На расстоянии в полдыхания

Это был непростой день. Странный какой-то. Необычный. Один из тех дней, когда в жизни вроде всё хорошо, но в душе бурлит непонятное ощущение неясности, смешение чувств, двоякие вопросы. Обоюдная неловкость. Сомнения. Мысли вокруг. И чувство непостижимой потери. Хотелось каких-то объяснений. Хотя бы каких-то. Неважно: логических или не очень, но объяснений. Но, от кого их ждать и по каким причинам, Марисса не знала. Да и как все объяснить? Как можно объяснить то, чего нет? Странно все. Непонятно как-то. Марисса Пиа Андраде Спирито не понимала себя: что делать завтра, как себя вести, где искать выход, к чему прийти. Не понимала, почему жизнь её заставляет быть другой. Не могла понять, где брать в себе внутренней силы, чтобы на полдистанции не сдаться и не упасть. Не знала, как стать сильнее. Не ведала, где искать ответы на сотни немых вопросов и, самое главное – не понимала, зачем Море Бустаманте именно завтра понадобилось улетать из страны. Она внимательно смотрела на женщину, следила за каждым её движением, и хладнокровие брюнетки её почему-то нервировало. Внутри всё сжималось, словно в предчувствии разоблачения. Девушка обняла себя руками, как будто ей очень холодно, и подошла к окну. Зажмурилась на секунду. Выдохнула. Чуть шевельнула губами, вздохнула, и, поймав теплый понимающий взгляд брюнетки напротив, вдруг подумала, что на самом деле всё не так и плохо. Особенно, когда ты разделяешь свое одиночество в компании дорогого тебе человека, и, несмотря на то, что часто ваши взгляды на жизнь не совпадают, ты доверчиво бережешь каждую секунду этого момента. Она улыбнулась женщине, как-то по-детски сорвалась с места, снова прилегла на диван, придвинулась поближе к Море и положила голову ей на колени. Сеньора Бустаманте улыбнулась в ответ и успокаивающе погладила её по волосам. Провела ладонью по плечам и нежно по-матерински поцеловала в лоб. Марисса тут же откликнулась на это движение, про себя улыбнулась в ответ и хмыкнула: – Решила отвлечь меня от плохих мыслей? Брюнетка ничего не ответила, просто, не поднимаясь с дивана, достала из кресла клетчатый плед, накрыла ноги Мариссе и продолжила нежно гладить девушку по волосам. Рыжеволосая, словно куталась в эти заботливые движения, сильнее прижимаясь к своей гостье, и на сердце становилось так спокойно. Удивительно, как несколько секунд нежности могут изменить тебя внутри. Забылись непонятные эмоции, старые обиды, невольные страхи. Она радовалась каждому прикосновению, грелась непонятным теплом и отдавалась давно незнакомому чувству женской заботы. Был миг. В голове начался приятный гул, на душе стало легко, и воздух, что она вдохнула в этот момент, показался по-особому чистым и опьяняющим. Марисса выждала минуту или две, сама не знала сколько, минуты слились в единый бесконечный поток, взяла Мору за руку, замыкая круг объятий на своих плечах и ещё сильнее прижалась к ней. – А помнишь, более пяти лет назад, в клинике, ты тоже меня вот так гладила по голове, только волос у меня почти не было. Никогда не забуду тот день, когда ты прилетела. Неожиданно, но так вовремя, так нужно. – Конечно, помню, – Мора Бустаманте снова поцеловала Мариссу в лоб, подтянула плед почти до шеи девушки и аккуратно расправила его. Её руки были по-особому теплыми, казалось даже, что это тепло она не спутает ни с каким другим, ибо только эта удивительно сильная женщина владела особым даром - одним прикосновением исцелять уставшую и израненную душу. Вот так просто. – Тогда надежды практически не было, но ты мне сказала "Не верь!". И я не поверила. – А что изменилось сейчас? Та маленькая беззащитная девочка с миланской клиники, которую я несколько раз навещала намного сильнее той, которая сейчас лежит на моих коленях. Почему? Марисса сначала подняла только голову и искоса посмотрела на Мору. Долго так смотрела. Но, поняв, что женщина отступать не собирается, сбросила из себя плед и поднялась на ноги. Её неожиданный, но слишком предвиденный вопрос почему-то испугал. Спирито поспешила отвернуться к окну. Только спиной чувствовала, как Мора Бустаманте сверлит её взглядом. – Не обращай внимания, – начала отвечать. – Всё