***
Реджина не спала всю ночь, и сейчас её глаза сами собой слипались, а голова болела. Нужно было взбодриться, но как, девушка не знала. Настроение было поганым, что ещё больше побуждало отключится. Но сейчас был лишь черед завтрака, и до тихого часа, на котором брюнетка планировала поспать, оставалось пять часов. «Совсем немного, » — подумала Миллс с сарказмом, при этом вздохнув. Манная каша слиплась, и есть её вовсе не хотелось. Поводив по странному загустку ложкой, как это обычно делают дети, Реджина отодвинула тарелку подальше от себя и взялась за чай. «Да вы издеваетесь?» — пронеслось в голове девушки. Чай был горьким и совершенно отвратительным на вкус. — Реджина, — Трина, подсев рядышком, игриво поиграла бровями. — Что? — Ты уже посмотрела мой подарок? — Трина не могла не улыбаться, глядя на удивленное лицо подруги. — О, — осеклась Реджина, совсем забывшая о нём, — ещё нет, но обещаю, что сейчас приду и гляну. Трина странно посмеялась, а Реджина повернулась к тарелке, хмуро взглянув на противную кашу. Голодная, вялая и утомленная, она с кислой миной возвращалась в корпус. Сегодняшние кружки предполагали стрельбу и рисование, и Робин еще в столовой безэмоционально, будто бы не они орали друг на друга утром, передал ей, что стрельба будет только его. Реджина не возражала, потому что стрельба не нравилась ей, а с какими детьми сидеть на кружках для нее не имело значения. Потому брюнетке предстояло просидеть в доме искусств более часа, и эта перспектива радовала её больше, чем если бы ещё надо было вставать и переться на эту дурацкую стрельбу. — Реджина, постой! Девушка вздохнула, узнав в говорившей свою сестру, и, натянув улыбку, развернулась к рыжеволосой родственнице. — Мы тут разговаривали с Робином… — начало хорошим не было, — ты так сильно переживаешь, мм? Глаза Зелены лучились радостью, Реджине же стало стыдно после слов сестрицы, но она взяла под контроль свои эмоции. Зелена ждала от неё смущения, а значит, его она точно не увидит. — Не знаю, что там растрепал тебе Робин, но мне всё равно на него, так что… — Да я не о нём, — махнула рукой Зелена. Брови брюнетки приподнялись, выражая её удивление. Реджина внимательно посмотрела на сестру, ожидая её дальнейших слов. — Он сказал, что будто бы ты рьяно боролась за мои чувства. — Я не… — Реджина запнулась, отводя глаза в сторону. Зелена коснулась ладонью подбородка Реджины, и грубо подняла его, заставив младшую сестру смотреть на себя. Она всегда делала так, когда Реджина, смущаясь, отворачивалась от неё. Этот жест шел из самого детства сестер Миллс, и уже тогда он раздражал брюнетку. Зелена знала это, а потому намеренно медленно убирала пальцы, когда Реджина вновь посмотрела на неё. Кора, их мать, кстати, поступала так же, что всегда действовало на нервы брюнетке. — Неужели ты до сих стремишься опекать меня? — вмиг игривый тон стал серьезным, улыбка на губах Зелены сошла на нет, а взгляд стал более суровым. Отголоски прошлого, момент, после которого вражда зародилась между сестрами, взыграли в голове обеих. Реджина снова отвела глаза и сделала шаг назад, непроизвольно защищаясь от ненавистного взгляда Зелены. Рыжеволосая девушка хотела лишь задеть Реджину её заботой, но так не вовремя возникшие в голове воспоминания испортили ей весь настрой. И почему она раньше не поняла, что эта ситуация отчасти была похожа на то, что случилось? — Ты помнишь, чем обошлась нам твоя забота в прошлый раз? Мне казалось, ты поняла меня тогда. Или мозгов всё же не хватило? Реджина попала впросак и молчала, закусив губу. Можно было сказать, что она отстаивала права сестры не потому что волновалась за нее, а потому что ревновала Робина. Но это было бы частичной ложью, ведь Реджине на Зелену было не всё равно. Раздумывая обо всём ночью, Реджина переживала также сильно из-за чувств Зелены, ведь она понимала, что её связь с Робином для него ничего не значила. Но если сейчас она скажет, что всё дело в Робине, Зелена поймет, что у неё вышло сделать Реджине больно, и мало того, что это будет унизительно для младшей Миллс, так она ещё может сказать об этом Робину, а тот, хоть и понял всё сам, окончательно поверит в свою точку зрения. Реджина не хотела, чтобы кто-то вообще знал, что ей было больно, а если соврать сейчас девушке, то слух наверняка расползется и по всему лагерю, Зелена ведь из болтливых. Представив, как каждый шепчется за её спиной о том, что Реджина якобы сохнет по Робину, она поёжилась — это зрелище, возникшее в её голове, отвратительно. Нет уж, врать, что она волновалась лишь за Локсли она точно не будет. Но правда ведь означала тоже самое, симпатию к мужчине и вдобавок сестринскую привязанность к Зелене. Только помимо слухов о Робине Зелена ещё бы подлила масло в огонь своей руганью и смешками. Больше, конечно, Реджину тревожили слухи об их с Робином отношениях — распускать их она точно не хотела. Раз даже сам Локсли не упомянул о её ночных переживаниях, ей об этом говорить тем более не следовало. А значит, оставалось трусливо врать, перекладывая всё на родственные чувства. Реджина тоже ощутила схожесть ситуации с той, после которой старшая Миллс начала ненавидеть её, а потому говорить и об этом не хотелось, но не может же она молчать вечно. Вздохнув, Реджина на мгновение прикрыла глаза, а после твёрдо произнесла: — Мне всё равно на этого придурка, что бы ты там не думала. Да, я волновалась только из-за тебя, но это моё дело. Я же тебя не трогала! — Трогала, говоря Робину о том, что «обижать» меня не стоит. Опять лезешь в мою личную жизнь?! Зелене хотелось насолить Реджине отношениями с Локсли, но всё сложилось так, что сейчас рыжеволосая