Кровью едины

8 июля 2001 года       С детства Драко ощущал благоговейный трепет перед кабинетом своего отца. Для маленького мальчика это место представлялось едва ли не святыней, в которой отец — великий маг  — вершит великие дела. Со временем это чувство переросло в страх. Теперь же, когда кабинет перешёл в личное пользование Тёмного Лорда, Драко испытывал к нему отвращение, какое может испытывать мышь к змеиному логову.       Драко старался избегать этого места и появлялся в этом крыле крайне редко. И сейчас, проходя по коридорам родного дома, он чувствовал, что стены стали ему чужими и враждебными. Дверь кабинета становилась всё ближе. Драко затаил дыхание и попытался заглушить панический крик в голове, который умолял его вернуться назад, плюнуть на всё и просто забыть о договоре с Грейнджер. И он бы так и поступил, но где-то в голове назойливый голосок девчонки поправил его: «Я больше не Грейнджер, я теперь Малфой, постарайся это запомнить». И он шагнул за дверь.       Пол не ушёл из-под ног, на него не обрушились тучи заклинаний, и даже не скрипнула половица дорого паркета, однако сердце билось так, словно всё это произошло с ним одномоментно. Три глубоких вдоха подряд помогли остановить головокружение и яркие жёлтые круги перед глазами, и только тогда Драко удалось сфокусировать своё зрение в пространстве.       В кабинете, как он и предполагал, никого не было. Тёмный Лорд сейчас находился в центральном торжественном зале, а значит, отец и остальные высшие чины его чёрной армии были с ним. У Драко было минут тридцать, чтобы найти карту подвальных помещений и уйти незамеченным. Мысленно он начал отсчитывать секунды.       Один, два, три…       Ящики стола заперты. Там отец раньше хранил срочные документы. Хранить карту дома среди них не имеет смысла. Но проверить стоит.       Тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь…       Книжные стеллажи — вероятно. Но в них слишком много книг. Можно потратить целую вечность, чтобы перерыть каждую. Если начать со старинных фолиантов, доставшихся от предков, шансы повысятся.       Двести десять, двести одиннадцать, двести двенадцать…       Слишком медленно. Надо попробовать заклинание поиска. Едва ли это поможет.       — Акцио карта дома.       Шуршание бумаг заполнило кабинет. На Драко обрушился огромный ком пергаментов и бумаги. Некоторые из них были в твёрдых переплётах, другие больше походили на древние изображения на ветхом папирусе. Вместе с этим бумажным дождём на Малфоя обрушилось и осознание того, что ему едва ли удастся всё расставить по местам таким образом, чтобы никто ничего не заметил. Руки свело судорогой страха. Он автоматически продолжал отсчитывать.       Пятьсот восемнадцать, пятьсот девятнадцать, пятьсот двадцать…       Бумаги падали из трясущихся рук. Он пытался дышать тише и не шуршать свитками, однако только чувствовал, что задыхается. Листы сменяли друг друга, но ни один из них даже отдалённо не напоминал план поместья. Это были обширные труды и работы, такие как «Магическая защита замка короля Артура» или «Руническая оборона древних Египтян в божественных храмах». Все эти редкие издания стоили настоящее состояние, но Малфой не мог заставить себя относиться к ним трепетно. Листы летели на пол, комкались и надрывались. Драко трясло всё сильнее.       Тысяча пятьдесят три. Тысяча пятьдесят четыре, тысяча пятьдесят пять…       Драко окончательно запутался в бумагах. Челюсти сжались от отчаяния. Он запустил пальцы в волосы и сжал так сильно, словно пытался выдрать клок. Губы машинально отсчитывали секунды. Драко переступил через гору разбросанных на полу планов, книг и карт.       Тайники. Отец может хранить план в тайнике. Драко знал только о трёх таких в кабинете, пароль к которым Люциус тщательно старался скрыть. Но ещё лет в двенадцать Малфой-младший нашёл способ открывать каждый из них. Сейчас же оставалось надеяться, что защита этих хранилищ не стала прочнее.       Тысяча триста двенадцать. Тысяча триста тринадцать, тысяча триста четырнадцать…       Тайники поддались легко, только в этом не было никакого смысла — все три оказались пустыми. Первый зарос пыльной паутиной, его явно не открывали несколько лет. Во втором лежала старая колдокамера, которую отец когда-то использовал для домашней хроники, а третий уже давно использовали в качестве урны для мусора.       