со мной нормально. Просто, не надо было мне сюда возвращаться. Медленно обернулась и напряглась. Мора сделала вид, что удивилась. – Знаешь, когда я решила купить билет в Буэнос-Айрес, я не испугалась. Мне было комфортно, словно так и должно быть. Мне казалось, что мой приезд подведет к черте, на которой нужно будет принимать новые решения. Важные решения. Вроде бы глупо, ведь всё  и так было хорошо, без всяческих эксцессов, но я не задумывалась о последствиях. Упаковала чемодан, позвонила Мануэлю и тут же поняла, что этот рейс за тысячи километров меня изменит. Эта мысль ненадолго отрезвила, я удивилась самой себе, но знала, что это правильный шаг. Понимаешь, чувствовала. Но обычно у людей жизнь делится на до болезни и после выздоровления. А у меня она поделилась на до и после ровно тогда, когда я  сделала первый шаг в El Estilo. Прямо в вестибюле. – Но почему? – не понимала Мора. – Все хорошо. Ты здорова. Даст Бог, с Фабрицио все будет хорошо. Мии ты рассказала правду. Ты даже работаешь в компании моего сына. Неплохо как для начала. Живи дальше. – Это не просто. Трудно, – девушка посмотрела на Мору и с сожалением покачала головой. - Понимаешь, когда я прилетела, я знала, что меня ждет непонимание. Но Пабло... – Так, давай сначала, – перебила Мора. – Что такого натворил Пабло? Я не понимаю. Вот, правда, не понимаю. Ты рассчитывала, что он сразу встретит тебя с теплыми объятиями? Тогда ты совсем не знаешь моего сына, – улыбнулась женщина. – Мы, кажется, уже об этом говорили. – В том то и дело, что ничего, – Марисса выпрямилась, вцепилась в подлокотник ближайшего кресла и, не поворачиваясь, продолжила. – Нет, я не ждала объятий или признаний в любви. Это было бы глупо. Я это прекрасно понимаю. Я ждала эмоций. Я ждала, что он будет злиться, кричать на меня, обвинять в измене, задавать неудобные вопросы, может, бросит в меня чем-то. Будет упрекать. Так бы было намного легче. Намного. Понимаешь? – Легче тебе? Бедная моя девочка, – помотала головой Мора. Как ни странно, она продолжала улыбаться. – Он ведет себя так, как будто никогда меня не знал. Словно я на самом деле случайный акционер, требующий определенных прав в компании. Никакой излишней мимики или жестов. Что в этом смешного? – девушка резко отреагировала на легкий хохот за спиной. Она откровенно злилась и никак не могла понять, почему Мора смеется, но все же продолжила. –  В пятницу пришел ко мне в кабинет, чтобы спросить, разобралась ли я с компьютером Гидо, и всё ли мне понятно. Никакой страсти в глазах, ненависти или обиды. Вообще ничего. Понимаешь, ни-че-го. Он даже не пытается меня задеть или привлечь к себе внимание. Мог бы сделать вид, что разговаривает с Андреа по телефону, чтобы я приревновала. Или разозлиться, потому-что я на заседании раскритиковала его антикризисный план. Хоть как-то задеть, сделать больно, отомстить. Но нет. Сухо сказал "Жду предложений. Особенно от сеньориты Спирито". Где я ему тех предложений наберу? Меня как будто никогда не было в его жизни. – Какая катастрофа, – с иронией ответила Мора. – Видимо, я плохо воспитала своего сына, если он не научился бросаться тяжелыми предметами в хрупких беззащитных девушек или хотя бы заставить тебя ревновать. Прогалина с моей стороны, каюсь. – Ты с меня смеешься? Издеваешься, да? – с нескрываемой обидой переспросила рыжая. – Марисса, тебе то самой не смешно? – Мора поднялась с дивана. – Ты сейчас рассуждаешь как подросток. Спирито неуверенно усмехнулась, снова отвернулась к окну и сомкнула глаза. Мора шагнула ближе к ней, за руку поймала и притянула обратно. Всё произошло молниеносно, Марисса даже не успела отреагировать. Оказалась прижатой к груди брюнетки, та крепко обняла её за плечи. Мариссу снова окутало теплом, она словно повисла у женщины на руках, только сильнее вцепилась в лацкан её блузки. Это длилось совсем недолго – удивление, тепло, надежда. Девушка отстранилась, встретилась с тёплым взглядом, который словно говорил "все будет хорошо", и поверила. Море Бустаманте она верила всегда. – Я слишком хорошо знаю своего сына. Гораздо лучше, чем ты. Я не собираюсь сейчас тебе выдавать все секреты его характера. Зачем? Это