Гром и молнии

У меня была самая настоящая трясучка. Все зачёты были уже позади. Сейчас, оставалось всего около пятнадцати минут до итогового теста по японскому. Меня трясло, как будто я болела эпилепсией, хотя такого не могло быть и в помине. Акаши стоял рядом, то и дело украдкой поглядывал на меня, наверное думал, что я не увижу его едва заметные наполнение волнение косые взгляды. Да, было очень странно видеть сурового и самого холодного парня в нашей таким взвинченными и взволнованным. И если бы это касалось его, нет, взгляды были адресованы именно мне: гайдзину и хафу. Я считаю, что даже не смотря на наши с ним чувства к друг другу, такой как Акаши не должен волноваться о такой как я. — Успокойся, Рей, — сурово советует он, спокойно реагируя на мои нервные, дёрганные движения, — Если напишешь выше 80 баллов, получишь поощрение, — невозмутимо продолжает он, вызывая во мне волну странного интереса и недовольства. Проходной бал в класс: 2-1, был 80 баллов, в 2-2 был 65 баллов. Мой максимальный балл по японскому был равен 71. Что, как оказалось, было весьма не плохо для гайдзина. Но, как показала практика, мои баллы могли быть и выше. На крайний случай десять минут назад я спрятала шпаргалку в туалетной кабинке. — Какое? — немного оживилась я, ещё бы, ведь Акаши, не делал мне «поощрений». Да вообще, наше общение почти что и не изменилось, разве что, некоторые моменты появились, не свойственные просто одноклассникам. Мы ведь с ним даже не встречаемся. Я даже не знала как можно назвать наши с ним отношения. У него девушка, которая, как я поняла из того, что я смогла выяснить о ней, лечит какую-то старую травму в Германии. Но всё же, она вернётся в Японию, в любом случаи. Она чистокровная японка, представительница тех, кого мы простые смертные называем «Голубая кровь», ровным счёт, такая же как и Акаши. Зачем он решил завести со мной отношения, я не знаю. — Если напишешь, узнаешь, — без шанса на возражение или возмущение. Пожалуй, ему такое поведение идёт больше, чем, если бы он сюсюкался со мной, или же, растекался розовой лужицей, каждый раз, когда видит меня. — Просим всех учеников занять свои места в аудиториях. — раздался женский голос из колонок. Я глубоко вздыхаю, и повернув налево захожу в свой класс, а Акаши в тот, что находился справа от него через два кабинета. Далековато. Ну что же, ради того, чтобы получить что-то от Акаши, можно и попытаться. Давай, Александра Щербатюк, ты сможешь! Я выползаю из класса одна из последних, мой мозг буквально кипел. Я зашла в туалет и прислонилась головой к холодному кафелю. Чувствуя, как нагревается плитка. Я слышу как открывается дверь и спешно становлюсь напротив зеркала, делая вид, что я поправляю хвост. В зеркальной поверхности отражается невысокая девушка, которую, я без труда узнаю. Хираи Мари. Она молча протягивает мне какой-то конверт. — Что это? — Меня просили передать, — еле слышно произносит она, с какой-то горечью в голосе, и развернувшись на небольших каблучках почти что бегом выскочила из помещения. Я повертела конверт в руках, где на титульной стороне аккуратными иероглифами было выведено: «Курихаре Рей». Я вскрываю конверт и достаю в двое сложенную бумажку. Текст выведен такими же аккуратными и чёткими иероглифами. Но, чем дальше я читаю, тем больнее становится на душе. Словно душу режут изнутри.

