На расстоянии в полдыхания

Пабло Бустаманте два часа подряд гипнотизировал компьютер, как будто тот должен был дать ответ на какой-то необъяснимый важный вопрос. Супермен время от времени отрывался от монитора и смотрел по сторонам, но без особого интереса. Вспоминал последний разговор с отцом. Ему уже давно не было ни смешно, ни стыдно за себя. Странная апатия в душе заставляла часто бродить по шумному офису и наблюдать за окружающими предметами. Иногда он решался поднять глаза на людей, проходящих мимо. Некоторые из них тоже на него посматривали, кое-кто с опаской, кое-кто с недоумением, но блондину совсем не хотелось гадать, к чему именно это недоумение относилось — к тому, что президент компании Пабло Бустаманте поругался с отцом, или снова разошелся со своей невестой Андреа. Причины всегда было две. И сотрудники в перерывах на чай или кофе часто обсуждали бурную жизнь своего шефа. Самому Пабло было это безразлично. Он знал себе цену и сейчас, как никогда, его волновали другие вещи — как выйти из трудного положения, еще и таким образом, чтобы обо всех его проколах и неудачных договорах не узнали ни Хавьер Аланис, ни Серхио Бустаманте. Это было чрезвычайно сложно. Отец и сводный брат интересовались положением дел в компании чаще, чем своим завтраком. Иногда искусство вранья приходило Паблито на помощь, но тогда одна ложь тянула за собой другую, образуя бесконечную цепь, и так, сам того не желая, блондин оказывался в трудном для себя положении. — Ты еще долго будешь вести себя, словно призрак? — голос яркого брюнета Гидо Лассена заставил Бустаманте отправить свои мысли на отдых. — Сколько можно давать повод для сплетен среди своих подчиненных? — Хм, а что, так заметно, что я нервничаю? — удивился Пабло. — А ты думаешь, что если шеф сидит за компьютером, не реагируя на телефонные звонки, или бросается на всех с претензиями, так это у него из-за хорошего настроения. Ты в своем уме? Ты сам прекрасно знаешь, что в офисе есть подставные лица Хавьера, которые следят за каждым нашим шагом и докладывают ему обо всех переменах твоего настроения. Хочешь неожиданного гостя, проверок и кучу ненужных вопросов? — Гидо, успокойся. Ты говоришь, как Мануэль. — Вот видишь, даже мексиканец заметил твой идиотизм. — Может, вы и правы. Последние события просто вывели меня из себя. Старик, я даже не сплю. Надо взять как-то себя в руки. Я, вроде, это понимаю, но когда вижу эти страшные цифры на мониторе, я дурею. Одни долги, — ногти Бустаманте впились в ладонь. — Не может, а точно. Ты обязан начать думать позитивно, иначе все чертям под хвост. Кстати, кабинет на жучки давно проверял? — Вчера установили новую систему безопасности. Так что все чисто, — супермен гордо продемонстрировал какие-то непонятные пластмассовые коробки, спрятанные под подоконником. — Скажи лучше, как поездка в Росарио. Что говорят поставщики? — Не скажу, — Гидо выставил ноги на стол своего друга, широко улыбаясь. — Надо было тебе трубку взять вчера. Так трудно, наверное, дотянуться до телефона? Или ты был в стельку пьян? — Все, хватит читать нотации, — Пабло Бустаманте устремил жесткий взгляд на ноги носатика, и тот вмиг их убрал, не желая превращать серьезный разговор в басни. — В конце концов, кто у нас шеф, я или ты? — Да нормально все, — спокойно начал Лассен. — Они согласились на скидку четырнадцать процентов, при условии, что мы подпишем контракт на поставку товара от их фирмы минимум на три года. Первую партию фурнитуры доставят через две недели. Фирма надежна, но у них еще и другие условия… Думаю, что не трудно догадаться какие — деньги вперед. — Деньги, деньги! Где их взять? — сорвался Пабло. — Еще одного кредита нам не дадут. Черт, отец узнает… — А ты сделай так, чтобы не узнал. — Как? Сам знаешь, что это нереально, — Пабло ладонями потер голову и тяжело опустил ее на стол. — Может, застрелиться, а? Не так стыдно будет. — Ты дурак? Посуди сам. Отец тебе доверяет, пока никаких больших проверок тебе не