не насмехалась над ней, а обвиняла совсем в другом. Старшая Миллс поступила опрометчиво, поверив Реджине, что той всё равно на Робина, и не уличив её постепенно зарождавшихся чувств к нему. Конечно, многие признаки указывали на то, что Реджине было плевать на Локсли. Каждый раз, когда Зелена приставала к мужчине, её сестра вела себя естественно и совсем не волновалась, но всё это время Зелена думала, что она лишь хорошая актриска. Но может, Реджине было действительно всё равно на Робина, и Зелена ошиблась? Сейчас, из-за того, что её голова была занята другим, она не замечала того, что Реджина сама начинает говорить о Робине, защищаясь, и не подмечала очевидное — вранья сестры, выражавшегося в её свойственном ему жесте. Каждый раз, когда Реджина что-то придумывала, она непроизвольно начинала накручивать на палец края своей одежды. Реджина делала так и сейчас, но Зелена, поглощенная мыслью о том, что брюнетка вновь опекает её, сильно глупила, не замечая этого. — Да, лезу, — вновь подтвердила Реджина, упрямо глядя на девушку. — Я бы ударила тебя со всей силы, как сделала это в прошлый раз, но здесь везде камеры, так что просто в сотый раз скажу, что ненавижу тебя и хочу, чтобы ты сдохла, — выплюнула в лицо брюнетки Зелена. Реджина тихо вздохнула, стараясь не поддаться, и, выстояв, произнесла спокойным голосом: — Очень мило с твоей стороны, Зелена. Теперь я могу идти? Реджине было семнадцать, когда у её горячо любимой девятнадцатилетней сестры появился очередной ухажёр. Но он отличался от других в первую очередь тем, что был иностранцем, приехавшим к ним в город учиться. Между ним и Зеленой всё завертелось так быстро, что Реджина и не понимала ничего толком. Слушая восторженные возгласы сестры, она улыбалась ей, радуясь за неё, но одновременно с этим… Реджине было неприятно, что её сестра отдаляется от неё и с каждым днем проводит с ней всё меньше времени. Сильно неприятно. И, когда однажды, спустя пару месяцев после их отношений, Зелена, придя домой после полуночи, с восторгом сообщила, что собирается вместе с ним уехать в его страну, Реджина опешила. Она была не готова потерять сестру, она боялась за неё, и ей не хотелось оставаться одной. Кора и Генри восприняли новость с радостью, удачнее старшую дочь замуж ведь и не выдашь — тот иностранец был необычайно богат и, к тому же, предельно красив. Не радовалась лишь Реджина, ей было грустно и больно. А потому она решилась на крайние меры, и в тот день, когда Венсан, так звали ухажера, придя к ним домой, на глазах у всей семьи делал Зелене предложение, а та уже была готова согласиться, Реджина поступила очень низко и подло. Она сообщила Венсану об измене и показала переписку Зелены с другим мужчиной. Переписку, в которую вступила сама Реджина от имени Зелены, воспользовавшись доверием старшей Миллс и доступностью её паролей от всех аккаунтов социальных сетей. Дав Венсану телефон, Реджина ушла к себе в комнату, не глядя на сестру, у которой в тот миг просто рухнул мир. Можно сказать, что Реджина собственноручно испортила родной сестре всю её жизнь этим поступком, потому что Венсан поверил переписке, а не словам возлюбленной, и не простил её. Зелена осталась без умопомрачительного будущего, и, придя к сестре за объяснениями, получила лишь одно в ответ: «Я лишь забочусь о тебе!». Тогда Зелена ударила сестру, а та продолжила лепетать про то, что настоящая любовь в девятнадцать лет невозможна, Зелену мог бы бросить её без пяти минут муж, и она осталась бы одна в незнакомой стране. «Я просто волнуюсь за тебя!» — кричала тогда Реджина. Врала, потому что ей просто хотелось остаться с сестрой, но убеждала в заботе не только Зелену, но и себя, отказываясь даже допускать мысль о том, что она поступила неправильно. За всё время её существования у Реджины не было никого ближе, чем Зелена, и потерять её Реджина не то, что не хотела — не могла. Их родители приняли разные стороны — Генри поддерживал Реджину, говоря, что ухажер Зелены ему тоже казался сомнительным, Кора же так же, как и Зелена, орала на брюнетку. С того дня отношения в их семье кардинально изменились. Зелена в порыве истерики просто ушла из дома, и Реджина не видела её больше года. На один факультет они поступили совершенно случайно, брюнетке вообще было неясно, почему Зелена поступила так поздно. Боль Зелены перешла в ненависть, и она, не смея отказываться от собственных желаний, осталась учиться, с каждым днём всё больше ненавидя некогда самого любимого человека на свете. Зелена считала, что потеряла из-за брюнетки всё, хотя, по сути, не Реджина была виновна в том, что старшая Миллс больше не жила с ними. Это был выбор Зелены, ей было необходимо отгородиться ото всех, и долгое время она лишь редко разговаривала по телефону только с матерью, не встречаясь ни с кем из членов своей семьи. Зелена пыталась связаться с Венсаном и объясниться, но он оборвал все контакты, и уже после она узнала, что он, бросив учёбу, как и планировал, уехал без неё. Вернуться домой ей не позволяла гордость, и Зелена так и жила, проклиная свою же сестру и обвиняя её во всём случившемся. Если бы Реджина не соврала бы тогда Венсану, всё сложилось бы по-другому, и Зелена, возможно, была бы счастлива. Эта мысль не давала покоя рыжеволосой девушке на протяжении всего этого времени, а потому она так и не смогла простить Реджину. Сейчас, говоря с ней и понимая, что Реджина ничуть не изменилась, хотя на самом деле это было не совсем так, Зелена еле сдержалась, чтобы не треснуть её, и отошла подальше, ушла в сторону своего корпуса. Реджина тоже шла обратно, став еще мрачнее — она раскаивалась в том, что сделала несколько