« Здравствуй, Рей. Думаю, ты уже достаточно узнала обо мне. Знай, у меня есть свои глаза и уши. Ни кто в этой школе не посмеет восстать против меня. Ты обречена на поражение, Сейджуро будет моим. Ты ничего не сможешь изменить, всё уже предрешено. Аоки Хоши»

Значит, Хираи Мари была её шпионом? Именно по этому она спала с моим братом, чтобы побольше узнать обо мне. Но кто же ещё? Чёрт побери, почему я опять вляпалась во что-то странное?! Аоки Хоши, мы с тобой ещё повоюем! Я не хочу снова терять любовь, которая таким трудом мне досталась. Не хочу, чтобы моё РПВ прогрессировало. Только не снова. С таким боевым настроем я пешком иду до дома, а когда я захожу чуть не падаю на ровном месте. За столом сидит мой брат и… Акаши? Что он тут блять забыл? Я конечно рада его видеть, но не пьющим чай с моим братом, который обычно потенциально ненавидит всех парней, что крутятся около меня. Как Маруяму, например. — Мы ожидали тебя несколько раньше, — едко произносит Рио, ставя расписную кружку на стол. В его голубых глазах играют искорки укора и странного злорадства. Только не это. Он в крайне хорошем расположении духа, — Ты что, уснула по дороге? — Завязывай с этим, Вадим, — холодно цежу сквозь плотно сжатые зубы, неосознанно переходя на родной, русский, язык. А чуть позднее добавляю уже на японском, — Я сейчас приду. Я взбегаю вверх по лестнице, быстро вымыв руки, на всякий случай на скорую руку прибралась в комнате. Я натягиваю чуть великоватую майку-борцовку, и домашние растянутые спортивные шорты, возвращаюсь на кухню. Рио бросает на меня весёлый взгляд, и поставив кружку в раковину, говорит, что пойдёт погуляет. Я пожимаю плечами, и просто киваю. Я только хочу заикнутся про экзамены, как вспоминаю, что мы все уже всё сдали. — Кушать хочешь? — тихо спрашиваю я, поворачиваясь к Акаши спиной. Потому что сама я, дико хочу есть. — Нет, спасибо. Я тяжело вздыхаю, и достаю из холодильника бутылочку сока. За пару глотков осушаю её, чтобы голод чувствовался не так остро. Вдруг, я чувствую, как ладонь Акаши ложиться на бугристую поверхность шрамов, меня как током ударило. По коже пробежал разряд. Отдаваясь, каким-то странным теплом по всему телу. — Откуда они? — его дыхание ласкает заднею сторону шеи, вызывая табун приятных мурашек. Что с моим телом? — Несчастный случай, — почему-то хрипло шепчу я, чувствуя своей спиной его широкую грудь. Он прижимается ко мне так, словно боится меня потерять. Во мне это вызывает противоречивые чувства: трепет и непонимание. Если у них с Аоки было всё так серьёзно, то зачем ему я? Неужели он так основательно и бесповоротно влюбился? Я не понимаю, как я оказываюсь усажена на столешницу, и как мои ноги обвили его талию. А его горячие сухие губы начали терзать мои, как сильные тренированные руки сажали в тески талию и пробрались как-то под майку. Как мои руки обвили его шею вплетаясь в отросшие алые пряди. Я горела. Всё тело пылало, словно меня опустили кипяток. Мы наслаждались этим, словно голодные звери. — Шторы не сожгите! — сварливо сетует брат проходя мимо кухни, — И да! Предохраняйтесь что-ли, а то мне племянники не нужны! — весело добавляет он, и я не удержавшись кидаю в него пустую бутылку из-под сока, на удивление, попадаю точно в лоб. Он добавляет что-то ещё, но я его уже не слышу, потому что он скрылся в прихожей. Как это на тебя похоже, братец. — Я после экзамена получила письмо… — немного отдышавшись произношу я, всё ещё сомневаясь в правильности своего поступка. Не уверена, что я должна так поступать, противное чувство грезит изнутри, словно я… жалуюсь ему. Противно это осознавать, противно до дрожи, до глубокой ненависти к себе самой. За свою слабость и беспомощность, за свою жалкость. — От Хоши. Я знаю. — говорит так, как будто это что-то саморазумеещиеся. Что же, видимо оно так и есть. — Почему Хираи стала её… Информатором, и как ты узнал, что я получила письмо? — от былого настроя ни осталось и следа, только странное тянущие чувство внутри. Все же остальные, пока что не атрофировавшиеся чувства, отвечающие за относительно сносную мозговую деятельность были навострены до предела. — Хираи восхищалась Хоши, и одновременно боялась. Она изначально заработала себе репутацию человека, который при необходимости пойдёт по