устраивал. Ну заглядывает время от времени, смотрит отчет, когда приезжает из Европы, скандалит с тобой, орет, что весь район слышит. Ну и что? Он так бешено волнуется, это же Серхио, и с его стороны это вполне нормально. Главное, чтобы Аланис ему ничего не настучал. А для того, чтобы наш хлюпик ему не настучал, твое поведение не должно вызывать подозрений. Трудно запомнить? — Ты прав, Гидо… Ты, однозначно, прав. Что делать, я понятия не имею. Как объяснить всем наш последний провал с бразильцами? Как покрыть все убытки? Черт дернул меня связаться с ними. Надо было послушать Мануэля. Блин, дурак, дурак, — несчастный блондин напрягся еще больше, найдя для себя новое занятие — раскручиваться в своем президентском кресле. — Зачем я так поспешил? Надо было подождать неделю, две, получить официальное подтверждение перевода товара, тогда пересылать деньги. Даже в полицию не обратишься, все наши контракты с той фирмой оказались липовыми. Если информация просочится в прессу, скандала не миновать. Я две недели терзаю себя вопросом «что делать?». — Ну, подумаешь, два зеленых американских лимона, — фыркнул брюнет. И не из такого выкручивались. Вспомни наш первый год и договор с уругвайцами. Ману подгонит цифры в отчете под те, которые нам нужны, и вуаля. El Еstilo самый крутой модный дом в Буэнос-Айресе. — Гидо, может ты мне подаришь два миллиона? А что? Хорошая идея? Ты так говоришь, будто это не деньги и не проблема? Мне больше не надо, я парень скромный. — Но, но, но… Разогнался. У меня таких денег нет. Я вообще, можно сказать, у тебя на добровольных основаниях работаю. То, что ты мне платишь — это копейки, на них не проживешь, — тяжело вздохнул брюнет. — Ты что, совсем свихнулся? Меньше транжирить надо. Где в Аргентине тебе заплатят больше? — Так, не надо меня обижать. Меня давно твои конкуренты к себе переманивали, но старая школьная дружба не позволяет моей совести этого сделать. — Конкуренты? Совесть? — громко рассмеялся Пабло. — Насмешил. Тебе ни один идиот в приличной фирме работу не даст. Мой тебе совет, старичок: меньше денег на девчонок спускай, и тогда тебе на все хватит. — Какой же ты вредный, Бустаманте. Совсем не ценишь преданных друзей. Ладно, прощаю и, даже, не дуюсь. Кстати о девчонках, давай я организую тебе вечер спокойствия и блаженства. Правда! Попадешь в настоящую сказку. Я познакомился в самолете с двумя шикарными блондинками. Такие красавицы. Ты обо всех проблемах с ними забудешь. — Какие на фиг блондинки?! Ты в своем уме. Через два часа из Милана прилетает Андреа. Кстати, надо позвонить Фернанде, пускай ее сама встречает. Не хочу сегодня ее видеть, она мне все мозги прочистила своей ревностью. «Любимый, ты мне точно не изменял? Ты все эти три месяца вел себя хорошо? Я тебе такой галстук купила?» — Пабло включил свое актерское мастерство и начал писклявым голосом изображать кривляния в стиле своей невесты. — «Почему ты позавчера вечером не взял трубку? Я звонила на стационарный телефон шесть раз, а ты не подошел. Где ты был?». — Кстати, а ты чего не поднял трубку? — перебил веселенький театральный номер Гидо. — Где ночевал? Поделись адресами уголков рая? — И ты туда же? На работе. Мы с Ману анализировали наши мизерные шансы получить кредит. Достало все. Как вспомню, что снова начнутся бесконечные скандалы, ссоры, сцены ревности, выть волком хочется, бежать и рвать все на части. — А я тебе говорил. И это вы еще не женаты. А что дальше будет? — Знаешь, что самое обидное? Когда я изменял Андреа с моделями и тусовался по ночным клубам, она верила, что я на работе. Теперь, когда я действительно день и ночь пропадаю в этом проклятом офисе, у нее масса версий моих измен. — Не надо было ей предложение делать. Вот она и на голову лезет. Более уверенной стала. Потянул тебя черт за язык. — А у меня был выбор? Сам знаешь, что мы тогда в пролете были. Если бы она рассказала все отцу, то я бы не только стал экс-президентом, а сел бы вместе с тобой в тюрьму. Серхио