Орден "Красная звезда"

Ахмеду, семнадцатилетнему пуштунскому повстанцу, немилосердно хотелось спать. Когда-то он, будучи еще совсем юным бачонком, с искренним восторгом взирал на вооруженных мужчин своего племени, которые представлялись ему самыми отважными и сильными воинами на свете. Они, взрослые пуштуны, имели самые настоящие автоматы, стреляющие часто и густо - не то что старая английская винтовка дедушки Халика, из которой старик временами учил своих многочисленных внуков стрелять, с детства приучая их к оружию. Они ходили на далекие и загадочные битвы с не менее загадочными Паки-Аскар*, с которых возвращались уставшие и довольные. Они собирались на советы, где обсуждали дела племени - важные, надменные, осознающие себя вершителями судеб. А самое главное - к ним благоволили все женщины племени, от старых вдов до совсем юных девушек. Им не приходилось искать и добиваться благосклонности - напротив, сами всегда имели возможность выбирать. И Ахмед, глядя на них восторженно, еще в детстве решил, что станет таким же защитником племени, как и они. Вот только в данный момент Ахмеду было наплевать и на красавиц, и на собственный статус, и на детские мечты. Взявшись в семнадцать лет за оружие, он быстро избавился от ореола романтики, окружавшего вооруженных мужчин - членов племенного ополчения. И ему страшно хотелось спать, а не дежурить на окраине кишлака, перехватив такой тяжелый и неудобный автомат - даже без ремня. Но спать было нельзя. Заснул на посту - можно уже не проснуться. Паки-Аскар, может, были мародерами, убийцами и грабителями, предпочитающими иметь дело с беззащитными женщинами и стариками, а не с вооруженными мужчинами, но трусами они не были и воевать, как бы ни было это противно признавать, умели. Заснул на посту - Паки-Аскар зарежет тебя. А потом придет в твой кишлак и убьет там всех - и дедушку Халика, и кареокую Гульназ, о которой темными ночами вздыхал Ахмед, и тяжелораненого отца, мечущегося в бреду на соломенном тюфяке. Спать было нельзя, и Ахмед это знал. Но спать хотелось. Глаза сами слипались, ноги подкашивались, автомат приобрел просто-таки каменную тяжесть. Ахмед широко зевнул, зажмурившись. А приоткрыв глаза - обомлел. По извилистой тропинке, что вела к кишлаку, спокойно шел чужак, причем чужак вооруженный - острые глаза молодого пуштуна заметили характерный силуэт американской винтовки. Чужак был обут в крепкие армейские ботинки, в кои заправлялись камуфляжные штаны. Китайская разгрузка-лифчик с распиханными по кармашкам магазинами, автомат на груди, на поясе кобура - вооружен незваный гость был знатно. Впрочем, агрессивных намерений он явно не демонстрировал - просто шел, опираясь на посох, вечный атрибут путника. И Ахмеда явно видел, поскольку тот, убрав руку с автомата, поднял ее. - Стой! Стрелять буду! - крикнул Ахмед, на всякий случай направив на него автомат и передернув затвор. Звякнув, поскакал по камням вылетевший из патронника патрон. - Кто ты и куда идешь? Незнакомец поднял обе руки и, глянув на Ахмеда, ответил на скверном пуштунском: - Салам алейкум! Не стреляй! Я путник, ищу ночлега! Ахмед несколько расслабился, но продолжил держать чужака на прицеле. Затем, подумав, поинтересовался: - Пашту паежим**? - На паежим, бача. - ответил путник. - Зэ Руси. За зэй? Ахмед задумался. Еще недавно он бы выпустил в русского целый магазин, однако буквально день тому назад по племенным ополчениям стал распространяться категорический наказ военного вождя - в руси не стрелять, а принимать их как гостей. Тому всячески способствовало резкое увеличение количества современного оружия в повстанческих армиях, а потому русский советник в каждом селе являлся почетным гостем. Ахмед опустил автомат и крикнул: - За, рафик! Мельмахан ба! Появление