ваша общая история, и ты сама должна написать свою часть, без моего участия. У тебя ещё не все потеряно, поверь мне. Марисса верила. Не спрашивала, о каких секретах говорила мать Пабло. Но твердо знала, что та права. Хотела знать. Очень хотела. Ведь именно эта надежда ей сегодня была нужна. Как воздух. Любовь и терпение этой удивительной женщины всегда были рядом с ней. Это ей она впервые позвонила и сказала о болезни. А уже потом был Мануэль. Это с ней она провела несколько часов за закрытыми дверями гостиничного номера, составляя план действий. Мора её тогда не поддержала, категорически была против того, что Марисса скрывает правду от Сони и Пабло, но все же позволила сделать выбор самостоятельно – пообещала, что ни при каких обстоятельствах никому ничего не скажет. Это ей она звонила в минуты глубокого отчаяния и в ней черпала веру, что в жизни можно победить всё, даже тогда, когда в тебя не верит никто. И сейчас у неё не было причин сомневаться в Море Бустаманте, просто ждать было невыносимо и горько. – Скажи, как обстоят дела с Хавьером? Ты за сегодня не коснулась этой темы ни разу, – неожиданный вопрос возвратил Мариссу из её размышлений. – Трудно сказать. Мне никто ничего не говорит. Думаю, что не просто. Пабло с Ману постоянно вместе в одном кабинете. Только вот совещание провел по поводу антикризисного плана. Даже меня пригласил. Просил ознакомиться. Но, как я тебе уже сказала, мне план не понравился. Знаю только, что банк не выдал нам кредит. Но на какую сумму, на сколько важный этот кредит для компании я не знаю. Я занимаюсь делами Гидо, но пока не имею доступа ко всем важным документам. Думаю, что Пабло наиболее важные дела Лассена  передал Ману, или сам их выполняет. У меня там мелочь, если вдуматься – несколько контрактов, оформление магазинов и всякая другая чепуха. В офисе постоянно чужие люди. Вместе с Аланисом пытаются что-то вынюхать, но насколько всё плохо я не знаю. Вчера позвонила Ману, но он отказался мне предоставить информацию. Сказал, что меня это не касается и чтобы я не вмешивалась. Как-то так. – Чует мое сердце, Хавьер не просто так начал эту проверку, – обеспокоенно начала Мора. – Думаю, да. – А с Андреа вы уже виделись? – несмело спросила брюнетка. – Нет, – с какой-то непонятной обидой в голосе ответила Марисса. – Я только знаю, что она должна была прилететь в эти выходные и с понедельника будет на работе, в офисе, то есть завтра, – Мора про себя отметила, что последнюю фразу девушка произнесла как-то странно,  как будто завтра начнется война, и Марисса Пиа Андраде Спирито в ней, скорее всего, проиграет. Но она не прокомментировала своих наблюдений. – Понятно. Как Фабрицио? – резко сменила тему. – Лучше. Думаю, неделя-две и он вернется к привычным делам. Ты не хочешь ему сама позвонить и спросить? – подмигнула рыжая. – Он же тебе нравится. Признайся. Мора Бустаманте ничего не ответила. Марисса отошла от неё, уловила секунду, когда женщина замешкалась и с большим интересом наблюдала за каждым движением брюнетки: как та подошла к столу, как взяла в руки давно остывший кофе. Как осторожно сделала глоток, покосилась на девушку и тут же отвернулась, делая вид, что очень заинтересована тем, что происходит за окном. – А что я такого сказала? Он одинок, ты тоже одна. Вы друг другу нравитесь, я же видела, как вы чаи по вечерам в больнице распивали. – Ты я смотрю не против, – изумилась Мора, посмотрев на девушку. – А почему я должна быть против? – искренне удивилась Марисса. – Ты будешь прекрасной мачехой. Детей вы не наделаете, потому что у отца их не может быть, так что всё равно всё наследство перейдет ко мне, – девушка показала языка и засмеялась. – Ты только это, ну, поосторожнее с ним, без лишней программы и выкрутасов в постели. У моего отца больное сердце, между прочим, – теперь женщины смеялись вместе. Мора закатила глаза, взяла подушку и швырнула ею в Мариссу. – Ладно, позвоню. Обещаю, – как-то слишком застенчиво пообещала брюнетка, но Спирито осталась довольна ответом. – Я завтра улетаю, – снова напомнила Мора после небольшой паузы, внимательно следя за реакцией девушки. Та в момент погрустнела. – Я могу рассчитывать, на