Драко сел в кресло за столом. Сердце бешено колотилось. Времени оставалось всё меньше. Нужно было срочно собрать все разбросанные бумаги и побыстрее убраться из этого места. И больше никогда не возвращаться. Ведь был и другой выход: Драко мог сам составить план прохода по подземельям, пускай он потратит на это больше времени, чем он думал.       Малфой резко поднялся с кресла. Руки впились в древнюю столешницу ручной работы, испещрённую витиеватыми узорами. Одни из них были глубже других. Драко осторожно провёл по ним кончиками пальцев. В голову пришло неожиданное озарение. Одним взмахом руки он сшиб со столешницы всё содержимое. Рукав мантии заляпался расплескавшимися чернилами, но обращать внимание на такие мелочи времени не было.       Руки судорожно нащупали палочку во внутреннем кармане мантии. Драко сглотнул вязкую слюну. Если его догадка верна, нужно было действовать очень быстро.       Тысяча девятьсот четыре, тысяча девятьсот пять, тысяча девятьсот шесть…       Взмах палочки. Вспышка жёлтых искр сыпется на крышку стола. В какое-то мгновение Драко показалось, что он ошибся, но затем столешница стала раздвигаться вверх, какие-то ярусы уходили плавно вертикально, другие строили резкие горизонтальные стенки. Прошло чуть больше десятка секунд, и вместо столешницы перед Драко стоял уменьшенный макет его собственного дома.       Всё так просто. Карты хранить непрактично, но вот макет, врезанный в хозяйский стол, может оставаться прежним сколько угодно долго. Но и это счастливое открытие создавало немало проблем. Как запечатлеть план нижних ярусов? Перерисовать в точности не получится. Унести стол с собой — тем более. Мозг почти дымился от мыслительного процесса. Он почувствовал, что начал сбиваться со счёта. Но тут же себя осёк.       Две тысячи двести три, две тысячи двести четыре, две тысячи двести пять…       Решение пришло внезапно. Двух шагов хватило, чтобы пересечь кабинет. Драко рывком открыл второй тайник отца за старинной рамой морского пейзажа и достал оттуда колдокамеру. Все остальное было делом техники. Пара простых заклинаний, чтобы освободить нужный ярус макета, щелчок затвора, яркая вспышка — готово.       Две тысячи пятьсот семьдесят четыре, две тысячи пятьсот семьдесят пять, две тысячи…       Заклинание уборки вернуло стол в прежнее состояние. Заклинание очистки избавило от пятен чернил. Бутыль с новыми чернилами хранилась в третьем ящике. Листы бумаги и пергамента в хаотичном порядке заняли свои места на полках стеллажей и за стеклянными дверцами шкафов. Примятый ворс ковра восстановлен ещё одним набором полезных заклинаний. Колдокамера спрятана под мантией.       Счетчик секунд напрочь сбит.       Драко прислонился к двери, коридор был, как ему казалось, пустым. Он вышел из кабинета, бесшумно закрыл за собой дверь и почти бегом пошёл прочь.       Чёрная тень дождалась, пока фигура Малфоя-младшего скроется за поворотом, и тут же проскользнула в кабинет.       Северус Снейп внимательно осмотрел кабинет хозяина дома. Из его уст раздался едва различимый одобрительный смешок с уже ставшей для него привычной хрипотцой. Он сделал пару шагов в направлении стола и лёгким движением руки опрокинул чернильницу.       Тягучая чёрная масса расплылась по столу. Северус Снейп покинул кабинет. 8 июля 2001 года       Пожелтевшие хрупкие страницы грозили рассыпаться прямо в руках. Гермиона осторожно перелистывала их одну за другой. Буквы расплывались перед глазами, она едва улавливала смысл вырванных из контекста фраз. Автор рассказывал что-то о зельях, об их приготовлении, давал простейшие советы в области зельеварения, но всё это мало интересовало Гермиону. Она просмотрела книгу до самого конца, но не нашла ни сведений об авторе, ни кратких рецензий. Весь смысл пособия сводился к краткой констатации научных фактов.       В порыве отчаянья она бросила книгу на сиденье кресла, та, слегка подпрыгнув, упала на пол. Гермиона, подавив вздох раздражения, подняла старенький экземпляр и пару раз провела по обложке рукой, словно извиняясь за своё отношение.       