красиво, что просто завораживало. Я бы с огромным удовольствием посидела еще в этом чудесном уголке, но Торин остался один, и нужно торопиться. Осторожно, боясь потревожить чудесную воду, я набрала ведро и безотчетно поклонилась в знак благодарности — у меня было удивительное чувство, что этот источник живой. Когда я вернулась, Торин по-прежнему спокойно спал, и я присела рядом, думая о том, сколько еще чудес предстоит мне увидеть в Средиземье. Уже сейчас я видела разительный контраст между нашим миром и этим и начинала понимать, что вся моя прежняя жизнь была совершенно пустой. Я ничего не видела вокруг, жила, словно отгороженная крепостной стеной, и не думала ни о ком, кроме себя. А здесь… Здесь все было по-другому. Здесь хотелось жить полной жизнью, общаться с другими людьми, и более того, хотелось разделить общее горе и попытаться помочь. Я прекрасно понимала, что почти ничего не умею, но сейчас это уже не пугало. Я научусь. Руки, ноги и голова на месте, и я буду стараться. Я чувствовала себя так, словно впервые оказалась среди настоящих живых людей, а не аморфных марионеток, окружавших меня прежде. Казалось, что здесь даже дышится свободнее, и я с воодушевлением вдохнула поглубже и решительно поднялась навстречу вошедшему в шатер Оину.