то, что ты здесь без меня не натворишь глупостей? – Надеюсь, – как-то неуверенно ответила рыжая. – Помни о том, что я тебе говорила несколько дней назад: не жди момента, когда кто-то всё расскажет Пабло вместо тебя. Начни с правды, а потом ты почувствуешь, готов ли он простить тебя или нет. Марисса съежилась. Смотрела в одну точку, как будто ничего не слышала. Даже не моргала. От слов Моры как-то уже привычно засосало под ложечкой. Дышать не получалось, и она искренне считала, что это из-за чувства вины. Даже не представляла, как заговорить с Пабло. Всё это давило тяжким грузом, и хотелось убежать. Никому не смотреть в глаза и ничего не объяснять. Сама уже не понимала, чего хочет. – Скажи ему правду, так все как есть: о болезни, лечении, фиктивных статьях в газетах, истинных причинах своего возвращения. О чувствах, сомнениях. Если ты расскажешь ему всё сама, то шанс есть, – настаивала Мора. – Да, это будет трудно и даже больно. Но ты знаешь, что это единственное правильное решение. – Я знаю, – с трудом произнесла, чувствуя, как колючий комок подступает к горлу. – Но сейчас я не могу. Я чувствую, что потеряю его. Понимаешь? На этот раз навсегда, – с вызовом посмотрела на брюнетку. Почему-то  Море стало труднее улыбаться. Присела рядом с Мариссой и обняла за плечи. Рукой по её волосам провела. – Я знаю, что это непросто. У меня нет права тебе этого говорить, так, как у меня есть свой секрет, куда страшнее твоего, – запнулась на мгновение. – Но не повторяй моих ошибок, одна ложь порождает другую и со временем ты понимаешь, что поворота назад не будет. Слишком поздно. Будь сильнее лжи. Сильнее своего страха. Сильнее меня. Обещаешь? – Марисса неуверенно кивнула в ответ. – Спасибо за этих несколько недель в Буэнос-Айресе, – искренне поблагодарила рыжая. – Если бы не ты, то я бы с ума сошла. – Не преувеличивай. Звони мне почаще. Я улетаю в Париж всего на полтора месяца. Потом, ты знаешь, где меня найти. От Буэнос-Айреса до Баия-Бланке всего каких-то шестьсот тридцать километров. – Да, знаю. Как же хорошо, что ты есть. Но, ты даже не встретилась с Пабло, – осторожно начала Спирито, понимая, что для Моры эта тема весьма болезненная. – Хотя бы для того, чтобы поздороваться. Может он ждёт? Мора отрицательно покачала головой. Пыталась набраться смелости, чтобы в глаза Мариссе посмотреть. Но не могла. Отвернулась и прижала ладони к горящим щекам. Досадливо поморщилась, но не смогла выдавить даже искусственную улыбку. Только почувствовала, как Марисса дотронулась до её плеча. – Не переживай ты так. Я не упрекаю, просто мне трудно это понять. – Всё хорошо, – наконец улыбнулась. – Сейчас не время. Вот и всё. У моего сына достаточно проблем. Чего только одна Марисса Пиа Андраде Спирито стоит, – она подмигнула девушке, но та не слишком оценила шутку. – Я тебя отвезу завтра в аэропорт, – предложила Мари вместо ответа. – Хорошо. – И ещё одно. Хочу тебя предупредить, - осторожно начала Марисса, изучая реакцию Моры. Женщина смотрела на неё с вызовом, словно зная содержание всего того, что она скажет в следующую минуту. – Я не хочу тебе врать. Знаю, ты меня не поддержишь, – девушка взглянула на брюнетку исподлобья. – Мы это обсуждали. Но всё же я останусь при своем мнении, пусть это будет и ошибкой. Я не допущу свадьбы Пабло с Андреа. Я знаю, что я обещала тебе не вмешиваться, но я не сдержу обещание, – уверенно заявила Марисса. – Свадьбы не будет. Здесь в борьбу пойдут все методы: честные, нечестные, возможно, даже грязные. Марисса  привычно поджимала губы, чуть хмурилась от смущения, на щеках горел лихорадочный румянец, было заметно, что ей не по себе, что ей непросто говорить, что она боится разочаровать. Сжала маленькую руку в кулак, словно ждала приговора. Взгляд непоколебимый. Этот взгляд Мору и пугал. Марисса не шутила. Но всё же Море Бустаманте не хватило сил ей возразить. Она отвела глаза, поколебалась полминуты, потом ответила: – Я в этом даже не сомневалась. Почему-то была уверена, что ты поступишь именно так. Спасибо, что не соврала. В Мариссе чувства все смешались, она словно пробежала по пустому коридору, не до конца понимая, от взгляда Моры Бустаманте она