такого не прощает, сам знаешь. — Нафига надо было ее посвящать в наши махинации и аферы? Я тебе говорил, что от женщин кроме удовольствия и проблем ничего хорошего не следует ожидать. Я, в отличие от тебя, пользуюсь только первым. — Не знает она практически ничего. Сам знаешь, что ей известно только о провале осенней коллекции обуви и то, что мы тогда кредит большой взяли. — Ну вот, что и требовалось доказать. Провал осенней коллекции обуви — не повод делать предложение женщине, с которой тебя связывают только работа и секс, — иронично заметил Гидо Лассен. — Два ноль в мою пользу. — Тебя послушать, я подкаблучник и не умею самостоятельно принимать решения. Я правильно понимаю? — Заметь, ты сам это сказал. — Все, хватит! Если ты думаешь, что наш провал обуви причина того, что я сделал предложения Андреа, то ты ошибаешься. — Но ты сам это сказал! — Провал стал только катализатором. Все давно к этому шло. Мы вместе четыре года. Она умная, красивая. Даже отец ей доверяет и всегда прислушивается к ее мнению. Гидо, мне двадцать девять лет, как и тебе. Пора что-то в себе менять. Я хочу какой-то стабильности в этой жизни. — То есть, Андреа тебе подарит покой и уют? Тебе не кажется, что ты оперируешь не теми понятиями, которые должен употреблять мужчина, думая о браке? — Гидо, я знаю, что в последнее время она, как с цепи сорвалась. Слишком много претензий ставит и вопросов. Эти все истерики и скандалы меня очень раздражают. Но я сам в этом виноват. Как вспомню, сколько всего она натерпелась из-за наших с тобой похождениях по ночным клубам и тусовкам Буэнос-Айреса. Я сам ее изменил — и с доброй милой девочки родилась настоящая фурия, только благодаря мне. Андреа меня любит, и как бы там не было, вместе нам хорошо. Ей надо дать время, и все вернется на старые места. — Наивный. Кстати, а почему ты сейчас не сказал, что ты ее любишь? Я тебя внимательно слушал и главного не услышал. Ты знаешь, что все эти амурные дела мне не интересны и не для меня. Женщины в моей жизни занимают только одно место — правый край моей кровати. Но, в отличие от тебя, я знаю, почему люди женятся и меняют свою жизнь. Пабло, это отнюдь не стремление к стабильности. — Если ты намекаешь на то, что я ее не люблю, то у каждого свое понятие любви. Если честно, я давно не верю в любовь и ты лучше меня знаешь, почему. Думаю, что пора закрыть этот вопрос. — Как знаешь. Твое право. Только мой тебе совет: не спеши со свадьбой. Тяни до последнего, изображай из себя дурачка, если надо, ищи причины все отложить в последний вагон. Подумай просто. Мне бы не хотелось через полгода получить от тебя поручение найти лучшего адвоката страны, чтобы ускорить развод, — Пабло нервно посмотрел на друга, дав ему понять, что разговор не имеет смысла. — Вижу, что ты устал от моих нотаций. Пойду Мануэля навещу. Мы договорились вместе пойти пообедать. Ты с нами, или начальство должно оставаться голодным? — Нет Спасибо. Я еще работаю. Фернанде надо позвонить, кучу важных вопросов решить. Ты можешь после командировки дома поваляться день-два. Своих блондинок проведай. Заслужил. В среду совещание. Чтобы был без опозданий и в товарном виде, — никаких следов бурных ночек. Будут адвокаты, Мануэль готовит план выхода компании из кризиса. От тебя требуется отчет за последний квартал по твоему отделу и предложения на тему «Где быстро и безболезненно найти деньги». — Как скажешь, шеф. Рад стараться. Дверь закрылась и Пабло Бустаманте тяжело выдохнул последние остатки несбыточных надежд. В словах товарища было столько правды, что захотелось кусать локти. Почему-то в душе было слишком одиноко. Мысли возвращались и возвращались. Блондин всячески пытался предположить, что его ждет в стенах этой компании через несколько недель, а в итоге сбился на воспоминания, которые сейчас не давали собрать свои мысли воедино. И чем больше эти воспоминания раздражали душу, тем четче он осознавал, что потерялся на перекрестке, где все дороги ведут к пустоте.