лет назад, но изменить что-либо была не в силах. Да и если бы у неё был шанс вернуться в прошлое и не показывать Венсану переписку, она бы этого все равно не сделала. Пусть лучше Зелена ненавидит её, но зато она здорова и жива. Венсан был подозрительным человеком, и Реджина до сих пор не была уверена, что его бизнес был чист, а потому не жалела о том, что сделала. Пока дети творили красками, создавая прекрасные, по мнению учителя, картины, Реджина рисовала маленькие туфельки ручкой. Больше было абсолютно нечем заняться. Сильно хотелось спать, как и прежде, а дневник, который она взяла с собой, чтобы заняться им, не заполнялся — болела голова, и Миллс почти не соображала, а допускать ошибки в этом документе было недопустимо. Телефон Реджина с собой не взяла, библиотека была закрыта, а потому она вот уже пятнадцать минут вырисовывала тонкие шпильки на тетрадном листочке, порванного с трех сторон, что случайно завалялся внутри дневника. Постоянно зевая, девушка уже успела задремать, но проходившая мимо уборщица разбудила её своим шумом. «Не спать, не спать, рисуй, » — приказывала себе Реджина. Она даже была рада тому, что провела ночь без сна. Утомленность мешала думать, так что всё, касаемое Зелены и Робина, не лезло в её голову. Реджина могла грезить лишь о сне, а другие мыли просто отказывались лезть в её голову, что было ей на руку. Хотя, Эмме, появившейся так же внезапно, как уборщица, удалось заинтересовать брюнетку. Выразившись нецензурно о родительском дне, блондинка подсела рядом и принялась бубнить про него, наконец-то найдя себе слушателя. Плохого, конечно — Реджина почти и не вникала в слова Эммы, но той было важно выговориться, а потому она не замечала, что брюнетка увлечена рисованием больше, чем разговором. Своё внимание на сбивающейся торопливой речи разозленной блондинки Реджина обратила лишь тогда, когда она зашла о Генри. — Но даже матернувшегося при всех родителях Крюка превзошли! И угадай, кто, а?! Генри, блин! Этот с виду умный ребенок! — Эмма всплеснула руками, чуть не попав Реджине в глаз. Покосившись на блондинку и сев чуть поодаль, она принялась рисовать ноги. — Ты ведь знаешь, что все родители приносят детям еду. Конечно, это под запретом, но мы, как и все вожатые, разрешили. Вэйл же пошел проверять. И дети, умнички, всё спрятали, благодаря чему он ничего не нашел, а мы, оказавшись в доле, ничего про них не сказали… — Ты вступала в сговор с детьми из-за еды? — Слушай дальше, не перебивай! Так вот, — сбилась Эмма, — он уже был в дверях, когда Генри окликнул его и принялся подробно рассказывать о том, где и что кто спрятал. Представь, что он натворил! Нам выговор от Евы, всю еду ликвидировали, и все деньги, потраченные на нее, получается, пропали зря! И всё из-за Генри. В результате все теперь ненавидят и засирают мальца, ну, а я согласна с ними, надо же так поступить… — Непедагогично так поддерживать травлю, Эмма. — Но он настоящая маленькая крыса! — Может, он был в сговоре с Вэйлом, и вся еда в итоге оказалась его? — улыбнулась Реджина. — Тебе смешно?! Мы с Колином наслушались от Евы такого, что нам не до шуток! Вас-то наверняка никто не спалил! — К нам даже Вэйл не приходил. Странно как-то. — Он приходил к нам поздно, может, к вам придет сегодня. Предупреди детей. — Они ничего не говорили мне про еду, наверно, её у них нет — махнула рукой брюнетка, но вмиг напряглась, задумавшись, — или есть? Да понятно, что есть! Почему мне ничего не сказали? — Обидно, что с тобой не поделились? — Да нет, Свон, — закатила глаза Реджина, — дело в доверии. Они мне не доверяют. — Ну, может, они не хотели тебя беспокоить. Зато у тебя нет таких, как Генри, — обиженно буркнула Эмма. — Свон, — вздохнула Реджина. — Поговори с ним. — Не хочу я разговаривать с этим разгильдяем! У тебя послушные дети, и ты меня не поймешь! — Эмма вспылила, потому что Реджина не принимала её сторону, а выступала против в то время, когда Свон нуждалась в поддержке. — У меня дела обстоят и похуже, — пожала плечами Реджина. — Ой, да ну тебя, — закатив глаза, Эмма ушла к своим детям. Реджина хмыкнула и вернулась к прежнему занятию. Отметив про себя, что надо будет спросить у Генри причину его поступка, потому что Свон наверняка этого не сделает, Реджина вновь принялась бороться с неистовым желанием улечься на диване поудобнее и погрузиться в царство Морфея. Во время обеда Реджина чуть не упала лицом в борщ, потому что желание спать было непреодолимым. И странно это, ведь раньше Реджина могла не спать и двух суток, а тут… Видимо, нервная работа настолько утомляет, что сил бороться со сном не остается. Быстро доев, потому что была голодна, Реджина поспешила в корпус и в этот раз никого не встретила. С Робином они так и не пересекались, разве что только в столовой, но там, помимо них, была еще куча народа. Даже в корпусе они избегали друг друга — ну, Реджина просто сидела у телевизора, а Робин бегал из одной детской комнаты в другую, не желая встречаться с брюнеткой. Но сейчас, после обеда, Робин не спешил вновь убегать в детские — он задумчиво сидел на своей кровати, желая заснуть, но понимая, что сначала надо успокоить детей. Был соблазн повесить всё на Реджину, но Локсли понимал, что она вряд ли угомонит всю ораву, так что спать он не спешил и ожидал, когда все дети, доев, вернутся в корпус. Робин ни капли не был рад появлению в вожасткой Реджины. Хмуро взглянув на неё, мужчина встал и вышел, хотя и планировал полежать подольше. Реджина, оставшись в одиночестве, вздохнула. Она, в отличие от Робина, могла спокойно переложить все обязанности на него, что и сделала. Не желая возиться с детьми, Реджина решила