головам. Прибавь к этому статус её семьи, и то, что она в ходит в пятёрку лучших учеников школы. — с печальной усмешкой произносит он, буд то зачитывает смертный приговор. Мне. — А это письмо. У нас с Хоши один информатор. — кривясь, произносит он. — Хираи? — не уверена в том, что я правильно предположила, и как оказалось не зря. Акаши качает головой. И сконфуженно, или мне всё-таки показалось, садится на стул. — Твой брат сказал, что ты рисуешь, — я ударяю себя полбу, сокрушаясь тому, какой мой брат бывает болтливый, особенно тогда, когда это не следует. Это конечно не для кого не было тайной. Но после того как я закончила художку, я особо то и не рисовала, а когда умер Олег, так забросила на совсем, только если просыпались какие-то позывы порисовать, то это были какие-то сумбурные и пугающие наброски. — Рисовала. — с нажимом произношу я, всё ещё сидя на кухонной тумбе и забавно болтая ногами, словно малое дитя. Хотя, мне всего-то семнадцати, но такое чувство что мне далеко за 30. Последний год я чувствовала себя вдовой, которая прожила с мужем 50 лет, а её самый родной и близкий человек умер несколькими месяцами ранее. Да пожалуй именно так. — Но могу показать свои старые работы, — всё-таки сдаюсь я, сокрушённая его пронзительным взглядом, таким прекрасных алых глаз. Так… Кажется, меня унесло не в ту степь. Я спрыгиваю на пол, и добавляю уже куда миролюбивее, — Пойдём, они в моей комнате. И не смотри на меня так, мне просто чертовки лень бегать туда сюда по лестнице. О том, что последнею неделю я просыпаюсь в страшных агониях, я умалчиваю. Причина моих пробуждений мне не известна и не интересна, как ни странно. Я вообще была человеком, которого мало интересует то, что происходит с моим телом и почему. Мне было абсолютно наплевать. И то, что посреди ночи в диапазоне с полчетвёртого до пол шестого утра, с периодичностью одна неделю раз в три месяца, у меня появлялись страшные судороги несчастной правой ноге. Сколько она повидала-то! Два разрыва связок, два надрыва, один несчастный недовывих и огромной количество лёгких растяжений голеностопа. Какое-то воспаление коленного сустава, обнаруженное ещё в седьмом классе. Думаю неудивительно, что боль адская. Особенно бесит то, что чтобы не вопить как будто меня режут я должна либо как-то её разработать, либо походить. Что во всех случаях приравнивается практически к нулю, ибо сплю я на животе у самой стенки. Надеюсь, что это скоро закончится. Достало уже, ходить тоже больно. Наверное, стоит посетить травматолога. Пока я достаю из нижнего ящика комода несколько толстых папок, Акаши что-то рассматривает на столе. Блять!!! Там же набросок, нарисованный мной вчера, который чётко отразил моё настроение. Акаши хмыкает, беря блокнот, стыренный у мамы ещё прошлым летом, когда она была на каких-то там курсах и целый месяц жила дома. Что несомненно радовало. — Несколько пессимистично, — отзывается парень, рассматривая мой милый череп (который нарисованный) и несколько цветочков на нём. Да-да, вот такое у меня было настроение. Полное уныние и страх перед экзаменом по японскому. Я вообще раньше часто рисовала по настроению, а сейчас у меня один сплошной негатив, а не настроение. — Но нарисовано красиво. — Спасибо — я натягиваю на себя улыбку, которая почему-то не вяжется с моим настроением, — Вот, всё, что откапала, — я кладу на одну половину кровати папки стандартного, для любого ходившего в художку или изостудию человека, формата А3. Сама же растягиваюсь пластом на другой половине кровати лицом уткнувшись в ворох подушек. Я истощена, как физически, так и морально. Но больше физически. Хотя… Надо бы к психологу в Токио наведаться. Акаши шуршит бумагой, смотря на мои криворукие работы. Сама я поворачиваюсь набок и обняв полуживую мягкую подушку смотрю на парня, даже не замечаю как веки тяжелеют, а я засыпаю рядом с красноволосым дьяволом. Просыпаюсь я от того, что кто-то пытается запихать меня под одеяло. Я сонно озираюсь по сторонам в поисках брата, но нахожу того, кого не ждала. Акаши. Я впиваюсь взглядом в электронные часы, которые показывают десять вечера. А Рио ещё разве нет? Он ушёл, когда не было и четырёх часов вечера. — Этой блудливой морды всё ещё нет? — выдаю первое, что мой пока что сонный мозг смог сгенерировать