***

Марисса Пиа Андраде иронически смотрела на сестру, размешивая сахар в чашке ароматного кофе. Она, будто изучала все признаки злобы Мии и упорно ими наслаждалась. Для нее все было слишком предусмотрительно и, даже сейчас, не хотелось изображать из себя покаявшуюся потерянную блудную овцу, которая провинилась перед семьей во всех смертных грехах. Зачем? Театр ее никогда не привлекал. Когда-то она слишком убедительно сыграла свою роль, все билеты были проданы и тогда казалось, что неудачное представление одной актрисы должно было отобрать все ряды славы и закрыть дорогу на большую сцену. Но, Марисса Пиа Андраде собрала аншлаг, зрители поверили и … отпустили. Сейчас было слишком смешно наблюдать, как Мия Колуччи, или правильнее — Агирре, не скрывала своей неприязни к сводной сестре и недовольство от этой встречи — она ​​нервно поглядывала на часы, демонстрируя, что слишком спешит. Марисса искоса наблюдала за процессом извержения вулкана эмоций и ожидала точку кипения. Казалось, что вот-вот, еще несколько секунд и блондинка взорвется злостью. — Могла бы, хотя бы, сделать вид, что рада меня видеть. Последний раз мы вот так сидели шесть лет назад. Ты совсем не соскучилась? — спокойным тоном спросила Марисса, удобнее устраиваясь на небольшом диване. — Ты издеваешься? Это была причина нашей встречи? Мне сразу уйти или позволишь дождаться счета? — Мия, ты уже минут сорок копаешься в своей тарелке и смотришь на меня, как на привидение. — А ты ждала жарких объятий? Ты правда ожидала, что я кинусь тебе на шею и скажу «Мариссита, я тебя так рада видеть. Давай будем жить дружно и забудем, что произошло», — Мия кипела. Она не знала куда себя деть, постоянно проигрывала уверенному взгляду Мариссы, и, именно эта уверенность раздражала ее еще больше. — Ну, для начала это было бы неплохо. — Когда-то одна рыжая девчонка учила меня, что врать нельзя, даже если тебя пытают, — победно заявила блондинка, заложив руки за локти перед собой. — Даже так. Кто бы подумал, что тебе твои две извилины помогут запомнить такие святые слова. — Может, у меня есть только две извилины, но я не бегу в другой конец мира, и не замыкаюсь в себе. Чего приперлась? Спирито прозрел и решил тебя отправить домой? Может, приключений захотелось? — Мия, ты не расслышала? Я еще в начале сказала, что соскучилась. В это так трудно поверить? Неужели в моей родной стране никто меня не вспоминал, никто не ждет? — Марисса, хватит из себя изображать герцогиню. Тебе напомнить все события по порядку? Ты подзабыла? Хорошо, я тебе напомню, мне не трудно. Тебе в хронологическом порядке, или по качеству и количеству свинства? — Боже мой, какие страсти. Может, сначала водички? Сейчас моя сестренка прочитает мне массу нотаций, — Андраде, не отвлекая взгляд от сестры, сбросила босоножки и забралась с ногами на диван, подложив подушку под ноги. То, что она находилась в кафе не мешало рыжей бестии чувствовать себя, как дома. Бунтарка, будто еще один раз напоминала вселенной о том, что она не изменилась, и, как всегда, ей плевать на правила и мнение окружающих. — Я тебя не перебивала. Прошу не перебивать и меня, - начала Мия, - шесть лет назад ты ни с того, ни с сего собрала вещи и уехала в Милан. Ты плюнула тогда на всех: на Соню, на нашу семью, друзей, Пабло, не говоря уже о таких банальных вещах, как университет. Ты просто тупо исчезла. Сначала я думала, что твои бзики связаны с тем, что у вас тогда был не лучший период отношений с Пабло. Беременная Соня нуждалась в поддержке. Ильде делали сложнейшую операцию на голове, и мы все волновались, что она не выкарабкается. Ты прекрасно знаешь, что Ильда для Сони заменила мать. — У Сони были Франко и ты. — Я сказала не перебивать меня, тебе трудно это запомнить? — резко произнесла Агирре. — Сони нужна была дочь — ее Марисса, которая умела вселять надежду и бороться до последнего. Ты за шесть лет позвонила несколько раз — на Рождество, день рождения матери, на годовщину свадьбы Сони и Франко. Ой, чуть не забыла. На мою свадьбу ты прислала цветы и бутылку дорогого французского вина. Лукас с Франко девять раз за шесть лет бывали в Милане, но ты ни разу