Не зная, что же ей делать дальше, Гермиона вновь открыла книгу. Теперь она стала вдумчиво читать каждое предложение, словно отыскивая между строк послание, оставленное кем-то свыше специально для неё. Однако текст по-прежнему оставался сухим и научным.       Тиканье старых часов вводило в транс. Гермиона чувствовала, как веки слипаются сами собой, а смысл прочитанного всё меньше проникает в сознание. В голове стали появляться посторонние голоса: Малфой, упрекающий её в бездействии, смех Беллатрисы и змеиный шёпот. Странно, но её перестали пугать подобные вещи. Она словно привыкла к нестабильности своего сознания, стала уживаться со своими мучителями.       А автор тем временем рассказывал ей о приготовлении лечебных настоев. Он рассуждал на тему некоего эликсира, способного сделать человека неуязвимым, называл это «эссенцией вечного здоровья тела», применение которого способно влиять и на душу. Гермиона чувствовала, что теряет нить повествования. Этот Эларик говорил о тонких материях, которые имели мало общего с магией, скорее уходили корнями глубоко в философию.       Изучив чуть больше, чем школьный курс зельеварения, Гермиона всё же понимала невозможность изысканий автора. Создать универсальную микстуру от любых болезней маловероятно, а тем более сделать так, чтобы её применение было однократным, вообще невозможно. Но автор продолжал настаивать на своей правоте. Он приводил примеры из греческой и римской мифологий, вспоминал о мумификации в Египте, он даже несколько раз ссылался на алхимиков, осуждая их за меркантильность и алчность, которая мешает довести работу до конца. Чем больше Гермиона увлекалась текстом, тем сильнее становились шумы в её голове. Она чувствовала навязчивую сонливость, но продолжала бороться с ней. Всё же организм требовал своего, и Гермиона стала пропускать строчки, а затем и страницы скучного текста.       Уже в полузабытьи она дошла до главы, где были даны рекомендации по работе с классификациями средиземноморских волшебных трав. Эларик Патер, судя по всему, отлично разбирался в этой области. Он приводил названия ингредиентов на языке тех местностей, откуда они пришли. Однако над многими названиями Гермиона замечала звёздочки, под которыми было сказано, что перевод выполнен ассистентом автора. Присмотревшись к этим переводам, она поняла, что все они с древнегреческого, который даже в транскрипции был сложен для её современного восприятия.       Отложив книгу, Гермиона поднялась с кресла и начала оглядывать стол в поисках пера и чернил, но по близости не было ничего подходящего. Она вспомнила о пере и пергаменте, оставленных в комнате, и почти было решилась отправиться за ними. Но мысль о том, что ей предстоит в одиночестве пройти по холодным коридорам дворца, где шанс встретиться с кем-то из Пожирателей вырастал в разы, приводила её в ужас. Гермиона решила, что лучше заберёт книгу с собой и продумает пришедшую ей в голову идею чуть позже.       А идея заключалась в том, чтобы составить шифр, который базировался бы именно на древнегреческом языке, а эта книга стала бы ключом к его разгадке. Нужно было только извлечь её из общедоступного места и хорошо спрятать.       Пока же она решила вернуться к чтению, чтобы хоть как-то скоротать время. Сев и раскрыв книгу на случайной странице, она продолжила чтение, но теперь сосредоточиться стало гораздо сложнее. К прочим голосам в голове прибавился её собственный, который говорил ей о том, что она что-то упускает, что-то важное и очевидное. Гермиона никак не могла ухватиться за эту мысль.       Страницы перед глазами заволокло туманом. Руки выпускали книгу. Веки налились свинцом. Последняя мысль должна была бы отрезвить, но прозвучала слишком поздно.       А думала она о том, что самая большая странность в том, что она не хочет выходить из библиотеки одна. Она хочет дождаться Малфоя. Она ждёт, когда придет её муж, чтобы забрать из этого места.       А после сон поглотил девушку. 