просто лечь спать и подошла к шкафу, чтобы взять ночнушку. Копошась в вещах, девушка никак не могла найти её и думала, куда же она могла подеваться. Она точно убирала её в шкаф, и куда она пропала, Миллс и понятия не имела. — Реджина? — Бадди заглянул в вожатскую и не заметил девушку, так как дверь от шкафа прикрыла её. — Я тут, — выглянула вожатая. — Мне неприятно, когда мы ссоримся, — нахмурился Бадди, — Мир? — Сначала меня по твоей воле запирают в душевой, а потом ты просишь мир? — Это была идея Ника, а не моя. — Не ври мне, Бадди, — вздохнула брюнетка, — я знаю, что это ты. Бадди прожигал девушку взглядом и, сдавшись, признал свою вину: — Да, прости, это был я. Просто я злился на тебя, и… — Я тоже частенько злюсь на вас, но нигде ведь не запираю. Ты поступил очень плохо, Бадди, и ты даже не понимаешь этого. — Не говори со мной, как с ребенком! — нравоучительный тон Миллс не понравился мальчишке. — А кто ты? — усмехнулась девушка, приблизившись. — Бадди, просто пойми, что глупо сначала обижать человека, а потом приходить к нему, улыбаться и дарить привезенную родителями шоколадку. — Как ты узнала про шоколад? — изумился Бадди, прятавший руку с угощением за спиной. — Обертка шуршит слишком громко. Всё, на выход, мне надо переодеться. — Значит, не мир? — мальчик по-детски надул губу, глядя на вожатую. — Не знаю. Мне надоело постоянно мириться с вами, потому что потом вы всё равно придумываете новую причину, чтобы злиться, — откровенно призналась Реджина, измотанная всеми этими обидами на неё. — Но ты же вожатая! Ты должна прощать нас! — В мои обязанности это не входит, — тон мальчишки да и его слова начали раздражать Миллс. Когда за разозлившимся мальчиком закрылась дверь, Реджина вернулась к шкафу, но, решив не заморачиваться и разобраться с ночнушкой позже, переоделась в другую футболку с мягкими шортами и хотела уже погрузиться в постель, но вовремя вспомнила о подарке Трины, который она так и не посмотрела. Заглянув в тумбочку и достав оттуда коробку, заинтригованная девушка открыла подарок, придаваясь его изучению. Лежавшая сверху открыточка первая заполучила внимание Миллс. «Это везде пригодится, » — гласила она, и еще более заинтересованная Миллс достала из коробки содержимое черного цвета, с удивлением понимая, что это. Прозрачный и кружевной эротический комплект, состоящий из корсета, стринг и тонких чулок, вряд ли пригодится в лагере, что бы там не говорила Трина. Смущенная подарком, Миллс с тенью улыбки рассматривала корсет, проводя пальцами по мягкой ткани. Подарок понравился девушке, и Миллс, в очередной раз изумившись подруге, убрала всё обратно в коробку, уже понимая, почему в столовой Трина так на неё смотрела. «Вот ведь шалунишка, » — не переставая улыбаться, думала Реджина, ложась в кровать. Установив будильник, чтобы не проспать планёрку, которая должна была состояться через полчаса, девушка закрыла глаза, мгновенно засыпая, пока у Робина, надеявшегося, что Реджина придет и посидит с малышами, с трудом получалось утихомирить старших.***
Не спав целую ночь, ты вряд ли сможешь подняться после получасового отдыха, но желание поскорей заснуть сделало своё дело, и Миллс об этом не подумала. Переполненная решимости подняться после первого же будильника она не услышала ни один из семи и проспала до того момента, как вдруг не подумала во сне: «А почему я так долго сплю?» Открыв глаза, внезапно проснувшаяся Реджина приподняла голову и посмотрела на время, обнаружив, что уже три с половиной часа, и планерка давно закончена. Вопрос, почему Робин не разбудил её, исчез, стоило Реджине взглянуть на его кровать. Укутавшись в одеяло её горе-сосед тоже спал, улыбаясь при этом сладко-сладко. Реджина вздохнула, представляя, каких люлей им надает Голд и устало легла обратно на подушку. Она планировала задержаться на планёрке и как раз-таки услышать от старшего воспитателя подтверждение, что не она отнесла документы, доказав Робину, что она не при делах. Всё сорвалось, и придется переться к Голду, заодно слушая его причитания. Дети гудели, и, видимо, им вообще было всё равно, где там сидят их вожатые и чем они занимаются — не мешают, и ладно. Реджина закрыла глаза, отвлекаясь от мыслей о лагере. Случается, что просыпаешься, а внутри так пусто, что и вставать не хочется. Ты ещё и не пробудился толком, а тоска уже напала на тебя, и нагнетает, отчего плохое настроение не позволяет подняться. Все дела и заботы отходят на второй план, тебе тупо плохо, и ты лежишь, словно овощ, размышляя над чем-то мрачным, невеселым. Реджине снилась Зелена, воспоминая того вечера, когда она ударила её. С того момента всё в жизни Реджины как-то галопом поскакало вниз по наклонной. Лишившись опоры, она лицом к лицу столкнулась с миром, когда еще не до конца была готова к этому. Но всё в прошлом, Реджина справилась. Сегодня же, впервые за долгое время, младшая Миллс снова ощутила острую нехватку в сестре, и это чувство, скука по человеку, было ну уж очень не вовремя. Чувства Реджины, как и у многих людей, по отношению к кому-либо имели свойство «засыпать», если она теряла связь с человеком, и ей было больно. То есть в первое время она также страдала, но уже через парочку дней Реджина могла жить дальше, кого бы она не лишилась. Казалось, что вот ей уже и не нужен тот человек, с которым её, банально говоря, разлучила сама жизнь. Мысли о дорогом ей человеке постепенно растворялись в несметном числе других, на душе со временем становилось легко и спокойно. Бывало, ночами воспоминания обрушивались на брюнетку, но это было столь редко, что она не придавала этому значения. Но стоило Реджине вновь столкнуться с человеком