русского в кишлаке не стало чем-то из ряда вон выходящим. Дедушка Халик, старейшина кишлака, спокойно выслушал Ахмеда, проводившего путника к нему, отправил того обратно и вызвал двоюродного племянника, бежавшего из Афганистана от войны вместе с семьей к родне. Дядя Рахим отслужил в афганской армии и лично учился у советников-шурави. Вместе с владением зенитным пулеметом ДШК русские научили его своему языку - по крайней мере, он так утверждал. Иногда даже говорил на нем, ввергая родню в изумление непонятными словами вроде "пилять" и "ваюмат". Кто мог знать, что его это странное умение, служившее лишь потехой для местных ребятишек, могло сослужить теперь хорошую службу его носителю? *** Старый Халик, глава совета старейшин кишлака, всматривался в лицо русского, неярко проявляющееся в отблесках огня очага в хижине. Вглядывался - и не мог понять, чем же оно его так смущает. И лишь когда тот нервно заскреб в густой длинной бороде, он понял - борода! Русские обычно не бородаты. В исключительных случаях у них она короткая и ровная, аккуратно подстриженная. У путника же она была клочковатая, длинная и неухоженная. Как будто он долгое время жил среди пуштунов, ел с ними их нехитрую еду, пас коз и занимался главным пуштунским делом. Войной. Впрочем, цепкий, острый взгляд русского выдавал в нем воина гораздо лучше, чем количество оружия на нем - у входа в хижину русский оставил винтовку, отстегнул портупею с двумя кобурами, отложил нож. Рядом с русским неподвижно застыл, усевшись на циновке, Ахмед. Он молчал - первое слово всегда говорит старший годами. - Откуда ты, русский? - спросил его Халик, и Ахмед тут же продублировал его вопрос. Русский вздрогнул, чему-то усмехнулся и ответил. Ахмед тут же перевел. - Он говорит, что сбежал из плена. Пакистанцы хотели его казнить на потеху боевикам, но он сумел сбежать. Халик понимающе покачал головой. Пуштунским племенам Пакистана боевики были не друзья - скорее наоборот. Там, где появлялся лагерь боевиков, непременно следом появлялись и муллы-ваххабиты, которые сманивали молодежь из окрестных кишлаков и дурманили им головы пропагандой, заставляя их, отрекшись от семьи, дома и рода, идти воевать за Аллаха. А угодны ли Аллаху лишние смерти правоверных? Впрочем, пуштуны никогда не были особенно религиозны. Перед Кораном у них стоял неписаный кодекс чести Пуштун-Валлай, ставивший во главу угла не Аллаха, а пуштунский род, к которому принадлежал пуштун. Отрекшись от Пуштун-Валлай, он становился изгоев. - Спроси у русского, откуда у него оружие Амрикай и их военная форма? Снова короткий вопрос, снова ответ. - Он говорит, что его передали Амрикай, которые хотели его увезти. Но пуштуны напали на них и убили их, а его не тронули. Он сумел забрать их оружие и сбежать. И это не было для старика откровением - конечно, присутствие американцев старались держать в тайне. Но какая может быть тайна на Востоке, где у каждого камня есть уши? И, что не менее важно, у каждого камня есть и язык. - Сейчас мы ведем войну с Паки-Аскар. - тихо проронил Халик. - И нам нужны смелые воины. Мы можем тебя принять, но только в том случае, если ты будешь воевать бок о бок с нами, как настоящий пуштун. Вы, русские, хорошие воины, иначе бы Паки-Аскар не отправляли на бой с вами столько воинов, из которых возвращаются единицы. Если ты поможешь нам отстоять нашу родную землю от подлых убийц и прогнать их прочь, мы готовы помочь тебе вернуться домой. Ахмед четко выговаривал русские слова, помогая себе жестами. Русский понимающе кивал. Затем кивнул и сказал непосредственно Халику на пушту: - Я вас понимаю. Я готов сражаться вместе с вами. * Паки-Аскар - пакистанский солдат ** - Говоришь на пуштунском? - Не говорю, парень. Я русский. Я войду? - Входи, товарищ! Гостем будешь!