бежит или от самой себя. Сердце сильно билось, будто брюнетка её за чем-то неприличным застала. А ещё от волнения, переживаний и чувства вины. И что теперь со всем этим делать? И сейчас, глядя на Мору пыталась это чувство вины в себе возродить. Наблюдала, как мать Пабло сумку в руки взяла, прошла через гостиную, бросив на Мариссу лишь мимолётный взгляд, куртку одела, но не спешила покидать стены квартиры. Мора опустилась в ближайшее кресло и глаза закрыла. Хватило её на минуту. Успокоиться не получалось. В голове билась мысль, совсем противоположная тому чувству вины, которое ещё совсем недавно она в себе взрастить пыталась: только б Марисса не ошиблась! Только б всё было хорошо. И это будоражило, заставляло кровь быстрее бежать по венам и жарко становилось при воспоминании о том, что много-много лет она не видела своего сына. Она только помнила их последнюю встречу, но не знала, что та станет прощанием. Пабло держал её за руку, смотрел ей в глаза и говорил то, что она так хотела от него услышать. Она уехала, так получилось, не думая о том, что будет потом. А потом стало слишком поздно. Хотелось всё изменить, но как же сложно сделать первый шаг. И сейчас, глядя в глаза Мариссы, она испытывала сомнения в правильности выбора девушки. Сердцем чувствовала, что Марисса повторяет её ошибки. Хотелось её остановить. Но знала, что это лишнее. Потом будут падения, сбитые коленки, слёзы, разочарование. Это, конечно, малодушие, слабость, с которой она не хочет бороться, но от предвкушения этой ошибки, у неё голова кружилась.  Угрызения совести разрастались, мысли въедались в душу, но мешать ощущению полёта Мариссы она не имела права. Правда знала, что падать с высоты с каждым разом становилось всё больнее. Боялась, что однажды Марисса подняться не сможет. Спустя пару минут молчания Мора встала с кресла. Держала в себе столько претензий и готовых упрёков, которые необходимо было высказать. Но не могла. Заметила только, как Марисса смертельно побледнела, закрыла глаза, а потом по щекам потекли слёзы. Мора Бустаманте задохнулся от волнения и поморщилась. Отвернулся  к окну и потёрла лицо рукой, уже ругая себя за это жестокое молчание. Но извиняться не стала. Вздохнула и решила продолжить уже более спокойно: – Я не буду тебе говорить, к каким последствиям все это может привести. Думаю, ты сама это понимаешь. Но помни одну важную вещь, которую ты постоянно игнорируешь: мой сын больше  всего на свете не терпит ложь. Он может простить многое, практически всё, но не предательство. Ты это понимаешь? - Мора наблюдала, как Марисса положила руки на спинку кресла, а после отвернулась. Она минуту постояла, снова взяла сумку, подошла к девушке, посмотрела на нее с теплом, провела рукой по плечам и тихо шепнув "Будь умницей. Заедешь за мной завтра в одиннадцать", поспешно оставила квартиру. Женщина ушла, а Марисса, закрыв входную дверь, снова осталась одна. Задумалась. Сначала мысленно ругала себя из-за то, что высказала свои намерения Море, но потом подумала, что, поступила правильно. Мора Бустаманте ее не предаст. В этом она не сомневалась. Вот только чувствовала себя неуютно из-за всего. Устала. Не выдержала потока мыслей, легла на диван, голову на подушку положила и с головой накрылась пледом. Все будет хорошо! Нужно просто придумать себе новый план на жизнь и начать сначала. Завтра и начнёт.

***

Мануэль Агирре сидел за небольшим письменным столом перед экраном ноутбука, постоянно набирая какие-то цифры, время от времени бросая взгляды на жену. Бывшая Мия Колуччи вела себя довольно странно, время от времени меняя вид деятельности: то журнал полистала, то духи на туалетном столике сложила в каком-то загадочном, понятном только ей порядке, то подозрительно в спешке покидала спальню, отвечая на непонятные звонки. Атмосфера была довольно напряженной, лишенной привычного семейного уюта и тепла. За последние полтора месяца такой порядок занятости и молчания был обычным положением дел в семье Агирре, и это напряжение мужчине совсем не нравилась. Странно всё это, как-то затяжно и слишком гнетуще. Мексиканец несколько раз пытался поговорить с блондинкой, но она удивительным образом