по счастливой случайности, сойтись с ним, помириться, увидеть после долгой разлуки, и чувства «просыпались». Та же увлеченность человеком, та же привязанность, будто и не она позабыла об этом человеке. Эту её особенность можно сравнить с зимней спячкой медведя — засыпая зимой, он таким образом переживает сложный период. Когда же всё возвращается на круги своя, медведь просыпается и живет той же жизнью, что и жил раннее. Взгляд Зелены засел в голове Реджины, потому был точно таким же, как в тот раз. И, «забыв» обо всём прекрасном, связанным с сестрой, она вновь осознала боль от их расставания, когда позывы прошлого коснулись её своими кончиками пальцев. И ей снова было больно, хоть и реакция из-за острого желания спать была слегка заторможена. Это и было основной причиной грусти, что сейчас атаковала её разум, но девушка не собиралась поддаваться её воздействию. Не хватало ещё впасть в депрессию на этой практике, так что Реджина, собравшись с силами, снова оторвала голову от подушки, а после встала с кровати. Нужно было будить Робина и готовиться к последствиям их отдыха морально, да и мужчине, к тому же, уже скоро нужно было идти накрывать. — Робин, — позвала девушка мужчину, приближаясь к его кровати. Всё еще пребывая во сне, Локсли повернул голову в её сторону, и Реджина, слегка удивившись, принялась разглядывать его изрисованное лицо. Чёрный цвет фломастера преобладал над другими цветами — сросшиеся брови, идущие вниз и заканчивающиеся на уровне кончика носа, длиннющие усы, поднимающиеся вверх и почти касающиеся бровей, и бородка, нарисованная с особым изяществом. Также присутствовали красные оттенки — щёки и увеличенные губы, и другие по мелочи, благодаря которым были нарисованы зеленые веснушки, синие стрелки, жёлтый шрам на лбу в форе молнии. Робин открыл глаза, и Реджина, засмотревшаяся творчеством детей, вздрогнула. — Мы проспали планёрку, — сообщила девушка. — Реджина… — мужчина не до конца проснулся, а потому его голос звучал сонно, и слова были почти непонятны, — что с тобой такое? — В смысле? — нахмурилась брюнетка. Осознание пришло неожиданно. Если Робин изрисован, логично, что и Реджину совсем не пожалели. Решаясь проверить, Миллс подскочила к зеркалу и, не успев полюбоваться творением детей и более секунды, зарычала от злости — она была изрисована почти так же, как и Робин, только на лбу вместо молнии было написано: «Criarde bitch» — Да твою ж мать! — нервно воскликнула брюнетка, читая написанное. Подошедший сзади Робин заставил брюнетку обернутся, из-за чего мужчина вслед за девушкой прочитал надпись и громко засмеялся. — Наконец-то изученный в школе французский мне пригодился. А у нас честные дети, так прямо заявить вожатому о его недостатках… — Замолкни! Почему ты у нас Гарри Поттер, а я крикливая стерва?! — Зато мои брови явно длиннее твоих, — весело подметил Робин и снова хихикнул. — Ты можешь перестать смеяться?! — Умей подходить ко всему с юмором, дорогая. Это всё же дети. — Ах с юмором?! Хорошо, дорогой, — намеренно выделила обращение саркастичным тоном Миллс, — раз ты у нас юморист, то мицеллярную воду, которая бы отчистила всю красоту на твоем лице, я тебе не дам! Мылом будешь всё отмывать! — Нет, а ведь правду говорят, что устами младенцев глаголет истина. Слова на твоем лбу абсолютно точны. Не ори! Робин отошел от брюнетки, всерьез задумавшись о том, справится ли мыло с очисткой его лица. Реджина, сев на кровать, стала ватные диски и воду, принимаясь отмывать детское творчество. — Ты ведь не всерьез говорила о том, что не дашь мне эту свою водичку? Девушка промолчала, с усердием проводя по лицу диском и глядя исключительно в зеркало. — На, — швырнула она на его кровать бутылку, — чисти, нам ещё с детьми разбираться и к Голду тащиться. — Реджина, это не мы! — отвечал криком на крик Ник, испуганно глядя на девушку. — Честно, Реджина! — подтвердил Стив. — Не ругай нас, мы не причем! — Действительно, ты переборщила, — Робин положил руку на плечо девушки, но она мигом откинула её. Да, возможно, вваливаться в комнату детей и сходу орать на них не следовало. Перепуганные, они выглядели слишком жалко, делая виновной во всём саму Реджину. Теперь они точно не признаются в содеянном. — Реджина, — Ник посмотрел на девушку уверено и вздохнул, — это честно не мы, я не вру тебе. Поверь мне, пожалуйста. — Это дети из четвертого отряда, — донеслось из-за угла. Обернувшись, девушка посмотрела на Бадди, спокойно сказавшего предыдущую фразу. — Они забежали и сделали это, а мы не помешали им, потому что они старше. — Честно, Бадди? — спросил Робин, на что мальчик ответил утвердительным кивком. Реджина с сомнением смотрела на мальчишек. — Ник, ты не врёшь мне? — приблизившись к мальчику, в последний раз спросила девушка. Ей хотелось довериться этому ребёнку, потому что, казалось, до инцидента с птицей у них всё начало налаживаться. Потому что Реджина знает, что Ник хороший мальчик, и она, как и все, имеет возможность найти с ним общий язык, просто ей немного труднее. Миллс хочется в это верить, ведь иначе какой из нее педагог, если она даже не в состоянии установить контакт с ребенком? Брюнетка неосознанно закусила губу, ожидая от замолчавшего мальчика ответа, глядя на него с волнением, взглядом прося быть искренним. — Я говорю правду. Это не мы, — тихо ответил Ник, не отводя взгляда. — Ладно, — выпрямляясь и ощущая себя теперь глупо, вздохнула Реджина, — Значит, я напрасно накричала на вас. Простите, — обратилась она уже ко всем детям. Уже не глядя на мальчишек, Реджина вышла вслед за мужчиной, и её злость возросла с прежней силой, только теперь на других детей. Она зря накричала