с ними не встретилась, мотивируя это поездками и занятостью. Затем, в нашей жизни наступил не лучший период — отца подставили, его компания обанкротилась, дом пришлось дать под залог. Я тебя со слезами на глазах умоляла приехать. Ты прислала на счет двести тысяч долларов и сделала вид, что тебя это не касается. Знаешь, что сказала тогда твоя мать? — Не думаю, что она удивилась, откуда я взяла деньги. Она прекрасно понимает, что Спирито миллионер, и я заменяю ему дочь, которой у него никогда не будет. Скорее всего, Соня сказала, какая у нее плохая дочь. — Нет. Она села в кресло и с невыразимой болью прокричала: «Как бы я не любила Мариссу, как бы я не уважала ее свободу и право выбора, я не пойму ее поступка». Для Сони это был еще один удар от тебя. Она долго ждала, когда ты наиграешься и вернешься домой. Она запретила Франко брать от тебя любые деньги. — Я знаю. Она отправила все средства на детский дом при монастыре Сан Бернардо, — Марисса с трудом произносила слова. Колючий клубок застрял в горле и пытал. Вдруг от самоуверенности практически не осталось ничего. Разорванные волнения становилась каторгой и отправляли по этапу, отбывать свой приговор. Болезненная правда заставляла себя ненавидеть. Но она изо всех сил старалась не показать Мии истинных чувств. — Знаешь, тогда я поняла, как хорошо иметь друзей, — Мие тоже говорить было непросто, она слишком долго молчала, и сейчас слова сами становились в очередь в длинные ряды, строя упреки, воспоминания, боль. — Пабло с Гидо начали собственное дело. Точнее, компанию создал Серхио, поручив ее управление Пабло и Хавьеру. Но Аланис не продержался даже полгода под постоянным давлением своего сводного брата, и подал в отставку. Лассен и Бустаманте приложили много усилий, чтобы от него избавиться и полностью взяли компанию в свои руки. Хавьер пообещал отомстить и ждет, когда сможет нанести ответный удар. В общем, суть не в этом. Тогда, когда наши активы были заморожены и Франко начали таскать по судам, Пабло очень выручил. Он сразу предложил Мануэлю возглавить финансовый отдел, а я стала дизайнером. — Надо же, Бустаманте направился на путь истинный. Мия сделала вид, что не слышит сарказма сестры и продолжила: — Сначала было сложно, мы все были новичками в новом деле. Но каждый вкладывал в это свою душу. Компания начала разрастаться. По чуть-чуть и дома все наладилось. Отец частично выиграл суд и вернул какую-то часть арестованных средств. Но его репутация была очень подорвана. Лукас тогда очень помог. Одним словом, они решили начать все с нуля в Испании. Как бы мне тяжело не было, я их поддержала в этом. Поэтому Соня, Франко, маленький Андрес и Ильда живут сейчас в Сарагосе. Лухан, по-прежнему в Каракасе. Видимся редко, но я рада, что все обошлось. — Нелегко было вам, — ровным голосом сказала Марисса. Она упорно боялась выдать хоть какие-то эмоции и этим очень раздражала Мию. Блондинка всячески пыталась себя сдерживать, но скрытое выразительное равнодушие в глазах рыжей бестии просто выводило ее из себя. — Знаешь, Марисса. Всем в этой жизни нелегко. Я честно пыталась тебя понять. И то, что ты внезапно уехала, и то, что не хочешь общаться, избегаешь любого контакта с нами. Возможно, я бы даже тебе простила все это, если бы не одна вещь, — карие глаза напряженно всматривались вдаль, ожидая смертного приговора. Мия остановилась, изучая реакцию сестры. Обе знали, о чем будет идти речь. И обеим было очень трудно. — Я не могу понять только одно. Не укладывается в голове просто. Как ты… как ты могла не приехать на похороны Андраде?! — Мия не сдержалась, слезы сжимали горло и внутри безумно пекло. — Я понимаю, что ты внезапно решила для себя, что Спирито, хоть и не родной отец, но важный для тебя человек. Да, он много для тебя сделал. Это вызывает уважение и восхищение, я даже радовалась, что ты хоть и поздно, но оценила все его поступки и дала ему шанс. Но, как ты могла не приехать на похороны Андраде? Как, Марисса? Он же твой родной отец! Он в тебя верил, как никто другой, он защищал тебя тогда, когда ты решила жить в Милане. Я не знаю человека, который бы верил в тебя больше, чем он. И я