избегала всех вопросов, переводя всё на безосновательные бытовые ссоры и скандалы. Так и раньше было, часто их взгляды на некоторые несущественные мелочи не совпадали, и они обменивались упреками или обвинениями. Как во всех семьях, как и в большинстве влюбленных пар. Однако сейчас в глазах Мии Колуччи было столько разочарования и боли, что Мануэль её боялся. Вернее не её, а её непредсказуемого поведения: то она отпуск на работе взяла, не объяснив причин, то села за руль, отключив мобильный, и уехала в неизвестном направлении за город на два дня, тогда мексиканец едва с ума не сошел, то выбросила в мусорку все свои эскизы за несколько месяцев работы, то демонстративно забрала подушку и пошла спать в комнату для гостей. Её что-то сильно тревожило, и о причинах этих болезненных тревог Агирре мог только догадываться. В любом случае спокойствие в доме было нарушено приездом сводной сестры. И никак иначе. Недосказанность добивала. Раньше, когда на работе на настроение финансового директора влияли определенные проблемы, он всегда знал, что стоит переступить порог собственного дома – как все забудется, потому что кто-кто, а Мия Агирре не позволит ему думать о работе или унывать. Но после последней попытки мексиканца поговорить с блондинкой, которая увенчалась тем, что Мия закрылась на два часа в ванной, он поклялся себе, что больше никогда не полезет в дебри души своей жени, поскольку сделает только хуже. Он и так дел натворил, и у неё есть все поводы на него злиться. И он допускал, что она злится, и готов был загладить вину, когда придёт время, когда проблемы в El Estilo решатся, когда Мия сама будет готова отвечать и спрашивать. Он знал, что жена знает слишком много, видимо, это все и объясняло, но никак не мог предположить, что именно и каким путем всё разгребать. – Я хочу на некоторое время уехать из Буэнос-Айреса, – неожиданно начала Мия, отложив очередной журнал на край кровати. Мексиканец выпрямился в кресле и не сразу понял смысл ее слов. – То есть как? Мне сейчас нереально взять отпуск. Ты же знаешь, – единственное, что смог выдавить из себя парень. – В прямом смысле. И ты здесь ни при чем. Я еду одна. С Пабло я всё обсудила. Он меня поддержал. Над новой коллекцией буду работать дистанционно. – Куда? Зачем? Насколько? – развел руками Ману. Он закрыл ноут, даже не заметив, сохранил он все поправки в отчет или нет. Встал из-за стола и подошел к девушке. – На месяц или два, – спокойно начала Мия. – Сначала к Луне в Сан-Луис. Затем к Лухан в Каракас. Скорее всего, я вернусь к приезду Сони с Франко, или к свадьбе Пабло с Андреа. Все зависит от того, как решатся дела в Испании, и которое из этих событий произойдет быстрее. Надеюсь, Андреа с Пабло наконец определятся с датой торжества. – Я ничего не понимаю, – Мануэль кипел. – Ты можешь меня не избегать? Давай, мы сядем и спокойно всё обсудим. Ты ведешь себя очень странно. Да, я понимаю, приезд Мариссы повлиял на тебя. Но дело даже не в этом. Ты относишься ко мне, как будто я первый враг страны. Скажи мне, что тебя беспокоит. У меня есть свои версии, но ты не даешь ответы на мои вопросы. Накричи на меня, если нужно, ударь, если тебе станет легче, но не молчи! Мия, Не молчи. Нельзя все держать в себе. Постоянно бежать куда-то. Мия не ответила, молча занималась своими делами, открыла ящик комода с косметикой и начала перебирать шкатулку с помадами. Чувствовала испытывающий взгляд Мануэля и нервничала из-за этого ещё сильнее. И только когда села напротив него, недолго понаблюдала за тем, как Агирре злится, и вот тут поняла, что дошла до точки кипения. Кое-что необходимо было выяснить. – Знаешь, я всегда тебе находила оправдание, – начала девушка. – Чтобы ты не сделал. Искала объяснение, верила тебе. У меня всегда были подозрения, что ты знаешь больше об исчезновении Мариссы. Гораздо больше, – на секунду остановилась, увидев, что Ману закрыл лицо руками, помедлила, затем равным безэмоциональным тоном продолжила: – Помню, когда пять лет назад ты внезапно сорвался и улетел в Мехико, придумывал какие-то глупые объяснение, глаза прятал. Как-то я искала свою медицинскую карточку в ящике с бумагами и наткнулась на твой