на своих, и в этом же Реджина винила не себя, не свой вспыльчивый характер, а тех же сорванцов, которые разрисовали её и Робина — Энди и его прихвостней. Реджина хотела, чтобы их, наконец, наказали, чтобы они получили по заслугам хоть за что-то, и она обязательно добьется этого. Переполненная уверенности, девушка быстрым шагом ступала по направлению к двери, с каждым мгновением становясь всё злее и злее. — Ты хочешь идти к Голду, — осторожно начал Робин, догадываясь о намерениях девушки. — Ты очень сообразителен! — Но ты сама говорила, Реджина, что он не ругает того мальчишку, так как он внук директрисы. Реджина! — брюнетка не слушала его, уже надевая балетки на ноги. — Да что?! — подняв голову, отозвалась девушка. — Ты меня вообще слышишь?! — Да-да, — застегивая ремешок на обуви, торопливо ответила девушка. — Тогда остановись хотя бы! — Робин, мне некогда с тобой болтать! Реджина было готова вылететь из корпуса и уже в одиночку отправиться к Голду, раз Робин такой медлительный тугодум, но он крепко схватил её за локоть, совсем не нежно приблизив к себе. Мужчина разозлился на импульсивную брюнетку, потому что она снова поступала, совсем не думая. Глядя на опешившую девушку, лицо которой теперь находилось в миллиметрах от его собственного, Робин перевел дыхание и перестал смотреть на её шрамик над губой, потому что тот реально отвлекал. — Живо отпустил меня! — Реджина забилась в его руках. — Почему ты всегда принимаешь физическую силу по отношению ко мне?! Я не твой ребенок! — Выслушай меня уже! — выкрикнул в лицо брюнетке Робин. Реджина покосилась на собственный локоть, отпускать который Локсли и не собирался, и, приняв решение послушать этого идиота, чтобы поскорее оказаться у старшего воспитателя, медленно кивнула: — Хорошо, я тебя слушаю. — Мы с тобой пропустили планерку, хотя посещать каждую из них просто обязаны. Мы вечно косячим, точнее, ты, постоянно и не переставая. Не перебивай! — мигом пересек попытку девушки вставить слово Робин и продолжил: — Мы также оставим детей одних, а это недопустимо. И ради чего? Голд же всё равно не будет ругать его, ты сама понимаешь это. — Чем больше жалоб, тем больше вероятность, что его накажут! Я не буду бездействовать только потому, что он внук директора! Он пользуется этим, и он бесит меня! Да и мы заодно поговорим с Голдом о Роланде, чтобы ты уже перестал ненавидеть меня за то, что я не делала! Отпусти меня уже! — Делай, как знаешь, — сдался Робин, убирая руки от Миллс. — Ты со мной? Это в твоих же интересах! — А дети? — Они справятся! Грозно взглянув на мужчину, еще более распыленная Реджина выскочила из корпуса, а он всё-таки последовал за ней, потому что разобраться действительно было надо. Реджина сумела растормошить старшего воспитателя, накинувшись на него, когда Голд как раз-таки планировал расслабиться. Обвиняя его в том, что он даже не в состоянии справиться со своими обязанностями, Реджина скандалила так громко, что Голд не мог перекричать её. Поняв, что лишь так она может добиться чего-либо, Реджина давила на Голда своими криками и в итоге довела его, так что он, сдавшись под её порывом, вместе с ней отправился в четвертый корпус. Дети всё отрицали, что было очевидно, и, в тот момент, когда Голд криком призывал Реджину успокоиться, а она продолжала ругаться на него, потому что он хотел оставить детей в покое и свалить из-за своей трусости, Робин, до этого оставаясь в сторонке, предложил: — Давайте просто посмотрим видеозаписи с камер наблюдения. У нас в коридоре ведь стоит одна, верно? — Да, посмотрите и отстаньте уже от нас! — крикнул Энди, и вожатые четвертого отряда согласно закивали. Они, встав на защиту своих детей, до этого утверждали, что Энди никуда не выходил, но Реджина сказала, что те запросто могли вылезти через окно. Робина послушали, и Голд с Реджиной, замолкнув, вдвоем быстро направились к ним в будку, пока мужчина, задержавшись в корпусе, не догнал их. Охранники быстро нашли нужную запись, ведь произошедшему не было и часа, и Реджина, устремив взгляд в экран, принялась ждать появления мальчишек. Но их не было. Оторопевшая Реджина не сводила взгляда с монитора, наблюдая, как их дети, Ник, Бадди, Стив и Тони, забежали в вожатскую, а после вышли из неё спустя какое-то время. Миллс сокрушенно смотрела на экран, понимая, что оплошала. — Это всё, что нам было нужно, — произнес Голд спокойный голосом, обратившись к охраннику. Робин закатил глаза и тихо вздохнул, чтобы не привлечь внимание к себе. Он смотрел на спину Голда, видя, как напряжен старший воспитатель, и с каким превеликим трудом он сдерживается. — Спасибо, мы уходим. Охранник вежливо улыбнулся, но на если бы сейчас на лице Голда появилась бы улыбка, он стал бы похож на умственно-лишенного маньяка, потому что нормальные люди не улыбаются, когда в их глазах пляшут черти. Заметив остервенелый взгляд старшего воспитателя, охранник сглотнул, радуясь, что он был обращен не на него, а на спину вожатой, что всё ещё смотрела в экран. Брюнетка медленно обернулась и, не глядя на Голда, вышла из помещения первой. Оказавшись на улице, Реджина сделала необычайно огромный вздох, готовясь к атаке Голда. Обреченная на крики, брюнетка понимала, что заслуживала этого — она ввалилась к мужчине, наорала на него, приплетая и другие события, даже не связанные с Энди, чуть ли не перешла на личные оскорбления, а в итоге оказалась неправой. И сейчас, когда вышедший Голд обрушил весь свой гнев на Реджину, она, стойко глядя прямо ему в глаза, почти и не слушала, насколько она ужасный вожатый, поучить которого — адское наказание. Она думала над тем, что дети обманули её, а она, идиотка, поверила