не поверю никаким оправданием, никаким графикам съемок, что ты была аж на столько занята, что не смогла приехать. Марисса молчала. Дышать было трудно, катастрофически не хватало воздуха. Казалось, что какая-то неизвестная сила давит на нее, забирает последние чувства. — Это в голове не укладывается. Я в истерике билась, когда ты мне сказала по телефону, что не сможешь приехать, потому что у тебя интервью для британского телеканала. Ты в своем уме? — Мия, я… — Как можно было так поступить? Как? Как можно было не приехать? Андраде заслужил такого отношения? Ты прислала букет роз и все. Это немыслимо! Так не поступают! Так не предают! — казалось, что крик Мии Агирре слышал каждый из присутствующих в кафе, и только Марисса Пиа Андраде сидела стойко, перебирая пальцами на своих коленях. Мия закрыла глаза, она не хотела верить в то, что происходит. Она упорно ждала объяснений и верила, что через мгновение случится чудо и Марисса найдет оправдание. — Все не так как ты думаешь, — наконец прервала паузу Марисса. — Надо же? А, по-твоему, я должна думать иначе? Ты, наверное, хорошая дочь, а то, что не приехала на похороны отца — это так, мелочи, — блондинка тряслась. Казалось, что ее глаза переполнены такой ненавистью, чтоб под ногами качается мир. Она пыталась найти в своей памяти что-то хорошее и еще раз поняла, что там только пропасть. Большая и глубокая. И больше ничего. — Я была на похоронах. — Что? Слушай, ты думаешь, я идиотка? Я не помню, кто был, а кто нет? — Я там была. Правда, только на кладбище и издалека. Но была. Привести аргументы? Мия молчала. Злость закончилась. Все хорошее, которое тлело на дне ее сердца вдруг погасло и убежало в неизвестном направлении. Она не знала, что сейчас для нее хуже: то, что Марисса не приехала на похороны, или то, что она была там, и даже, не подошла. — Ты была одета в черное платье до колен с большой брошью на поясе. Ты купила это платье в Нью-Йорке, когда мы отмечали наше двадцатилетие. Кроме тебя, на похоронах среди общих знакомых и близких были Мануэль, Соня, Франко, друг отца — Освальдо, Гидо, Лухан и … Пабло. Мама стояла рядом с Мануэлем, держа в руках букет из желтых роз, а Франко был рядом с тобой. Лухан роз… — Хватит. Все, с меня хватит, — Мия сорвалась с места, положив руки на лицо. Мир перевернулся вверх ногами и это правда ударила еще сильнее. В голове шумело и что-то глубоко кололо под сердцем. Она поспешно схватила стакан воды, залпом выпила и от бессилия снова опустилась на кресло. Говорить не хотелось. Слушать тоже. Но ногам не хватало сил выйти из этого проклятого кафе и забыть о разговоре. Оставалось молчать. Мия вытерла губы и выдохнула. — Мне нечего сказать в свое оправдание. Думаю, что ты бы не хотела что-то услышать. Я вернулась. Мне это решение далось очень тяжело. Воспринимай это как хочешь — если ты готова все простить, я смогу исправиться. У меня нет сейчас в Аргентине более родного человека, чем ты. Если ты не хочешь меня видеть, я все пойму, — карие глаза искали надежду. Мариссе, сейчас, как никогда хотелось услышать «да», и не потому, что она одинока, или же испытывает горечь. Просто она несколько лет пыталась спрятать в сердце имена, которые были чрезвычайно важны и дороги. Топила их в собственном бессилии и проиграла. Сейчас, как никогда, хотелось разбить стену, почувствовать, поверить, простить и быть прощенной. Время назад упорно не возвращалось, часы отсчитали шесть неутомимых лет ошибок и борьбы. Она искала достойный ответ потерянным годам жизни и не могла его найти. Хотелось с досады затопать ногами, но было слишком поздно. — Я подумаю. Прости, Марисса. Я должна подумать. Где гарантии, что ты в какой-либо день меня опять не вычеркнешь из своей жизни? — Я не могу их тебе дать. Ты должна довериться самой себе. Ты должна услышать себя. — По-моему, я ничего не должна, — вытерла слезы Мия. - Но я позвоню тебе. Мне нужно время. Много времени, — блондинка с трудом взялась за сумку, и не оглядываясь, направилась к выходу. Ноги были, словно ватные. Казалось, что ее душу сегодня кто-то разменял и думать сейчас вообще не хотелось. — Мия, я буду ждать. Помни, я буду ждать!