из моих не таких уж и приличных мыслей в адрес брата. Акаши красноречиво отвечает взглядом и потянувшись падаю обратно на покрывало, вызывая тихий смешок со стороны парня, — Можешь дать мне мой мобильник, он в пиджаке, пиджак где-то там, — я неопределённо махнула в сторону вешалки для школьной формы, снова падая на кровать, спать больше не хотелось. Как ни странно, парень встал и принёс мне мою прелесть, я поблагодарила его, начала открывать аж 4 сообщения от брата. Моё настроение с растерянного сменилось некой злостью и непониманием, как можно быть таким наглым! «Надеюсь вы правильно потратите те пару часов что я вам подарил» — это первое сообщение было отправлено сразу после того, как эта лисья морда свалила из дома под предлогом «Я пошел гулять». «Я случайно встретил Юми, и теперь действительно ушёл гулять» — второе сообщение, написанное через полчаса после первого, что меня несколько удивило. Амай Юми — девушка Рио, с которой он встречался уже два месяца. Конечно, как и любая правда, она была не очень приятной. Юми симпатизировала ему и была влюблена, а мой брат, как и большинство мужиков использовал её для удовлетворения своих физических потребностей. Как выразился сам Рио «Переспать пару раз с ней, мне стоило дешевле, чем снять шлюху, с точно такой же внешностью и фигурой». Мне противно об этом даже думать, а ещё жалко эту девочку. Хотя сама виновата. Такие как мой брат, те ещё сволочи. «Мы как-то попали в клуб, скоро я буду не в состояние тебе писать» — третье сообщение, после которого примерно через час, то есть минут пять назад приходит четвёртое сообщение: «Сегодня я ночую у Юми, в лучшем случаи вернусь к обеду». — Алкоголик чёртов, — шиплю я на родном языке, ловя непонимающий взгляд сидящего рядом парня, продолжаю уже на знакомом нам двоим языке, — Мой брат редкостная сволочь. Ушёл отрываться, трахаться и вернётся в лучшем случаи завтра вечером. — Что тебе мешает повторить его «подвиги», но уже дома? — саркастично тянет он, передавая всё что он хотел бы передать глазами, как ни странно, почти получалось. Что-то во мне в очередной раз дрогнуло. И я попыталась скрыть своё смущение в ехидном: — Ну ещё бы, мне только спаивать детей не хватало! — Я старше тебя, — с нажимом говорит он, да так, что по спине пробегает ток. Чёртов Акаши, ты меня в могилу загонишь так. Тем немение я нахожу что ответить: — Я вообще-то про себя, — я пытаюсь куда-то себя деть, где-то подсознательно отгоняя мысль о том, что сейчас может случится то, о чём мне так «ненавязчиво» намекал брат. Что-то во мне ёкает, когда его рука дотрагивается до моей шеи, и вздрагиваю от того, насколько это прикосновение приятно. Кровь бурлит и стучит где-то в висках, от одной мысли, что это всё-таки может случится. Его рука проводит линию от задней стороны уха до ямочки между ключиц. И то, что я всеми силами держала в себе вырывается наружу. Я буквально набрасываюсь на него, завалив его на покрывало, целуя жадно, страстно и долго. Безумно долго и приятно. Оседлав его бёдра, спускаю с поводка всю свою страсть, кусаю и целую шею и ключицы. Руки исследуют накаченное, жилистое тельце. Но видимо Мой Император не привык к тому, что он снизу, и спустя несколько мгновений я оказываюсь под ним, чувствуя как его тело напрягается от того, что я нежно вывожу на его шеи замысловатые узоры. Тихий рык. Я уверенно стягиваю с него футболку. А моя майка когда успела потеряться? От укуса в районе шеи я чуть ли не откидываю коньки от удовольствия, мои громкий стон видимо не то оглушил, не то удивил парня. — Ты уверена? — как-то робко роняет он, что вызывает у меня странное смятение, но мыслить здраво уже не могу. И я просто киваю. Что будет дальше, меня не волнует. Пока что. А потом при свете тусклого ночника мы отдавались друг другу всецело и без остатка. Поцелуи, укусы, стоны, крики смешались в одну пошлую симфонию. Ночь пропитанная страстью, нежностью и как ни странно любовью. Один долгий оргазм на двоих. Дрожь не унималась долгие десять минут, пока я приходила в себя, прижавшись всем крохотным тельцем к Акаши… Нет к Сейджуро. А потом я просто засыпаю. На душе так легко и спокойно, как не было уже очень давно. Кажется, я разделила ложе с дьяволом и уснула в его же объятиях. С чертовски красивым дьяволом.