да ещё и извинилась перед ними. Всё получилось так глупо, что Реджине хотелось скрыться, а не выслушивать оскорбления в свою сторону. — Ну это Вы уже перегибаете! Когда Голд начал говорить про то, что никакой педагог из Реджины никогда не выйдет, потому что общаться с детьми она, судя по всему, вообще не умеет, Робин вступился за неё. Потому что знал, что Реджина и сама так думает, и ему не хотелось, чтобы эти мысли засели в её голове. — Реджина — хороший вожатый, просто последние события изрядно её вымотали. — Да вы даже детей сейчас одних оставили, какие из вас хорошие вожатые?! Вы серьезно, Локсли?! Вы знаете вообще, что в ваши обязанности входит не пропускать планерки?! Вы и в подметки не годитесь к нормальным вожатым. Особенно вы, Реджина. Не выдержав, брюнетка отвела взгляд от Голда, а он, заметив, что задевает её, успокоился и, перестав орать, потому что тихий голос действует намного сильнее, начал говорить вкрадчиво и совсем негромко: — Давайте пройдемся по всему вашему пребыванию в моем лагере. В первый день, когда детей еще даже не было, вы умудрились пропустить планерку. Во второй вы подрались с Локсли едой в столовой. В третий подрались ваши дети, видимо, взяв с вас в пример. В четвертый ваш отряд единственный не выучил лагерную песню, хотя вы клялись мне в обратном, а в пятый… — Голд запнулся, забыв, что случилось в пятый, и Робин готов был выдохнуть, решив, что перечисление проступков Реджины закончилось, но тут Голд вспомнил и уже громче воскликнул: — А в пятый я вообще хотел вас уволить, потому девочка из вашего отряда чуть не утонула! Вы не в состоянии были проследить за детьми рано утром и подвергли опасности жизнь ребенка! Вы хоть понимаете, насколько это было серьезно?! В шестой день вы с вожатым из другого отряда своровали еду из столовой и по вашей милости этот защитник, — Голд указал взглядом на Робина, — бегал по территории в одних трусах! В седьмой день вас, слава богу, не было да и в восьмой тоже — вы ведь соизволили взять себе еще один выходной, что также недопустимо! В девятый вы донимали меня этим трупом птицы, в десятый вы с Локсли пропали во время похода, оставив своих детей на попечение другого отряда, и, наконец, сегодня, на одиннадцатый день своего пребывания здесь, вы впервые за все то время, что я здесь работаю, вывели меня из себя настолько, что я не то, что уволить, я хочу сделать так, чтобы вы никогда не получили педагогическое образование! Договорив, что хотел, Голд замолк, переводя дыхание после длинной речи. Реджина молча смотрела на него, мысленно поражаясь тому, сколько всего она успела учинить. — Ни один из вожатых не создал так много проблем, как вы! Ни один из них никогда так не доводил меня! Вы даже Локсли переплюнули, который незаконно устроил здесь своего ребенка! Робин тоже молчал, потому что Голд был прав — проблемы, созданные Миллс, изрядно потрепали нервы всем. И то, что Голд перечислил их всех без длинных пауз, явно говорит о том, что ни об одной из них он забывать не собирается. — Реджина, я повторюсь, вы самый худший вожатый из всех, кого я видел. Я бы уволил вас… — Вы обещали мне, что не сделаете этого, — заслонив Реджину, Робин снова напомнил о себе, перебив Голда и напомнив ему об их договоренности. Голд вздохнул, жестом призывая Локсли подвинуться, и Миллс, поняв его, сама вышла вперед. — Вы с Дэвидом были обязаны продежурить один раз ночью. Теперь это лишь ваша проблема, и не один день, а семь. Также, Реджина, по окончанию каждого дня, уже после вечерней планерки и как раз перед дежурством вы теперь обязаны приходить ко мне в кабинет с подробным письменным отчетом всего, что случилось с вашими детьми за день. Естественно, я не хочу контактировать с вами так часто, но я так понимаю, что это необходимо. Каждый вечер вы, сдав мне отчет, будете сидеть у меня и читать вслух документы наподобие тех, что я вам уже показывал. Те, где ясно и четко описаны ваши обязанности и то, что вам запрещено. Вы будете конспектировать почти всё, но не только прочитанное — кое-что я буду диктовать вам лично. Советую завести тетрадь и запастись терпением. А теперь исчезните и постарайтесь больше не попадаться мне на глаза, иначе я не сдержу обещания и всё-таки уволю вас, облегчив жизнь всему лагерю. Голд уже собирался уйти к себе, и Робину не стоило сейчас задавать вопросы, но он не мог сдержаться, а потому спросил последнее: — Мистер Голд, у нас ещё кое-что… — Быстрее! — Кто отнес вам документы про опекунство над моим ребенком? Голд вздохнул, глядя на Локсли, как на идиота. Зелена заходила к старшему воспитателю еще днем и говорила с ним на этот счет, но он доступно объяснил ей, что врать не будет, и, если подобный вопрос встанет, он скажет правду, дабы не дискредитировать себя, если впоследствии всё всплывет. Но сейчас Голд передумал. Он не будет оправдывать Реджину, хотя это действительно делала не она, и Голд, указав взглядом на брюнетку, тихо произнес: — А разве не ясно, кто в нашем лагере зачинщик неприятностей? — Но это не я! — в запале снова крикнула Реджина, потому что она действительно было не при чем. — Замолчите, Реджина. Мне уже тошно от вашего голоса. — Но… Голд! — Реджина, действительно, замолкни уже, пожалуйста, — повернувшись в сторону брюнетки, сказал ей Робин и, на пару с Голдом пошел подальше от этой девушки, оставив Реджину в одиночестве. Брюнетка обреченно смотрела на стоявшее вблизи дерево, с ветки которого маленькая птичка с интересом наблюдала за всей этой сценой.***