загранпаспорт. Но даже тогда, увидев штамп миланского аэропорта, я не верила. Ты же не мог! Я придумала для себя собственную версию, что ты хотел всё выяснить о Мариссе для меня, поэтому летал в Италию, но тебе ничего не удалось, и, чтобы меня не разочаровывать, ты ничего не сказал. Потом ты пропал на похоронах Андраде. Телефон отключил. Пабло пошёл тебя искать, но не нашёл. Ты вернулся встревоженный, оправдывая свое отсутствие тем, что случайно встретил старого мексиканского друга, попавшего беду, и не мог ему отказать в помощи. Я тебе поверила. Поэтому не задавала лишних вопросов. Но, проанализировав всё, сейчас понимаю, что это не так. Тем более, что я знаю, что Марисса в день похорон прилетала в Буэнос-Айрес. Мия произнесла всё и неловко замолчала, словно не договорила. От её тона и слов стало неприятно, до самой глубины души неприятно, но Ману даже глаз не отвёл, ни на мгновение, только бровь приподнял, прося её продолжить. Девушка раздвинула дрожащие губы, ногти впились в ладонь, в голове немного гудело. Недоверие, маета на душе, и от этого вспышки раздражения и злости. – Ты знал, как мне плохо. Гладил меня по голове, успокаивал и врал. Много лет. Врал, когда я тебя спрашивала напрямую. Врал Сони, Пабло, всем. – Я не мог сказать. Это был не мой секрет. Пойми это! – Возможно, я думала над этим. Но, когда один человек знает, что любимый человек страдает, разве он думает о формальностях? Разве он может молчать, зная, что другому человеку плохо? Разве он может искренне любить свою жену и шесть лет за ее спиной плести интриги? – Мия! Если бы ты была на моем месте, ты поступила бы так же. Поверь, мне было непросто, но я не мог. Пойми, не мог. – Конечно, ты не мог. Ты не мог, потому что наш брак никогда не стоял для тебя на первом месте. И Марисса здесь ни при чём. Ты не подумай, я не ревную, что моя сестра для своего секрета выбрала тебя. Просто ты всю жизнь заботишься о чувствах других, но никогда не думаешь обо мне. В твоей жизни всегда были более важные люди и дела. Поездка в Милан пятилетней давности – это не единичный случай. Тебе вспомнить все разы, когда глядя в глаза ты постоянно мне врал, придумывал непонятные истории и одновременно говорил слова любви? Да взять хотя бы ваши с Пабло аферы на фирме? Неужели ни разу за столько лет ты не почувствовал хотя бы каплю сострадания к своей жене и хотя бы раз не выбрал её? Неужели ты мне настолько не доверяешь? – Мия! Мы с тобой говорим на разных языках, – Ману присел на корточки возле кровати, глядя жене прямо в глаза. – Я не любовницу себе завел в Милане, я ездил к больному безнадежному человеку, я не мог тебе ничего рассказать, потому что правда могла бы осложнить ситуацию. Даже намекнуть не мог, это бы потянуло одну цепочку за другой. Марисса бы не пережила тогда, если бы знала, что все её родные страдают и жалеют её. Это не моя тайна. Пойми это. А дела фирмы – исключительно мужская работа, где есть Пабло, Гидо и я, зачем тебе лишний стресс и переживания. Я не хотел сделать тебе больно. – Тем не менее, сделал. Знаешь, когда ты в колледже переспал с Сабриной, мне было менее больно, чем сейчас. – Мия, не сбрасывай все в одну кучу. Не надо никуда ехать. Если тебе нужно время. Хорошо, я оставлю тебя в покое, сколько потребуется. Просто позволь мне тебя видеть и знать, что с тобой всё в порядке. – Вот именно. Мне нужно, чтобы со мной было все в порядке. Я устала. Ужасно устала, – Мия нижнюю губу закусила, потому что та неожиданно затряслась, глазами с мужем всего на мгновение встретились, волосы от лица своего отвела, а потом, пытаясь с дрожью в голосе справиться, продолжила: – Я беременна. Одиннадцать недель. Есть угроза потерять ребенка. А постоянные стрессы только добавляют риска. Я слишком долго этого ждала, чтобы сейчас позволить лжи и обману всё разрушить. Я не хочу тебя видеть и ежедневно напоминать себе о твоем обмане. А с Луной или Лухан у меня точно не будет времени думать о плохом. Они обо мне позаботятся, – у Мануэля  зрачки расширились от новостей, но лицо осталось сосредоточенным, Мия уткнулась лицом в подушку и замолчала. Дышать стало трудно, но она терпела. Это неудобство вытесняло из