10 января 1974 года       Нож не слушался в заледеневших пальцах, но Мэри продолжала старательно нарезать ингредиенты. Ей всегда казалось странным, что все лаборатории по приготовлению зелий находятся в холодных и мрачных местах. Этому не было логичного объяснения, ведь большинство ингредиентов не требуют особой температуры или определенного освещения, однако все зельевары стремятся разместить свои лаборатории либо в подвалах, либо на чердаках, где порой не менее холодно и сыро.       Её учитель, Эларик Патер, не был исключением из правил. Он вообще был традиционалистом и консерватором, но только не в том, что касалось его главной мечты, во многом определившей цель его жизни.       — Нарезай ломтики чуть тоньше, — услышала Мэри его голос из-за спины.       Нервно сглотнув, она проглотила едкое замечание и постаралась выполнить просьбу Эларика. Иногда учитель был слишком щепетилен. Нельзя сказать, что он был придирчив, скорее его можно было назвать заядлым перфекционистом. Он требовал блестящего выполнения любой, даже самой незначительной стадии работы, и конечно, это всегда имело свои плоды.       Сегодня Эларик был особенно требователен. В очередной раз он почувствовал, что цель близка, и навалился на работу с троекратной силой, однако такие припадки случались с ним довольно часто, и в последний момент всегда выплывали неучтённые факторы и работу приходилось начинать заново. Такие случаи приводили Эларика в состояние полного уныния.       Мэри поудобнее переложила нож в руке и постаралась выполнить указание, но скользкий и упрямый ингредиент не желал подчиняться и всячески выскальзывал из рук. Эларик наблюдал за происходящим с безмерным терпением, однако Мэри знала характер своего учителя и видела осуждение в его глазах, которое заставляло её испытывать стыд.       — Попробуй этот нож, — мастер протянул более тонкое лезвие и вернулся назад к дымящемуся котлу.       Молча забрав нож, Мэри опустила глаза к разделочной доске и почувствовала, как румянец стыда заливает щеки. Она старалась изо всех сил, но не могла быть идеальной. Никто не может. Но это не останавливало её, она искренне верила, что стоит стараться сильнее и тогда она непременно достигнет совершенства. Однако чем больше она старалась, тем дальше от неё отдалялся идеал.       Новый нож скользил по поверхности строптивого компонента гораздо легче предыдущего. Его лезвие мягко прорезало твердую кожуру и впивалось в сочную мякоть. Мэри поймала себя на мысли, что любуется этим процессом, что представляет, как под этим ножом истекает соком что-то одушевлённое, живое, способное чувствовать.       Резкий звук всплеска отвлёк от размышлений, которые в другой момент привели бы в ужас. Сейчас же всё её внимание были приковано к противоположному концу стола, за которым в облаках сизого искрящегося пара стоял Эларик. Его лицо было искажено гримасой боли, а часть зелья пурпурной массой растекалось по столу.       — Что произошло? — Мэри уже преодолела расстояние, разделяющее её от места происшествия.       — Не приближайся! — голос учителя звучал надрывно.       — С вами всё в порядке? — встревоженно спросила Мэри.       — Да, всё хорошо. Пожалуйста, уходи, — в сером мерцающем тумане Мэри увидела, как Эларик машет рукой, показывая, что ей нужно уйти.       — Но…       — Уходи! — э этот раз в голосе Эларика звучала не только боль, но и злость.       Мэри сделала ещё одну попытку приблизиться к своему наставнику, но он, словно желая укутаться в тумане зелья, отошёл вглубь комнаты. Теперь их вновь разделяла каменная столешница лабораторного стола.       — Я зайду к тебе позже, — хрипло отозвался Эларик из клуба зависшего в воздухе дыма, — обещаю. А сейчас уходи.       Мэри ещё секунду не решалась сдвинуться с места, борясь с желанием помочь, но затем рациональное мышление взяло верх и она, подчиняясь авторитету мастера и здоровому чувству самосохранения, покинула лабораторию.       Захлопнув за собой дверь, Мэри почувствовала, как першит в горле. Тяжёлый приступ кашля перешёл в дрожь по всему телу, а затем она заплакала. Ноги словно наполнились свинцом. Мэри прислонилась к двери спиной, слёзы превратились в тихие всхлипы. Они зашли слишком далеко, одержимость профессора убьёт его. Возможно, гораздо быстрее, чем он найдёт решение задачи. Возможно, прямо в эту секунду.