Время неуловимо приближалось к окончанию тихого часа, и уже через семь минут Робину пора было идти накрывать. Но, пока у нее было время для разговора, девушка, войдя в вожатскую, подошла к кровати Робина и села рядом с ногами лежавшего на ней мужчины. — Робин, послушай меня, пожалуйста, — обратилась она к сокурснику, мягко коснувшись его, чтобы Робин взглянул на неё. Открыв глаза, Локсли мгновенно избавился от прикосновения девушки и присел на кровати так, что теперь их лица находились на уровне друг с другом. Ему совершенно не хотелось слушать её, но Реджина смотрела на него столь сердечно, что Робин всё же позволил ей быть услышанной и молчал, глядя на неё в ожидании. — Я понимаю, что ты совсем не веришь мне, тем более после того, что сказал Голд… Но это действительно не я. Честно! Я думаю, он соврал, потому что был зол на меня, ты не вовремя спросил… — Так это я ещё и виноват? — Дослушай. Я бы никогда так не поступила, потому что мне очень нравился Роланд, и я бы ни за что не причинила ему никакого вреда, даже если бы хотела уничтожить тебя, — усмехнулась Реджина своей же последней фразе. — Ты ведь знаешь это, Робин. Пожалуйста, поверь мне. — Реджина, твои слова будто вырваны из какой-то мелодрамы. — Пожалуйста, — девушка неосознанно схватила ладони мужчины и сжала их, своими. Её руки были холодными на ощупь, но Робин не сжал их в ответ. После слов Голда о том, насколько она ужасна, Реджина остро нуждалась в поддержке хоть кого-то, а потому ей было необходимо, чтобы Робин поверил ей. Эмоции бурлили внутри, Реджина уже не могла властвовать над ними, Робин просто должен был поверить ей, иначе всё полетит к чертям. Реджина прослезилась и ненароком подумала, в какой уже раз Локсли видит её слабой. — Поверь мне, — повторила Реджина. Робин, убрав одну руку, потянулся к тумбочке и достал оттуда мятный тюбик пасты, вручая его Миллс: — Все забывал его тебе отдать. Это тот тюбик, которым ты измазала себя и меня, свалив в се на Ника. Тогда я тоже тебе доверился. — Робин, паста здесь вообще не при чем, — прервала Локсли Реджина, крепче сжав его руку и даже не глядя на тюбик. — А ещё, пока тебя не было, Роланд звонил. Реджина, не выпуская его рук из своих, приподняла бровь. — Он сломал руку и сейчас находится в больнице. Он плачет и ему больно, а я, вместо того, чтобы приехать к нему, сижу тут и разговариваю с той, кто во всем виновна. — Но это не я, Робин. Честно. Реджина не заметила, как одна слеза скатилась по её щеке, а когда ощутила её прикосновение к коже, вздрогнула. Она сидит и унижается перед ним, прося поверить в правду, а он тычет ей старым тюбиком и совсем не желает проникнуться. Реджине стало противно и, ощутив абсолютную беспомощность, перемешанную с неприязнью к Локсли, она отпустила его руку, прервав их зрительный контакт, и встала с кровати, ненарочно шмыгая носом. — Я накрою вместо тебя, — на одном дыхании произнесла Реджина севшим голосом и выскользнула из вожатской. Зрелище, как одинокая слеза медленно скатывается по щеке, тронуло мужчину, но он вовремя напомнил себе, что жалости она не заслуживает. Сейчас его тоже ребенок плачет в какой-то больнице, а он не может приехать к нему, и во всём виновна именно она. Толика сомнения, что это всё-таки не Реджина, поселилась в его голове, но очередная смс-ка от Роланда избавила его от этой мысли. Она, по мнению Локсли, не заслуживала того, чтобы Робин пытался довериться ей. Иначе всё вышло бы так, как сейчас случилось с Ником и Бадди — доверившись им, поверив, что не они изрисовали их сегодня, Реджина подставила себя же перед Голдом, из-за чего сполна отхватила. Вспомнив о детях, Робин пошел к ним разбираться, ведь всё-таки они изрисовали его, а наказаны не были.***
Реджина успокоилась и уже с тем же безразличием на лице доливала компот по кружкам. Мысли роились в голове, девушка же просто устала от всего этого. Возможно, Голд прав, и она действительно наихудший вожатый. Возможно, прав Робин, и она ужаснейший человек, даже несмотря на то, что виновником разлуке малыша, который еще и вдобавок сломал руку, она не была. Возможно, права и Зелена, утверждавшая, что доверие к Миллс никогда не приводит к чему-то хорошему, потому что она сгнившая, лживая и жуткая натура. Тогда уж правы и дети, написавшие на её же лбу, что она крикливая стерва. Правы они все, утверждавшие, насколько она плохая. И не права лишь она сама — думающая, что у нее могло бы что-то получится. Сдерживая слёзы, Реджина закончила с компотом и написала Робину сообщение. Никто не говорил, что дожидаться его и детей было обязательно, а потому брюнетка ушла из столовой. Сейчас, после всего случившегося, ей будет еще труднее из-за возложенной дополнительной работы мистера Голда. И по сути, она сама была виновата во всём этом, ведь она же доверилась детям и, не проверив их, начала кричать на воспитателя, сорвавшись и на него. Может, ей стоило послушаться Робина и вообще не идти к Голду, но одна мысль о том, что Локсли прав, вызывала тошноту. Да, её вина во всём этом была огромна, но Миллс всегда было сложно признавать это. Поэтому все мысли Реджины сложились так, что виноватым оказался Локсли. Ведь если бы постоянные разбирательства с ним, Реджина бы, возможно, уследила за Джулией, и та вообще не попала бы под шантаж Энди, если бы не они, Реджина не нервничала так сильно и не срывалась бы абсолютно на всех, если бы не Локсли, у нее, возможно, получилось бы пройти практику нормально. Омерзение к Локсли показалось Реджине оправданным, и она, прекратив раскисать, успокоилась. Она пыталась добиться от него доверия, но если он хочет думать, что во всем виновата она, пусть делает так дальше. Пусть он ненавидит её, ей уже всё равно. Потому что она испытывает схожие чувства.
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.