головы мысль о том, что сейчас начнется буря, и она многое выслушает. – То есть, когда я молчу о болезни Мариссы, это предательство. А когда ты молчишь о том, что я стану отцом, это констатация фактов? Мия это как понимать, – Мануэль кипел, знал, что не имеет права упрекать, но не мог, слова сами срывались с языка. Он задал вопрос, и тот повис в темноте, тяжеловесный и готовый в любую секунду упасть на пол и разбиться, засыпав их миллионом осколков. Мия поднялась с кровати, но молчала, не зная, что сказать, а когда мексиканец протянул руку, отталкивать не стала. Позволила провести ладонью по своему плечу, потом по шее и зажмурилась, когда Ману её обнял. Агирре её в щеку целовал, а она слезами давилась. И когда он отстранился, даже облегчение почувствовала. Закрывала глаза, но снова чувствовала его прикосновения, не слишком дерзкие, но смелые. Даже после стольких лет брака были ощущения, что будто она разбиться может, если он до неё дотронется. Ману глубоко вздохнул, невольно выдерживая паузу, потом крепко обнял девушку, но быстро разомкнул руки, боясь сделать ей больно. – Прости меня, – шепнул Ману. – Я знаю, что я не заслужил. Ещё один шанс. Последний. Я обещаю, – Мия вздохнула, как ему показалось раздосадовано, как-то слишком устало улыбнулась. Парень не мог видеть эту улыбку, но почувствовал. Поцеловал её  в плечо, руки становились всё настойчивее, но Мия его оттолкнула. Сделала шаг, взяла в руки куртку, повешенную на спинку кресла. Накинула на себя, Ману понаблюдал за ней тоскливым взглядом, а потом опустил голову, едва сдерживая себя, чтобы не закричать. – Я сейчас уеду на старую квартиру Сони. Не надо мне звонить или навещать. У меня билет на поезд на среду, семь часов утра. Все мои вещи в поездку уже собраны. Чемодан в гостевой комнате. Послезавтра вечером заеду, заберу. Провожать к вокзалу тоже не надо. Я вызову такси, – блондинка одной рукой взялась за ручку двери, а другой смахнула чёлку со лба, замешкалась, а потом сухо добавила: – И еще... Будь готов к тому, что по моему возвращению, я подам документы на развод. Повисла секундная пауза, Ману встретился с Мией взглядом и почувствовал, как внутри всё опускается от ужаса. Он не бежал за ней, не останавливал, не убеждал ни в чем, знал, что всё бесполезно. И каждой попыткой доказать, что Мия не права, может сделать только хуже. И ей, и ребенку, и себе. Сейчас он не имел права на ошибку. Нужно подождать. Дать ей время. Возможно, много времени. Казалось, что парень  потерял способность мыслить. Открыл окно, вдохнул прохладный ночной воздух, надеясь, что он остудит все чувства, которые свернулись тугим клубком в груди и жгли, жгли его насквозь. Неожиданно задрожал - то ли от прохлады ночной, то ли от тревоги и возбуждения, которое волнами расходилось по телу, от того самого клубка в груди и до кончиков пальцев, даже подушечки начало пощипывать. Какой-то миг смотрел в темноту, а потом устало упал на кровать и, ткнувшись лбом в матрац, горестно застонал. Слышал шаги в гостиной, как входные двери грохнули, как ключ поворачивался. Только через полминуты тишины разочарованно взвыл, в сердцах толкнул открытый ящик комода, тот с огромным треском рухнул на пол. Мануэль Агирре знал, что реакция Мии на правду будет именно такой. Все прошедшие шесть лет он чего-то ждал и на что-то надеялся. А теперь было как-то не по себе. Он не был готов бороться, хотя очень хотел. Словно он должен собирать свою жизнь заново, по кусочкам. Склеивать как разбитую чашку. Чтобы просто жить дальше. Склеивать прощения, сомнения, страхи. И не знал, как прожить следующие месяц или два. Без неё. Без любых воспоминаний о ней, даже случайных. Безумный страх потери, ощущение такое, будто ошибки приносят свои плоды. Все тело напряжено из-за паники, он никогда не чувствовал подобного. Вопросы все ещё присутствуют, но ответы что делать завтра, он давать не готов. И состояния эйфории от того, что через некоторое время он станет отцом, совсем не было. Просто впал в ступор.  Только чувствовал опустошение, когда не хочется ни говорить, ни двигаться, ни думать. До крови укусил себя за руку. Больно, но это, по крайней мере, помогает сдержать эмоции.